Лейтенант выслушал меня, взял показания у Хейзл и снова обратился ко мне:
— Эдди, мальчик мой, помоги мне докопаться до сути. Как я понимаю, в двенадцатичасовом показе должна была выступать эта девушка Хейзл.
— Да, верно.
Он повертел в руках одну из программок Джой-клуба.
— Хейзл говорит, что без пяти двенадцать она пошла наверх подготовиться к шоу.
— Совершенно точно.
— Да. И она была с тобой, так? Она сказала, что поднялась наверх, потом пришла Эстелла и заявила, что хозяин велел поменять местами два представления.
— Я об этом не знал.
— Естественно. Хейзл сказала, что немного поартачилась, но уступила и спустилась вниз, где и составила тебе компанию. Верно?
— Верно.
— Хм-м… Тогда твое замечание по поводу пожарного выхода может иметь смысл. Хейзл рассказывала мне о дружке Эстеллы. Он дует в трубу на танцульках через дорогу. И этот парень мог прошмыгнуть сюда, чтобы приколоть подругу. Делов-то на пару минут. Ведь трубачи, сам знаешь, подудят и отдохнут — а то и губу протереть недолго.
— Но откуда он узнал, когда прийти? Выступать-то должна была Хейзл.
— М- Да… Что ж, может, он был в курсе. Похоже, что Эстелла назначила свидание — вот чем объясняется изменение программы, и это же предполагает мужчину. Потому-то ее приятель и знал, когда прийти. Один из моих парней проверяет эту версию. Теперь о том, как шли выступления… Покажешь мне, что тут к чему? Ханнеган пытался, но добился лишь того, что его долбануло током.
— Могу попробовать, — сказал я, поднимаясь на ноги, — Тут нет ничего особенно сложного. Так говоришь, Хейзл утверждает, что Джек разрешил Эстелле поменять программу? А ты спрашивал его — почему?
— Это единственный вопрос, на который он согласился ответить. Настаивает, что не знал о замене выступлений. Говорит, что ожидал увидеть в «Зеркале» малышку Хейзл.
Пульт управления только казался сложным. Я объяснил Джонсу назначение реостата и рассказал, что Джек одним поворотом ручки не только плавно уменьшает накал ламп в зале, но и усиливает освещение сцены. Позади реостата я обнаружил дополнительный обходной переключатель, который был рассчитан на нынешние условия — когда свет горел и в зале, и на сцене. Мы нашли также аварийный выключатель освещения балкона и пару кнопок для подключения микрофона и проигрывателя к колонкам музыкального автомата. Рядом находился звонок — небольшой черный ящик с двумя штырьками, от которых тянулись провода наверх, к сигнальной кнопке. Нажимая на нее, девушки сообщали о своей готовности. В центре стойки, прямо под крышкой, крепилась 150-ваттная лампа, подключенная к электрической сети отдельно от реостата. Кроме шнура этой лампы, все остальные провода исчезали в стальной изоляционной трубе под стойкой бара. И именно эта лампа слепила мне глаза во время одиннадцатичасового представления. Она казалась слишком яркой — на мой взгляд, сгодилась бы лампа и послабее. Наверное, Джеку нравился яркий свет.
Я объяснил Спейду устройство пульта и дал ему пощелкать кнопками. Потом я перевел реостат в положение «Зал» и отключил обходной переключатель. Зал продолжал сиять огнями, «Магическое зеркало» погасло.
Итак, оставалось пять минут до полуночи. Хейзл помахала мне ручкой и пошла наверх. Я пересел на другой табурет, как раз напротив того места, где сейчас стою. В полночь появился Джек и спросил, был ли сигнал. Я сказал, что не слышал. Он немножко покрутился, убрал стаканы и так далее. Потом раздалось два звонка. Джек взял микрофон, но на несколько секунд задержал показ: он заметил Ханнегана и Фейнштейна. Ханнеган дал зеленый свет, и Джек объявил начало.
Я поднял микрофон и произнес в него:
— А сейчас мы представляем «Магическое зеркало»!
Положив микрофон на пульт, я нажал клавишу проигрывателя. Там стояла та же пластинка, и из колонок зазвучал «Грустный вальс». Хейзл сидела за несколько столиков от стойки и, положив голову на скрещенные руки, пристально смотрела на меня. Возможно, воссоздание событий действовало ей на желудок: выглядела она как больной цыпленок.
Я медленно вывернул ручку реостата из положения «Зал» в положение «Сцена». В помещении потемнело, а на балконе стало светло.
— Вот и все, что было, — сказал я. — Хейзл сидела рядом со мной, когда Джек объявлял шоу. А когда на сцене включился свет, она закричала.
Спейд поскреб подбородок.
— Значит, когда сверху дали сигнал, Джек стоял прямо перед тобой?
— Точно.
