Явилась, не запылилась вторая супруга, теперь уже гражданская. Он прожил с ней два года, а потом погнал в шею, застав в позе наездницы на заместителе командира части по воспитательной работе.
Медсестра Галка, живая, теплая, безумно хорошая, тщетно пыталась его разбудить, жарко шептала, что он не должен в это верить. Все вокруг – абсурдный сон. Нет войны на Украине, не было Майдана, Крыма, санкций, не умирали тысячами мирные жители, не зверствовали нацистские батальоны на Юго-Востоке. Нужно только проснуться, и все будет как прежде!
Алексей проснулся, и что изменилось? Он возвращал в голову убегающие мысли, выстраивал их там, покрикивал на сонных бойцов, критично созерцал свое маленькое, но удаленькое войско. Ополченцы заразительно зевали, заправлялись, приводили в порядок амуницию.
– Да ладно, мужики, – сипло прогудел Гуляев. – Быстро дело сделаем, и дальше спать.
– Ну, у тебя и харе-рама, Архипов! – подтрунивал над бывшим гаишником Ванька Махецкий.
Физиономия у того действительно была донельзя опухшая и сама на себя не похожая.
– Жалеешь, поди, что в ополчение подался? Сидел бы себе спокойно в кустах, бабки с автомобилистов выколачивал.
– Да пошел ты! – беззлобно огрызнулся Архипов.
– Что, мужики, все готовы? – спросил Алексей. – Внесем свой вклад в стабилизацию ситуации на Украине?
Шутка понравилась, бойцы улыбнулись, распрямляли спины, молча слушали последние наставления. Даже Махецкий прекратил паясничать и отвлекаться, навострил уши.
По завершении инструктажа он, правда, не удержался и заявил:
– Мы поняли, товарищ капитан. Заходим с непроницаемыми лицами, всем показываем средний палец!..
Семицкий и Дьяков ушли дозором. Через пять минут они доложили, что в поселке тихо, дорога свободна. Улица Восточная в полном распоряжении спецназа. Правда, снега навалило… мать честная! Лучше бы денег столько!
Зевающие Гавава и Лопырев пообещали не спать, но что-то подсказывало командиру, что свое обещание они не выполнят. Спецназ передвигался ускоренным маршем – шестеро по правой стороне дороги, пятеро по левой. Не тянуть же кота за хвост! Снега действительно выпало выше нормы – ноги вязли, тонули. Разгулялась матушка-природа.
Андрюха Левин наступал Алексею на пятки. Где-то за ним усмехался Гуляев. Мол, самое время нарядиться в Дедов Морозов и с подарками завалиться к хохлам. Беспокойство не проходило, пощипывало нервы.
Ближе к центру поселка, где стояло здание администрации, группа стала рассредоточиваться. Четверо с Кульчием свернули в переулок, чтобы зайти с тыла. Еще трое ушли в левый проход вдоль забора механических мастерских, припустили бегом, чтобы обойти квартал и взять под контроль западный вход.
За сто метров до цели Алексей увел с дороги остальных. Люди по одному перебирались на участок через проломленный забор, брели по грядкам, засыпанным снегом. Чертыхался Бобрик – он чуть не провалился в пустую бочку, врытую в землю.
В шесть сорок Бобрик с Архиповым первыми проникли в дом, где находился наблюдатель.
– Шанько, не стреляй, это мы.
Заворочалась груда одеял под подоконником. Шанько неплохо устроился. На подоконнике лежали «АКС», десантный нож с зазубренным обушком и пара гранат.
«От кого обороняться собрался?» – мелькнула мысль у командира.
Сам боец сидел на стуле, укутанный как гриппозный больной. Судя по воспаленным глазам, он за всю ночь их ни разу не закрыл. При появлении своих Шанько стал подниматься, сбрасывать одеяла.
– Ты просто гигант, Ян! – протянул Бобрик. – Сидишь тут как привязанный. Терпеливый ты парень.
– Там, где кончается терпение, начинается выносливость, – блеснул Гуляев цитатой из Конфуция.
– А что ему тут делать – хороводы водить? – проговорил Архипов.
– Докладывай, Ян. – Стригун кивнул на окно. – Ще не вмерла?
– Нет еще. – Шанько покачал головой.
– Ничего, подождем, – сказал Бобрик, занимая позицию на опустевшем стуле.
В доме было не холодно, во всяком случае, сквозняки не чувствовались. Предательски поскрипывали половицы. Из окна открывался отличный вид на фасад здания поселковой администрации. Снегопад прекратился. До объекта не больше ста метров открытого пространства, заваленного снегом и мусором.
