После обеда мы занялись сексом. В принципе роль Сцигмы была мне не совсем понятной. Похоже, оно (Сцигма) ничего и не делало. Оно примостилось на кровати чуть сбоку, таким образом, что наши тела даже не соприкасались. Единственное, что было для меня вновь, – это то, что пленочные нити Аркадии (не все, а только их часть) прошли вдоль тела бесполого индусоподобного существа, как бы цепляясь за него, а потом уже устремлялись ко мне, обхватывая, притягивая, приклеивая. В самый последний момент я заметил, что по ним что-то перетекает, то ли от меня к Аркадии, то ли от нее ко мне, что-то густое, матово-бледное. И сразу меня накрыл энергазм – сильный, такого еще не происходило никогда, и я выпал на очень длительное время.
Когда я очнулся, Аркадия, почти что бездыханная, лежала рядом, распластав свои бескостные руки по простыне; никаких бесполых островитянских существ рядом не наблюдалось. Вот и поди – гадай: было оно или не было? Или померещилось от сильного энергазма – глюк такой необычный.
Последующие два месяца прошли без каких-либо заметных событий – я писал книгу, не отвлекаясь, не выходя из дома. Аркадия стала все дольше задерживаться в театре, порой даже не приходя в перерывы между репетициями и спектаклями. Но меня это устраивало – главное, что никто меня не отвлекал от работы.
Конечно, я заметил, что она немного замкнулась, ушла в себя, в глазах притупился огонек счастья – она по-прежнему любила меня, в этом я не сомневался, но теперь как-то по-другому, более глубинно, сдержанно, что ли. В принципе меня и это устраивало, я был доволен собой, текст рождался сам, казалось, без моего участия, казалось, я был только передатчиком, который формулировал и записывал на бумагу давно готовый сюжет.
И вот однажды днем выяснилось, что книга закончена. Просто нечего было больше писать – все, что должно быть сказано, было сказано, я и сам удивился. Встал, подошел к окну: там, снаружи, ветер подметал с улиц сухую желтую листву, вернее, то, что от нее осталось. Надо же, я и не заметил, как наступила поздняя осень.
На душе было празднично, ведь написанная, законченная книга – это еще одна пусть маленькая, но победа. Захотелось тут же отпраздновать ее, не дожидаясь Аркадии, просто выйти на улицу, прогуляться по ней, подышать резким, крутым, почти забытым осенним воздухом, прочистить им легкие, голову, тело. Может быть, зайти в кафе, выпить кофе, разговориться с какой-нибудь молоденькой официанткой. Иными словами, после нескольких месяцев добровольного заточения захотелось активности и действия. И я набросил на себя легкую куртку, ту самую, в которую был одет, когда попал из моего старого мира в мой новый мир, и вышел на улицу.
Так и получилось: я погулял по улицам, размял ноги, надышался осенним, терпким, с резким запахом пожухлой листвы воздухом, а потом зашел в кафе, сел за барную стойку, заказал виски.
Бармен, которого я приблизительно определил как «огородника» (а может быть, и «4-дэшника», я до конца не понял – какие-то расплывчатые и неопределенные были у него признаки), плеснул мне в стакан коричневатой жидкости, поинтересовался:
– Отмечаете что-нибудь?
Мне не хотелось отмалчиваться, наоборот, хотелось поболтать, поделиться радостью. И потому я ответил откровенно:
– Да вот, роман закончил. – И так как бармен округлил глаза, я пояснил: – Я писатель и сегодня закончил очередной роман. Большое дело для меня, месяца четыре сидел, как прикованный. И это еще быстро, просто шло у меня на сей раз спорно, легко и с настроением.
Бармен наклонился над стойкой, спросил заинтересованно:
– А о чем книга-то?
Я помедлил, колеблясь, рассказывать – не рассказывать, и решил вкратце рассказать. Видимо, после многомесячного одиночества (Аркадию можно не считать) мне просто хотелось отвести душу, выговориться.
– Сюжет простой: главный герой попадает в альтернативный мир. Идея такая, что у нашего мира имеется что-то типа зеркального отражения. В нем вроде бы все то же самое, только в нем не много полов…
– Один попадает или с друзьями? – перебил меня бармен.
– В том-то и дело… Попадает-то он один, но в зеркальном мире находятся его друзья по старому миру. Хотя они не те самые друзья, а как бы их отражения, копии. И они ничего не знают о мире, в котором раньше жил главный герой.
– Ну да, дубликаты, – закивал бармен. – Понимаю, двойники такие.
– Точно, двойники. И получается, что главный герой, он…
– Тогда и у него самого, у вашего главного героя, тоже должен быть двойник в этом зеркальном мире. Его собственная копия, – снова перебил меня бармен. И замолчал.
