– Сотни лет? – шепотом переспросила Анастасия удивленно, боясь поднять на него глаза, чтобы не столкнуться с бездонной пустотой его взгляда.
– Сотни лет. – Твердые холодные крючки его пальцев сжимали плечо Анастасии, и от них по телу девушки растекался холод. – Мы смертны. Но бессмертен Великий Канал. И священные волосы Великого Тро всеми цветами радуги веют над миром.
– Но... что же потом?
– Ты красива, но разум твой темен, – сказал он. – Потом – бессмысленное слово. Есть великое слово – вечность. Великий Тро – это Вечность. Великий Канал – это Вечность. У него было начало, но нет конца.
– Так не бывает, – сказала Анастасия. – Людям в конце Концов надоест...
– Для того, чтобы им не надоело, и существуют Хранители Кнута и Лопаты.
– Сломаются эти ваши железные...
– Люди будут рыть руками.
– А если Канал упрется в море?
– Мы идем вперед, в направлении, указанном Великим Тро, идем сотни лет. Великий Канал не может свернуть и остановиться. Довольно. – Он сжал плечо Анастасии. – Пока что тебе прощаются все дикарские глупости, которые ты наговорила. Но завтра они станут ересью, и не советую об этом забывать. В тебе, мне кажется, есть проблески разума. А потому постарайся понять: у тебя нет иной судьбы, кроме как стать продолжательницей рода – к твоему счастью, рода Хранителей Кнута и Лопаты, а не рабочего быдла. Единственным твоим чувством должна стать благодарность за оказанную тебе милость.
– Благодарю, – сказала Анастасия. – Надеюсь, меня не заставят продолжать род вот прямо сейчас, тут же?
– Рад, что ты быстро усваиваешь священные истины, – как ни странно, он начисто не заметил иронии. – Разумеется, состоится брачная церемония. Она начнется вечером и будет краткой. Тебя подготовят. Нынче же ночью ты должна будешь дать жизнь будущим Хранителям Кнута и Лопаты.
– Благодарю за высокое доверие, – сказала Анастасия. Она почувствовала себя гораздо спокойнее и увереннее. Вряд ли этот сумасшедший и его пустоглазая банда будут торчать вокруг брачного ложа, духовно сопутствуя трудам по продолжению рода. Тех, кто ее похитил, давно отослали прочь, и вряд ли они найдут время рассказать что ценный трофей не так уж смиренен и слаб, когда у него свободны руки и ноги, – так что ее нареченного ожидают неприятньи-сюрпризы, и брачная ночь у него выйдет несколько нетрадиционной... А там посмотрим. Ускользнуть отсюда нелегко, обратную дорогу отыскать еще труднее, но лучше уж рискнуть, чем превратиться в продолжательницу рода этих безумцев, неустанно рожать им новых... А потому Анастасия смиренно склонила голову и сказала:
– Твоя мудрость потрясает меня, о Великий Мастер, – и окинула угрюмую шеренгу таким взглядом, что в их глазах зажглось слабое подобие чего-то человеческого. – Я с трепетом жду достойнейшего из вас, о Хранители.
Оказалось, что достойнейшего они избирают примитивнейшим способом – они по очереди доставали шарики из золотого сосуда, и вскоре обнаружился счастливчик, ничем, правда, свою радость не выказавший. «Болван пустоглазый, неотличимый от прочих», – подумала Анастасия, прикидывая, как лучше всего будет приласкать его столь пылко и бурно, чтобы в сознание не приходил как можно дольше.
Слуги в черном – новые, незнакомые – вывели ее на крыльцо. Смеркалось, солнце давно скрылось за горизонтом, а по левую руку от заката собирались тучи, чернотой своей и густотой обещавшие скорый обильный ливень. «Тем лучше», – подумала Анастасия, ощущая пьянящее щекотанье предстоящего опасного дела, отрешенную легкость.