Из ночной хмари выплывала продолговатая кирпичная постройка с утолщенной центральной частью и двумя крыльями. Архитектор явно не заморачивался. Один этаж, островерхая крыша, небольшое слуховое оконце на чердаке над крыльцом, не отличавшимся помпезностью. Рядом с ним стояли какие-то покосившиеся стенды, справа притулились две боевые машины десанта.
На крыльце пританцовывал часовой. Даже издали было видно, как он заразительно зевает.
– Рейхстаг, блин! – мрачно проговорил Архипов.
– Все тихо, командир, – глухо вымолвил Шанько. – Когда я заступил, эти твари еще возились, таскали в здание какие-то ящики, скрученные одеяла. Огоньки по комнатам бегали. По чердаку кто-то лазил. Потом угомонились. И вот что интересно, командир. В западном крыле их точно не было. – Шанько показал пальцем на левую сторону здания. – Во всяком случае, с фонарями не шастали. Все в восточной части. Там, похоже, несколько отдельных помещений. А вот за северную сторону не скажу, не знаю.
– Часовой один?
– Нет, их двое.
Только он это сказал, как из-за восточного угла показался еще один военнослужащий. Высокий плечистый парень широко зевнул, сделал несколько разминающих упражнений и побрел к товарищу. Пару минут они стояли рядом, общались, курили одну сигарету на двоих. Потом расстались. Первый постовой остался на крыльце, второй побрел вдоль фасада на западную сторону.
«Дисциплина неплохая, – отметил Алексей. – Могли бы залезть в БМД и не париться».
Ожила рация, донесся приглушенный голос Дьякова:
– Командир, мы на западном торце. Здесь дверь забита, ею не пользуются. Можно, конечно, выломать…
– Отставить! – Алексей напрягся. – К черту дверь, есть еще две. Живо валите оттуда, Дьяк. К вам идет часовой, через несколько секунд будет.
Слава богу, все обошлось. Здоровяк, переваливаясь с ноги на ногу, скрылся за углом. Ополченцы успели спрятаться. Приказа снимать часовых пока не поступало. Алексей лихорадочно соображал, что предпринять. Украинские вояки отбились несколько часов назад, вряд ли в ближайшие минуты будет объявлен подъем. Они спят спокойным детским сном, включая офицеров.
– Куль, ты здесь?
– Здесь, товарищ капитан, – отозвался прапорщик. – Неподалеку от восточного крыльца. Ждем-с!..
– Через пару минут мимо вас пройдет часовой. Пока не трогайте, пусть поживет еще. На следующем круге – снимайте.
– Понял, командир.
В голове Стригуна мелькнула шальная мысль – подогнать БМП и ударить по зданию из пушки. Вот фейерверк начнется! Успех гарантирован на сто процентов. Но был приказ работать тихо, точнее сказать, без особого шума. Приказ непонятный. Ближайшие вражеские войска находятся в Ремане, за двадцать верст, никто не услышит стрельбу. Но за долгие годы службы он уяснил как «Отче наш», что к приказам вышестоящего начальства можно относиться по-разному, но выполнять их надо.
Здоровяк продолжал свой предутренний моцион, боролся со сном и холодом. Бдительность военнослужащего прихрамывала. Он сделал еще один «круг почета», задержался на углу, чтобы справить нужду, не догадываясь, что это уже ни к чему, и побрел к часовому, стоявшему на крыльце. У них вновь нашлась тема для общения.
– Внимание, начали!
Часовые не видели, как с участка дома напротив выскользнули пять фигур, сместились так, чтобы их закрыли БМД, и бесшумно полетели вперед, маневрируя между препятствиями. Когда беседа завершилась, двое ополченцев уже сидели за броней, а трем пришлось распластаться посреди пустыря.
Возможно, часовые что-то почуяли или услышали. Они повернули головы, стали осматривать пустырь. Но там никто не шевелился. Седая мгла накрыла пространство перед оплотом поселковой власти.
Здоровяк поправил автомат и побрел по установленному маршруту, пиная сапогами обломки стекол. Он скрылся за углом. Его сослуживец сладко зевнул, а вернуть челюсть на место уже не смог.
К нему подлетел Шанько, блеснула в тусклом свете холодная сталь. Туловище часового словно надломилось, он захрипел, когда лезвие рассекло горло, беспомощно всплеснул руками и повалился в свежий снег, который мгновенно заалел.
– Еще одна котлета по-киевски! – мстительно прошипел Шанько, вытирая лезвие о ногу мертвеца.
Остальные время не теряли. Чека из запала уже была вырвана, Алексей держал гранату в кулаке, прижимая руку к корпусу. Мощная лимонка – рванет, мало не покажется. Он лихорадочно вертел головой, выискивая, куда ее пристроить. Бобрик пришел на помощь, приподнял за ручку входную дверь. Ее заперли изнутри на засов, но конструкция была никудышной, петли болтались, дверь гуляла в рассохшейся раме. Между дверью и порожком образовалась щель с кулак, куда Стригун и сунул гранату. Тяжелая дверь придавила чеку. Но стоит ее открыть!..
