— Ну и как они… русалки-то? — поёжившись, спросил Алёшка.
— Да как все девчонки. Хихикают да кривляются. Ещё хуже Красных Шапочек.
— Не щекотали?
— Я бы им пощекотал! Я на всякий случай вот такую палку взял…
— Ну а дальше? — сказал Алёшка.
— Дальше? Главный Диспетчер записал меня в список лётчиков. Сказал, что буду летать по особым поручениям, потому что опыт у меня уже есть и машина очень надёжная… Выдали планшетку. Форму сшили, только я её не люблю: суконная, колючая, воротник шею надирает, как тёрка…
— Ты рад, что стал лётчиком?
Антон пожал плечами. Потом улыбнулся:
— Как когда… Один раз у нас контрольная по математике, а я — ни бум-бум. И вдруг дежурный в дверь кричит: «Тополькова к директору!» А там — пакет от Главного Диспетчера: срочно в полёт. Здорово получилось. Только Вера Северьяновна ворчала.
— А ты, значит, круглый год летаешь, не только летом?
— Круглый год… Но когда прилетаешь в сказку, там почти всегда лето. Видишь, я поэтому и загорелый. — Лётчик засмеялся и вскочил.
— Подожди, — осторожно сказал Алёшка. — А самое главное? Ты летал к ребятам?
Антошка перестал смеяться.
— Летал…
Глава десятая
Вот что было.
Он прилетел в Голубые Холмы и разыскал Аркашку, Круглое Аркашкино лицо расплылось в улыбке.
— Ух ты! Антон! Ты насовсем или в гости?
— Я за тобой, — сказал Антошка. — Летим к ребятам! У меня самолёт. Настоящий, честное слово!
Аркашка вроде бы не очень удивился.
— А откуда? В Доме пионеров построили? А у нас в техническом кружке роботов делают. Хочешь, покажу?
— Потом, — сказал Антон. — Аркашка… Ну, ты что? Давай скорее полетим к Тимке и Данилке.
Аркашка вздохнул:
— Понимаешь, у меня в два часа занятия в кружке.
— Аркашка… — тихо сказал Антон. — А как же Антарктида?
Аркашка ещё раз вздохнул и посмотрел на часы.
— Знаешь что? Ты слетай сначала к Тимке. Договоришься с ним, а потом прилетите за мной.
— Ну что ж… — сказал Антон.
Тима играл на скрипке. Музыка доносилась из окна. Ещё издалека слышно было, как хорошо Тима играет.
Он увидел в дверях Антона, опустил смычок и тихо спросил:
— Антошка… это по правде ты?
— Хочешь вернуться в Антарктиду? — сказал Антон. — У меня есть самолет. Честное слово.
Тима посмотрел на него, потом на скрипку.
— А её можно взять с собой? С ней ничего не случится на высоте?
— Мы её завернём. И я полечу осторожно, — сказал Антон.
И тут в комнату вошёл знаменитый Тимин папа.
— Антоша, — сказал он. — Я могу поговорить с тобой как мужчина с мужчиной? С глазу на глаз.
— Конечно, дядя Витя, — сказал Антошка.
Они вышли в коридор. Дядя Витя взволнованно поправил на круглом животе подтяжки и заговорил:
— Видишь ли… Я тоже понимаю, что такое дружба. Что такое любимые места, любимые игры и так далее. Да… Но Тима так увлечён музыкой. У него успехи. Он играл уже в настоящем концерте. Он не может отвлекаться. Занятия музыкой требуют ежедневного труда.
Антошке хотелось заплакать, но он сдержался и сказал:
— Ну что ж…
— Мы всегда будем рады тебя видеть! — крикнул ему вслед Тимин папа.
…Антон посадил свой самолёт на лужайке за деревенскими огородами. Расспросил мальчишек и нашёл Данилкин дом.
Данилка сидел на крыльце и лепил из глины весёлого большого крокодила. Антошка не успел ничего сказать. Данилка встал, быстро обернулся, будто его окликнули. Он улыбнулся только чуть-чуть, но глаза у него и даже веснушки просто засияли.
