Когда процессия подошла к сидевшим взрослым, вожак отряда помахал им в знак приветствия и нашивки на его рукаве блеснули на солнце. Все трое помахали в ответ, глядя, как ребята карабкаются дальше к вершине.
Фил стремительным взглядом следил за скаутами.
— Хорошие были денечки! — сказал он. — Я почти завидую этим малышам.
— Ты тоже был скаутом? — спросил Бен, не спуская глаз с мальчиков. — Помню, и гордился же я, когда получил нашивку за экзамен по оказанию первой медицинской помощи!
— Ты прирожденный врач, да, Бен? — заметила Джоан с выражением материнской гордости в глазах. — Я не… послушайте!
— Что с тобой?
— Фил! Вот тебе и ответ! Вот как мы доберемся до детей, несмотря на родителей и школьные советы.
И она переключилась на телепатическую связь, взволнованно передавая свои мысли в их разум. Потом они отутюжили все детали. Спустя некоторое время Бен кивнул и сказал:
— Может, и сработает. Пошли, обсудим все с Эфраимом.
— Сенатор Моултон, вот те молодые люди, о которых я вам рассказывал.
Джоан взглянула на маленького седого старика с почти благоговейным трепетом: его имя давно стало синонимом неподкупной честности. Она испытывала такое же желание прижать руки к груди и поклониться, как и при виде мастера Линя. Бен и Фил, заметила Джоан, тоже почему-то казались по-жеребячьи неуклюжими.
Эфраим Хоу продолжал:
— Мы вместе разобрали их схему, и она кажется мне вполне осуществимой. Если вы с этим согласитесь, то совет возьмется осуществить ее. Но решение в основном зависит от вас.
Сенатор взглянул на троих друзей с улыбкой — той самой улыбкой, которая покоряла сердца двух поколений прожженных политиков.
— Расскажите мне все, — предложил он. Они рассказали о том, как сделали попытку в Западном университете и как она провалилась; как они ломали голову в поисках подходящего решения и как группа мальчиков, ходивших в поход на гору, подала им идею.
— Видите ли, сенатор, если бы мы могли собрать здесь одновременно достаточно много мальчиков — юных и еще не испорченных жизнью, но уже воспитанных в духе вечных идеалов добра, уважения к себе и другим, взаимовыручки и умения постоять за себя — словом, в духе идеалов, включенных в скаутский кодекс; если бы, повторяем, у нас было здесь хотя бы пять тысяч мальчиков одновременно, мы обучили бы их телепатии и искусству передавать это знание другим. Когда мы обучим и отошлем их домой, каждый станет своего рода центром распространения знаний. И наши противники не смогут остановить это движение: оно будет распространяться подобно эпидемии. Через несколько лет каждый ребенок в стране овладеет приемами телепатии и даже сможет обучить своих родителей — тех, конечно, кто не слишком закоснел и способен к обучению. А когда люди станут телепатами, мы поведем их за собой и откроем им древнюю мудрость.
Моултон кивнул, рассуждая вслух:
— Да. Да, действительно, это можно осуществить. К счастью, Шаста — часть территории национального парка. Дай бог памяти, кто там члены комитета? Понадобится принять совместную резолюцию и выделить небольшие ассигнования. Эфраим, дружище, если мне придется заключить небольшую сделку в сенате, ты простишь мне этот грех?
Хоу добродушно усмехнулся.
— Я говорю серьезно, — продолжал Моултон. — Люди так нетерпимы, так резки в суждениях по поводу политической беспринципности — в том числе и некоторые из наших братьев. Дайте подумать: года через два, пожалуй, мы сможем организовать первый лагерь.
— Так долго ждать? — разочарованно спросила Джоан.
— Увы, да, милая. В конгресс нужно будет представить два законопроекта, и придется немало потрудиться, чтобы впихнуть их в список, предназначенный к обсуждению. Нужно будет договориться с железной дорогой и автобусными фирмами о специальных скидках, чтобы дети смогли приехать. Мы должны провести рекламную кампанию и популяризировать вашу идею. И потом, нужно время, чтобы как можно больше наших братьев были избраны в органы управления этим движением и могли бы воспитывать детишек в лагерях. К счастью, я являюсь государственным попечителем детских организаций. Да, полагаю, года за два я справлюсь.
— Господи Боже! — возразил Фил. — Не проще ли телепортировать ребят сюда, обучить их и тем же способом отправить обратно?
— Мальчик мой, вы сами не понимаете, что вы говорите. Можно ли уничтожить насилие, если сам применяешь его? Каждый шаг должен быть сделан добровольно, под влиянием разума и убеждения. Каждый человек должен сам себя освободить: свободу невозможно навязывать силой. Да и так ли это долго — два года, чтобы выполнить работу, которая ждет своего часа со времен всемирного потопа?
