Маргарет, Макколлом и Деккер поднялись, чтобы пожать руки своим героям. «Когда я к ним подошел, — вспоминал Рамирес, — Маргарет плакала. Она обняла меня, а я улыбнулся». А вот как Маргарет описала эту сцену в своем дневнике:
«Когда я увидела, как они появляются из джунглей, то не могла больше сдерживать слез. Они потекли против моей воли — по обожженной и здоровой щекам. Прямо к нам, слегка прихрамывая, шел капрал Рамми Рамирес. Я знала, что у Рамми золотое сердце. Хотя он и хромал, на лице его играла широкая дружеская улыбка. А золотые передние зубы сверкали на солнце! Рамми мог поднять настроение любому — вернее тысячедолларовой банкноты. Я почувствовала себя лучше от одного лишь его вида. За Рамми спешил сержант Бен Булатао. Когда они принялись за свое дело, мы поняли, что это самые добрые и внимательные люди на земле… Хочу сказать, что если есть место, где рождаются лучшие в мире люди, то это Филиппины. Если когда-нибудь им или их островам понадобится помощь, то достаточно будет послать мне — телеграмму — и я тут же брошусь к ним».
Рамми отправился в джунгли, разыскивать сброшенный груз. Щиколотка у него все еще болела, и он «прыгал, как жизнерадостный воробей». Он разложил костер, вытащил из земли и положил запекаться десяток сладких картофелин, вскипятил воду. В котелок он раскрошил несколько шоколадок и приготовил горячий шоколад. Маргарет, Макколлом и Деккер впервые за неделю выпили горячего.
«Это было божественно, — вспоминала Маргарет. — Первые чашки мы выпили так, словно неделю не брали в рот воды. И тут же потянулись за добавкой».
На следующее утро Рамми и Док приготовили своим подопечным горячий кофе и поджаренный бекон.
На сладкий картофель Маргарет, Макколлом и Деккер набросились с тем же волчьим аппетитом, что очень удивило Рамми и Дока — ведь эти овощи были у них буквально под ногами, «Я ПОНЯЛ, ЧТО ОНИ — НАСТОЯЩИЕ ГОРОЖАНЕ. ОНИ ПРОСТО НЕ ЗНАЛИ, КАК ВЫГЛЯДИТ СЛАДКИЙ КАРТОФЕЛЬ В ПРИРОДЕ». Лечение медики начали с Деккера. Они промыли его раны и ожоги перекисью водорода и присыпали сульфаниламидом. Рана на голове была слишком широкой, чтобы ее зашивать. Док Булатао осторожно массировал кожу вокруг раны, чтобы края ее сблизились. Рамми ему помогал. После этого рану удалось зашить. Затем Рамми обработал сломанный локоть Деккера. Из древесной коры он приготовил шину, с помощью которой зафиксировал сломанную руку. Медики решили не выправлять перелом, поскольку без рентгена могли причинить пациенту больше вреда, чем пользы.
Сержант Кен Деккер в походном туалете в джунглях (фотография любезно предоставлена С. Эрлом Уолтером-младшим).
После этого медики переключились на Маргарет. Два часа они обрабатывали ее ноги. Повязки, наложенные Макколломом, намертво прилипли к ранам. Док Булатао понимал, что снимать их будет очень тяжело и мучительно.
«Он старался снять повязки, не причиняя мне лишней боли, — записала в дневнике Маргарет. — В процессе он страдал так же, как и я. „Видели бы вы, как это делал я!“ — подбадривал медиков Макколлом. „Но я боюсь, что ей будет больно!“ — отвечал Док».
Больше всего Маргарет боялась потерять ноги.
— Если я вернусь на базу, — сказала она Булатао, — то военные врачи просто сорвут эти повязки и начнут скрести мои ноги щеткой. Так что смелее, Док!
