Чудная вещь, одно слово — не тутошная.
— А рази тя гром! На кой ляд мне сдалось кто он есть. Предложил, придурошный, мяса пожрать, раздельть трапезу и то ладно будет. — Подумал Крысий Хвост и сел к огоньку поближе.
— Мырлок я, а кличут Крысим Хвостом. — Представился.
— Рад познакомиться. — С равнодушной вежливостью отозвался мужик, имени своего, подлец, однако не назвавши. При этом так поглядел своим взглядом дурацким, что Мырлок решил: — Ну не хочешь говорить, так и леший с тобой.
Незнакомец посмотрел на спутницу Мырлокову, потом неспешно возвратил долгий свой взгляд снова на него.
— Ну, чо уставился, как упырь? — Подумал Мырлок и поежился от своего сравнения — а вдруг и вправду? Однако, зачем вурдалаку жаренное, не едят они такое, знать не вурдалак этот мужик. Помялся, потом мотнув в сторону девчонки головой сказал:
— А ее Гильдой зовут, трофей мой клятый. — И зло сплюнул в костер.
— Рад познакомиться. — По-прежнему ответил безбородый и добавил совсем уж некстати: — Очень приятно.
Тем временем мясо подоспело.
— Не найдется ли у вас хлеба? — Спросил незнакомец. Не хотелось Крысьему Хвосту хлебом делиться, поерзал, но под противным взглядом мужика чудного полез нехотя в свой дорожный мешок, на ощупь выбрал меньшую горбушку, вынул, отломил кусок, протянул. Незнакомец хлеб то взял, а разделав жаренную тушку большущий кусок, гад эдакий, в сторону отложил, остальное на части разрезал.
Ну и нож, однако! Обоюдоострый, длинный, тонкий, а на том месте, где обычно кровоток бывает — пусто, нет ничего. Будто ленивый кузнец по пьяному делу две пластины железные склепал с одного конца, а с другого всунул в рукоятку. Резал этот чудной нож однако неплохо.
Незнакомец ножик свой обтер о хлебную горбушку, обратно за халяву сапога засунул. Потом себе один кусок оставивши, протянул два других Мырлоку с Гильдой.
Крысий Хвост, ясное дело, Гильдину долю забрал сразу. Обойдется девка и куском хлеба, а ты, безбородый, один кусок жри, раз дурак такой, сразу на двоих делить надо было. Эх, хорошо мясо пошло, а то весь слюной изошел.
Съев половину довольно рыгнул, потянулся. Как-то веселей стало, не так уже Блудный Бор пугал. Подобрев вытащил флягу, потряс, там еще оставалось. Хлебнул и предложил безбородому. Тот отказался, и то славно, еще хлебнул.
— Слышь, а чо мы жрем-то? — Пришло в голову спросить.
— Кролика. — Равнодушно ответил незнакомец.
— Чево говоришь?
— Говорю — кролика мы едим.
— Кролика? — Удивленно повторил Мырлок. — Не слыхал о таком, а чо за тварь?
— Кролик, как кролик, вроде зайца, только в норе живет.
— Да че, ты — то кролик, то заяц, ничо не пойму. По-человечески растолкуй.
— Кролик, это такой зверь, — стал объяснять незнакомец, странно поглядывая на Мырлока с Гильдой. — Небольшой такой, хвост маленький, уши большие, прыгает.
— Ну, ты смотри, в жисть такого не видывал, это ты его где заохотил?
— Да, — незнакомец почему-то замялся, видать не хотел чужому человеку свои охотничьи угодья открывать. — Да вот здесь. — И неопределенно головой покрутил.
— Иш, ты, чо только в этом Блудном Бору не водится. — Мырлок было даже запереживал — не ядовит ли этот невиданный зверь из поганого леса? Но незнакомцу тот видно был хорошо знаком, он с удовольствием наминал жаренное, Крысий Хвост успокоился и громко чавкая принялся за второй кусок.
Закончили кушать. Незнакомец вытащил из кармана тряпку, вытер ею рот, спрятал обратно. Потом достал коробочку маленькую, вынул из нее белую палочку, засунул в рот, к другому концу поднес уголек, потянуло табачным дымком. — Ишь,ты, Мырлок и себе кисет вынул, трубку набил крепкой махрой. Затянулся. Подсобрался, и подзадрав ногу, пустил ветры.
