ИСКАТЕЛЬ 2014 Выпуск № 3
ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ!
С 1 апреля начинается подписная кампания на 2-е полугодие 2014 года. Журнал «Искатель» представлен в каталогах: «Пресса России» — 70424, «Почта России» — 10922, «Роспечать» — 79029
В следующем номере читайте повесть М. Федорова «Ментовка», отрывок из которой предлагаем вашему вниманию.
«— Как, бывшая невеста!.. Так это из-за вас он нарушал режим?
— А вам это в голову не приходило? Когда вы его по поездам с облавой… Да вы же его и довели до смерти. За что? — девушка заплакала.
— Первый раз слышу обо всем этом. Откуда же мы знали… Вы посмотрите, что у него в объяснениях написано, — Комлев открыл дело. — Рыбалка. Кино. Он же понимал, что такое административный надзор. За это срок наказания предусмотрен. Он же судимый.
— Он не хотел вам про меня рассказывать… Утаивал… Берег…
— Вот видите, а вам он про нас ничего не говорил. Что с зоны вернулся, вы хоть знали?
— Он меня любил, — пристально посмотрела она в глаза следователю. — А за что его судили?
— Была драка. Стал женщину на улице защищать. А он — каратист… На месте остался труп. В лагере разборки начались. Отсюда административный надзор. А почему он в поезде оказался?
— Я его уговаривала съездить в Троице-Сергиеву Лавру. И вдруг видим, милиция по вагонам идет. Он от них кинулся. А они ним… Ну, он и спрыгнул…
— Понятно, на ваших глазах…
Девушка опустила голову. Плечи ее часто вздрагивали.
— Ни какой облавы не было. Это случайность. Он сам себя загнал в ловушку. Ему надо было по-честному все рассказать о вас.
— Выходит, я виновата в его смерти?
— Но вы-то меня сейчас обвиняете, — сказал Комлев».
Людмила Малёваная В СУМЕРКАХ ВСЕ КОШКИ СЕРЫ
— Мерси! Мерси! Мерседес! Ну куда же ты, окаянная псина!
Длинное тельце таксы юрко сновало меж веток и подтаявших сугробов. Поводок раскручивался, как рулетка, и Мерседес быстро убегала от пожилого мужчины, волоча его за собой, при этом весело лаяла и считала беготню по парку игрой.
Иван Дмитриевич, так звали мужчину, утренний променад игрой не считал. Напротив, ему казалось очень несправедливым, что дочь навязала эту противную собаку. А ведь ноги уже совсем не те, не молод — седьмой десяток разменял, хотя выглядел довольно бодро. Куда уж бегать за собакой в утренних сумерках! Он бы ее отпустил ко всем чертям с поводка, и пусть бы бежала, но нельзя. Мерседес дорогу домой не найдет.
И снег снова выпал, зачем в марте-то? Почти весь стаял, а вчера дворник грязные кучи сгреб, и в сквере к вечеру запахло весной.
Такса вдруг остановилась, стала крутиться вокруг кустов, запутываясь в поводке, тихо поскуливая и роя носом снег.
— Ну что уже?.. Опять дрянь какую-то нашла?.. — проворчал Иван Дмитриевич и нехотя полез вытаскивать подвывающую таксу из сугроба. Поясницу снова прихватило, и он разразился негромкой матерной бранью.
Собака смотрела на Ивана Дмитриевича, который ругался, ломал хрупкие с зимы ветки и распутывал ремешок поводка. Он в очередной раз дернул собаку за ошейник, та уперлась лапами, и из рыхлого снега показалась посиневшая кисть руки. На безымянном пальце красовалось тонкое обручальное кольцо.
— Вот ведь… — сплюнул Иван Дмитриевич. — Выгулял собачку… Твою дивизию…
Через час кусты были обозначены сигнальной лентой, и вокруг суетились оперативники. На скамейке сидели Иван Дмитриевич и довольно крупный молодой человек в спортивной куртке и кепке.