Ее привели в домик с занавешенными окнами и сдали с рук на руки служанкам в черно-сером. Они усердно вымыли Анастасию в жестяной ванне (она сердито подумала, что два купанья за день – уже чересчур), обрядили в голубые штаны и белую рубашку с голубым узором, напоминавшим их пресловутого шестилапого жука. Одежда из тонкой мягкой материи, а башмаки из хорошо выделанной кожи. Повесили на шею золотую цепочку с золотьм жуком и пучком черных нитей – очевидно, символизировавшим шевелюру вездесущего Тро. Зеркала не оказалось – то ли зеркала легко разбивались при переездах и от них отказались, то ли потомки богов попросту не додумались до зеркал. Анастасия об этом чуточку пожалела – хотелось все же посмотреть, как она выглядит в брачном наряде этих сумасшедших.
Потом ее отвели в домик, принадлежавший вытянувшему счастливый (с его точки зрения) жребий Хранителю. С точки зрения Анастасии, жребий ему выпал насквозь несчастливый.
Служанки зажгли золотой семисвечник в углу, скупо объяснили, что вскоре сюда явится для свершения брачной церемонии какой-то там их жрец, ведя за собой счастливого жениха.
Анастасия слушала их вполуха. Едва за ними захлопнулась дверь, она обернулась к стене. Там, под выкатившим черные бельма неизменным жуком, висел меч в богато украшенных ножнах, с драгоценной рукоятью и шестилапым пауком на крыже; Меч был короче и шире тех, к которым Анастасия привыкла, но выглядел подходяще.
Косясь на дверь и навострив уши, Анастасия обошла низкое широкое ложе (жди, как же!), осторожно вытащила меч, придерживая ножны, чтобы не брякнули. Попробовала пальцем лезвие и удовлетворенно хмыкнула – отточено на совесть. Бедный нареченный. Тихонько вложила меч назад. Улыбнулась. Просьба пожаловать, невеста ждет с трепетом...
Она присела на краешек ложа и попыталась принять вид трепетной невинности. Жаль, не видит себя со стороны и не знает, насколько ей это удалось. Попробовала рукой упругость мягкого ложа и вздохнула: вот если бы здесь был...
За окном накрапывал дождь, потянуло приятным запахом влажного чистого песка, и вдруг посреди этого мокрого полумрака раздался страшный грохот. Пламя свечей качнулось, едва не погаснув, и тут же вылетело оконное стекло. Анастасия подскочила от неожиданности, сорвалась с ложа и подбежала к окну, топча по дороге куски стекла. Для грома и молнии слишком уж оглушительно, а главное – рано, настоящая буря еще вроде бы не подступила к городу-
Анастасия высунулась наружу, рискуя порезаться о торчащие в раме острые осколки. Слева, довольно далеко, все выше и шире разрасталось багровое зарево – колышущееся, исполинское, идущее словно бы из-под земли. Канал, сообразила Анастасия. Что-то там загорелось. Весьма кстати!
Сразу в нескольких местах, в разных концах города хрипло и страшно заревели трубы. По улочкам, озаренным пляшущими багровыми отсветами, бежали люди – все в одном направлении, к пожару. Никакой сумятицы. Анастасия разглядела – их, словно стадо, гонят всадники в черном, пешие в черном, слышно, как свистят плети, полосуя по спинам и головам.
Один за другим прогрохотали еще два взрыва, зарево разрасталось на полнеба.
Анастасия осторожно втянула назад голову. Самое время. Улочка опустела, направление она помнит, коней тут много, меч есть...
И тут в прихожей затоптались, нашаривая ручку. «Ну, долой трепетную невинность», – сказала себе Анастасия. Выдернула меч из ножен, задула свечи и прижалась к стене. Багровые отсветы проникали внутрь, и вошедший сразу бы ее увидел, но это не меняло дела – до двери один бросок, и жить вошедшему осталось всего ничего...
