Трифон Орентьевич прикинул - кто из знакомцев обитает за Матвеевским рынком. Очень его заинтересовала вся эта история с беглой кикиморой. То все в книжках про диковины вычитывал, а то - вон она, диковина, сама в гости пожаловала. И, потолковав еще с молодым домовым дедушкой Никифором Авдеевичем, обнаружил: знают они оба из тамошнего населения только сваху Неонилу Игнатьевну.
Женатому Никифору Авдеевичу сваха была уже не страшна. А вот Трифон Орентьевич призадумался - уж больно настырно она его домогалась, девку какую-то ему на шею пыталась навязать. А что за девка может жить за Матвеевским рынком? Безграмотная какая-нибудь, с кем разумного разговора не заведешь, а только приставить ее мертвую паутину обчищать и подгоревшие сковородки по ночам надраивать...
Однако любопытство оказалось сильнее неприязни к свахе и ее девке. Трифон Орентьевич собрался в дорогу.
Возня с книжками принесла ему ту пользу, что он немного освоил географию и выучился читать планы городов. У хозяев были хорошие автомобильные атласы, был и отдельный план, изданный для туристов и очень подробный. Трифон Орентьевич ночью расстелил его в кабинете, поползал по нему, сколько требовалось, и срисовал на бумажку маршрут до Матвеевского рынка. А на следующую ночь и отправился.
Домовые, как кошки, умеют перемещаться очень быстро, но на небольшое расстояние - дыхание у них короткое. Трифон Орентьевич был еще слишком молод, чтобы от быстрого шага за сердечко хвататься, но берег себя, двигался где - шажком, где - короткими перебежками. Рынок обошел чуть ли не за три версты - ходили слухи, что там обосновалась колония совсем уж одичавших безместных домовых, зовущих себя рыночными, и питаются они всякой дрянью, а говорят так, что не сразу и поймешь. Нравы, сказывали, у них мордобойные.
За рынком было уже попроще - начинались деревянные дома с печками, а там чуть ли не за каждой печкой свой брат домовой проживает. На первом же дворе Трифон Орентьевич переполошил сторожевого барбоса, вылез готовый к труду и обороне местный домовой дедушка, а дальше, слово за слово да от двора ко двору, к рассвету Трифон Орентьевич добрался до свахиной квартиры.
Неонила Игнатьевна обитала у доброй старушки. Старушка, впрочем, была убеждена, что подкармливает домового дедушку, а не домовиху-сваху. Правда, казалось ей странным, что не ведется никакой войны ни с тараканами, ни даже с пауками, о чем она особо просила, выставляя в особый уголок в чулане блюдечко с молоком. Откуда старушке было знать, что гонять тараканов мужское занятие! А пауков Неонила Игнатьевна откровенно побаивалась.
Жила эта наивная старушка на втором этаже, третьего не было, а только чердак. Оттуда можно было попасть в чулан - так Трифону Орентьевичу и растолковали. И он спокойно двигался по указанному маршруту, когда из-за чердачной рухляди услышал приятный голосок:
- Неонила Игнатьевна! А я тебя заждалась!
Он остановился.
- Я это, Малаша, не бойся! - продолжал голосок. - Что же ты? Разведала? Узнала?
Трифон Орентьевич чуть вслух не охнул - девку из-за Матвеевского рынка, которую ему сватали, тоже звали Маланьей!
- Что ж ты встала в пень, Неонила Игнатьевна? Я одна пришла, без мамки! Не бойся!
Трифон Орентьевич понял, что сваха чем-то против невестиных родителей согрешила.
- Кхм... - он насколько мог тоненько прокашлялся.
- Неонила Игнатьевна! - девка Маланья полезла из своей засады навстречу. - Просквозило тебя, что ли? Так сейчас пойдем к тебе в чуланчик, травками полечимся! И все мне расскажешь! Судьба мне или не судьба быть за Тришенькой?
Трифон Орентьевич понял - она! Она самая!
И ведь как ласково выговорила "Тришенька"!
Хотя до свадьбы таращиться на невесту не полагается, но, во-первых, еще неведомо, будет та свадьба или нет, а во-вторых, дело такое, что не до старинного вежества. И Трифон Орентьевич решительно шагнул навстречу девке.
- Ахти мне! - воскликнула Малаша. - Ты кто еще таков? Откуда взялся?
- К свахе по своему дельцу пришел, - честно отвечал Трифон Орентьевич. А свахи, как я погляжу, и нет.
- Вот и я ее жду. Она как к бабке Бахтеяровне убрела, так и пропала.
- А что за бабка Бахтеяровна? - очень удивленный странным восточным прозванием, полюбопытствовал Трифон Орентьевич, во все глаза пялясь на Малашу.
Девка была как раз такая, что хоть сию минуту женись. Росточком маленькая, ладненькая, кругленькая, с виду - настоящая домовитая домовиха, и глазки этак живенько поблескивают.