Замолчал и я. Более того, меня словно молнией пронзило. Как же я сам не догадался! Ведь так просто! Ведь если Рейн оказался в этом мире самим собой – мужиком и кинорежиссером. И Люба тоже оказалась женщиной и даже работает в том же здании, где работала в моем старом мире… То почему не может быть двойника меня самого?! Я тоже должен быть! И жить мой двойник, мой дубль, должен в своей (моей) квартире в Гнездниковском переулке недалеко от бульвара. И получается, что он понятия не имеет о моем существовании. И что будет, если мы встретимся?..
Мысль возбудила меня, захватила полностью. Я выпил залпом остаток виски, бросил на стойку несколько купюр и, не дожидаясь сдачи, вышел из кафе. У меня не было сомнения, ноги сами несли меня в сторону Тверской, в сторону Бульварного кольца, к моему дому в Гнездниковском переулке.
Как я представлюсь? Как объясню ему наше сходство? Поверит ли он мне? Не подумает ли, что это розыгрыш? – мысли бушевали во мне, я не успевал справиться с ними, найти ответы на все вопросы.
И тем не менее, когда я подходил к своему дому, я притормозил шаг. А вдруг те двое, которые преследовали меня, по-прежнему дежурят у подъезда? Хотя вряд ли. Прошло много месяцев – не могут же они поджидать меня денно и нощно. И все же осторожность не помешает, решил я. Прижался к стенке дома, осторожно выглянул из-за угла. Двор был пуст, ничего подозрительного. Во всяком случае, я не заметил.
Я втянул голову в плечи, сгорбился немного и, сменив походку, семеня ногами, быстро двинулся к подъезду. Оказалось, что код подъездного замка все тот же, я быстренько набрал комбинацию, запор щелкнул, и я вошел внутрь. Вызвал лифт, поднялся на шестой этаж, помялся у двери своей квартиры, нажал на звонок, пронзительный звук проник через обитую дерматином дверь, разнесся по лестничной площадке. Я ожидал услышать шаги за дверью, потом вопросительное «кто там?». Но не услышал.
Похоже, в квартире никого не было. Я нажал на звонок еще раз, так, на всякий случай. Опять никакого ответа. Постоял, помялся… Что было делать? Рука нащупала в кармане связку ключей, я не вынимал ее с того самого раза, как вышел из своей квартиры в двуполом мире несколько месяцев назад. А вдруг ключ от моей прежней квартиры подойдет и к этой двери? Рассуждать было бессмысленно, проще было проверить. Я вставил ключ в витиеватую замочную скважину, тот легко скользнул в нее, затем так же легко сделал два оборота. Дверь скрипнула, открылась.
В принципе в квартире меня могла подстерегать засада, но я рискнул, вошел, и оказалось, что никакой засады в ней нет. Я прошелся по гостиной, заглянул в спальню, вернулся в гостиную – здесь было в точности так же, как в той квартире, из которой я вышел семь месяцев назад. Но тогда я вышел из дома, который находился в старом, двуполом мире!!! Неужели зеркальная квартира моего двойника даже обставлена абсолютно зеркально моей? Это было бы уже слишком.
Толстая стопка отпечатанных листов лежала на письменном столе, я подошел, вытащил несколько страниц, пробежался глазами по ровным печатным строчкам… И не смог поверить глазам… Передо мной лежал тот самый роман, который я закончил после полутора лет работы в прежней моей жизни. Тогда я распечатал его полностью, сложил листы в стопку на столе и придавил пепельницей. А потом, когда вышел из дома прогуляться, наткнулся на двух мужиков, следящих за мной. А вот и пепельница, старая, хрустальная, она по-прежнему придавливает страницы, не давая им разлететься.
Меня пробил пот. Неужели мой двойник написал тот же самый роман, который написал я, придавив его точно такой же пепельницей. И более того, написал его в той же стилистике, слово в слово – мне ли не знать своей манеры письма? Я заволновался, опустился на рабочее кресло, стоявшее тут же у стола. Спружинив подо мной, оно отозвалось привычным, знакомым скрипом.
«Что происходит? – подумал я. – Либо мой двойник повторяет меня полностью, во всех нюансах, либо…»
Я просидел в полной прострации минут пятнадцать, а может быть, и двадцать, а может быть, и все полчаса. Надо было что-то делать, что-то предпринимать, но я не знал, что именно. Вдруг раздался звонок в дверь, резкий, нетерпеливый, нервный. Я встал, тихонько, на цыпочках вышел в коридор, подумал, что надо бы спросить «кто там», но не успел, руки сами отодвинули защелку замка, дверь распахнулась. Навстречу мне ворвался запах духов, аромат косметики вперемешку с ароматом осенней, уже чуть морозной улицы.