Булатао последовал ее совету. «Лишь спустя много времени он рассказал мне, насколько шокировал его мой вид, — написала в дневнике Маргарет. — Я превратилась в ходячий скелет. Сомневаюсь, что в те дни весила больше девяноста фунтов».
Булатао знал, что быстро вылечить гангрену у Маргарет или Деккера им не удастся. Борьба предстояла долгая и нелегкая. Им с Рамми нужно было срезать отмершую кожу, промывать раны перекисью водорода, наносить мазь и перевязывать своих пациентов. Такая процедура повторялась ежедневно. Если лечение начать вовремя, то гангрена остановится и начнется исцеление. Если же медики опоздали бы, то потребовались бы более жесткие меры — возможно, даже ампутация.
«Док прекрасно понимал мои страхи, — писала Маргарет. — Перевязывая мои чудовищные раны, он улыбнулся и сказал: „Через три месяца будешь бегать!“ Но я знала, что он в этом не уверен. Еще меньше уверена в этом была я».
17. ДЕМОНСТРАЦИЯ СИЛЫ
КОГДА МАРГАРЕТ ХАСТИНГС СТРАДАЛА от мучительной боли в горных джунглях, Эрл Уолтер наконец-то получил возможность послужить своей стране. Конечно, это не были боевые действия или партизанская война на Филиппинах, но цель его была высока и благородна: ему предстояло спасти своих товарищей в Шангри-Ла.
Полковник Элсмор и другие руководители спасательной операции по-прежнему не знали, как вывезти людей из Шангри-Ла. Но то, что солдат нужно было туда забросить, ясно было всем. Командование решило, что Уолтер и пять десантников устроят базовый лагерь в главной долине, через джунгли доберутся до лагеря выживших, заберут их и медиков и вернутся в базовый лагерь, откуда их вывезут или где они получат дополнительные инструкции. Пока Уолтер с группой десантников пробираются к лагерю на прогалине, оставшиеся десантники будут охранять лагерь и строить взлетную полосу — вырубать кустарник и деревья, готовить почву, убирать препятствия.
Идея построить взлетную полосу появилась, когда другие варианты спасения отпали. Использовать вертолеты было нельзя — они просто не смогли бы перелететь через горы. Команда Элсмора отказалась от идеи использования гидроплана. Это решение было ошибочным: они не знали, что Ричард Арчболд уже садился на озеро близ долины семь лет назад. Последние планы заключались в том, чтобы экспедиция прошла сто пятьдесят миль до Голландии или хотя бы около пятидесяти миль до реки, по которой мог бы подняться военный корабль. Из полудюжины оставшихся вариантов один был фантастичнее другого. Предлагали посадить в долине транспортный самолет — вариант весьма сомнительный, принимая во внимание условия. Столь же нереальной была идея использовать безмоторные планеры, загрузить их пассажирами, а потом вывести в небо с помощью самолетов, летящих на малой высоте.
Планы строились и менялись. Но все же в воскресенье 20 мая в десять утра Уолтер со своей группой, нагруженные парашютами, вооружением, амуницией и разнообразными припасами, поднялись на борт транспортного самолета «Си-47» на аэродроме Сентани. Им предстояло вылететь в Шангри-Ла.
Уолтер попросил пилота, полковника Эдварда Т. Импарато, вести самолет на максимально малой высоте — в нескольких сотнях футов над землей. Уолтеру предстояло выполнить сорок девятый прыжок. Он не хотел, чтобы меняющий направление ветер превратил их парашюты в воздушные змеи и разнес десантников в разные стороны. Он надеялся также, что прыжок с малой высоты не заметят туземцы. Если бы парашютисты долго провисели в небе, их заметили бы все островитяне на несколько миль в округе.
Для высадки Уолтер и Импарато выбрали участок, на котором не было хижин и полей сладкого картофеля. Относительно плоская полоска земли находилась прямо у скал. На ней росло всего несколько деревьев и кустарников. Остальная поверхность была покрыта зарослями травы кунаи. Около полудня самолет Импарато снизился до 350 футов. Парашютисты посыпались из самолета, как костяшки домино. Все парашюты раскрылись, и девять десантников приземлились в долине без проблем.
