Скрипач открыл дверцу и вышел из машины.
19
Дина Васильева замолчала и опустила голову. Едва отзвучал последний аккорд, как концертный зал взорвался шквалом аплодисментов. На сцену полетели цветы.
Дождавшись, пока аплодисменты стихнут, Дина обвела взглядом публику и объявила:
– Дорогие друзья, это был последний номер в сегодняшней концертной программе. Мне было очень приятно выступить на этой сцене, в вашем городе. Спасибо вам огромное!
Она поклонилась зрительному залу, и тот снова взорвался аплодисментами.
– Браво! – закричали из зала.
– Браво, Дина Васильева!
Несмотря на грустное настроение, Дина не удержалась от улыбки. Она чувствовала себя усталой, но счастливой. Сцена, как это обычно и бывало, приглушила все ее тревоги, проблемы и беды. «Хорошо, что я согласилась на этот тур», – пронеслось в голове у Дины.
К ней подходили люди, вручали ей букеты цветов, она передавала их своим музыкантам, ей снова вручали цветы. Прижав к груди букет, Дина снова низко поклонилась залу. А когда выпрямилась, увидела прямо перед собой девочку лет десяти. Девочка держала в руке букет белых тугих калл.
Голова у девочки была маленькая, волосы зализаны и стянуты в две косички. На глазах у нее поблескивали очки, и левое стекло было треснутое. Почему-то Дине это показалось неприятным. Девочка протянула ей букет.
– Это вам! – сказала она радостным голосом и улыбнулась.
И Дину снова передернуло – зубы у девочки были странно черными, будто…
Гнилыми? – пронеслось в мозгу у Дины.
Или, скорей всего, просто очень грязными, будто девочка ела…
Землю!
Дина тряхнула головой, прогоняя никчемные мысли, опустила взгляд на каллы. Они были невероятно белыми и ровными, словно были выточены из мрамора. Из мертвого и холодного мрамора.
– Спасибо! – поблагодарила Дина.
И вдруг поняла, что цветков в букете всего четыре. Четное количество! И тут же вспомнила, что каллы считаются цветами скорби и что их обычно приносят на могилы. Душу Дины пронзила тоска.
«Да что же это я?» – подумала она.
К ней подбежал один из музыкантов. Поддержал ее за локоть и спросил с тревогой в голосе:
– Дина Борисовна, вам плохо?
– Нет, я… Я просто… – Она огляделась. – А где девочка?
– Какая девочка?
– Которая дала мне эти каллы.
– Дина Борисовна, это нарциссы.
Дина взглянула на цветы, которые держала в руках. Действительно, это были белые нарциссы. И их было пять. Дина облегченно вздохнула. Лезет же в голову такая ерунда. Наверное, это из-за стресса.
Еще раз низко поклонившись публике, Дина скользнула за кулисы и с облегчением перевела дух.
«Это все из-за стресса, – снова сказала себе она. – Стресс. Плюс переутомление. Да-да, все дело в этом! Нужно просто хорошенько отдохнуть. Иван отыграет свои концерты в московских клубах, а потом мы махнем куда-нибудь на море!»
При мысли об Иване на душе у Дины снова стало неспокойно. Он исчез слишком внезапно, телефон его не отвечал уже три дня. Конечно, он музыкант, а музыканты – народ легкий на подъем, взбалмошный… Опять же, на концерт его вызвали срочно, и он не мог подвести товарищей по группе. Но все-таки почему он третий день не отвечает на звонки?
Дина тяжело вздохнула и побрела к своей грим-уборной.
У двери гримерки ее нагнал распорядитель тура, невысокий, тучный мужчина.
– Дина Борисовна, сегодня вы были в ударе! – восхищенно воскликнул он. – Позвольте вас…
– Игорь Леонидович…
– Леонтьевич, – поправил он.
– Игорь Леонтьевич, я очень устала, – сказала Дина. – И мне нужно сделать пару звонков. Не могли бы вы…
– Конечно-конечно. Я все понимаю. – Распорядитель улыбнулся. – Отдыхайте, Дина Борисовна! Набирайтесь сил! Прикажете принести вам в гримерку чаю? А может быть, покушать? Осетрина, икра, домашняя выпечка?
– Нет.
– Как скажете. – Он снова улыбнулся. – Кстати: когда нужно будет подать машину к выходу – просто позвоните мне!
– Хорошо. Я позвоню.
– А за народец не волнуйтесь! За пару минут до вашего выхода я извещу всех, что вы вот-вот выйдете через парадный вход! Народец будет ждать вас там!
– Спасибо.
«Народец», – подумала Дина. – Слово-то какое нашел, дурак».
Пятясь пухлым задом и улыбаясь Дине, распорядитель свернул за угол. Наконец-то Дина осталась одна. Она вошла в гримерку, включила свет и прошла к зеркалу.