Дверь рывком распахнулась, но никто не вошел. Анастасия напрягла глаза, всматриваясь в темную прихожую. Отвела руку с мечом, изготовилась к удару. Оттуда, из темноты, сказали напряженно-радостно:
– Таська, брось железку, порежешься!
Ноги у нее подкосились. Она выпустила меч и бросилась на шею Капитану, ткнула губами куда-то в ухо. Капитан обхватил ее так, что ребра хрустнули.
– Задавишь, – выдохнула она, счастливо смеясь. – Откуда ты такой? Да говори же!
На нем была эта омерзительная черная одежда, с золотым жуком на груди, но под ней ощущалась кираса. И автомат висел на плече.
– Да подарил тут один одежонку, – сказал Капитан. – разговорчивый такой попался, гнида, все растолковал – что к чему, где что лежит... Горючка, Настенька, потому так и названа, что горит...
– Так это ты? – обернулась она к окну, к багровому зареву.
– Мой грех. – Он отпустил Анастасию, выглянул наружу, хмыкнул удовлетворенно. – Обормоты, кто ж так горючку держит – неогороженной, с одним вертухаем... Ну, пошли!
Они выскочили под дождь. Вдали, вокруг пожарища стоял страшный шум, но ближайшие улочки были пусты. Они бежали меж рядов темных повозок и темных домиков. Капитан схватил ее за руку и уверенно тащил за собой. Меч Анастасия все-таки прихватила со стены, но второпях не забрала ножны, и бежать с мечом в руке было неудобно, он только мешал.
– Да брось ты его! – крикнул Капитан.
Анастасия послушалась. Кто-то шарахнулся из проулка им наперерез, ничего еще не сообразив, выставил секиру. Капитан выпустил руку Анастасии и отшвырнул его ударом ноги под горло. Снова ухватил ладонь Анастасии и увлек в противоположном от пожара направлении. Вдруг застыл, прислушался:
– Так это ты? – обернулась она к окну, к багровому зареву.
– Мой грех. – Он отпустил Анастасию, выглянул наружу, хмыкнул удовлетворенно. – Обормоты, кто ж так горючку держит – неогороженной, с одним вертухаем... Ну, пошли!
Они выскочили под дождь. Вдали, вокруг пожарища стоял страшный шум, но ближайшие улочки были пусты. Они бежали меж рядов темных повозок и темных домиков. Капитан схватил ее за руку и уверенно тащил за собой. Меч Анастасия все-таки прихватила со стены, но второпях не забрала ножны, и бежать с мечом в руке было неудобно, он только мешал.
– Да брось ты его! – крикнул Капитан.
Анастасия послушалась. Кто-то шарахнулся из проулка им наперерез, ничего еще не сообразив, выставил секиру. Капитан выпустил руку Анастасии и отшвырнул его ударом ноги под горло. Снова ухватил ладонь Анастасии и увлек в противоположном от пожара направлении. Вдруг застыл, прислушался:
– Стоп!
Толкнул Анастасию к ближайшей повозке:
– Быстро туда!
Сам запрыгнул следом, опустил полог. Они оказались на каких-то жестких угловатых тюках. И тут же совсем рядом промчались всадники, протопало множество человеческих ног. Анастасия перевела дух и, вглядываясь в его неразличимое почти во тьме лицо, спросила:
– Как ты меня нашел?
– А ты думала, тебя так и бросили? – Он ощупью нашел плечо Анастасии. – Десант своих не бросает, княжна... Горна благодари. Пустили его по следу, быстренько на хвост им сели, потом я издали в бинокль увидел, как ты с ними мило беседуешь. Засели на холмах... А потом все было просто. Пошел в этот гуляй-город, притормозил там одного с топором, а он болтун оказался жуткий... – Капитан осторожно коснулся ее щеки. – Больно стукнули? Там, у холмов?
– Чепуха, – сказала Анастасия.
