— А не знаком ли вам мистер Генри Джонсон, уроженец тамошних мест?
— Почему вы спрашиваете? — выпалил Хирепат. — Что вы о нем слышали?
— Миссис Уоган упоминала его имя. Похоже, он знаком кое с кем из моих друзей.
— О, вполне возможно… — Хирепат поперхнулся. Откашлявшись, он продолжил. — Так вот. Мистер Гарри Джонсон — очень богатый человек. Возможно, у него больше рабов, чем у кого-либо другого в этом штате. Это видный республиканец, и многие из его друзей сейчас у власти. Сам он советник государственного секретаря и частенько навещает Бостон. Я слежу за ним, потому что этот тип знаком с Луизой Уоган. И признаюсь честно, сэр, — коммерсант понизил голос, — я питаю надежду, что он избавит меня от нее — это величайший потаскун на всем Юге. Но одновременно меня страшит, что эта женщина может увезти с собой и мою Кэролайн.
— У меня сложилось мнение, быть может, неосновательное, — заметил Стивен, — что миссис Уоган — довольно-таки отстраненная мама. Вероятно, это объясняется отсутствием той инстинктивной родительской любви, что так привязывает дикую медведицу или почтенную матрону к их хнычущему младенцу.
— Это кошка, бросающая котят! — вскричал мистер Хирепат.
Тут разговор прервался — хозяин, решительными ударами кочерги, принялся ворошить угли в камине.
— Доктор Мэтьюрин, — заговорил он наконец. — Некоторое время назад я упомянул про своих друзей. Ваша встреча с ними может быть весьма приятной, потому как эти джентльмены придерживаются схожего с моим образа мыслей. Завтра вас устроит? Нам хотелось бы как можно быстрее донести наши настроения и мысли до Галифакса. Причем посредством человека, имеющего настоящий вес и влияние. А вас, убежден, скоро обменяют. В наших руках сведения, не военного, а скорее политического свойства, которые могут иметь первостепенное значение в деле скорейшего окончания этой войны. Кое-кто из моих друзей числится среди крупнейших негоциантов Новой Англии, и эти люди играют важную роль в политической и коммерческой жизни. Все мы страдаем от войны. У меня, например, три корабля заперты здесь, в Бостоне, и еще два в Салеме. Но не думайте, сэр, что нами руководят чисто шкурные интересы. Мы заинтересованы в торговле, это верно, но наши мотивы простираются гораздо далее.
— Я в этом не сомневаюсь, сэр, — отозвался Стивен. — Однако, мистер Хирепат, вы ведь бывший лоялист, и ваши убеждения небезызвестны властям. Элементарное благоразумие подсказывает им установить за вашим домом наблюдение.
— Если власти намерены следить за всеми домами в Бостоне, где не поддерживают войну мистера Мэдисона, им потребуется полка два, не меньше.
— Но не во всяком из этих домов обитает столь значимая персона, владеющая пятью крупными судами. Буду счастлив познакомиться с вашими друзьями, но предпочел бы встретиться с ними в какой-нибудь неприметной таверне или кофейне.
— Думаю, вы перестраховываетесь, — сказал Хирепат. — Но возможно, вы правы, и так будет лучше. Я ценю вашу осторожность, доктор Мэтьюрин. Быть по сему.
Переходя от слов к делу, Хирепат, провожая Стивена, совершил крюк, во время которого они миновали гавань. Торговец показал гостью два из своих барков. Те стояли, пришвартованные к причалу, а их высоченные мачты уходили ввысь и ввысь, пока не таяли в тумане.
— Это «Арктур», — пояснил он. — Вмещает тысячу семьсот тонн груза. Второй — «Орион», чуть более полутора тысяч. Кабы не эта треклятая война, они бы уже миновали мыс Доброй Надежды и пришли в Кантон, и взяли бы курс домой через Восточную Азию и мыс Горн, везя три тысячи тонн шелка, чая и специй, а главное — фарфор. Но как ни люблю я джентльменов из королевского флота, я не могу позволить им заполучить столь ценные призы. И вот корабли торчат здесь, под присмотром всего пары сторожей.
— Джо! — окликнул Хирепат.
— Чего еще там? — отозвался Джо из тумана.
— За кранцами следи!
— А я не слежу что ли?
— Боже правый, — обратился Хирепат к Мэтьюрину. — Разговаривать так с хозяином! Притом кто — чернокожий! В старые времена о таком помыслить было невозможно. Этот чертов малый Джефферсон всю страну развратил своими демократическими веяниями!
Джефферсон, подвигнувший Джо на дерзость, царил в беседе всю дорогу до таверны — тихого, уютного местечка, излюбленного шкиперами, вполне пригодного для встречи. Дав Стивену хорошенько его запомнить, Хирепат провел доктора через череду улочек на холм.