— Ты дал мне повод подозревать его, рассказав о ссоре с Эстеллой. Но ты дал ему и алиби.
— Все верно. Либо Эстелла сама дала сигнал и, прыгнув на алтарь, прирезала себя, либо ее убили, и убийца нажал на кнопку, чтобы сбить нас со следа. Пока мы пялились на «Зеркало», ему удалось смыться. Но в любом случае Джек Джой был у меня на виду.
— Да, это хорошее алиби, — признал лейтенант. — Если только ты с ним не в сговоре, — добавил он с надеждой.
— Попробуй это доказать, — ответил я, улыбаясь. — Не валяй дурака, никакого сговора нет. И вообще я его считаю порядочным дерьмом.
— Эдди, мальчик мой, все мы более или менее дерьмо, если на то пошло. Пойдем осмотримся наверху.
Я щелкнул обходным переключателем, осветив балкон и нижние помещения, и пошел наверх. Отыскав там сигнальную кнопку, я показал ее Спейду. Изоляционная труба, проходившая через пол балкона, кончалась в соединительной коробке на стене, откуда разбегались провода освещения. На соединительной коробке зачем-то находилась кнопка звонка. Мне стало интересно, почему она не на «алтаре», но потом мы обнаружили, что алтарь можно передвигать по сцене. Надо полагать, девушки нажимали на кнопку и быстренько принимали свои позы. Спейд задумчиво надавил на кнопку, затем вытер о штаны палец, испачканный порошком для дактилоскопирования.
— Я ничего не слышу, — сказал он.
— И не услышишь. Сцена почти звуконепроницаема.
Он уже осмотрел песочные часы, но только теперь я рассказал ему о том, что видел, как падали последние песчинки. Спейд сжал губы.
— Ты уверен?
— Можешь считать это галлюцинацией. Но я думаю, что видел. Могу подтвердить под присягой.
Спейд сел на алтарь, отодвинулся подальше от кровавого пятна и после долгого молчания сурово произнес:
— Эдди, мальчик мой…
— Да?
— Ты не только дал алиби Джеку Джею, ты, черт тебя дери, делаешь почти невозможным постороннее вмешательство в эту смерть.
— Я знаю. Могло это быть самоубийством?
— Могло. Все могло быть. С точки зрения техники — но не психологии. Стала бы она ставить часы, если решила покончить с собой? И еще одна деталь: посмотри-ка на эту кровь. Попробуй ее на вкус.
— Что?
— Да не прыгай. Хотя бы понюхай ее.
Я понюхал — очень осторожно. Потом понюхал еще раз. Два запаха — помидоры и кровь. Кровь и томатный кетчуп. Мне показалось, что я обнаружил разницу и по виду пятен.
— Ты понимаешь, сынок? Если у нее из дырки на груди хлещет кровь, зачем тогда кетчуп? Не будь песочных часов и кетчупа, я бы первым кричал об идеальном самоубийстве в стиле театральных истеричек. Но теперь так не скажешь. Это убийство, Эдди.
В проеме двери показался Фейнштейн.
— Лейтенант…
— Что у тебя?
— Этот музыкантишка… у них с Эстеллой действительно было назначено свидание.
— Ага!
— Но он чист. Его банда была в полночь за работой, и они как раз исполняли номер, где он тянул сольную партию.
— Черт! Пошел отсюда.
— Это еще не все. Я позвонил помощнику судмедэксперта, как вы велели. Мотив убийства, о котором вы говорили, не годится — она не только не ждала ребенка, ее вообще еще никто не поимел. Virgo intacta[37],— добавил он на довольно сносной латыни.
— Фейнштейн, сегодня ты щеголяешь учеными словечками, а завтра потребуешь себе звание сержанта? — невинным тоном спросил Спейд. — Вали отсюда.
— О’кей, лейтенант.
Признаюсь, меня удивили эти новости. Эстелла оказалась настоящей мастерицей крутить динамо. Видно, умела завлекать мужиков, не прибегая к самому проверенному способу,
Спейд немного подумал и сказал:
— Значит, когда тут светло, там темно; а когда там светлеет, тут темнеет.
— Да. Обычно так и бывает. Хотя сейчас свет и там и тут, потому что я использовал обходной переключатель.
— Я как раз о том, как бывает обычно. Светло, темно; темно, светло. Эдди, мальчик мой…
— Да?
— Ты, похоже, положил глаз на эту Хейзл?
— Ну вроде того, — согласился я.
— Тогда присматривай за ней. Убийца был здесь всего несколько секунд — это подтверждают песочные часы и звонок. Он не входил в круг лиц, которые знали об изменении программы, поскольку дружок — трубач, как выяснилось, вне подозрений. И на сцене было темно. Эдди, он убил не ту девчонку! А значит, возможно новое убийство.
— Да?