– Чего они от тебя хотели? В гарем сватали?
– Детей им, дуракам, рожать, – сердито сказала Анастасия. – Таких же дураков, землекопов свихнувшихся...
– Действительно, чего захотели... – Он помолчал и вдруг решительно шепнул ей на ухо: – А мне бы согласилась?
Анастасия замерла, стоя на коленях на жестком тюке. Почувствовала на губах его губы, медленно подняла руки и положила ему на плечи. Зажмурилась в темноте и долго не открывала глаз.
– Чудо ты, Таська, – защекотал ей ухо горячий шепот Капитана. – Чудо несусветное в кольчуге...
Анастасия улыбнулась в темноте, глаза защипало – но почему, ведь сейчас ей было невыносимо хорошо? Загадочная это вещь оказывается, слезы – большая и сложная тайна, пока что непонятная ей.
– Пошли отсюда? – сказала она тихо, коснулась его щеки, провела ладонью. – Здесь так страшно...
Вокруг снова не было ни души. Они спрыгнули на землю и, держась за руки, спокойно пошли быстрым шагом к окраине города. Никто не бросался наперерез, никто не гнался – все сгрудились вокруг пожара. Ливень усиливался. Время от времени они, уже далеко отойдя от страшного кочевого города, оглядывались на пожарище – оно заметно при-гасло, багровые отсветы словно уходили в землю, погружались на дно Канала.
– Тушат помаленьку, – сказал Капитан. – Тушат-тушат, не потушат, заливают – не зальют. Эх, я сюда обязательно вернусь...
Анастасия улыбнулась ему. Она промокла насквозь, одежда облепила тело, но холода Анастасия не чувствовала – она была на свободе, и безумцы, рывшие столетиями свою исполинскую канаву, хочется верить, навсегда уходили из ее жизни.
– Разобраться бы с ними как следует, – сказал Капитан. – Черт, и нечем тебя укутать, сам мокрехонек, как мышь в ведре...
Анастасия зажала в кулаке золотого жука и рванула цепочку. Цепочка лопнула, и Анастасия зашвырнула ее подальше, далеко-далеко, чтобы улетела на другой конец света. Раскинула руки и закружилась под дождем, зажмурясь, закинула голову, подставила лицо косьм струям, крикнула:
– А жизнь прекрасна!
– Точно. Сам начинаю верить. – Капитан поймал ее в охапку и сказал, словно бросаясь в воду. – Настенька, я ведь не шучу...
– Я знаю, – тихо сказала Анастасия. – Я тоже. Только... я... ты... как-то... если...
Она безнадежно запуталась и замолчала в полной растерянности. Что-то старое рушилось, уходило, исчезало, что-то новое никак не могло заступить на его место, и Анастасия замерла в его объятиях, уткнулась в плечо, чуточку жалобно попросила:
– Ну не надо меня торопить, я...
– Настенька, я понимаю. – Капитан погладил ее по мокрым волосам. – Только я серьезно и насовсем...
– Я тоже, кажется, – сказала Анастасия так тихо, что он, быть может, и не расслышал.
Вскоре они добрались до места, где ждала Ольга с лошадьми. Горн, радостно гавкая, прыгал вокруг, а Ольга бросилась ей на шею. Дождь на ее лице или слезы – разобрать под этим косым ливнем было невозможно.
– Что там было? – спросила Ольга наконец.
– Да пустяки, – сказала Анастасия и впервые за этот вечер зябко передернулась – и от пережитого, и прохладу дождя ощутила. – Чуть замужем не оказалась, только и всего.
Верстовой столб 13. Сон о ржаных апостолах
Анастасия ехала во главе своего маленького отряда хмурая, как туча. Даже Росинанту передавалось настроение хозяйки, не говоря уж об Ольге с Капитаном – они и не пробовали завязать разговор, и в глазах у них Анастасия видела неприкрытое недоумение. Но никак не находила нужных слов и подходящего случая, хранила угрюмое молчание, отчего злилась еще больше. И получался замкнутый круг.