— Вы хорошо знаете путь, — заметил Мэтьюрин.
— Еще бы я его не знал, — вздохнул торговец. — Моя сестра Патнем много лет находится на попечении доктора Чоута, и каждое новолуние я ее навещаю. Она оборотень.
— Оборотень… — пробормотал Стивен себе под нос, и шел, погрузившись в свои мысли, пока они не одолели лестницу, и в виду не показалось знакомое здание.
У ворот «Асклепии» они обменялись любезностями, и мистер Хирепат попросил передать лучшие свои пожелания капитану Обри, если таковые могут быть приняты, учитывая поведение непутевого сына, а также заверение в готовности оказать капитану любую посильную услугу.
— Мне очень хочется выразить свою благодарность, — сообщил коммерсант. — Хоть из Майкла вышло не то, на что я надеялся, все же это мой сын, и капитан Обри уберег его от смерти в пучине.
— Может, зайдете на пару минут? — спросил Стивен. — Капитан не достаточно поправился, чтобы выносить долгие визиты, но будет рад, уверен, видеть вас. Ему так нравится разговаривать о кораблях с теми, кто понимает в них толк, и вопреки упомянутым вами обстоятельствам, он прекрасно относится к вашему сыну.
Когда они вошли в комнату, капитан спал. Спал с выражением глубокого отчаяния на лице. Кожа его была бледной, нездоровой, а многолетний загар уступил место неприятной желтизне. Дыхание было затрудненным, с хрипом, совсем не понравившимся Стивену.
«Что тебе требуется, дружище, — сказал он сам себе, — это победа. Пусть самая маленькая, но победа на море. Иначе ты истерзаешь свое сердце и впадешь в ничтожество. Но отсутствием оной, остается железо и кора, кора и железо…».
— А, Стивен, ты вернулся, — воскликнул Джек, просыпаясь сразу же, как всегда.
— Именно. И привел с собой мистера Хирепата, отца моего помощника, того самого, который так хорошо проявил себя в час эпидемии. Мистер Хирепат сражался в прошлой войне за короля, он владелец нескольких замечательных кораблей, два из которых ты наверняка видел — их можно разглядеть через это окно.
— К вашим услугам, сэр, — обменялись представленные.
— Это те превосходные барки с нельсоновской шахматной клеткой и высокими брам-стеньгами, лучшие в гавани? — спросил Обри.
Мистер Хирепат выразил признательность за спасение сына, и завязался разговор про корабли. Хирепат совершил несколько плаваний, он любил море, и в гостях казался более любезным человеком, чем у себя дома. Беседа текла оживленно и свободно.
Расположившись у окна и вперив взгляд в туман, Стивен ушел в свои мысли. Меньше чем через сутки здесь будет Диана. Он представлял как она движется, пересекает комнату, гонит свою лошадь к барьеру, перелетает через него, гордо держа голову. Далекие часы отбили удар, потом еще несколько.
— Пора, джентльмены, — сказал Мэтьюрин.
— Отличный парень! — воскликнул Хирепат, когда Стивен провожал его вниз по лестнице. — Настоящий морской офицер времен моей молодости: ни холодности, ни гордыни, ничего, что свойственно армейским. И выдающийся боевой капитан! Отлично помню про его схватку с «Какафуэго»! О, если бы Майкл был похож на него…
— Славный человек! — заявил Джек. — От него мне стало лучше. Он знает свои корабли от штевня до штевня, и политические убеждения имеет правильные — ненавидит французов так же как и я. Мне бы хотелось увидеться с ним снова. И как только у него мог появиться такой сын?
— Твой собственный может обратиться в книжного червя или методистского священника, — возразил Стивен. — Это как вожжа попадет, ничего больше. Сам знаешь: человек способен отвести на водопой лошадь, но даже десять не заставят его думать. Но скажи мне, как ты себя чувствуешь и как провел вечер?
— Спасибо, отлично. Наблюдал за входом «Чезапика», одного из их тридцативосьмиорудийных фрегатов. Прекрасный корабль. Полагаю, где-то там, за бухтой, лег туман. Так или иначе, «американцу» удалось проскользнуть мимо нашей эскадры. Он встал за «Президентом», у артиллерийского складского причала. Увидишь его, когда рассветет.
Пока Стивен щупал ему пульс, капитан продолжал рассказывать про «Чезапик» и другие фрегаты.
— Кстати, я сделал блестящее открытие, — заявил он вдруг. — Думаю, те парни и Военно-морского департамента напали на ложный след. Я порылся в документах и выяснил, что в то время, когда я вроде как обстреливал их бриг «Элис Б. Соейр», «Леопард» несся со скоростью двенадцати или тринадцати миль в час, преследуемый «голландцем». Так что он просто физически не мог находиться в другом месте. Мне сделалось как-то легче на душе.