– Еще одна котлета по-киевски! – мстительно прошипел Шанько, вытирая лезвие о ногу мертвеца.
Остальные время не теряли. Чека из запала уже была вырвана, Алексей держал гранату в кулаке, прижимая руку к корпусу. Мощная лимонка – рванет, мало не покажется. Он лихорадочно вертел головой, выискивая, куда ее пристроить. Бобрик пришел на помощь, приподнял за ручку входную дверь. Ее заперли изнутри на засов, но конструкция была никудышной, петли болтались, дверь гуляла в рассохшейся раме. Между дверью и порожком образовалась щель с кулак, куда Стригун и сунул гранату. Тяжелая дверь придавила чеку. Но стоит ее открыть!..
– Пошли, не будем стоять во всем этом… – Он махнул рукой и направился к восточному углу.
Здоровяк прошел вдоль задней стены, выбрался к торцу, где и столкнулся с судьбой. Но не все прошло гладко. Он успел взбрыкнуть. В груде мусора недалеко от крыльца возились в «партере» два тела. Один из участников состязания натужно пыхтел, работал ножом, второй терял последние силы, уже дрожал в конвульсиях, изрыгал какую-то хриплую руладу.
Рядом с ними согнулся в три погибели незадачливый Андрюха Левин. Он тоже попал под раздачу, поднялся на колени, держась за низ живота, приглушенно матюгался.
– Ты чего? – спросил Алексей.
– По хозяйству схлопотал, – проворчал боец, яростно гримасничая. – У этого громилы реакция будь здоров.
– Так нечего было хлопотать по хозяйству, – проворчал Антонец, отрываясь от поверженного тела. – Но ты не расстраивайся, Андрюха, я за тебя поквитаюсь. Десять контрольных в голову достаточно?
– Надо же, как смешно! – буркнул Левин, отодвигаясь от свежеиспеченного мертвеца. – Терпеть не могу покойников.
– Серьезно? – удивился Антонец, убирая нож в поясные ножны. – Они сделали тебе что-нибудь плохое?
Перебежали бойцы, подбираясь ближе. Из-за угла выскользнули трое – тоже свои. Кто-то замешкался в районе груды бетонных плит и глухо чертыхнулся – нога застряла в порванной арматурной решетке.
«Доморощенный любительский спецназ!.. Ладно, подтянутся, можно начинать, – решил Алексей. – Какие-то вихри враждебные в голове. Интуиция порывается что-то сообщить».
Котенко, бывший учитель труда, отсидевший по молодости два года за вскрытие чужого жилища – просто оступился, нормальный мужик, – уже восстанавливал забытые навыки, колдовал с дверью. Ничего мудрого – потянуть полотно на себя, вставить лезвие штык-ножа в образовавшуюся щель, определить на ощупь характер запирающего устройства.
– Домушники, блин! – пробурчал ему в спину Андрюха, недавно пострадавший.
Рывками отъехал немудреный засов, поползла, поскрипывая, дверь. Бойцы по одному проникли в широкий коридор, заставленный каким-то хламом – шкафами, допотопными громоздкими сейфами, книжными полками, снятыми со стен, и стеллажами. Видимо, до войны поселковое начальство собиралось делать ремонт, завезти новую мебель.
Плохо работать вслепую, не представляя план здания и местоположение противника.
«Могли бы допросить одного из часовых», – мелькнула в голове командира запоздалая мысль.
Стригун прижался к стене, пропуская кого-то из бойцов, всматривался во мрак. Ширина коридора была не меньше четырех метров. Двери по обеим сторонам. Сколько их? Не разобраться. Метров двадцать до холла, там же слева главный вход. Если в западном крыле нет противника, то можно отрезать холл, забросать помещения гранатами, устроить вражеским разведчикам небольшой, но действенный котел.
– Мужики, передавайте по цепочке, – зашептал Алексей. – Дверь в холле не открывать, она заминирована. Офицеров по возможности не убивать – нужны языки. Трое за мной! Отсечем холл от противника.
Еще не все ополченцы вошли в здание. Только они начали движение, как разлетелось оконное стекло в одной из комнат, раздался встревоженный крик, и хлестнула автоматная очередь!
Кто-то стрелял из дома по улице! Стригун похолодел. Парни замешкались, их заметили из здания. Да и тела часовых разбросаны весьма живописно. Первая ласточка прилетела? Поздно холодеть, работать надо!
В одно мгновение все здание наполнилось шумом. Топали сапоги, орали люди. Кто-то продолжал стрелять, что-то испуганно крича в паузах между очередями. В первые мгновения было трудно сориентироваться, принять решение. Растерянные ополченцы пятились к выходу.