— Иван Дмитриевич, чутье у вас на покойников, — улыбался молодой человек, закуривая. — Вот помню, лет десять назад, когда был еще только на стажировке, вы как раз по грибы ходили и тоже труп нашли.
— Да ну тебя! — махнул рукой Иван Дмитриевич. — Скажешь тоже, Саша. Да и не труп тогда был, а фрагменты тела. Но сейчас-то я не по грибы ходил.
— Собака ваша? — Саша наклонился к дрожащей всем телом таксе и почесал ей за ухом.
— Дочкина. Сама в командировку укатила, а меня присмотреть попросила. Результат ты знаешь.
— Нормально все, Иван Дмитриевич! — рассмеялся Саша. — Дочка ваша обрадуется такой находке — материал для газеты.
— Угу… Радости полные штаны… С каких это пор труп в кустах стал радостью считаться? — Иван Дмитриевич, кряхтя, поднял таксу на руки. — Я днем тебе, позвоню. Так что если есть вопросы, то всегда пожалуйста.
Он аккуратно обошел пока еще ничем не накрытое тело погибшей женщины. Даже на первый взгляд одежда на ней была не-дсшевой. Как она оказалась здесь, в районе, где вокруг на три квартала одни хрущевки, было непонятно.
Чай в чашке парил, пахло лимоном и медом. Иван Дмитриевич насыпал корм в собачью миску, свистнул собаке и присел за стол. В кармане зазвенел мобильник.
— Алло! Да, Саша, это я. Да, Иван Дмитриевич. Здоровались уже. Ты скажи мне, что там с покойницей? Ах, не ожила? Юморист, — Иван Дмитриевич хмыкнул, покряхтел и отпил еще горячий чай. — И как успехи? Приехать? Могу, конечно. Жди.
Иван Дмитриевич нажал отбой и довольно потер руки.
Противная собака категорически не хотела оставаться дома одна: сразу начинала выть, скрести входную дверь и лаять. Соседи выразительно дали понять, что терпеть шумное животное не хотят. Поэтому хоть и без особого удовольствия, но приходилось таскать ее с собой буквально везде.
— Тебя выгуляли, накормили! Ну что тебе, скотина, надо?! Собирайся, идем на променад.
Такса с готовностью приволокла поводок. Иван Дмитриевич быстро оделся, взял таксу под мышку и вышел из дому.
Иван Дмитриевич не любил морги. Несмотря на долгие годы службы в доблестной милиции, он так и не смог привыкнуть к трупному запаху, хуже которого был лишь запах формалина.
Иван Дмитриевич стоял, засунув руки в карманы брюк. Мерседес жалостливо и тихо подвывала, привязанная к ножке массивного стола.
— Тихо ты! — цыкнул он на собаку, но та завыла еще тоньше и протяжнее. Иван Дмитриевич махнул рукой и повернулся к мужчинам, что стояли возле трупа и переговаривались. — Саша, ну что там?
— Да ничего вроде… Только странно все. Лукич говорит, что покойница наша чуть ли не вчера посетила салон красоты. Свеженькое все: и маникюр с педикюром, и стрижка с покраской. Приготовилась и преставилась…
— Саша, а ее имя тебя не интересует? Или ты будешь только на голые телеса трупа любоваться? — съязвил Иван Дмитриевич.
— Интересует, — насупился Саша. — Потерпевшую зовут Кравцова Татьяна Васильевна, 1970 года рождения, замужем, детей нет. Паспорт при ней был. В сумочку обнаружили.
Иван Дмитриевич нахмурился и решил не особо наседать, чтобы домой не отправили, все-таки они на службе, а он так… Отдых на пенсии давно набил оскомину.
— А что муж?
— Должны были сообщить. Еще не докладывали. Муж у нее вроде бы не бедный человек.