– Как хорошо, что ты дома. – Люба влетела в коридор, от нее разило женским обаянием, женскими флюидами, всеми сразу… самой различимой из них была флюида «желания». – Я тебе звонила, и на домашний, и на мобильный, но ты не подходил. – Не дожидаясь ответа, она на ходу чмокнула меня, я почувствовал холод уличных губ на моей разгоряченной щеке, тут же повернулась спиной, стала снимать плащ. – Ты чего не подходил? Мобильник вообще, похоже, выключен.
Я инстинктивно хлопнул себя по карману, там обычно лежал телефон. Но сейчас карман был пуст.
– Я, наверное, его потерял, – пожал я плечами.
Она повернулась, платье обтягивало ее налитое тело, прижалась, сплела руки у меня на шее.
– Потерял, потерял… – передразнила она меня. – Ну конечно, потерял. Мямля… Писатель ты мой… Как ты вообще живешь в этом мире… Такой неприспособленный. Впрочем, все вы мужики такие. Как дети, честное слово. – Снова прижалась ко мне губами. – Пойдем, я безумно соскучилась. Целый день только о тебе и думала, даже с работы на два часа раньше отпросилась. Думаю, забегу к нему. Будет дома, так будет. Не будет, к своему быстрее попаду.
Я стоял ошарашенный, не зная, что подумать, что сказать. Что произошло? Что со мной? Откуда она взялась, эта Люба? Она же зациклена на своем лунатике. Что все это значит?! Или… опять трансформация?.. или со мной что-то неправильно? А что, если я брежу? Мне требовалось время, чтобы разобраться, но времени у меня не было, Люба мне его не давала. Она увлекала меня в спальню, там, сев на кровать, стала чуть нервно, но деловито расстегивать молнии на сапогах.
– У меня всего два часа. У моего сегодня день рождения. Гости придут. Немного, человек десять. Но все равно надо выглядеть хорошо. А мне еще на стол накрывать. Второй день думаю: надо к Ванечке заскочить, кто меня еще такой красивой сделает? – Она засмеялась своей шутке, протянула руку. – Ну, иди ко мне, я ужасно истосковалась.
Я стоял в полной растерянности, нет, заниматься любовью с Любой – это последнее, чего мне сейчас хотелось.
– Подожди, – сказал я, – не спеши. Давай поговорим, чай попьем. Я же не машина, я не могу вот так, с ходу.
– Какой чай, я же говорю, у меня всего два часа. Мне еще дома надо хозяйничать. И с каких это пор ты перестал быть машиной?.. Всегда был, а сейчас перестал? Ладно, иди ко мне, если в моей любимой машине что-нибудь испортилось, я сейчас подправлю. Маслицем смажу, притру все детальки… – Она опять смеялась, опять тянула ко мне руки.
– Подожди, – снова повторил я. – Не дави. Я узнать хочу…
Я задумался: была ли это Люба из многополого мира или из двуполого? Если из многополого, то почему она ко мне сейчас прибежала? Начнем с простого: откуда она знает, где я живу? Да и ведет она себя так, будто мы занимались сексом два дня назад. Или три дня. Нет, она больше похоже на Любу из двуполого мира. Но если она из двуполого… То опять тот же самый вопрос: как я в нем оказался?! Я покачал головой, пытаясь разобраться, найти хоть какое-то логическое объяснение. Но Люба расценила покачивание головы по-своему:
– Ты что, не хочешь? Ты не соскучился, что ли? А чего же я, дура, спешила тогда?
– Не в этом дело, – попытался смягчить я. – Я просто давно хотел тебя спросить: ты сколько времени замужем?
– При чем тут это? – не поняла Люба. Похоже, и вправду не поняла.
– Да ни при чем. Просто интересно. Ты за все это время не зациклилась на муже? Все-таки живете вместе несколько лет.
Она снова засмеялась, как будто я сказал что-то очень смешное.
– Конечно, зациклилась. Еще как. А ты думал, дом, хозяйство, работа, все эти его прихоти, он же сам ничего не может, не хочет. Как тут не зациклиться? Ты – единственная отдушина. Чего ты думаешь, я к тебе спешу всегда? Чтобы эту постылую зацикленность прервать. А то за бытом и не заметишь, как постареешь, как жизнь мимо пройдет. Ни памяти, ни впечатлений.
Она не понимала меня, совсем не понимала. Я присел на кровать рядом с ней.
– Но ты же замужем? Уже давно, несколько лет, много месяцев. Неужели что-то внутри не замкнулось? Неужели нет никакого различия: я или он, или кто-то еще?
Смех снова слетел с ее губок, она покачала головой.
– Что-то тебя на лирику потянуло. Раньше никогда не тянуло, а вот сейчас… Конечно, есть различие. Еще какое различие… А почему ты думаешь, я к тебе бегаю? Он же у меня среднестатистический, обыкновенный, скучный, иногда мне вообще кажется, что полный придурок… лунатик какой-то. А ты какой-никакой, а все-таки мужик. – Она хохотнула.