Они расположились так, как планировали еще на базе — достаточно близко друг к другу, но не рядом. Уолтер слышал радиопереговоры с выжившими во время катастрофы и знал, что местные туземцы настроены вполне дружелюбно. Но место приземления его группы находилось в пятнадцати-двадцати воздушных милях от места катастрофы. Туземцы Шангри-Ла принадлежали к другому племени и вполне могли быть настроенными враждебно.
«Когда мы приземлились, — вспоминал Уолтер, — то сразу рассредоточились. Мы находились близко друг от друга, но не вместе, чтобы нас нельзя было поразить всех сразу».
Впрочем, надежда на то, что высадка может пройти незамеченной, оказалась напрасной. ЕЩЕ ДО ТОГО, КАК ДЕСАНТНИКИ ДОСТИГЛИ ЗЕМЛИ, СО ВСЕХ СТОРОН К МЕСТУ ПРИЗЕМЛЕНИЯ ХЛЫНУЛИ ТУЗЕМЦЫ, ВООРУЖЕННЫЕ ЛУКАМИ И КОПЬЯМИ. Уолтер вспоминает, что их группу окружило не меньше двухсот первобытных воинов. Старшему сержанту Сантьяго «Сэнди» Абренике показалось, что их было человек триста.
Уолтер напрягся и схватился за карабин. В другой руке он держал пистолет — подарок отца. Он чувствовал, что аборигены настроены враждебно, но не спешат нападать. Уолтер скомандовал своим людям быть начеку, но без команды огонь не открывать.
— Ради всего святого, — крикнул Уолтер, — не держите палец на спусковом крючке! Не вздумайте стрелять лишь для того, чтобы напугать! Если мы кого-нибудь раним или убьем, у нас возникнут проблемы!
— Ради всего святого, — крикнул Уолтер, — не держите палец на спусковом крючке! Не вздумайте стрелять лишь для того, чтобы напугать! Если мы кого-нибудь раним или убьем, у нас возникнут проблемы!
Абренике не понравился боевой клич туземцев — «устрашающий, необычный звук, напоминающий крик австралийской птицы кукабарры». Сержанту показалось, что этот звук издают трущиеся друг о друга копья, но на самом деле это был настоящий боевой клич.
Хотя туземцев было раз в двадцать больше, Уолтер считал, что боевая мощь позволит десантникам сохранить контроль над ситуацией. «Конечно, у нас было достаточно оружия, — вспоминал он. — Разумеется, это были не пушки и не минометы, но мы были вооружены автоматами, полуавтоматическим оружием и собственными карабинами».
«Нас оснастили для боевого задания, — вспоминал Абреника. — Поэтому мы быстро возвели баррикаду и расположились за ней с автоматами наготове. Нам казалось, что дорогу придется прокладывать с боем».
В центре Шангри-Ла впервые столкнулись первобытные воины и солдаты современного мира.
УОЛТЕР И ЕГО ГРУППА высадились в северо-западной части долины. Туземцы называли это место Воси. Американцы находились в той части Воси, которую называли Абумпук, возле деревни Колоима. Хижин поблизости видно не было — парашютисты специально выбирали нейтральную территорию. Они очутились на поле битвы, которое разделяло две враждующие группы племени дани — клан Лого-Мабель и клан Курелу.
В этой части Шангри-Ла проживало племя дани, совершенно не похожее на племя яли, рядом с которым оказались американцы, выжившие в авиакатастрофе. Здешние туземцы не видели крушения «Гремлин Спешиэл» и ничего об этом не знали. Любое событие, которое произошло в двадцати милях от их деревни, для них попросту не существовало. С тем же успехом оно могло произойти в Китае. Конечно, если туземцы вообще догадывались о существовании Китая.