— Ну вот, — сказал он. — Я ведь всем говорил.
Я знал, честное-честное слово, знал, что ты приедешь.
Даже мама не верила, а я всё равно знал… Ты на чём?
— На самолёте… Нет, правда! Я не шучу, Данилка, не думай. Есть маленький самолёт. Летим в Антарктиду!
Данилка всё ещё улыбался, но уже не весело.
— Если на самолёте, мне нельзя, — сказал он. — Не разрешат.
— Но это совсем безопасный самолёт!
— Не в том дело. Врач не разрешит. Оказывается, у меня сердце… Ну, болезнь какая-то привязалась. Поэтому и в деревню переехали, здесь спокойней. Мне даже бегать не дают, а на высоту и совсем нельзя. Если буду режим нарушать, придётся операцию делать. Я операции не боюсь, да мама ужасно беспокоится.
Что тут скажешь? Если остановится сердце, не поможет никакая сказка. И Антошка, изо всех сил стараясь улыбаться, сказал:
— Ты не горюй. Я буду прилетать. Часто…
Он прилетал. И к Данилке, и к Аркашке, и к Тиме. И все ему были рады. Но появились у ребят там, на новых местах, новые друзья — те, что всегда близко, рядом. А лётчик Антошка Топольков долго быть рядом не мог. Потому что были на свете Особые Поручения.
— Вот так и летаю, — сказал он Алёшке. — Уже целый год. Заповедные леса, тридевятые царства…
— Интересно, да?
— Бывает интересно. Бывает даже страшно, а иногда весело… Только всё равно…
— Что всё равно?
— Ну, понимаешь… не нужны никакие волшебные страны, если ты один. Скучно в них одному.
— Почему же ты один? — возразил Алёшка. — Ты же всегда летишь с пассажиром.
— Ну и что? Пассажир долетит до места и уйдёт. У каждого своя сказка, своя дорога. Я по чужим сказкам летаю, а своей у меня вроде бы и нет. Кончилась.
— Ты думаешь, кончилась?
— Конечно. Антарктиды уже нет, ребят я не собрал… А ведь самая хорошая сказка, когда находишь друга.
— Это верно, — сказал Алёшка. — Знаешь что, Лётчик? Тебе нужен второй пилот.
— Нет, — сказал Лётчик. — Пилот ни к чему. Для него второе кресло нужно, а куда пассажира усаживать? Вот если бы такой человек был рядом, как Данилка… или как Тима… Ну, или вообще… такой человек, чтобы он рядом мог быть, или даже в одном кресле… Нам бы тесно не было. Главное, чтобы вместе…
— Я понимаю, — сказал Алёшка.
Он понимал. Но солнце стояло уже невысоко, а у Алёшки была своя сказка, своя дорога. И чтобы напомнить об этом Лётчику, он осторожно спросил:
— Обратно я тоже с тобой полечу? Или как?
— Обратно на поезде, — сказал Лётчик. — Так полагается. Удобнее и проще получится, вот увидишь… Ну, поехали.
Они летели, пока солнце не ушло за горизонт. Небо оставалось ещё светлым, а земля укрылась в сумерках.
Лётчик посадил самолёт в большом поле. Алёшка выпрыгнул из кабины. Трава была с мягкими листьями и шелковистыми метёлками. Пахло тёплой землёй, травяным соком и почему-то молоком.
На западе желтел над верхушками трав неяркий закат. Повыше заката, в зеленоватой полоске неба висела половинка луны. Она была выпуклая, ноздреватая и, кажется, пахла, как свежая горбушка. Выше луны-горбушки небо становилось сиреневым, и в нём проглядывали звёзды.
Лётчик тоже прыгнул из кабины и встал рядом с Алёшкой.
— Ну вот, — негромко сказал он. — Теперь уж совсем прилетели… Ты иди прямо на закат. Сначала будет просто трава, потом тропинка, а дальше — дорога. Пойдёшь по ней и увидишь город. Это недалеко.