Если честно, ей больше всего хотелось оказаться вдвоем с Капитаном в каком-нибудь уединенном месте, взяться за руки и выговориться начистоту. О том, что они все же люди из разных миров, и нужно вместе, долго и вдумчиво ломать голову над тем, как же им все-таки подогнать, притереть, совместить эти миры, чтобы родилось что-то новое, не ранившее ничьей гордости, самолюбия и устоявшихся взглядов на жизнь. О том, чем каждый из них должен поступиться, и нужно ли поступаться чем-то. И вообще, можно ли до завершения их поездки в неизвестность разрешить все сложности раз и навсегда?
Временами ей казалось, что и Капитан ломает голову над тем же самым. Наверняка. Быть может, его мысли были отражением мыслей Анастасии. Быть может, он точно так же искал случая.
А случая все не подворачивалось. Леса кончились, они третий день ехали по равнинам, перемежавшимся редкими невысокими холмами. И эти равнины были самым неподходящим местом для серьезного разговора. Так иногда бывает – позарез необходимы деревья над головой, лесная поляна, комната, галерея, старая стена... А вот так вот взяться за руки и уйти подальше от разбитого на равнине лагеря – не получается, хоть ты тресни. Больше всего Анастасию мучила мысль, что он может подумать, будто она бросилась ему тогда на шею из одной лишь благодарности за спасение. Чтобы покончить хотя бы с этим недоразумением, вставшим меж ними или выдуманным ею, она придержала коня, подождала, когда поравняется с ней чалый Капитана и тихо спросила:
– Не сердишься?
– За что, господи? – но в его голосе звучала нотка грусти. – Все нормально...
– Вот уж нет, – сказала Анастасия, не глядя на него. – Только не сердись... Я размышляю, и мне тяжело.
– Странное совпадение, – сказал Капитан уже веселее. – Я тоже размышляю, и не над самыми простыми вещами. Не подумать ли нам вместе и вслух?
– Подождем, – сказала Анастасия. – Только не сердись, ладно? Подождем... И отъехала. Словно камень с души свалился, и увесистый.
Она погнала Росинанта легким галопом, волосы развевались из под шлема, увенчанного золотым серпом-и-молотом.
Где те времена, когда жизнь казалась ей не лишенной тягостных загадок, но довольно простой, без крупных неожиданностей? Где времена, когда она и подумать не могла, что потрясение основ – столь мучительная штука? Анастасия, светлая княжна отрогов Улу-Хема из рода Вторых Секретарей, отважный рыцарь, пустившийся в поход за Знаниями – ах, каким легким и прекрасным виделся поначалу тот поход...
Она остановила коня – вокруг были возделанные поля! Пшеница стояла золотой упругой стеной, чуть колыхавшейся под ветерком. Анастасия спрыгнула с седла, сорвала колос, размяла в ладонях, попробовала зерна. Самая настоящая пшеница и на вид, и на вкус.
Подъехали Капитан с Ольгой. Анастасия молча обвела рукой, показывая на золотящиеся до горизонта поля.
– Ну, по крайней мере, не Канал, – сказал Капитан. Все прекрасно понимали, что означают эти золотые колосья. Необозримые пшеничные поля – это государство. Вот только чье, и как здесь относятся к путникам?
Оставалось ехать вперед, что они и сделали. Скоро обнаружили торную дорогу и двинулись по ней. И прошло не так уж много времени, прежде чем Капитан, случайно оглянувшись, вскрикнул:
– Черт!
Анастасия ничего не спросила. Все и так было ясно. Далеко позади, поблизости от дороги, по которой они проехали с час назад, поднималась тоненькая струйка дыма. Прервалась. Вновь потянулась к небу. Прервалась. Возникла снова. Рядом с ней выросла еще одна.