— Саша! Я не к тому, чтоб лезть не в свое дело, но сообщать нужно было лично. — Иван Дмитриевич разволновался и теперь нервно чесал отросшую на подбородке щетину.
— Потому что муж — первый подозреваемый? — Саша насупился, скривив губы.
— Ты сам все знаешь, — хмыкнул Иван Дмитриевич, подошел к секционному столу и спросил у патологоанатома: — Позволите, я гляну?
У покойницы были вполне ухоженные, коротко подстриженные светлые волосы, аккуратно подщипанные брови и в целом ничего. Смутило только одно: вроде бы из обеспеченных, но тогда непонятно, почему лицо отечное, как у алкоголички? Словно бы дамочка любила выпить много и часто. Иван Дмитриевич наклонился, потер пальцем лицо покойницы, присмотрелся поближе и нахмурился: под толстым слоем тонального крема на коже оказались сосудистые звездочки. Сомнения вызывал легкий горьковатый запах миндаля, но для того и существуют анализы, чтоб их развеивать.
Вещи лежали здесь же, их не успели отнести в лабораторию, первичный осмотр ничего не давал: слишком уж в хорошем состоянии находилась одежда погибшей. Иван Дмитриевич приподнял за рукав пальто, потом тонкий свитер: все пропиталось влагой, а в остальном выглядело вполне сносно. В сумочке обнаружили паспорт, косметичку и мужской носовой платок.
— Чует мое сердце, что анализировать здесь нечего будет — все новехонькое. Ни пятна, ни дырки. Только носовой платок с истрепанным уголком — тоже мне аргумент, — пробубнил он под нос и ухватился за поясницу. Радикулит напомнил о себе в холодном помещении прозекторской, и Иван Дмитриевич согнулся над телом, не выпуская из одной руки свитер покойницы, а второй держась за поясницу.
— Если вы решили ее одеть, то рановато, — сказал патологоанатом совершенно серьезным тоном. — Я еще вскрытие не закончил. Вот заштопаю — и пожалуйста, прихорашивайте на здоровье. Можете и макияжик ей подправить.
Иван Дмитриевич тихо ругнулся на специфический юмор, медленно, не разгибаясь, отошел от секционного стола и страдальчески спросил у Саши:
— Что в паспорте у нее написано? Где живет?
— В сиротских домиках. Знаете тот новый коттеджный поселок, что на выезде из города? Шишкино называется. Вот там она и жила.
— Хорошее место. Сосновый бор, воздух чистый, — мечтательно произнес патологоанатом, раскладывая инструмент на столике. — Значит, легкие будут в порядке.
— Легкие будут в порядке, если она не курила, — заметил Иван Дмитриевич и спросил: — Но я так понимаю, что причину смерти еще не установили?
— Пока что не готов ответить. После вскрытия только. Предположительно — отравление, — сказал патологоанатом. — Внешних повреждений нет, поэтому будем искать внутренние.
— Саша, выйдем на улицу?
Иван Дмитриевич вышел на свежий после мертвецкой воздух, глубоко вдохнул и достал из кармана пачку сигарет.
— Иван Дмитриевич, а вы разве не бросили? — ехидно заметил Саша.
— Я с этой собакой скоро запью! — ответил он и оглянулся. — А где моя такса?
— Так ведь там осталась, в прозекторской. Вы ее к ножке стола привязывали, — сказал Саша. — Я сейчас схожу за ней. Курите.
Через минуту он вышел, недоуменно пожал плечами и сказал:
— А нету вашей таксы, Иван Дмитриевич. Убежала.
— Растудыт твою… — Иван Дмитриевич смачно выругался и сплюнул под ноги. — И что я теперь дочке скажу? Что потерял собаку в морге?! Заметь, Саша, пропала она здесь, недалеко от райотдела, значит, буду у вас частым гостем.
— Я разве против? — улыбнулся Саша. — Лучше скажите, что вы думаете об этом деле? Мне накануне Восьмого марта еще одного висяка не хочется. Может, подскажете что-то полезное.