— Извините меня, сэр.
— Не извиняйтесь. Ведь именно ваше юношеское нетерпение побудило нас заняться делом.
12. «И ПОЗНАЕТЕ ИСТИНУ…»Лагерь вырос на нижних склонах горы Шасты, возле Мак-Клауда. Глубоко в ущельях и на северных гребнях горы еще лежал весенний снег, когда тяжелые армейские грузовики загрохотали по дороге, построенной осенью военными инженерами. Из кузовов вынимали палатки и ставили их рядами на низменные места покатых склонов. Среди палаток появились кухни, лазарет, здание штаб-квартиры. Мало-помалу лагерь «Марк Твен», вначале существовавший только на бумаге, становился реальным.
Сенатор Моултон, сняв мантию и надев бриджи, гетры, рубашку цвета хаки и шапочку с надписью «Директор лагеря», обходил свои владения, подбадривал рабочих, принимал решения за мелких руководителей и беспрестанно изучал разум любого, кто входил в лагерь или хотя бы появлялся в пределах видимости. Друг он или враг? Не явился ли сюда шпионить для отколовшихся братьев, выступивших против проекта? Сейчас нельзя себе позволить ни малейшей оплошности: слишком многое поставлено на карту.
В западных и южных штатах, в Нью-Йорке и Новой Англии, в горах и на морских побережьях мальчишки укладывали чемоданы, покупали специальные билеты туда и обратно до лагеря на Шасте, обсуждали поездку со сверстниками, завидовавшими счастливцам.
И по всей стране забеспокоились противники человеческой свободы и достоинства: рэкетиры, продажные политики, нечистоплотные адвокаты, мошенники от религии, владельцы потогонных предприятий и мелкие деспоты — все, кто наживается на человеческой нищете и угнетении и при этом неплохо разбирается в человеческой психологии, хорошо осознавая, сколь опасно могущество знания. Вся эта человеческая шушера забегала и заволновалась, не понимая, что происходит. Для них Моултон олицетворял все, что они ненавидели и боялись; гору Шасту им никогда не удавалось тронуть даже пальцем: самое название ее было им ненавистно. Они припоминали старые истории и содрогались от страха.
Они содрогались от страха — но они действовали.
Мальчиков будут перевозить в специальных трансконтинентальных автобусах — может, подкупить кого-то из шоферов? Или завербовать? Может, удастся испортить двигатель или колеса? Молодежь будут перевозить и в поездах — может, перевести где-нибудь стрелку? Или попробовать отравить питьевую воду?
Но и другая сторона была настороже. Поезд с мальчишками шел на запад; в нем сидел или над ним летел человек, чьим единственным заданием было проследить за безопасностью путешествия. Внутренним зрением этот человек обозревал окрестности и исследовал побуждения каждого, кто находился в радиусе многих миль от его подопечных.
Быть может, кому-то из мальчиков и не удалось бы добраться до Шасты, если бы врагов свободы не застали врасплох. Ибо порок несет в себе недостаток: он не бывает по-настоящему умным. В самих его побудительных причинах кроется слабость. Спорадические попытки помешать мальчикам добраться до Шасты не имели успеха. Братья перешли в наступление, и меры, предпринятые ими, были более решительны и разумны, чем у их противников.
В лагере плотный заслон окружал всю территорию национального парка горы Шасты. По совету Старейшего братья установили круглосуточный патруль, чтобы не допустить проникновения злобных и низких духом. Лагерь тоже подвергся проверке. Двух членов лагерного совета и десятка два мальчишек пришлось отправить домой, ибо после обследования оказалось, что их души уже испорчены. Мальчишкам не сообщили истинной причины отправки, а привели какие-то вполне правдоподобные объяснения.
На первый взгляд лагерь ничем не отличался от сотен других скаутских лагерей. Проводились обычные курсы по ориентации в лесу. Как обычно, собирались суды чести, чтобы проэкзаменовать кандидатов. Вечерами, как водится, пели песни у костров, а перед завтраком делали зарядку. И почти не ощущалось, что здесь придавали чуть более серьезное значение клятве и законам скаутской организации.
Каждый мальчик в течение лагерной смены хотя бы на одну ночь уходил в поход. Группами по пятнадцать-двадцать человек они отправлялись утром в сопровождении члена совета, то есть одного из братьев. Мальчики несли свернутые одеяла, рюкзаки с припасами, фляжки, ножи, компас и маленький топорик. Ночевали они на берегу горной речушки, куда стекали ледниковые воды, и под шум ее бурных вод ужинали.