— Спасибо, Лётчик, — сказал Алёшка. Он почему-то чувствовал себя слегка виноватым и стеснялся взглянуть Антошке в лицо. Но всё-таки взглянул. В Антошкиных глазах золотыми точками отражались половинки луны.
— Прощай, Лётчик, — тихо сказал Алёшка и взял в руки маленькую Антошкину ладонь. Ладошка: была твёрдая и тёплая.
— Прощай… — сказал Лётчик и опустил глаза.
Было неловко просто так уходить. Алёшка вздохнул и спросил:
— Сейчас полетишь обратно?
Лётчик покачал головой.
— Нет. Я здесь посижу. До утра.
Он отошёл к самолёту и сел у маленького колеса. Прислонился спиной к пухлой шине.
— Зачем? — встревоженно спросил Алёшка.
— Ну, просто так. Вдруг кто-нибудь придёт. Какой-нибудь пассажир…
— Тебя Диспетчер потеряет.
— Не потеряет, он привык. Я не люблю летать один.
— Лётчик… — нерешительно сказал Алёшка. — А мне, значит, никак нельзя с тобой обратно лететь?
— Нет. Понимаешь, не нужно рисковать. Твой путь на этом самолёте по Зелёному Билету кончился. Если полетишь опять, закрутят, замотают нас всякие дела, неизвестные маршруты. Может, на неделю, может, на месяц. А может, и насовсем. А тебе ведь некогда, у тебя своя дорога.
— Да, — сказал Алёшка и выпрямился. Он вспомнил. И произнёс уже решительно:
— Ну, я пойду.
— Конечно. Пора, — сказал Лётчик.
И всё же Алёшка ещё не ушёл. Спросил:
— А ничего, что ты здесь один? Ночь ведь…
— Ну что ты, — сказал Лётчик. — Ничего со мной не случится. Я под охраной Сказки.
— Сказка — сказкой, а ночью всё равно холодно, — ворчливо заметил Алёшка. — Ты возьми-ка мою куртку. С ней хорошо, она походная.
— Сказка — сказкой, а ночью всё равно холодно, — ворчливо заметил Алёшка. — Ты возьми-ка мою куртку. С ней хорошо, она походная.
— Да не надо! Тебе же дома влетит.
— Ни капельки мне не влетит, даже не думай!
Алёшка скинул с плеча куртку и набросил на Лётчика. Тот сидел, съёжившись, и куртка накрыла его всего — от плеч до сандалий.
— Спасибо, — сказал Лётчик. — Ну, ты уж иди. Скоро совсем стемнеет.
Он протянул из-под куртки руку. Алёшка ещё раз пожал его твёрдую ладошку, повернулся и пошёл среди тёмной шелестящей травы. А когда оглянулся, за травой не видно было ни Лётчика, ни самолёта.
Глава одиннадцатая
Он и в самом деле скоро вышел на тропинку, а затем — на просёлочную дорогу.
Дорога вела прямо на закат. И там, на жёлтой полоске неба, проступали чёрные крыши и башни.
«Хоть бы успеть до закрытия музея», — подумал Алёшка.
И тут ему дорогу перешёл чёрный кот.
Кот был большой. И шёл не как все коты, а на задних лапах. Передние лапы он заложил за спину и шагал не торопясь, будто размышлял на ходу. Голова у кота была опущена, а хвост загнут вопросительным знаком.
Алёшка вообще-то не верил в приметы, но тут он остановился и от досады плюнул.
И кот остановился. Глянул через плечо на Алёшку и капризным тонким голосом сказал:
— Боже мой, как вы все мне надоели.
— Кто? — обалдело спросил Алёшка.
— Все, — решительно сказал кот. — Те, кто плюются и ругаются, когда меня видят.
Алёшка смутился.
— Это я просто так плюнул, — пробормотал он. — При чём здесь ты?
Но кот не поверил.