— Отравили вашу дамочку, — сказал Иван Дмитриевич, потирая поясницу и глубоко затягиваясь сигаретой. Откашлялся и продолжил: — Смерть наступила несколько часов назад, точнее специалист скажет. Снег пошел часов в пять утра, я не спал, получается, что к тому времени труп уже лежал в кустах.
— С чего вы взяли, что ее отравили?
— А ты не видишь, что носогубный треугольник у нее синюшный? Трупные пятна красноватые. Желудок смотреть надо и кровь на анализ. Миндальный запах явственно слышен — или съела, или выпила что-то с ядом. — Иван Дмитриевич аккуратно и не спеша затушил окурок об урну. — Мне теперь скучно, Саша, времени вагон, так что я вполне могу тебе помочь. Если хочешь, могу соседей их опросить и прислугу, если она имеется.
Иван Дмитриевич трясся в троллейбусе, думая о потерянной собаке. Нужно было написать объявление и расклеить. Глядишь, вернут собачку. Дочка вечером позвонит, сюсюкать начнет: «Как там моя Мерседес, моя маленькая девочка…» Тьфу… Решив, что завтра же попросит Сашу, чтоб объявление написал и расклеил, Иван Дмитриевич стал обдумывать план действий. Его распирало ожидание расследования, выданный Сашей карт-бланш и гарантия поддержки в случае чего.
«Вот вам адрес. Здесь проживала наша покойница. Я тут записал ее фамилию, имя и прочее. В общем, Бог в помощь, Иван Дмитриевич», — Саша пожал руку и дал распечатанный лист. Буквы ближе к правому краю казались выцветшими и бледными, демонстрируя, что ничего не изменилось и райотдел по-прежнему плохо обеспечивают. Саша уже не казался тем несмышленым угловатым юношей, прячущим длинные руки в карманы. Это был уже состоявшийся следак — Александр Васильевич Тумаков, в звании капитана и с одутловатым от водки лицом. Худоба его никуда не делась, а только стал он больше напоминать жилистого и не особо церемонящегося волка, готового при необходимости рвать все, что сопротивляется.
Мысли тряслись вместе с троллейбусом, засыпая на остановках и просыпаясь каждый раз вместе с криком кондукторши, требующей оплаты. Не то чтобы Иван Дмитриевич согласился помочь в расследовании из доброго отношения к Саше, а скорее из любви к искусству, то бишь к сыску, как говорится, и от безделья. Ехать в Шишкино решено было завтра с утра.
Коттеджный поселок Шишкино располагался вдали от шоссе. Иван Дмитриевич вышел из маршрутки вместе со всеми пассажирами.
— Конечная! — проорал водитель. — Хватит спать! Выходите, вас уже буржуины заждались.
Водила оказался веселым и шумным, с таким можно и поговорить при случае, только нужно будет занять место рядом.
Морозный воздух ударил в нос запахом хвои. Сосновый бор стоял. величественный и тихий. Снежные сугробы сверкали белизной, поражая воображение городского жителя своею чистотой. За городом ничто не предвещало весны. Лес не спешил прощаться со снегом. И если в городе о зиме напоминали только грязные кучи, то здесь, в Шишкино, нетронутая чистота вызывала у городского жителя удивление. Несколько раз в день сюда ездила маршрутка, привозя и увозя персонал, работающий у хозяев пряничных домиков. Пряничными они показались Ивану Дмитриевичу потому, что очень уж напоминали чистенькие деревенские домики европейских городов.
В прошлом году дочка сделала подарок — купила путевку на автобусный тур по Европе, чем сначала очень огорчила Ивана Дмитриевича. Но потом оказалось, что в комфортабельном автобусе вполне можно ехать несколько часов кряду почти не беспокоясь о больной спине. К тому же за чешское пиво он простил дочь и даже готов был поехать в Европу на автобусе еще раз.