Потом оплела меня руками, притянула к себе, навалилась плотным, упругим телом. Я не удержал напора, откинулся на матрац и перед тем, как ее губы сошлись на моих, успел прошептать:
– Придурок и лунатик – это совершенно разные люди. У них и принципы полностью разно…
Но Люба меня уже не слышала, да и произнести я больше ничего уже не мог.
Часть вторая Еще одна трансформация
После того как Люба ушла, я еще часа два просидел дома, пытался понять, как я снова очутился в двуполом мире. Куда делся тот – многополый? Потом до меня дошло, что надо позвонить Аркадии, я набрал ее телефон, но он не отвечал. Тогда я набросил куртку и вышел из дома – а что, если она пришла с работы и ждет меня? Что, если миры пересеклись, перемешались? Ведь после того, что со мной произошло, я уже ничему не удивлюсь.
На улице я снова стал приглядываться к прохожим, пытаясь определить по внешнему виду их половую принадлежность, но у меня ничего не получалось – то ли признаков не было, то ли я потерял квалификацию. Так ничего и не определив, я подошел к газетному киоску, я не был полностью уверен, но мне показалось, что киоскерша в нем сидела именно та, с которой я разговаривал много месяцев назад, когда в первый раз купил журнал «Мужское Братство». Я постоял, помялся, разглядывая красочные обложки глянца.
– А «Мужского Братства» у вас нет? – наконец поинтересовался я.
– Это что такое? – не поняла она.
– Журнал, говорят, такой есть, – пояснил я. – Где всякие мужские темы обсуждаются. Не слышали, что ли?
– Не-а. – Она помотала головой. – Читала когда-то в детстве о мужском братстве в «Трех мушкетерах», в «Трех товарищах», но в жизни встречать не приходилось. Байки все это про братство, какое там братство, баб друг у дружки уводят, деньгами не делятся, каждый по себе, за себя. А ты чего, не замечал?
Похоже, киоскерша попалась не только с чувством юмора, но и начитанная. А еще она не прочь была поболтать. Поболтать я тоже не возражал.
– По-разному бывает, – ушел от ответа я.
– Ага, ага, – закивала киоскерша. – На верху, вот где братство искать надо. Похоже, там только и осталось. Вот они-то точно друг дружку как раз поддерживают, деньгами-то уж точно. Рука руку моет, как говорится.
Похоже, она была не только начитанной, но еще и оппозиционеркой. Значит, я точно угодил в свой бывший двуполый мир, потому что в многополом политика никого особенно не интересовала. Вот и я не готов говорить о политике, меня интересовала иная тема.
– Послушайте, – придвинулся я к киоскерше поближе, – вы, я смотрю, человек начитанный, интересующийся. Вам никогда не казалось, что мир был бы куда разнообразнее, если бы в нем было не два пола, а, скажем, несколько.
Мой расчет был прост: по ее ответу я смог бы окончательно определить, где нахожусь: «в дву-» или «много-» полом мире.
– Чего… – не поняла с ходу киоскерша. – Чего тебе, паркета с линолеумом не хватает? Какой тебе еще пол нужен?
В данном вопросе я с ней не мог не согласиться: действительно, неудачное какое-то слово «пол». Действительно, сразу паркет в голову приходит. Или линолеум. Особенно тем, кто в данный момент ремонтом занимается. А ремонтами у нас в стране занимаются многие. Надо было бы давно другое слово придумать.
– Нет, я имею в виду не половые покрытия, а физиологический пол. Не казалось ли вам, что жизнь была бы разнообразнее, если бы в нашем мире имелось не два гендера… – попробовал подобрать я иное слово, – в смысле, не две половые принадлежности, а, скажем, несколько? В смысле, что не только мужчины и женщины существовали бы, но и еще кто-нибудь? Кто-нибудь отличный? Отличающийся?
– Надо же, – удивилась киоскерша, – какие заботы тебя мучают. – Она покачала головой. – Нет, меня они не мучают. Я и о втором поле совсем позабыла – о вас, о мужиках. Вы мне даже уже во сне не снитесь. Я вообще забыла, что вы существуете в природе. А ты говоришь несколько… Да зачем нам несколько, когда с одним противоположным полом разобраться никак не удается?
Я взглянул на нее повнимательнее. В принципе она была совсем еще нестарая и даже вполне симпатичная в какой-то степени. Не девочка, конечно, но если подкрасить и приодеть… Впрочем, сейчас это были ненужные мысли. Выяснилось главное: похоже, трансформация на самом деле произошла, похоже, я снова переместился в свой старый, привычный двуполый мир.