— Вот засунуть бы тебя в мою шкуру, — обиженно сказал он. — В эту самую шкуру, чёрную и лохматую. Тогда бы узнал…
Кот вдруг уселся на краю дороги, задней лапой почесал за ухом и уже спокойно продолжал:
— Куда ни сунешься — везде дороги. Улицы, тротуары, тропинки, аллеи, лестницы. И везде люди. Куда ни пойдёшь, обязательно у кого-нибудь поперёк дороги окажешься. И каждый шипит на тебя, как змея… Только в Ветрогорске и отдохнул немного.
— Отдохнул? Почему?
— Я там целую неделю прожил. В пустой бочке, на берегу. Хороший город, никто не ругается. Даже собаки не пристают.
— А зачем ушёл? — удивился Алёшка.
Кот горестно засопел.
— Не нашёл я там подходящей сапожной мастерской… Хочу сапоги заказать, а никто не берётся. Говорят: таких маленьких колодок нет… Ходил в кукольную мастерскую, а там сапоги не шьют. Всякие башмачки и туфельки — пожалуйста. Или даже босоножки. А зачем они мне? Мне сапоги нужны. Красные, с отворотами.
— Для чего тебе сапоги? — опять удивился Алёшка.
Тогда удивился кот:
— Ты что, неграмотный? Сказку про Кота в сапогах не знаешь? Даже кино такое есть.
— Сказку я знаю, — слегка обиделся Алёшка. — Да она ведь не про всякого кота. Ты думаешь, надел сапоги — сразу стал Котом в сапогах?
Алёшка думал, что кот рассердится. Но он опять задумчиво поскрёб за ухом и сказал:
— А что ж… Тот кот был тоже обыкновенный, пока сапоги не раздобыл. Ничем не лучше других… Дело в том, что если кот гуляет в сапогах, на него больше внимания обращают. Авторитет повышается. И легче отыскать своего маркиза Карабаса. Помнишь, как в кино? Он подружился с парнишкой Жаном, который потом сделался маркизом Карабасом.
— Значит, ты ищешь маркиза? — спросил Алёшка чуть насмешливо.
Кот вздохнул протяжно и невесело:
— Не обязательно маркиза. По правде говоря, хоть кого. Лишь бы одному не мыкаться.
«Бедняга, — подумал Алёшка. — Видно, не сладко ему, хоть и страна сказочная, и сам он говорящий».
А кот словно угадал его мысли. Жалобно глянул зелёными глазами и спросил:
— Тебе попутчик не нужен? Я тут все места знаю. Такие могут быть приключения, пальчики оближешь.
Конечно, было бы здорово вернуться домой с говорящим котом. Но Алёшка вспомнил, что мамы нет дома, а тётя Даша терпеть не может кошек. А не познакомить ли кота с Софьей Александровной? «Нет, — подумал Алёшка. — У него характер слишком самостоятельный. Не уживётся он там с её Кузями и Батончиками».
— Понимаешь… — смущённо начал он.
— Да понимаю, — перебил кот. — У каждого свои, заботы. Я и не обижаюсь. Только, если плюются вслед, зло берёт. Куда деваться-то? Не могу же я по воздуху летать…
— По воздуху? — переспросил Алёшка. И обрадовался неожиданной догадке. — Слушай, котик! Ты иди сейчас вон туда, всё прямо. Там среди травы стоит маленький самолёт, а у самолёта сидит мальчик. Это не просто мальчик, а Лётчик. Ему очень скучно летать одному. Ты скажи, что ищешь товарища. Он будет рад.
— Ты думаешь? — спросил кот и даже задрожал от волненья. — Он меня возьмёт?
— По-моему, возьмёт. Тебе ведь кресла отдельного не надо, ты маленький.
— Конечно! Я могу совсем в клубочек свернуться! Спасибо! Я побежал!
Кот опустился на четыре лапы, взметнул хвост и чёрной молнией метнулся в траву. Будто и не было его. Только верхушки качнулись.
Алёшка посмотрел ему вслед и зашагал к Ветрогорску. Несколько минут он чувствовал непонятную досаду: словно что-то сделал не так. Но потом стал думать о клипере и забыл обо всём остальном.