20
В гримерке, усевшись в жесткое, неудобное кресло, Дина посмотрела на свое отражение. Лицо припухшее от бессонницы, глаза красные, волосы уложены плохо.
– Чудище, – сказала она своему отражению.
Дина взяла со столика ватные тампоны и губную помаду. Минут пять она приводила лицо в порядок, размышляя о том, что время летит как-то уж совсем быстро, и с грустью вспоминая то время, когда ее это совершенно не волновало, потому что «впереди была вечность».
Потом она снова думала об Иване. Должно быть, он сейчас выступает в каком-то клубе. Поет свой рок, или поп-рок, или как он там называется… А юные длинноногие девчонки, слушая его песни, выделывают кренделя на танцполе, пожирая его глазами и мечтая оказаться – хотя бы на полчаса – в его постели.
При мыслях об этом лицо Дины помрачнело. Но в следующую секунду она усмехнулась и обозвала себя дурой. В самом деле – нашла к кому ревновать. Иван молодой музыкант и не может без поклонниц. Но это еще не значит, что он с ними спит.
Дина вздохнула и убрала косметику в сумку. Затем достала телефон и набрала номер распорядителя.
– Слушаю вас, Дина Борисовна! – немедленно отозвался он.
– Алло, Игорь Леонидович…
– Леонтьевич.
– Я готова ехать. Скажите там, чтобы машину подали к черному ходу.
– Прямо сейчас?
– Да, прямо сейчас. Я уже выхожу.
– Будет сделано, Дина Борисовна! Считайте, что машина уже ждет!
Дина убрала телефон в сумку и снова посмотрела на свое отражение. Из зеркала на нее глянула молодая красивая женщина с уверенным, немого резким взглядом и тонким лицом, на котором лежал едва заметный оттенок грусти.
– Все будет хорошо, – сказала себе Дина. – Потому что иначе и быть не может.
Она улыбнулась своему отражению. Отражение улыбнулось в ответ. Улыбка вышла фальшивой. Дина поднялась с кресла.
Прежде чем выйти из здания театра, Дина приоткрыла дверь и оглядела улицу. Еще не стемнело. Народу, как и обещал распорядитель, не было. В десяти метрах от входа стоял черный «Мерседес». Возле него – высокий, лысый, худощавый мужчина в длинном теплом плаще.
– Здравствуйте, Дина Борисовна! – поприветствовал ее мужчина.
Улыбнувшись, он открыл заднюю дверцу. Дина подошла к машине, посмотрела мужчине в лицо.
– А где прежний водитель? – спросила она.
– У него заболела жена. Разве вам не сообщили?
– Нет.
Лицо нового водителя было открытым и симпатичным.
– Ну, тогда, может быть, вы позвоните вашему директору? – предложил он. – На тот случай, если у вас есть сомнения.
Дина пару секунд колебалась, но лицо у нового водителя было настолько располагающим, а усталость после только что закончившегося концерта – настолько сильной, что у Дины не возникло никакого желания спорить, конфликтовать или куда-то звонить.
– Да нет. – Она легонько пожала острыми плечами. – Какие могут быть сомнения. Послушайте, а что, если я пройдусь до гостиницы пешком? Она ведь тут недалеко.
– Пешком? – удивился водитель. – Зачем?
– Просто хочется пройтись, подышать. Забыла, когда в последний раз дышала свежим воздухом. Аэропорт, самолет, машина…
– Понимаю. – На секунду новый водитель задумался. – Знаете что… Если хотите, я могу отвезти вас в парк. Людей там в эту пору года мало. Погуляете по аллеям, попьете горячего чаю в кафе. А я похожу где-нибудь в сторонке. Чтобы и вам не мешать, и защитить от назойливых поклонников – если такие объявятся.
«Погулять по аллеям… Попить горячего чая в кафе…» Дина даже поежилась от удовольствия. Новый водитель сумел угадать самое сокровенное ее желание. Последние пару лет Дине даже во сне иногда снилось, как она гуляет по улицам и скверам, не кутаясь в платок и не надевая темные очки, и никто ее не узнает.
– Решайтесь, Дина Борисовна, – с улыбкой поторопил новый водитель. – А если хотите подумать – сделайте это в машине. С минуты на минуту здесь появятся ваши поклонники. И тогда нам даже до гостиницы добраться будет проблематично.
И Дина решилась.
– Хорошо, – сказала она.
Решительно подошла к открытой дверце «Мерседеса». На какое-то мгновение слабая тень смутного беспокойства скользнула у нее в душе. Но мысль об одинокой прогулке в парке была слишком соблазнительной, и Дина без колебаний выбросила из головы все сомнения.
Перед тем как сесть, она обернулась и сказала:
– Я, кажется, забыла спросить ваше имя.
– Александр, – ответил новый водитель все с той же приветливой улыбкой. – Можно просто Саша.