— Слава Богу, — промолвил Стивен. И, повинуясь одной из редчайших вспышек откровенности, продолжил. — Хотел бы я сказать то же самое. В скором времени в Бостон приедет Диана, и я не знаю, какой курс избрать: то ли навязать ей свое общество, быть может, нежеланное, несвоевременное, или изобразить ледяное безразличие и предоставить ей сделать первый шаг. При условии, конечно, что она предпримет этот шаг, да и вообще знает о моем здесь присутствии.
— Господи, Стивен! — вскричал Джек, но осекся. Собравшись с мыслями, он сел и взял с прикроватного столика письмо. — Помяни черта. Тут для тебя записка, возможно, от нее. Про наш плен сообщали в газетах.
Капитан помедлил немного, потом добавил:
— Хотя не стоило мне говорить про черта. Диана повела себя очень любезно — написала Софи, что мы живы, и я всегда буду благодарен ей.
Записка была не от Дианы. Луиза Уоган просила уважаемого доктора Мэтьюрина заглянуть к ней. Она всегда бывает дома одна после десяти утра, и у нее есть важный разговор. Но прежде чем Стивен успел прокомментировать послание, доктор Чоут и пациенты, располагавшиеся всего в двух комнатах далее, разразились первыми торжественными тактами квинтета до-мажор Клементи. Музыканты играли с такой неустанной виртуозностью и радостью, что зрители замерли в молчании вплоть до мрачного и разочаровывающего финала.
Миссис Уоган была одна, как и обещала, потому что ей не приходилось брать в расчет присутствие рабов, а Майкл отправился с Кэролайн в гости к дедушке. Луиза довольно тщательно принарядилась для встречи, и Стивен заметил изумрудное ожерелье, неожиданно крупное и красивое.
Разговор вышел долгим, и со стороны Луизы Уоган на удивление откровенным. Она напомнила Мэтьюрину о зарождении их дружбы, о его отчаянии при мысли о войне между Англией и Соединенными Штатами, о беспокойстве за судьбу Ирландии, Каталонии, Греции и любой другой страны, где попирается свобода, об осуждении им насильственной вербовки американских моряков в английский флот, о добром отношении к китобоям-янки на острове Отчаяния. Последние, по ее словам, очень привязались к доктору. Дальше Луиза затронула известные Стивену факты, что она училась во Франции и долго жила в Европе, свела знакомство с очень интересными и влиятельными людьми в Париже и в Лондоне, в результате чего получила возможность давать советы определенным американским представителям в этих столицах. Она владела языками, знанием места, связями, представлявшими для этих лиц ценность. Они консультировались с ней и даже поручали конфиденциальные миссии. Целью этих лиц неизменно являлось поддержание мира и свобода родной страны.
Именно во время одной из таких миссий она и стала жертвой английского закона — ее сослали в Ботани-Бей. Англичане хотели ее повесить, но по счастью, нашелся друг, который спас ее шею. Ботани-Бей — чудовищно дикое наказание за настоящий, собственно говоря, пустяк, но Луизе хотя бы казалось, что она избавилась от этих настырных британских секретных агентов. Не тут-то было: их ненависть последовала за ней на борт «Леопарда». Помнит Стивен некие бумаги на французском, что были обнаружены в вещах покойного офицера, и которые капитан поручил Майклу Хирепату скопировать? Стивену припоминалось нечто подобное, но очень смутно.
— Совершенно неудивительно! — заявила она со снисходительной улыбкой. — Вы были так заняты со своими буревестниками. — Потом лицо ее омрачилось. — То была полная фальшивка. У меня есть очень даже весомое подозрение, кто сфабриковал эти документы, при помощи людей из Лондона. В сердце своем я убеждена, что он и сам один из них, хотя в свое время, при его открытых и несколько неотесанных манерах морского волка, мне это даже в голову не приходило. Большинство из этих парней масоны, знаете ли. Короче, моим прямым долгом являлось раздобыть копию, что я и сделала. И когда я отчалила на китобойце, бумаги покоились у меня на груди, и я была так горда и счастлива.
Она засмеялась, сначала тихо, потом все громче и громче — так смешно ей было представлять себя, по-дурацки счастливую и гордую от обладания ядовитыми документами. Заглянула Салли, ухмыльнулась и ретировалась. Стивен разглядывал миссис Уоган и ее вздымающуюся грудь. Из этой женщины получился никчемный тайный агент, но он восхищался ее смелостью и отвагой, ценил острое, такое редкое чувство юмора. Он питал искреннее уважение к ней, а в данный момент еще и плотское стремление к ее телу. Долгое, очень долгое воздержание последнего вояжа довлело над ним, его особенно будоражили ее аромат, ее податливая округлость, эта близость на мелкой, но такой удобной софе. Но что-то подсказывало ему, что сейчас не время, что если раньше ему грозил не слишком строгий отпор, то теперь этот риск присутствует. Мэтьюрин не двигался и не говорил.