— Ты, похоже, положил глаз на эту Хейзл?
— Ну вроде того, — согласился я.
— Тогда присматривай за ней. Убийца был здесь всего несколько секунд — это подтверждают песочные часы и звонок. Он не входил в круг лиц, которые знали об изменении программы, поскольку дружок — трубач, как выяснилось, вне подозрений. И на сцене было темно. Эдди, он убил не ту девчонку! А значит, возможно новое убийство.
— Хейзл, — прошептал я медленно.
— Да, Хейзл.
Спейд Джонс собрал всех нас в зале — меня, Хейзл, двух официантов, помощника бармена и Джека Джоя. Я думал, он задержит Джека в отместку за его молчание, но лейтенант лишь попросил его не высовываться из своей гостиницы и предупредил, что в противном случае Джой наткнется на симпатичного полицейского, который тут же отправит его в симпатичную камеру. Прощаясь со мной, Спейд подмигнул и приложил к губам палец.
Но это меня ничуть не успокоило. Хейзл охотно позволила проводить ее домой. Увидев, что она живет одна в небольшой квартирке, а в здании нет даже привратника, я решил, что ей надо кое-что объяснить и предложить свои услуги в качестве ночного сторожа.
Она пошла на кухню, чтобы налить мне выпить.
— Один стаканчик, Эд, и ты пойдешь домой, — крикнула она. — Ты очень милый, я обязательно встречусь с тобой и поблагодарю за заботу, но сейчас девочка пойдет в постельку. Я устала.
— Я остаюсь на всю ночь, — твердо заявил я.
Она вышла с бокалом в руке и бросила на меня сердитый и в то же время немного озадаченный взгляд.
— Эд, — сказала она, — а не слишком ли быстро? Я не думала, что ты такой нахал.
— Успокойся, красотка, — ответил я. — Спать вместе не обязательно. Я только присмотрю за тобой. Кто-то хочет тебя убить.
Она уронила бокал.
Я помог ей вытереть лужу и объяснил ситуацию.
— Кто-то прирезал девушку в темной комнате, — закончил я свой рассказ. — И этот кто-то думал, что убил тебя. Сейчас он уже понял свою ошибку и попытается ее исправить. Нам нужно выяснить только одно: кто хочет убить тебя?
Она села и начала трепать концы носового платка.
— Никто не хочет меня убивать, Эдди. Эстелла получила свое.
— Ничего подобного.
— Но никакой ошибки не было. Я знаю.
— Что ты знаешь?
— Я… Нет, это невозможно. Если хочешь, оставайся на всю ночь. Можешь спать на той кушетке.
Она встала, выдвинула из стены кровать, потом пошла в душ, закрыла дверь и немножко поплескалась там.
— Этот душ такой тесный, в нем ни одеться, ни раздеться, — спокойно заявила она, выходя в комнату. — И в любом случае, я привыкла спать голышом. Если хочешь, раздевайся, я не испугаюсь.
— Спасибо. Я сниму только пиджак, галстук и обувь.
— Как знаешь.
Ее голос звучал приглушенно, поскольку в этот момент она стягивала через голову платье.
На ней были трусики, которые, по ее словам, никогда не носила Эстелла, — простой белый трикотаж, чистенький и аккуратный. Она не носила бюстгальтер, да и не нуждалась в нем. Представление о ее фигуре, полученное мною в «Магическом зеркале», вполне подтверждалось. Это было самое восхитительное зрелище, которое я когда-либо в жизни видел. В одежде на улице Хейзл показалась бы просто красивой и хорошо сложенной женщиной, но без одежды… многие войны начинались и по меньшему поводу.
Я начал сомневаться в том, что смогу остаться на кушетке. Наверное, это было как-то заметно, потому что она фыркнула:
— Сотри слюну с подбородка!
И перешагнула через трусики.
— Прошу прощения, — пробормотал я и начал развязывать шнурки.
Хейзл выключила свет, подошла к большому окну и раздвинула шторы. Окно было закрыто, но при выключенном свете улица просматривалась прекрасно.
— Отойди от окна, — сказал я. — Ты слишком хорошая мишень.
— Что? Ах да, конечно.
Она отошла на несколько шагов, все так же задумчиво глядя в окно. А я задумчиво разглядывал ее. Напротив, через улицу, сияла огромная неоновая вывеска, цветные полосы света врывались в комнату и покрывали Хейзл с головы до ног радужным текучим сиянием. Она походила на волшебную грезу.
Но через секунду я уже не думал о том, как она выглядит; мне вспомнилась другая комната, где лежала убитая девушка и огни ночного клуба светили сквозь стеклянную стену, как и эти всполохи неоновой рекламы.