— О, работаить утроба ишо, а то я думал, совсем ужо охлял. — И снова пустил ветер гнилостный.
Большой был затейник Мырлок. Мастерски эту шутку шутил, неизменно до слез потешая своих сотоварищей походных. Рассмешить незнакомца однако не получалось.
— Во, отмороженный, сидит как сыч, ну да и ляд с ним. — Думал Мырлок, однако настороения сытого, благодушного не утратил, хотелось покалякать.
— А как в твоих краях жисть, то?
— Да жизнь, как жизнь, обычная, скучная. — Сухо отозвался неразговорчивый незнакомец.
— Эко беда, скучная. Во, а у нас то жисть ну чисто собачия. Никакого те умиления. Трудиси, трудиси, пупок надрываешь, а все за зря, толку то — фигу. — Мырлок нечистыми пальцами показал, что поимел от жизни.
— Я вот, браток, поднарядился было воевать к лорду Глодскому. Ну чин чинарем договорились за заработок, по рукам ударили, выпили как положено. Ну, не с самим лордом, конечно, а с евойным вельделяем[2].
Скоро пошли походом. Идем, идем, а фигу тебе не деньги, и харч такой, прямо тебе скажу дрянной больно. А пиво, так вообще кисляк один, протухло, как я еще сопливым бегал. Ну вот идем мы, гутарит сотник, мол возьмем крепость Сол, так поживы будет, всем хватит. Крепостенка эта я те, браток, скажу дрянная. Не стены, одни развалины, какя там к черту пожива, думаю. И прав был, ни хера то там, окромя черепков битых и не было. Едно что — во, кинжалом обогатился. А намордовались мы то крепость бирючи, ужасть как. Народ там дикий сидел, не хотел сдаваться.
Дрались как черти. Моему корешу Лысому Эрлоку так камнем по башке зарядили, шлем снять не смогли. Так его в каске и закопали. Во дела какие.
Мырлок попыхтел трубкой, поглядел на незнакомца ожидая встретить понимание, сочуствие жизни его собачей. Но тот сидел уставившись в костер и то-ли слушал, то-ли нет, было непонятно. Крысий Хвост еще хлебнул из фляги и сыто рыгнув продолжал.
— Ну крепостенку то мы эту взяли. Кого на стенах порубили, кого в конюшне эакрыли и спалили к чертям собачьим. Во, а денег шиш.
Ну дальше идем воевать. Наши то основные силы далеко ушли, пока мы под той развалюхой вожжались, ну, а какая тебе дорога да опосля всего воинства. Что те не сожрали, то селяни, черти хитрые, попрятали и сами по лесам схоронились. Куды тут прохарчиться. Хош бы петуха какого поймать. Куды там, ну помирай прямо тут с голодухи.
Ну, думаю, дойдем до лагеря лорда Глодского, там разговеемся, а как возьмем городишко супротивника нашего — барона Цимерхофа, так и отоварюсь. Да все по другому обернулось.
Гляжу, бегут наши навстречу, словно им факелом зады поподпаливали. Так оно и было. Побил нас барон и погнал вспять. Не, думаю, неча мне здесь делать. Обратно той дорогой голодной, да еще с конницей барона на хвосте удирать — не, такого уговору не было. Дай— ка, думаю, уделаю я хвинт. Ну и не пошел я с нашими в отступ, а запрятался в лесу, жду барона Цимерхофа. Ну, как войско евойное показалось, я по дороге, как бы с другого боку и вышел. Говорю — слыхал, мол, что славный барон бъется с паршивым лордом Глодским, так не надобно ли ему, барону, на службу воина знающего. Ну, вестимо дело, поспрашали меня — не служил ли у герцога, а то много его недобитков здеся ошивается. Я отнекиваюсь — мол, де токи во с товойного боку пришел, никакого герцога в глаза не видывал. Ну взяли меня в войско, к обозу приставили. В обозе, так в обозе, оно и сподручнее до котла дотянуться. Ну идем мы обратно, сиречь барон-то вперед, а я вроде бы взад. Ну, чаю, разговеюсь ужо. А — дзуськи! Как стали через речку переправляться, тут лорд как вдарит! И пошел бить и пошел! Ну, чо тут будешь делать? И помирать не охота и в полон идти не с руки. Поспрашает лорд-то с меня, чо это я делал-то в войске евойного супротивника. И пожалует хоромами, да с перекладиной. Одно помирать. А тут еще моему вельделяю стрела в грудь попала, свалился он и просит: Оттащи ты меня в лагерь, а то потопчут меня конники лордовы, я уж тебе отплачу. Ах ты, старый хрыч, думаю — че ты мне отплатишь, когда все в кабаках с девками прогулял давно. А на грудь тебе поссать. Пшел ты говно к черту, оставайся околевать, у меня своя забота, самому бы ноги унести. Побег я к своему обозу, забрал мешок свой, трофей ценный и деру. Оборотился, а возле возов уже вовсю секутся, ну я тут и припустил, так вот и шагаю. Мыслю податься на юг, там места жирные, небось ратники надобны, там и пристроюсь.