- А умная бабка. Она уж совсем ветхая, у правнуков на покое живет и по важным делам гадает, - объяснила Малаша.
- Откуда ж у нее отчество такое нездешнее?
- А кабы не сама себе придумала... Знаешь, молодец, коли гадалка Терентьевна или там Федотовна, то к ней уважение одно, а коли Бахтеяровна или еще вот Рудольфовна - то уважение совсем другое!
- Что, и Рудольфовна тоже есть?
- Есть, только далеко, она за банным замужем, а баня у нас через... через восемь кварталов наискосок!
Ишь ты, обрадовался Трифон Орентьевич, и счету обучена!
Они еще потолковали об отсутствующей свахе и вздумали, что с ней могла стрястись неведомая беда. Так что следовало обоим немедленно спешить к гадалке Бахтеяровне, а оттуда - по следу незадачливой свахи.
* * *
Бабка Бахтеяровна жилище имела в одном месте, в подполье хорошего дома, настоящего стародавнего сруба-пятистенка, а прием вела совсем в другом месте, в сарае при огороде. Правнук, молодой, но старательный домовой дедушка, очень не одобрял нашествия клиентов. А гадалкой бабка, судя по всему, была хорошей.
Едва увидев на пороге сарая парочку, она прищурилась и сходу заявила:
- Будет прок! Только рановато вы вместе-то ходите! Не положено!
- Какой прок, бабушка? - спросил Трифон Орентьевич и вдруг все понял. Малаша же сперва уставилась на бабку Бахтеяровну в полнейшем недоумении, а потом возмутилась.
- Потому и вместе, что мне этот молодец - никто! А жених мой - Трифон Орентьевич, что за Матвеевским рынком живет!
Жених чуть было не брякнул: "Да сама же ты, девка, живешь за Матвеевским рынком! "
Бабка Бахтеяровна посмотрела на него из-под ладошки.
- Про рынок не скажу, а прок вот с ним будет.
Малаша повернулась к своему спутнику.
- Пойдем, молодец, что-то нам бабушка не то говорит. Я ради тебя от своего жениха не отступлюсь, так и знай.
- Так вот он и есть, твой жених! - воскликнула бабка. - Ты спроси, как его звать-то! Да пусть не врет!
Малаша уставилась на незнакомца во все глаза. И вдруг сообразила!
Ахнув, она вылетела из сарая и опрометью понеслась по грядкам.
- А ты стой, как стоишь! - велела гадалка. - Нечего до свадьбы с невестой ходить. Неприлично!
- Я по другому дельцу, - сказал Трифон Орентьевич. - Сваха у нас пропала, Неонила Игнатьевна. Пошла к тебе, да и не вернулась.
- За сваху не беспокойся, оснований нет.
- Есть основания. У нас тут кикимора пропала...
- Кто пропал?!
- Кикимора, - тут Трифон Орентьевич понял, как нелепо прозвучали его совершенно правдивые слова.
- И у вас?!
- А что, еще у кого-то?! .
- Ну-ка, выкладывай все, как есть! - приказала бабка.
Трифон Орентьевич вкратце рассказал про переполох в своем доме, про домового-странника, который, возможно, на самом деле - перекинувшаяся кикимора, про безместного домового из-за Матвеевского рынка, которого он полагал сыскать с помощью свахи, и еще про то, что, коли кикимора увязалась за тем домовым и оказалась в здешних краях, то беспокойства от нее может быть много. Тут и выяснилось, что они имеют в виду одну и ту же кикимору.
Сам он не очень-то верил в эту загадочную особу, но кто ее разберет вдруг окажется, что она есть и шкодит на полную катушку? И, вопреки всем древним правилам, перекидывается домовым?
- Говоришь, ободранный весь, облезлый, морда жалобная, мослы торчат? вдруг принялась уточнять бабка Бахтеяровна.
- Как будто десять лет не ел, не пил, - подтвердил Трифон Орентьевич.
Бабка хмыкнула.
- Насчет свахи не бойся, я ее как раз за тем безместным домовым и послала, который с этой вашей кикиморой возился, - утешила она. - Им бы вдвоем прийти следовало, ну да ладно. Сдается мне, знаю я эту кикимору, ох, знаю, ох, знаю...
И замолчала. Крепко замолчала. Надолго. Трифон Орентьевич отродясь не видывал такого тяжкого, увесистого молчания. Он сперва ждал, чтобы старая домовиха еще чего-нибудь изрекла, а потом вдруг понял, что и дышать боится.
Тут на пороге сарая появились Неонила Игнатьевна с Аникеем Киприяновичем.