Каждый мальчик в течение лагерной смены хотя бы на одну ночь уходил в поход. Группами по пятнадцать-двадцать человек они отправлялись утром в сопровождении члена совета, то есть одного из братьев. Мальчики несли свернутые одеяла, рюкзаки с припасами, фляжки, ножи, компас и маленький топорик. Ночевали они на берегу горной речушки, куда стекали ледниковые воды, и под шум ее бурных вод ужинали.
Фил вышел в поход с одной из таких групп в первую же неделю лагерной смены. Он повел мальчиков по восточному склону горы, чтобы держаться как можно дальше от обычных туристских тропинок.
После ужина все уселись у походного костра. Фил рассказывал ребятам о восточных праведниках и их чудесных способностях, о святом Франциске и птицах. Как раз посреди одного из рассказов в круге света, отбрасываемом костром, появился человек.
Вернее, не только человек. Они увидели старика, одетого так, как мог бы одеться Дэви Крокетт[67]. По бокам его шли звери: слева — горный лев, он заворчал при виде огня, а справа — олень с ветвистыми рогами, спокойно глядевший на ребят своими кроткими карими глазами.
Кто-то из мальчиков испугался, но Хаксли тихонько предложил ребятам потесниться и дать место новоприбывшим. Они немного помолчали: детям нужно было время, чтобы привыкнуть к присутствию животных. Наконец один из ребят робко погладил огромную кошку, а лев перевернулся на спину и выставил напоказ брюхо. Мальчик поднял глаза на старика и спросил:
— А как его зовут, мистер…
— Эфраим. Его зовут Свобода.
— Ого, да он совсем ручной! Как вы его приручили?
— Он читает мои мысли и верит мне. Многие звери относятся к тебе дружелюбно, если они тебя знают. И многие люди тоже.
Мальчик удивился:
— Как же он может читать ваши мысли?
— Это нетрудно. Ты тоже можешь читать его мысли. Хочешь, научу прямо сейчас?
— Господи боже!..
— Погляди-ка мне в глаза. Хорошо! А теперь взгляни на него.
— Ой… ой… правда могу!
— Конечно, можешь. И мои мысли можешь читать. Я ведь не говорю вслух, ты заметил?
— И правда не говорите. Я читаю ваши мысли!
— А я твои. Несложно, верно?
С помощью Фила всего за час Хоу научил ребят общаться путем передачи мысли. А потом, чтобы успокоить мальчишек, целый час рассказывал им истории, составлявшие важную часть их учебной программы. Он помог Филу уложить ребят спать и ушел в сопровождении зверей.
На следующее утро перед Хаксли сразу же предстал юный скептик:
— Скажите, тот старик с пумой и оленем — они мне приснились?
— Приснились?
— Вы же читаете мои мысли!
— Конечно. А ты читаешь мои. Иди и расскажи всем мальчикам об этом.
Перед возвращением в лагерь Хаксли посоветовал ребятам не рассказывать о своих приключениях тем, кто еще не ходил в ночной поход, но между собой и с другими посвященными общаться телепатическим способом, чтобы приобрести навыки.
Все шло хорошо, пока одному мальчику не пришлось вернуться домой: ему сообщили о болезни отца. Старшие не хотели стирать из его разума вновь приобретенные знания, но за ним внимательно следили. Через какое-то время мальчик проболтался, и противники почти сразу же узнали обо всем. Хоу отдал приказ усилить телепатический патруль.
Патрулю удавалось не пропускать в лагерь злоумышленников, но он был не слишком многочислен, не мог уследить за всем. Однажды глубокой ночью с подветренной стороны лагеря начался лесной пожар. Рядом с местом загорания никого не оказалось: совершенно очевидно было, что пользовались телекинезом.
Но если, управляя материей на расстоянии, можно содеять зло, то так же можно его и исправить. Моултон усилием воли потушил пожар.
На какое-то время враг, казалось, оставил попытки причинить мальчикам физический вред. Но враг не сдался. Однажды к Хаксли в панике обратился один из малышей, умоляя его немедленно прийти к ним в палатку: командир их отряда заболел. Фил обнаружил парнишку-командира в истерическом состоянии, соседи по палатке держали его, чтобы он не поранился. Он пытался перерезать себе ножом горло и пришел в безумную ярость, когда один из мальчиков схватил его за руку. Хаксли быстро оценил ситуацию и вызвал Бена.
— Бен! Немедленно приходи. Ты мне нужен.
Коуберн промелькнул в воздухе и влетел в палатку. Фил успел только уложить мальчика на койку и начал приводить его в состояние транса. Ребята, взволнованные происшедшим, не сразу осознали, что доктор Бен летел — ведь сейчас он, как и все люди, стоял рядом с их наставником.