Как и яли, дани уже привыкли видеть самолеты и даже придумали для них особое слово — «анекуку». Но они не сумели связать этих шумных птиц, пролетавших над их долиной, с девятью странного вида чужаками, возникшими на их поле для боя. Как и жители Увамбо, они решили, что чужаки — это живое воплощение древней легенды.
«Когда мы их увидели, то подумали, что они спустились по лиане с неба», — вспоминал Лисаниак Мабель, который в детстве был очевидцем высадки десанта.
Хотя некоторые туземцы приняли десантников за духов, другие решили, что перед ними воины, выжившие в смертельной битве. В знак траура племя дани покрывало плечи или все тело глиной светлого цвета. Издалека они вполне могли принять форму цвета хаки за светлую глину.
Мужчины и мальчики, окружившие десантников, принадлежали к клану Лого-Мабель. Их вождь одержал немало побед и имел солидную коллекцию «мертвых птиц», забранных у поверженных врагов. Он был дани, но имя его было Яли, и принадлежал он к клану Лого.
Изучая Уолтера и других десантников, Яли Лого и его люди убедились в одном: чужаки не принадлежали к клану Курелу. А следовательно, убивать их немедленно необходимости не было.
УОЛТЕР ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЛ, о чем думали вооруженные копьями и луками туземцы, окружившие его людей. Но в их взглядах он чувствовал скорее любопытство, чем агрессию. Туземцы не пытались поразить их копьями или стрелами. Солдаты тоже не стреляли. Сцена первого контакта, достойная этнографического музея, продолжалась три часа.
Накануне выброски Уолтеру и его людям рассказали, что у туземцев Новой Гвинеи есть универсальный жест дружелюбия — нужно помахать листьями над головой.
«Я целый час размахивал этими чертовыми листьями, — досадовал Уолтер. — Когда же никакой реакции не последовало, я понял, каким идиотом выставил себя. И тогда я бросил это занятие».
Наконец, обе стороны расслабились и опустили оружие. Парашютисты развели костер и собрались вокруг него. То же самое неподалеку сделали туземцы.
«Когда мы познакомились, то они сразу же поняли, что нас нечего опасаться, — вспоминал Уолтер. — А мы поняли, что можем не бояться их, потому что они явно не были каннибалами — по крайней мере, по отношению к нам: они поедали только представителей других племен».
Эрл Уолтер говорит по рации с транспортным самолетом после заброски в долину (фотография любезно предоставлена С. Эрлом Уолтером-младшим).
В дневнике Уолтер описал впечатления первой ночи: «На туземцах не было ничего, кроме полых гульфиков на пенисах. Они перевязывают яички нитью и подвешивают гульфики к другой нити, обвязанной вокруг пояса. Выглядят туземцы очень здоровыми, у них прекрасные зубы, а вот ступни изуродованы из-за того, что они постоянно ходят босиком. У некоторых длинные, кучерявые волосы — они напоминают французских пуделей. У других волосы короткие. Тела у них вполне пропорциональны. Судя по всему, у каждой семьи есть свои отметины на телах и свои прически. Некоторые туземцы имеют „собачьи“ черты лица, другие выглядят вполне по-человечески. Есть и такие, чьи тонкие черты лица напоминают европейские. Судя по всему, мы — первые чужаки в этой долине». Уолтер заметил, что тела туземцев блестят от свиного жира и пота, и сделал вывод, что они «никогда не моются».