— Эх, жисть! — Мырлок опять сплюнул, рыгнул, затянулся трубкой. —
Отвоевалси, маялси, маялси а за че? За ентот трофей? Тьху! — Мырлок привычно дал Гильде подзатыльник.
— Эт я, браток, в обозе то баронском сел с мужикими кости бросать.
Эх, поперло мне в тот раз, да как на грех, у тех— то мужиков в кошельках пусто, как и у меня. Ну выиграл у них то да се, играть охотца, а уж не на что. Тут один и говорит: Во девка у нас есть, из высокорожденных, сенешалева дочь, большой выкуп за нее взять можно. Я дурак и поставил и выиграл. А толку-то? Обманули меня те мужики, узнал я, что папашу то ее — сенешаля давно уж ухлопали, а крепостенку спалили. И никому эта девка без надобности, гроша ломанного никто не даст. Эх, невезуха!
Поскучнел Мырлок, поковырялся пальцем в носу, потом вдруг оживился — Слышь, браток, а может ты купишь, возьму не дорого? Девка то знатная, всяким штучкам обучена, я те говорю. Ты не смотри, что тощая, зато выносливая — вон шестерых перетерпела и седьмого выдюжила. А? — и больно ткнул пальцем Гильду под ребро.
Поскучнел Мырлок, поковырялся пальцем в носу, потом вдруг оживился — Слышь, браток, а может ты купишь, возьму не дорого? Девка то знатная, всяким штучкам обучена, я те говорю. Ты не смотри, что тощая, зато выносливая — вон шестерых перетерпела и седьмого выдюжила. А? — и больно ткнул пальцем Гильду под ребро.
Незнакомец по-прежнему смотрел безразлично.
— Ну не хочешь, твое дело. Я вот дойду до южных краев, сам в войско какое получится устроюсь, а ее купцам продам. Говорят покупают там девок для борделей южных городов, хорошую цену дают. Глядишь и я чевой-то выторгую, разбогатею.
Ладно, спать пора. — Сказал незнакомец и стал укладывать по-удобнее свой мешок. Подергал куртку, позвенел кошелем. Мырлок метнул быстрый взгляд — кошель был большой и набит туго. Незнакомец мырлоков взгляд перехватил. Посмотрел на того бесстрастно, пугая пустым взглядом. — Даже и не думай. — Сказал и, завернувшись в плащ, завалился спать.
Мырлок и не думал вначале. Он примостился с друой стороны костра и даже заснул. Но ночью проснулся. Костер едва тлел, луна стояла высоко в небе освещая поляну, дуб и спящего под ним человека. Соблазн был велик. Делов то — раз шагнуть да рубануть, вот и вся недолга. А то умен больно, сволочь. Тихо, чтобы не разбудить вынул под плащем меч из ножен. Рукоять привычно, мило легла в руку. Ну и добро будет.Не долго этому осталось жить-то. Медленно, как ему показалось бесшумно, приподнялся, незнакомец похрапывал.
О, сука, сны видишь. Сейчас я пошлю тебя в мир вечных снов. Долго спать будешь. Мырлок занес меч, прыгнул вперед и со всей силы ударил.