– Спасибо вам, Саша.
Она улыбнулась ему и села в машину. Новый водитель вдруг сунулся в салон, и тут же что-то влажное и липкое легло ей на лицо. Мысли Дины спутались и затуманились, реальность стала стремительно уплывать, и она уснула прежде, чем поняла, что засыпает.
Усыпив Дину, Скрипач выпрямился и быстро огляделся по сторонам. Переулок был пуст. Он запихал платок, пропитанный эфиром, в карман плаща, затем снова сунул голову в салон, обхватил спящую Дину за плечи длинными сильными пальцами и уложил ее на сиденье. Затем достал с переднего сиденья плед и накрыл Дину этим пледом с головой.
Снова оглядевшись, Скрипач достал из кармана плаща телефон, нашел нужный номер и нажал на кнопку вызова.
– Бык, она спит, – сказал он в трубку. – Можем ехать. Не забывай держать дистанцию.
Затем убрал телефон в карман, забрался на водительское место и, захлопнув дверцу, завел мотор.
Из-за угла вывернула небольшая светлая «Мазда» и покатила следом за «Мерседесом», держа дистанцию метров в сто.
21
Черный «Мерседес» и бежевая «Мазда» остановились на заброшенном мосту через бурную реку Сорож. Воздух был по-вечернему серым. Полотно дороги кое-где поросло травой. Других машин вокруг не было.
Худощавый мужчина по прозвищу Скрипач выбрался из салона. Кадык остро торчал на его жилистой шее, серые глаза смотрели зорко и холодно. Он поежился от порыва холодного ветра, поднял воротник плаща и с некоторой опаской посмотрел на черный, неприветливый лес, подступающий к дороге и мосту.
Из светлой «Мазды» выбрался коренастый парень в черной кожаной куртке, подручный Скрипача по кличке Бык. Он подошел к Скрипачу и встал рядом.
– Жутковато здесь, – сказал Бык, оглядевшись по сторонам. – Прямо как на картинках из бабкиной Библии.
– Что? – не понял Скрипач.
– У меня бабка была верующая, – пояснил Бык. – У нее на тумбочке всегда лежала старинная Библия с картинками. Иногда она мне ее читала вслух и картинки показывала.
– И что?
– Да ничего. Просто там была пара жутких картинок. Черный лес и всякие твари.
– И что? – снова спросил Скрипач.
Бык пожал широкими плечами:
– Ничего. Просто похоже. Лес, река…
Коренастый бандит замолчал, бросил на своего подельника быстрый взгляд и, удостоверившись, что тот смотрит в другую сторону, незаметно перекрестился. Несколько секунд оба молчали, внимательно глядя по сторонам. Затем Скрипач коротко приказал:
– Вытаскиваем ее из машины.
Он открыл заднюю дверцу черного «Мерседеса», и вдвоем они выволокли девушку с сиденья. Бык держал ее за ноги, обутые в дорогие сапожки, такие же белые, как и плащ, Скрипач – за острые плечи.
– Я думал, мы сбросим ее вместе с машиной, – сказал Бык.
– А вдруг выживет? – сухо возразил Скрипач. – Или вылетит из салона – тело потоком унесет. Заказчик хочет, чтобы ее нашли. И чем быстрее, тем лучше.
Коренастый неодобрительно хмыкнул.
– Смысла мало, а возни много, – произнес он.
– Ничего, повозимся. Тащим ее к перилам!
Они поднесли женщину к перилам моста. У перил остановились. Скрипач посмотрел вниз, прикидывая, упадет ли брошеное тело на острые камни, усыпавшие берег, и не сползет ли оно потом в воду. Наконец он заключил:
– Здесь будет нормально. – И перевел взгляд на своего подельника. – Готов?
– Да, – ответил тот.
– На счет три. Раз… Два… Три!
Короткий взмах двух пар сильных мужских рук – и хрупкое тело женщины в развевающемся на ветру плаще полетело вниз – словно огромная белая птица.
Звук удара тела об острые камни заставил Скрипача поморщиться.
– Звучно приземлилась, – констатировал Бык с ухмылкой. – Наверное, все кости переломала.
Скрипач посмотрел на него неодобрительно. Коренастый бандит перегнулся через перила, прищурился, стараясь получше разглядеть в сумерках женское тело, неподвижно лежащее на мокрых камнях.
– А она точно умерла? – с сомнением проговорил он.
– Здесь пятнадцать метров, – отозвался Скрипач. – А внизу – острые камни. Как думаешь – умерла или нет?
Бык отпрянул от перил. Вздохнул:
– Красивая была баба. А пропала ни за грош. Надо было с ней того… немного поразвлечься.
Скрипач пристально посмотрел на коренастого. Тот осклабил в усмешке зубы:
– Да шучу я. Шуток не понимаешь?