Впереди распахнулась дверь, кто-то вылетел в проход. Алексей вскинул «АКС», ударил не целясь, и сразу же оглох, одурел от пороховой гари.
Орал раненый, да и все остальные. Стригун прижался к стене, повалился на колени, уходя с линии огня. Товарищи тоже не стояли как пни. Кто-то метнулся за шкаф, кто-то покинул здание.
– Командир, у нас «двухсотый»! – выкрикнул Бобрик.
– Кто?
– Ванька Махецкий! Он запутался в арматуре, посекли парня.
Эх, бродяга!.. Не успел показать свою бесшабашную удаль!
А в здании уже царила полная неразбериха.
«Рай для тех, кто любит ад», – как однажды высокохудожественно выразился Гуляев.
Шанько оказался прав – весь вражеский отряд располагался в восточном крыле. Солдаты выбегали из комнат, рассупоненные, ошарашенные, палили куда попало, метались, натыкаясь друг на друга. Кто-то полез в окно, но это была неудачная затея. Ополченцы находились и снаружи. Они встретили беглеца кинжальным огнем. Стрельба уплотнялась – теперь били все куда попало! Люди бежали по коридору к холлу, падали, выжившие прятались за мертвых и умирающих.
– Не отступать! – срывая голос, орал украинский офицер, но в первые ряды почему-то не лез.
Ополченцы корчились за шкафами, катались по полу, увертываясь от шальных пуль. Переходить в наступление было бессмысленно – не класть же людей задаром! В неприятельских рядах царила паника. Несколько человек выскочили в холл, кто-то бросился к входной двери, вышиб ее ногой. Мощный взрыв прогремел с задержкой в четыре секунды. Незадачливый боец не успел покинуть зону поражения, ему порвало всю спину. Обрушилась часть стены рядом с входной дверью, завалила проход. Ударная волна разбросала украинцев по холлу, они возились в дыму, пытались подняться. Дышать в этом хаосе становилось нечем.
– Вперед! – прокричал Алексей.
Кто-то оттолкнул его, полез поперек батьки в пекло. Дьяков! Еще один без царя в голове!
– Братва, ложись! – завопил он, он швырнул в сторону холла наступательную гранату «РГД» и сам отпрянул, укрылся за сейфом.
Алексей распластался на полу, закрыл голову. Вспышка! Вызвать разрушения граната не могла, но рванула неслабо.
– И еще одна в подарок! – крикнул Дьяков, швыряя вторую гранату.
Этого добра у него, похоже, накопилось, как на старых складах. Он влетел в ближайшую комнату, чтобы избавиться от третьей, но рухнул на пол, встреченный плотным огнем.
Ополченцы не успели опомниться, как из помещения, перепрыгнув через Дьякова, вылетели двое украинских солдат и стали остервенело палить в разные стороны. Сполохи выстрелов разрывали кромешную темноту, выхватывали сцены боя, перекошенные лица.
«Тебя не убьют, – думал Алексей, катаясь по полу. – Только не сегодня».
Дурдом не прекращался. Но ополченцы постепенно выдавили в холл ошарашенных противников. Прорваться к парадному входу украинцы уже не пытались, катились за угол и пропадали за ним.
Один не смог сориентироваться – бросился напрямик через холл, к заблокированной двери в западном крыле. Он орал от страха, бился в запертую дверь, потом упал на пол, нашпигованный свинцом.
– Боже мой, как больно! – проорал парень на все здание.
– А что ты хочешь? Война идет, – пробормотал Антонец.
Он стрелял короткими очередями, шел вперед, качаясь как маятник. Ему хватило благоразумия не сунуться в холл. Антонец распластался на полу перед поворотом, обернулся. Блеснули зубы.
– Ты как, командир, нормально? Эх, сейчас бы пару стаканов успокоительного!..
Ополченцы приходили в себя, готовились к броску. То один, то другой перебегали по коридору. На какой-то миг наступила тишина. Впрочем, долго она не продержалась. Оставлять пустые помещения за спиной было верхом неразумности. Прапорщик Кульчий пинком распахнул дверь, закатил в нее гранату. Семицкий сделал то же самое на противоположной стороне коридора. Раздался грохот, рушилась мебель, брызгали со стен панели и штукатурка.
– В натуре вносим свой вклад в стабилизацию ситуации на Украине! – заявил Семицкий.
Уцелевшие силовики засели в холле, испуганно перекликались, палили для острастки, не давая ополченцам идти вперед. Бойцы Стригуна готовились к броску.
«Языка бы взять, – стучало в голове командира. – Ладно, как получится. Ребят жалко, двоих уже потеряли».
О себе он не думал. Кто-то за его спиной включил фонарь, осветил часть здания, мертвые тела, разбросанные по коридору.