Но меч не скрипнул по коже куртки, не затрещали перерубаемые кости — лезвие шурша воткнулось в песок. На прежнем месте незнакомца уже не было. А стоял он вооруженный двумя мечами шагах в трех от Мырлока. Лицо его не выражало ни гнева ни страха, глаза были пусты, как глазницы черепа. Мягко, как колышет ветер траву он развел мечами — левый вперед вверх, правый завис над головой острием вперед. И встал он как-то странно — просто распластался по земле на согнутой левой ноге, отведя выпрямленную другую далеко назад.
О, тысяча чертей — как не хотелось Мырлоку затевать поединок но другого выбора проклятый незнакомец ему не оставлял. Впрочем сейчас, изготовленный к бою, тот не казался уже таким грозным противником. Даже наоборот, такой дурацкой позиции Мырлок еще не видел. Как этот придурок собирался обороняться, почти на земле сидючи, было непонятно.
Наверное он ничего не понимал в воинском деле. Еще одно, последнее в многогрешной жизни удивило Крысиного Хвоста. — мечи незнакомца были с двумя лезвиями, но, как и нож, без середины. И блестели чудные клинки не по стальному, больно уж ярко и чисто. Сломать такое оружие казалось было проще простого.
У, сука! — Взревел Мырлок и раскручивая свой тяжелый меч над головой бросился на противника. И свет в его глазах померк.
Незнакомец, как пыльный вихрь по дороге, скользнул навстречу и замер в зеркальном отражении свой прежней стойки. Только его правый меч был глубоко погружен в грудь противника. Потом он легко оттолкнул левым мечем оружие и враз ослабевшие руки Мырлока. Клинок сверкнул и голова Крысиного Хвоста покатилась, покатилась и плюхнулась с откоса в реку. Незнакомец мгновенье простоял не двигаясь, потом с той же плавностью вынул меч из безжизненной груди. Обезглавленное тело кулем свалилось к его ногам.
Гильда, расширенными от ужаса глазами смотрела на этот короткий поединок. Незнакомец по-прежнему с мечами в руках шагнул к ней.
— Нет, не надо! — Она стояла на коленях и протягивая к воину руки взмолилась. — Не убивай меня доблестный витязь, ноги твои целую, господин мой. Всю жизнь верной рабой твоей буду. Пощади именем великого Буха заклинаю тебя!
Витязь подходил ближе, девчонка сжалась и в ужасе закричала. Воин протянул меч, холодный металл, замазаный липкой Мырлоковой кровью коснулся шеи. Гильда поняла, что пришел ее смертный час смирилась с неизбежностью и закрыв глаза взмолилась Бухге. Незнакомец плавно дернул мечем, лезвие легко рассекло кожаный ошейник и отодвинулось.
Слава благостному Бухгте, спасена, витязь показал свою мощь и власть над ней, а разрезав ненавистный ошейник грязного негодяя Мырлока показал, что власть того окончена. Теперь всецело Гильда должна принадлежать этому могучему воину, чей меч скор на расправу с врагами, как змей чешуйчатый.
— Мясо, — говорил витязь, акуратно вытерая замазаные лезвия, — подогрей на углях, они еще не остыли. У покойника в сумке хлеб, больше он ему без надобности. Поешь, а то небось оголодала с этим Аникой-воином.
И сказав такие слова завалился спать, словно и не было схватки жаркой, победы славной, словно и нет здесь девушки Гильды его преданной рабыни, которая собралась было уже запеть, как пристало, Песнь о Ночной Битве Победной.
Глава 2. ПОЛКОВНИК ПРИХОДЬКО ( ИНЦИДЕНТ )
Начальника охраны Дубненского Исследовательского Центра полковника В.П. Приходько внеурочный вызов к начальству обрадовать не мог. С давних казарменных времен курсантской юности он неукоснительно руководствовался мудрым солдатским правилом — быть ближе к кухне и подальше от начальства. Вся его карьера подтверждала правильность с молодости выбранной жизненной установки.