Увидев жениха, Неонила Игнатьевна, до смерти напуганная последними событиями, сперва глазам не поверила - она же шла к гадалке, чтобы просмотреть будущее с учетом появления кикиморы: сладится или не сладится эта свадьба? И сперва ей показалось, что бабка Бахтеяровна, слава о которой шла великая, колдовским путем перенесла сюда Трифона Орентьевича. Решив, что вот сейчас начнется разборка и выплывет правда о хождении в чужую квартиру, она метнулась было прочь, но Аникей Кипрриянович вовремя словил ее за шиворот.
- Умом тронулась, кума?!
- Сюда ступай, - велела гадалка. - Садись в угол, жди. А я с вами, молодцами, побеседую. Ты у нас - безместный Аникей Киприянович, что ли?
- Он самый.
- Место будет. И недели не пройдет, как будет. А теперь рассказывай, какие такие чудеса творила кикимора? Как именно отвод глаз делала? И каковыми побочными явлениями сие сопровождалось?
Трифон Орентьевич прямо в восторг пришел - до чего же складно гадалка выразилась! А безместный домовой уже в который раз принялся докладывать про опустевшую квартиру и опустевший магазинный склад.
- Довольно, - сказала бабка. - Погоди-ка...
Она полезла в свои колдовские припасы, вынула травку сушеную, побормотала над ней, искрошила ее в прах и упаковала в фунтик из газетной бумаги.
- Поджечь да покурить в том доме, где отвод глаз делался, - велела она. Более кикимора там носу не покажет. Неси скорее (это уже относилось отдельно к Трифону Орентьевичу) да при всем обществе курение произведи. Чтобы все видели и поняли - кикимора не вернется!
С тем оба домовых и были выставлены из сарая.
- Выходит, кикиморы все же есть? - удивленно спросил Трифон Орентьевич.
- Есть, выходит, коли от них курение помогает, - ответил Аникей Киприянович. - Пойдем, провожу. И до свадьбы тут носу не кажи. Бабы правы непорядок.
Трифон Орентьевич вспомнил тут, что ни на какую свадьбу согласия не давал, но возражать не стал. Но безместному домовому не следовало напоминать о брачных делах - тут же Трифон Орентьевич вспомнил, что за всей суетой так и не спросил безместного, какая нелегкая понесла его вместо со свахой в жениховский дом?
Сказать правду об этом деле Аникей Киприянович никак не мог - правда бы единым махом разрушила все это многострадальное сватовство! Впридачу подсовывание фальшивого местожительства испортило бы свахе репутацию навеки, да и тому, кто выдумал эту пакость, не поздоровилось бы, поэтому Аникей Киприянович забормотал несуразицу - он-де по объявлению, а сваха просто так следом увязалась.
Трифон Орентьевич не так давно сильно пострадал из-за вранья, чуть было родного дома навеки не лишился, и с того времени стал чуять вранье примерно так же, как пес чует след. Он, возмутившись, гаркнул на Аникея Карповича, тот сперва огрызнулся, а потом дал деру. Здешние места были ему родные - главное было успеть пересечь огород, а потом уж он успешно затярелся в закоулках. Трифон Орентьевич гнал его, гнал, упустил да и плюнул.
Не все ли равно? Врет, не врет - какая разница? Зато невеста хорошая оказалась, с правильным понятием о бабьей верности, и счету обучена.
Может, и не стоит больше гордость разводить, нос задирать, на свах фыркать?
* * *
Когда домовихи остались одни, сваха долго ждала, чтобы бабка Бахтеяровна умное словцо изронила. Но та опять замолчала.
Вдруг гадалка горестно вздохнула.
- Хоть тебе покаюсь... - пробормотала она.
- А что, бабушка, а что?
- Натворила я дел...
- С кикиморой?
- Какая кикимора?.. Нет никакой кикиморы...
- А кто же в жениховом доме шалил?
- То-то и оно...
Старая домовиха взяла горстку мелких камушков, раскинула на дощечке, получилось что-то нехорошее. Она смахнула камушки обратно в мешок из мышьей шкуры.
- Думаешь, почему я так зажилась? - спросила вдруг. - Вот уж и правнуков вынянчила, и скоро праправнука обещались мне принести?
- Здоровье у тебя такое оказалось, - предположила Неонила Игнатьевна.
- Ну, и здоровье тоже, я все то и дело поправляю. Средство у меня такое имеется. Поправим, что ли?
Средство оказалось ядреной настойкой, от которой во рту - огонь, а в башке - сперва блаженная пустота, потом мысли, похожие на разноцветный птичий пух.
Возможно, бабка Бахтеяровна просто хотела самом себе развязать наконец язык.
- И когда же это было? А, поди, при государе императоре... неожиданно сказала она. - Хозяева лошадей держали, хозяйский сынок в каваре... кавареле.. ка-ва-лер-гардах служил! Да ты пей, пей, оно не вредное. И посватали мне домового дедушку из хорошего, богатого дома. А я девкой была норовистая - нет и нет! Другой мне полюбился...