Скрипач отвел от него взгляд.
– Займись машиной, – приказал он.
Бык кивнул и зашагал к «Мерседесу». Скрипач отошел подальше и закурил. Лицо его было спокойным. Даже когда «Мерседес» с грохотом протаранил перила и ухнул в реку, на этом лице не дрогнул ни один мускул.
Когда все было конечно, Бык, матерясь и прихрамывая, подошел к Скрипачу и пожаловался:
– Ногу ушиб, когда из машины выпрыгивал.
Скрипач щелчком пальца отправил окурок во влажную траву и сказал:
– Пора ехать.
– Скрипач, смотри! – хрипло окликнул Бык.
Скрипач повернул голову и посмотрел туда, куда ему показывал Бык. Впервые за последние полтора часа спокойствие покинуло его. Метрах в пятнадцати от них, почти перекрывая путь к машине, стояли волки. Четыре рослых, мощных зверя, один из которых был темный, почти черный. Волки стояли на разбитом асфальте дороги и, чуть пригнув головы, молча и пристально смотрели на убийц.
– Это собаки или волки? – пробормотал Бык.
Скрипач молчал, оценивая ситуацию и пытаясь найти правильное решение.
– Один из них черный, – снова хрипло зашептал Бык. – Скрипач, разве волки бывают черными?
Скрипач молчал.
– Что будем делать? – спросил тогда Бык, и голос его дрогнул от волнения. – Я свой ствол забыл в машине.
Скрипач осторожно поднял правую руку к груди, намереваясь вытащить из наплечной кобуры пистолет. И в эту секунду волки угрожающе зарычали. Шерсть на их загривках приподнялась, уши прижались к холке.
– Скрипач, мне это не нравится, – тихо проговорил Бык.
Рука Скрипача замерла возле лацкана плаща.
– Они не нападут, – произнес он. – Волки боятся вооруженных людей.
– Откуда они знают, что ты вооружен?
– Чувствуют запах железа.
Скрипач осторожно продвинул руку дальше, и его пальцы скрылись за отворотом серого плаща.
– Спокойно, ребята, – сказал он хищникам. – Мы просто пройдем мимо.
Шерсть на загривке черного вожака слегка улеглась. Скрипач счел это хорошим признаком.
– Вот и хорошо. Бык, идем к машине – только медленно и спокойно. Не вздумай побежать.
– Ладно.
И они медленно двинулись к машине. Волки, поворачивая головы, молча следили за их передвижениями. И тут Бык совершил ошибку. Когда до машины оставалось всего несколько метров, он, не выдержав напряжения, резко рванул вперед и бросился бегом.
– Стой! – рявкнул Скрипач. Но было уже поздно.
Черный волк ринулся вперед. Серые последовали за ним. Скрипач выхватил из кобуры пистолет и выстрелил в несущихся на него хищников. Потом еще раз и еще. Первый хищник, кувыркнувшись в воздухе, брякнулся на асфальт замертво, но второй сбил Скрипача с ног и вцепился ему клыками в шею.
Бык почти достиг машины, но в тот момент, когда он коснулся пальцами никелированной дверной ручки «Мазды», два волка повалили его на асфальт и принялись терзать, как щенки терзают оторванное птичье крыло.
Обливаясь кровью и охрипнув от крика, Бык увидел краем глаза две странные и страшные фигуры, вышедшие из леса. Одна фигура была белая, как снег, вторая – черная, как уголь. Бык успел вспомнить картинку из иллюстрированной Библии, которую показывала ему бабушка.
«Бесы!» – с ужасом подумал он и по привычке хотел перекреститься, но правой руки у него уже не было, ее отгрыз волк.
Часть вторая
1
Тих и мрачен был уральский лес в этот час. Большая мохнатая собака породы хаски остановилась под низко провисшей ветвью сосны и, приподняв морду, осторожно понюхала воздух.
– Что чувствуешь, Албас? – негромко спросил у собаки высокий широкоплечий парень, одетый в замшевую куртку и кожаные мягкие сапоги, расшитые бисером.
Собака тихо и тревожно тявкнула. Парень скинул с плеча ружье-двустволку и тоже внимательно прислушался.
Выглядел он весьма необычно. На смуглом, скуластом лице его двумя аквамаринами мерцали голубые глаза – почти такие же светлые, как у его собаки. Волосы парня, длинные, черные и блестящие, были заплетены в толстую косу, стянутую кожаной лентой.
– Плохо дело, – тихо сказал парень, продолжая вслушиваться в густую тишину вечернего леса. – Что-то дурное творится. Там, на каменном распадке.
Собака зарычала, а затем несколько раз громко гавкнула.
– Тише, Албас! Тише.
Парень пригладил холку пса широкой коричневой ладонью. Собака подняла морду и вопросительно посмотрела на хозяина.