Вчера у полковника был выходной и сегодняшние служебные дела скользили по поверхности сознания не оставляя заметных следов. Да, как обычно два прапорщика напились на службе, три бойца ходили в самоволку, но уже вернулись, сторожевой пес Буран, наверное, увязался за бродячей сучкой, до сих пор не вернулся — словом обычная нудная рутина. Кастрировать этого Бурана, чтоб не бегал с объекта, но будет-ли тогда способен к сторожевой службе? А-а-а, потом разберемся. Лениво послушал сплетни — и это было обычно и неинтересно — что-то там поломалось в секретной лаборатории К-7Б, а, там всегда ломается. Да секретарша директора, рога шефу наставила, так это дело наживное, Зоя баба такая — на передок слаба, зато крепка в заду.
Нет, после вчерашнего, заниматься всей этой ерундой не хотелось. Полковник, свободно рассевшись в кресле, полугрезил, ощущая приятное покалывание в низу живота. Клубнично вспоминалось сладкое давешнее.
С утра прошлого дня встал он неспешно, по привычке сделал легкую зарядку, неторопливо плотно покушал завтрак, а тут и служебная машина подъехала. Виктор Петрович буркнул своей дуре, что вот мол, и в выходной служба в покое не оставит, и уехал. Дура-то знала, что ее супруга и в будни служба особо не беспокоит, но заострять не стала. Машина споро завезла его в райский уголок за оградой и под названием «Зона отдыха ДНЦ». Этот уголок был построен под маркой «оздоровления персонала, работающего во вредных для человека условиях». Практика эксплуатации этой здравницы показала, что в ДНЦ во вредных условиях трудится очень ограниченый контингент, бысторо сплотившийся в крепкое братство закрытого типа. Виктор Петрович вполне в это братство вписывался, так-как всегда и с удовольствием поставлял своих бойцов для проведения разных хозяйственных работ.
Сама зона представляла собой участок ухоженного девственного леса с песчаным кристально чистым озерцем посередине. Стараниями персонала в озере водилась рыбка, и рыбка очень даже неплохая. Были и мостки удобные для ужения. Но рыбалка хороша, когда идешь в ночную. А ночная сегодня была, согласно договоренности,для оздоровления других членов крепкого братства зарезервирована.
Сегодня полковника интересовала банька — вот и она, крепко и просторно срубленная на бережке того-же озера. Из трубы, нет, не дымок, нечего дымку уже идти — истопник Семеныч службу знает, горячий воздух маревом дрожит. С любовью, добротно, по старинке банька-то сложена, без всяких там современных штучек электрических, дровишками дубовыми топится.
А в предбаннике уже и коллектив крепкий весь собрался. — Здравия желаем, Петрович! — Кричат, — опаздываешь, брат, штрафную положенно! — Весело кричат, видать все опоздали, все по штрафной приняли, а может и не по одному разу. Штрафную приносит дамочка новенькая, вроде бы не помнит ее Петрович, не было ее еще в баньке.
— Виктор Петрович, познакомься — это наша новая шифровальщица Катерина Семеновна. — Представил новенькую начштаба. На то майор и допущен ходить со своим командиром в баньку, что имеет организационный талант подобрать правильный контингент писарей, связисток и прочего личного состава женского пола. Вот она гвардия, ядрена корень!
Приятно было видеть Катерину Семеновну. Лицом красива, глаза веселые, задором женским блещут, приманывают. Да фигурка вроде хороша, ну да там разберемся, что по чем.
Принял на грудь штрафную, хорошо пошло, мягко легло на утренний завтрак. Похрустел традиционным огурчиком.
Попарившись и в озере после того искупавшись, обмотались простынями и сели за стол. Выпили, закусили, завели музыку. Не этот современный скрип, под который нынешняя молодеж вихляет, а старый добрый рэп. Девчата, может в особом восторге от него и не были, но виду не подавали, а даже наоборот, предложили танцевать. Танцевать в полотенцах было не с руки, выплясывали без них. Хорошо плясали, особо приглянулась Виктору Петровичу новенькая Катерина. Хороша баба, все при ней, что с заду, что с переду, любо глянуть, самый сок. Ну запыхались, присели еще чуток дерябнуть. Катя рядом села, ляжкой прислонилась. Стала у Виктора Петровича косточка его офицерская, банькой пропаренная, заметно выделяться.