На въезде в поселок стоял пост — небольшой домик из красного кирпича с высоким крылечком и камерами видеонаблюдения.
На крылечке, удобно расположившись в креслах, сидели довольные жизнью охранники, совершенно не обращавшие внимания на тех, кто входил в ворота. Иван Дмитриевич подумал: «Наверное, внимание они обращают только на хорошие авто, а прочие для них пустое место. Значит, в этот поселок легко можно войти… Заходи, бери что хочешь… Хотя должен же у них быть список всех проживающих и работающих в поселке». Список был наверняка, но фамилию у Ивана Дмитриевича никто не спросил и даже не попытался его остановить.
Поскрипывая ботинками по тяжелому, влажному снегу, Иван Дмитриевич шел не спеша, успевая внимательно осматривать территорию. Адрес он запомнил: улица Лесная, дом четыре. Улица-то в поселке была одна, но очень кривая и ветвистая. Множество проулков, улочек и тупиков сбивали с толку и норовили завести в неизвестном направлении.
— Карту при въезде надо бы выдавать, — тихо возмущался Иван Дмитриевич. — Чисто лабиринт: зайдешь — не выйдешь. А ночью как? Это ж и спросить не у кого будет.
Навстречу торопливо шла немолодая женщина, выглядывая вперед. Она постоянно одергивала ворот тулупчика и тянула шею так, словно сможет увидеть кого-то за изгибом улицы. Пробурчав себе под нос, она направилась прямиком к Ивану Дмитриевичу. Шмыгнула носом и спросила:
— Прошу прощения, а вы не по объявлению часом? Не на должность садовника? Наш адрес — улица Лесная, дом шесть.
Голос у женщины оказался красивый и грудной. Иван Дмитриевич на секунду заслушался, потом сообразил, что это к нему, и быстро ответил:
— Именно к вам. Если не передумали еще.
Он постарался улыбнуться как можно доброжелательнее.
Женщина поправила шаль, улыбнулась в ответ и протянула руку:
— Варвара Геннадьевна я. Можно просто Варя. Вот просили встретить, а я к автобусу не успела, задержалась. Поваром у них работаю. Люди хорошие, деньгами не обижают. Каждого первого числа расчет дают. — Она немного помолчала, затем глянула на Ивана Дмитриевича и добавила: — А вы с виду мужчина серьезный, думаю, сработаемся.
— Иван Дмитриевич. Иван Дмитриевич Жиляев. Главное, чтоб я им подошел. Вдруг что-то особенное в обязанности входит.
— Ничего почти и не входит, — рассмеялась Варя. — Кусты да альпийский лужок стричь и за цветами присматривать. По первой вообще ничего делать не будете, потому что снег лежит. Инструмент наготовите да цветы только те, что в доме, поливать будете. У нас садовник и в доме за цветами ухаживает. По ним все расписано: по каким дням и каким удобрением. Не беспокойтесь, раньше мая работы не будет.
— Ну да, ну да… — Иван Дмитриевич покивал, потер поясницу, что только что болезненно стрельнула, и пошел следом за новой знакомой.
Все устроилось как нельзя лучше. Хозяевам милого пряничного домика под зеленой крышей Иван Дмитриевич понравился, денег предложили довольно прилично и даже комнату выделили. Маленькую, под самой крышей.
Иван Дмитриевич подумал, что он бы и без расследования не отказался от такого дохода. Жаль, что до жалованья вряд ли доработает.
Пообещал, что завтра приедет с вещами, осмотрелся и пошел в кухню обедать.
— Проходите, проходите, — улыбалась Варя. — У меня обед уже готов. Я вас сейчас накормлю — и поедете.
В кухне пахло щами, свежей сдобой и мясом, что томилось в духовке. От его запаха у Ивана Дмитриевича засосало в желудке, и он с готовностью уселся обедать.