- Как это? Так не бывает, чтобы девке кто-то полюбился! - убежденно воскликнула уже пьяненькая сваха.
- Не галди! Бывает! И я к нему самовольно ушла.
- Ахти мне!
Действительно - дело было неслыханное, и для теперешнего шалопутного времени отчаянное, а при государе императоре - и вовсе невозможное.
- Вот те и ахти... Недолго я с ним прожила - он счастья своего не умел понять! - грозно произнесла бабка. - Другую ему сватать стали. Гляжу - он к свадьбе готовится! Три дня и три ночи ревела я не переставая - слышишь, девка? Теперь так уже не ревут!
Неонила Игнатьевна на "девку" не обиделась - понимала, что для бабки Бахтеяровны она еще - несмышленыш.
- И от этого рева в меня сила вошла...
- Какая сила, бабушка? - удивилась сваха.
- Сама не пойму. Я даже и не заметила, как это сделалось. Вот я его перед собой поставила и спрашиваю: ну, так с кем из нас жить будешь? Он жался, изворачивался, наконец брякнул: к той пойду! И я ему в ответ: пойдешь, да не дойдешь! Помяни мое слово!
- Ахти мне! - в который уже раз ужаснулась сваха.
- Кабы он мне не перечил - может, и обошлось бы. Так нет же! И чего такого сказал - не помню, только взбеленилась я до крайности! Ступай, кричу, и чтоб те пусто было, крысиный выкормыш, чтоб те было пусто! И кто слова-то подсказал - до сих пор не ведаю. Он и пошел...
- Куда, бабушка?
- А не ведаю. Знаю только, что до той невесты так и не дошел. Искали его, искали, да и бросили. Пропал. Я потом опомнилась, поумнела, скромненько жила, замуж меня взяли. Но только после того крику стала я гадать. И как-то на него камушки бросила. Знать хотела - жив или уж нет? А ему все дорога да дорога выпадает, идет он и идет, все никак до своей невесты не дойдет, поганец! И всюду ему - пусто...
- Вон оно что! - догадалась сваха. - Так погоди, бабушка! Неужто та пустота - заразная? Вот ведь и Аникею Киприяновичу она померещилась! И потом - магазинному...
- Выходит, заразная... - старая домовиха вздохнула. - Или же пустота в нем самом до того разрослась, что ее уже на все окрестности с лихвой
хватает... Столько по миру бездомно шастать - и впрямь пустой сделаешься, ну как пакет из-под картошки...
- Да-а... - пробормотала Неонила Игнатьевна, с трудом осознавая, какую горестную судьбу устроила своему изменщику бабка Бахтеяровна. - Это. значит, куда бы он ни сунулся - всюду ничего, окромя пустоты, не находит?
- Что сам в себе несет - то и вокруг находит. Это я уж потом поняла. А как теперь быть - ума не приложу! Освободить бы его пора - а как?
- Ну, скажи: чтоб те полно было! - предложила сваха.
- Пробовала. Не выходит.
- Может, сперва вдругорядь три дня и три ночи реветь надо?
- Может, и надо. Да только стара я стала и так, как тогда, реветь уж не умею.
- Крепко ты его припечатала! - с неожиданным для самой себя восхищением воскликнула сваха.
- Ага, крепко. Да и себя заодно. Чем дальше - тем хуже. И его я этим отчаянным словом по миру гоняю, и себя обременила...
- Тебе-то что? Детей родила, внуков вырастила, правнуков, вот полезным делом занимаешься, - стала разбираться сваха. - Все тебя уважают, подношения тащат.
- Дочку с зятем пережила, сына с невесткой пережила. Для домовихи что главное? Семья! А ведь я свою семью пережила...
И пригорюнилась бабка Бахтеяровна, повязанная чересчур сильным словом, не имеющим супротивного слова, и, глядя на нее, пригорюнилась сваха Неонила Игнатьевна.
А в щель между дверью и порогом уже блестели молодые глаза - это Малаша, уняв свой девичий испуг, принеслась выспрашивать о знатном женихе Трифоне Орентьевиче. И ей хотелось знать сию же минуту - понравилась она или не понравилась. Раз уж в этом сватовстве все не по правилам, не по прежнему разумному порядку, раз уж они до свадьбы встретились - то ведь очень важно понравиться. А то, глядишь, и никакой свадьбы не будет...
А коли свадьбы не будет - так будет рев в три ручья, и будут всякие злые и глупые слова, и много всяких неприятностей.
Довольно уже и того, что бредет не-разбери-поймешь куда позабывший свое имя дряхлый домовой, бредет от пустоты к пустоте и остановиться не может. Лишь изредка вспоминает - вроде бы к невесте шел. И тут же забывает обратно.
Рига 2003