Ветрогорск начался маленькой улицей, заросшей узловатыми вязами и дубами. Домов в сумерках почти не было видно. В башенках и верхних этажах светились окна. Этот свет сквозь листья падал на выпуклую булыжную мостовую и блестел на камнях, как на чешуе громадной рыбы. А небо стало совсем ночным, темносиним.
Улица оказалась длинной. Она тянулась между заросшими откосами, над которыми дрожали огоньки, выскакивала на горбатые мостики. Под мостиками журчала вода и горланили лягушки.
Алёшка вышел наконец на маленькую круглую площадь. Там горели фонарики. Посреди площади стояла большая белая статуя рыбака. Рыбак сжимал в руке обломок весла, а на плече держал рыбу, похожую на акулу.
Кругом стояли дома с балконами, галереями и лесенками.
Прозвенел и укатил в тёмную щель переулка открытый трамвайчик со смеющимися пассажирами.
Из переулков долетал солёный полузнакомый запах. На зюйдвестке каменного рыбака, на светлых стенах верхних этажей равномерно зажигались и гасли отблески жёлтого света. И Алёшка вдруг понял, что это свет маяка, а пахнет морем.
Алёшка оглянулся: у кого узнать дорогу к Корабельному музею? Прохожих было немного. Но сзади вдруг послышался весёлый шум, и Алёшку окружила компания мальчишек.
Алёшка струхнул в первую секунду, но тут же увидел, что нечего бояться. Мальчишки были очень дружелюбные. Один из них, темноволосый, тонкий и высокий, сказал Алёшке, будто знакомому:
— Пойдём с нами! Мы идём искать говорящего дельфина Стёпку. Он знает, где затонул старый пароход «Везувий» с ёлочными игрушками. Говорят, Стёпка сегодня ночует в Жёлтой бухте. Идём! У нас как раз не хватает в команде одного человека.
— Да хотя бы и хватало! Всё равно пойдём! — вмешался круглоголовый малыш в широченных штанах до пят и тельняшке. У него были круглые, как копейки, веснушки и не было двух зубов. — Пойдём, — повторил он. — Стёпка нас покатает. Он знаешь как носится!
Он шепелявил, и поэтому получилось: «Штёпка наш покатает. Он жнаешь как ношитша!»
Остальные засмеялись, но ни капельки не обидно, а высокий опять сказал:
— Сегодня такой вечер. Обязательно будет какое-нибудь приключение.
Многие из ребят были с вёслами, а двое держали на плечах брезент, намотанный на длинный брус. Алёшка догадался, что это парус.
— Ребята, — сказал он, — я не могу. Спасибо. Но я правда не могу, честное слово. У меня такое важное дело, а времени совсем нет.
Они не обиделись, но огорчились. И малыш в тельняшке сказал:
— Штрашно жалко.
Алёшка спросил у ребят, как добраться до Корабельного музея, и они тут же объяснили, что «сперва вон в тот переулок, потом через большой сад, потом через дырку в изгороди, и там сразу увидишь».
Сад был похож на заповедный лес, дорожка заросла ползучими травами. Проносились летучие мыши. Над лужайками, словно стаи бабочек, мерцали зелёные огоньки. Мелькнуло жёлтое окошко с переплётом крест-накрест.
Кто-то шагал за Алёшкой следом. По сторонам раздавался иногда треск ветвей. Вдруг ударили два выстрела, и весёлый голос крикнул: «Мимо, гражданин Кривая Акула! Теперь моя очередь!» Потом зазвенел колокольчик.
Несколько раз Алёшку окликали: «Мальчик, постой! Мальчик, хочешь с нами?» Но он не отвечал и не замедлял шагов. Он чувствовал, что если оглянется, то его обязательно закружит, отвлечёт от главной дороги какая-нибудь сказка.
Алёшка добрался наконец до изгороди, нашёл дыру и вылез на каменный тротуар.
Музей он увидел сразу. Это был старинный дом, похожий на большую церковь, только без башен. Вместо башни поднималась над фасадом настоящая корабельная мачта с огоньками. Окна музея светились.