— Но смеха мало, — произнесла наконец Луиза. — Когда я вернулась в Штаты с бумагами, все так обрадовались. Удивились и обрадовались. Но потом стали происходить ужасные вещи. Мне не все известно, но Чарльза Поула повесили, а Гарри Джонсон почти лишился места. Он всей душой ненавидит капитана Обри и «Леопард».
— Это тот мистер Джонсон, который знаком с Дианой Вильерс и который скоро приезжает?
— Да. Они всегда снимают первый этаж в гостинице Франшона. Его как раз сейчас освобождают для них. Такая remue-ménage.[33] Я так жду вашей с ним встречи. Уверена, что Гарри Джонсону потребуется ваш совет. Ему понравится такой консультант. Когда мы расставались и вы дали мне те замечательные меха, я уже совсем готова была рассказать вам про него. Мне стоило это сделать.
— Буду рад познакомиться с мистером Джонсоном, — сказал Стивен.
— Я устрою вашу встречу завтра.
Улизнув из гнездышка миссис Уоган, Стивен вышел на улицу, полную горожан в теплых пальто и меховых шапках, жующих табак. Однако среди них нашелся средних лет человек в плаще из овчины и широкополой шляпе, который не работал челюстями. Расчетливо маневрируя между ручьями, обладатель шляпы выслушал просьбу Стивена пояснить, где находится гостиница Франшона.
— Пойдем со мной, друг, и я покажу тебе, — сказал американец. — Ты, похоже, не обращаешь внимания на холод?
— Но это не значит, что я нечувствителен к нему, — ответил Мэтьюрин. — Совсем недавно прибыл из теплого климата.
— Здесь, — произнес американец, останавливаясь напротив большого белого здания с выходящими на фасад балконами. — Вот дом Блудницы Вавилонской. Ты не уже не так юн и не так глуп, чтобы входить в него. Но если ты должен, друг, то следи за своим кошельком.
— Тот, кто простерт, упасть не может, — ответил Стивен. — Тот, кто согбен, лишен гордыни. Кошель мой пуст, и никто меня не обворует.
— Ты говоришь честно, друг? — спросил американец, пристально глядя на него.
Доктор кивнул. Но потом, заметив, что собеседник полез в карман, воскликнул:
— Нет-нет! У меня достаточно денег осталось дома! Спасибо, сэр, что показали мне дорогу, и за ваши, уверен, добрые побуждения.
Расставшись с американцем, Стивен несколько секунд стоял неподвижно. Принимая во внимания обстоятельства, «дом Блудницы» выглядел очень недурно. Уютное местечко, без сомнения, хотя и слишком роскошное на его вкус. И разряда таких, где он мог бы отобедать по приглашению богатых друзей, но не в одиночестве. Первый этаж и впрямь был перевернут с ног на голову: предметы обстановки, ковры и шкуры, передвигаемые из комнаты в комнату, виднелись на длинном балконе. Судя по темпераментным возгласам, которыми сопровождалась деятельность, отелем управляли французы. Превосходные яства и вина, скорее всего. Для тех, кто в состоянии заплатить. Идеально подходит для Дианы. Тут на крыльце появился Понте-Кане. Француз постоял на тротуаре, потом окликнул человека на одном из балконов верхнего этажа.
— Янки Дудль! — вскричал он и громко расхохотался. — Янки Дудль! Souviens-toi?[34]
Стивен смешался с толпой и поспешил на встречу в припортовой таверне. Как он и предполагал, на этой стадии его не ожидало ничего кроме осторожности, ни к чему не обязывающих заверений и яростного недовольства мистером Мэдисоном. Единственную ценную информацию он почерпнул, узнав, что «Констеллейшн», тридцативосьмипушечный фрегат водоизмещением в 1265 тонн, будучи построен в Балтиморе, обошелся казне в триста четырнадцать тысяч двести двенадцать долларов, тогда как «Чезапик», тоже тридцать восемь орудий, но спущенный на воду в Норфолке, стоил всего двести двадцать тысяч шестьсот семьдесят семь долларов.
— Шестьдесят одна тысяча двести девяносто девять фунтов и два шиллинга, — заявил мистер Хирепат, сверяясь с записной книжкой. — И куча растраченных государственных денег.
Со своей стороны Стивен держался уклончиво — кто скажет, нет ли между этими торговцами личной вражды, не говоря уж агентов-провокаторов?