Мысли быстро выстраивались в цепочку, причиняя мне почти физическую боль. Я разложил их по второму разу и получил все тот же ответ. Мне он очень не понравился. И я был рад, чертовски рад, что Хейзл разделась догола и ей негде спрятать нож, пистолет или какое-то другое смертельное оружие.
— Хейзл, — тихо позвал я.
Она повернулась ко мне.
— Да, Эдди?
— Мне пришла в голову новая идея… Зачем кому-то убивать тебя?
— Ты уже спрашивал. Нет никакого повода.
— Я так и знал. Ты права — никакого повода. Тогда давай поставим вопрос иначе… Зачем ты хотела убить Эстеллу?
Мне показалось, что она сейчас снова хлопнется в обморок, но меня это не волновало. Я хотел шокировать Хейзл. Ее сногсшибательная красота была для меня в тот миг всего лишь западней, сбивавшей со следа. Мне не хотелось подозревать Хейзл, поэтому я до сих пор даже не думал о том, что из всех очевидцев только она имела возможность совершить преступление, только она знала о перемене программы и, наконец, только у нее был хоть какой-то повод. Ясно как день, что она ненавидела Эстеллу. Хейзл скрывала свою ненависть, но не слишком умело.
А самое главное — на маленькой сцене не было темно! Конечно, она казалась темной — снаружи, из зала. Через стекло ничего не видно, если вы стоите на освещенной стороне, но свет тем не менее проходит сквозь стекло. Неоновая вывеска на улице освещала комнату Хейзл, заливая нас сказочным светом; яркие лампы в баре Джека освещали маленькую сцену даже тогда, когда огни рампы были погашены.
И она знала это. Она знала, потому что бывала там много раз, репетируя позы для любителей клубнички. С самого начала она знала, что не было никакой ошибки в темноте: там хватало света! Чтобы перепутать иссиня-черную гриву Хейзл с обесцвеченной копной Эстеллы, нужна была абсолютная тьма.
Она знала… но почему тогда не сказала? Хейзл позволила мне остаться на ночь, хотя я ей даром не нужен. Она рискует репутацией и еще кое-чем, и все потому, что я выдвинул теорию о не-той-жертве-в-темноте. Хейзл знала, что это чушь собачья; почему она промолчала?
— Эдди, ты ненормальный, что ли? — Ее голос дрожал от испуга.
— Нет, теперь я стал нормальным. Я могу рассказать тебе, как ты это сделала, моя красотулечка. Вы были там обе, ты сама говорила, помнишь? Эстелла приняла свою позу и попросила тебя нажать на звонок. Ты нажала… но сначала схватила нож и воткнула ей между ребер. Потом ты вытерла рукоятку, осмотрелась, нажала кнопку звонка и удрала. Через десять секунд ты уже взяла меня под ручку. Меня — твое алиби! Это сделала ты, потому что ни у кого другого не хватило бы духу совершить убийство на виду у всей публики — представь себе эти сотни глаз за тонким стеклом. На балконе было светло: свет проникал из зала. Но это тебя не тревожило, потому что ты не раз разгуливала нагишом перед этим стеклом, зная, что тебя не видно, пока в зале горит свет! Никто другой на такое бы не решился!
Она смотрела на меня так, словно не верила своим ушам. Ее подбородок начал подрагивать. Она опустилась на корточки и зарыдала. Я даже удивился — настоящие слезы, ручьем… Наверное, они должны были меня растрогать, но не растрогали. Мне не нравятся убийцы.
Я встал около нее.
— Зачем ты ее убила? Зачем?!
— Пошел вон!
— Вот еще! Я хочу посмотреть, как из тебя сделают жаркое, мой грудастый ангелочек.
К телефону пришлось пятиться задом. Я не спускал с нее глаз, не рискуя поворачиваться к ней спиной, какой бы голой она ни была.
Хейзл метнулась вперед, но не ко мне, а к двери. Не знаю, как далеко она надеялась убежать нагишом.
Я сбил ее с ног и подмял под себя. Там было что подмять, ничего не скажешь! Она кусалась и царапалась, но я применил захват и выкрутил ей руку.
— Веди себя хорошо, милая, или я сломаю руку.
Она притихла, и тут до меня дошло, что подо мной не просто тело, а очень женственное тело. Я постарался проигнорировать этот факт.
— Отпусти меня, Эдди, — попросила она дрожащим голосом, — или я закричу, что меня насилуют. Ты потом от копов не отобьешься.
— Полный вперед, моя пышечка, — ответил я. — Именно копов я и хочу здесь увидеть — и чем быстрее, тем лучше.
— Эдди, Эдди, ну послушай меня… я не убивала ее. Но я знаю, кто убийца.
— Да? И кто же?
— Я знаю… Знаю… Хотя он вроде и не мог этого сделать. Вот почему я ничего не сказала.
— Давай выкладывай.
Она отозвалась не сразу, мне пришлось усилить захват.