Когда туземцы и чужаки освоились друг с другом, туземцы, в свою очередь, стали рассматривать американцев. Уолтер запомнил, как их осматривали мужчины и мальчики из клана Лого-Мабель — классический пример различий между двумя культурами: подойдя вплотную, туземцы начали осторожно поглаживать американцев по рукам, ногам, спинам и груди: «Они буквально обнимали нас. Это выводило из себя моих солдат, не понимающих, что происходит». Поглаживая десантников, туземцы что-то бормотали себе под нос. УОЛТЕР И ЕГО ДЕСАНТНИКИ РЕШИЛИ, ЧТО ТУЗЕМЦЫ ОШИБОЧНО ПРИНЯЛИ ИХ ЗА ЖЕНЩИН. А ЧТО ЕЩЕ МОГЛИ ПОДУМАТЬ БЕЛЫЕ МУЖЧИНЫ, КОГДА АБСОЛЮТНО ОБНАЖЕННЫЕ ДИКАРИ НАЧАЛИ ИХ ГЛАДИТЬ И ОБНИМАТЬ? Процесс ощупывания продолжался какое-то время, пока десантникам это не надоело. Уолтер, который был значительно выше не только туземцев, но и собственных солдат, постарался максимально доступно показать, что они — мужчины. Это не помогло. Поглаживание продолжалось. В какой-то момент Уолтеру уже померещилось, что туземцы решили «заняться с ними любовью».
Поскольку туземцы явно не собирались прекращать «рукоблудие», Уолтер применил нетрадиционную стратегию, о которой не говорилось ни в одном учебнике по военному делу. Сначала он расстегнул ремень и спустил брюки, чтобы показать, что ему тоже есть на что надеть гульфик, если он этого захочет. Несколько раз продемонстрировав свое «снаряжение», Уолтер понял, что его прием не помог. Тогда он велел своим людям последовать его примеру — самая необычная демонстрация силы в годы Второй мировой войны.
— Снимите брюки, черт бы их побрал! — приказал Уолтер. — Покажем им, что мы — мужчины, а не женщины. Я уже устал от этого безобразия!
Капитан снял рубашку, брюки и белье. Десантники последовали его примеру. Несколько часов они ходили совершенно обнаженными среди туземцев, на которых хотя бы были гульфики.
— В первый раз мне пришлось доказывать, что я — мужчина, — вздохнул Уолтер.
Использовав тяжелую артиллерию, Уолтер достал бумажник и продемонстрировал туземцам фотографию своей жены. «Они рассматривали фотографию с большим интересом».
В конце концов, длительная демонстрация мужественности возымела действие. Туземцы больше не пытались «заняться любовью» с десантниками.
НА САМОМ ДЕЛЕ, ТУЗЕМЦЫ из племени дани вовсе не заблуждались насчет пола чужаков. Единственное, что поставило в тупик, это то, что они неожиданно разделись.
Когда мужчины клана Лого-Мабель подошли к десантникам достаточно близко, они с удивлением обнаружили, что те вовсе не покрыли свои тела глиной в знак траура.
Нарекесок Лого, который в детстве стал свидетелем этой сцены, объяснил, что их заинтересовала «оболочка» тел чужаков. ОНИ НИКОГДА ПРЕЖДЕ НЕ ВИДЕЛИ ОДЕЖДЫ — ЭКСПЕДИЦИЯ АРЧБОЛДА НЕ ЗАХОДИЛА В ИХ ДЕРЕВНЮ, МЯГКАЯ ВТОРАЯ КОЖА, КОТОРУЮ МОЖНО БЫЛО СНЯТЬ С СЕБЯ, ИХ ПРОСТО ЗАЧАРОВАЛА. А вот что вспоминает другой свидетель, Аи Бага: «Мы подошли поближе, потрогали их одежду и сказали: „Это не глина!“»
Столь же удивительной была для туземцев реакция солдат. Как только мальчику их племени исполнялось четыре года, он не мог обнажаться публично. Даже если гульфик ему не подходил, он все равно его носил. То, что чужакам, вроде Уолтера и других десантников, казалось обнаженностью, для туземцев было самой пристойной одеждой. Гульфик, «хорим», носили во время работы, игр, войны и даже сна. Снимали его только наедине с собой или с женой — для мочеиспускания или секса. Сменить один гульфик на другой мужчина мог только в собственной хижине. «Хорим» в культуре дани считался признаком благопристойности. Мужчина без «хорима» для туземцев был тем же самым, чем голый человек на улице современного города.