Бен соединился с разумом Фила, не давая мальчикам подключиться к их связи.
— В чем дело?
— Они добрались до него… и чуть не погубили, черт их побери!
— Как?
— Завладели его разумом. Пытались заставить его покончить с собой. Мне удалось разорвать этот контакт. И как ты думаешь, кто пытался его уделать? Бринкли!
— Не может быть!
— Точно. Ты оставайся здесь, а я поищу Бринкли. Скажи Старейшему, чтобы присматривали за всеми ребятами, владеющими телепатией. Как бы до них не добрались прежде, чем мы обучим их приемам самообороны.
И он удалился; мальчики так и не поняли, видели они левитацию или нет.
Хаксли не успел далеко улететь. Он еще набирал скорость, когда в голове у него зазвучал знакомый голос:
— Фил! Фил! Подожди меня!
Он чуть притормозил. Маленькая фигурка подлетела к нему и схватила за руку.
— Как хорошо, что я не прерываю связь с вами обоими! Ты бы удрал разбираться с этим грязным старым козлом без меня.
Он попытался быть строгим:
— Если бы я думал, что ты мне понадобишься, Джоан, я бы тебя позвал.
— Вздор! И чушь собачья! Ты можешь попасть в беду, если будешь разбираться с ним в одиночку. А кроме того, я непременно столкну его в яму.
Он вздохнул и, сдаваясь, сказал:
— Джоан, милая, ты такая кровожадная девушка, что придется тебе пройти десять тысяч перевоплощений, прежде чем ты достигнешь блаженства.
— Не нужно мне блаженства, хочу отделать старика Бринкли.
— Тогда полетели. И давай поспешим.
Они находились немного южнее Теачапи и быстро приближались к Лос-Анджелесу. Пролетев над цепью Сьерра-Мадре и долиной Сан-Фернандо, они промчались над вершиной горы Голливуд и опустились на полянке в резиденции ректора Западного университета. Бринкли увидел или почувствовал их появление и попытался бежать, но Фил вступил с ним в схватку. Он быстро мысленно сказал Джоан:
— Не вмешивайся, малышка, пока я не попрошу помощи.
Бринкли не желал сдаваться. Его разум попытался поглотить разум Фила. Хаксли почувствовал, что начинает отступать перед злобным натиском. Казалось, его затягивают, пытаются утопить в грязном зыбучем песке.
Но он собрался с силами и нанес ответный удар.
Когда Фил покончил с Бринкли, он поднялся и вытер руки, словно желая стереть духовную слизь, налипшую на них.
— Ну, пойдем, — сказал он Джоан. — У нас мало времени.
— Что ты с ним сделал, Фил?
Она с отвращением уставилась на существо, лежащее на земле.
— Да ничего особенного, просто парализовал. Его нужно оставить в живых — на время. Полетели, девочка. Прочь отсюда, пока нас не заметили.
И они взлетели вверх, унося за собой тело Бринкли, которое удерживала прочная телекинетическая связь. Над облаками они остановились. Бринкли плавал рядом в воздухе, выпучив глаза, разинув рот, с бессмысленным выражением гладкого розового лица.
— Бен! — позвал Хаксли. — Эфраим Хоу! Эмброуз! Ко мне! Ко мне! Поспешите!
— Лечу, Фил! — ответил Коуберн.
— Я слышу тебя. — Спокойная сила мысли выдавала присутствие Старейшего. — Что случилось, сын мой? Скажи.
— Некогда! — отрезал Фил. — Вы, Старейший, и все, кто может! Сюда! Спешите!
— Летим.
Мысль была по-прежнему спокойной и неторопливой. Но в палатке Моултона появилось две дыры. Моултон и Хоу уже покинули лагерь «Марк Твен».
Они стремительно летели, рассекая воздух, — горсточка братьев, стерегущих священный огонь. Пятьсот миль на север пролетели они, словно голуби, спешащие домой. Лагерные наставники, две трети небольшой группы сестер-хозяек, несколько человек из разных уголков страны — все они откликнулись на зов Хаксли о помощи и сигнал тревоги, подобный набатному колоколу, поступивший от Старейшего. В каком-то городе домохозяйка вдруг выключила плиту и исчезла в небе. Шофер такси остановил машину и без единого слова оставил изумленных пассажиров. Исследовательские группы на Шасте разорвали свою закрытую для всех связь, бросили любимую работу и прилетели — мигом!
— Итак, Филип? — Хоу сказал это вслух, остановив полет и зависнув рядом с Хаксли.
Фил показал на Бринкли.
— Он знает то, что нам нужно знать, если мы хотим нанести внезапный удар. Где мастер Линь?