Первый урок начинался в 8:20, Маша влетела в класс в половину. Это была литература, которую преподавала их классный руководитель Эмма Геннадьевна. Та ничего ей не сказала, просто строго посмотрела и ледяным голосом отправила на свое место. Но вот с этим-то как раз и случилась заминка…
Подойдя к своей парте, Маша обнаружила свое место занятым. Рядом с Мишкой, строящей ей что-то, но непонятно что, обозначающие рожи, сидел… Славик. Который тоже, в свою очередь, загадочно улыбался. И оба они молчали. А Маша стояла рядом в ступоре, глядя на них как баран на новые ворота.
Дело в том, что Маша любила в жизни порядок. Порядок во всем. В ее комнате каждая вещь лежала на своем месте, в школьной сумке – для всего был специальный кармашек, за кухонным столом она всегда сидела слева у телевизора и всегда пила чай из большой желтой кружки. Так и в классе – последние шесть лет, начиная со средней школы, она всегда сидела на предпоследней в среднем ряду парте справа. А рядом всегда сидела Мишка.
Из ступора Машу вывел Шашин.
– Капустина, ты теперь со мной сидишь, иди сюда, – негромко, но очень радостно позвал он.
Маше ничего не оставалось, как послушаться и усесться рядом с ним на последнюю парту в ряду у окна.
– Почему я теперь сижу с тобой? – одними губами, почти беззвучно тут же поинтересовалась она.
– Ты не рада? – картинно расстроился Шашин и накрыл ее руку на парте своей рукой.
– Я не об этом, мне интересно, почему нас со Славиком поменяли?
– Капустина, ну скажи мне, что ты рада сидеть со мной! И будешь сидеть со мной рядом до выпускного.
– Саша! Почему?!
– Шашин, Капустина! Что за разговоры? Рассажу! – прогремел над ними голос Эммы Геннадьевны.
Оба тут же испуганно умолкли.
Почему их пересадили, на перемене рассказала Мишка:
– Да все просто, Машка. Славик с Шашей своим трепом достали Эмму, она и решила их рассадить. А свободное место было только одно – рядом со мной. Ты же болела. Я Славика с его напыщенностью и понтами терпеть не могу, поэтому и сижу рядом молча. Сначала воспротивиться хотела – с тобой-то ведь лучше! – а потом взяла, как ты говоришь, себя в руки. Подумала, что ты обрадуешься, что будешь теперь с Шашиным сидеть. Здорово ведь, да?
– Да, наверное… – рассеянно ответила Маша.
И тут же вспомнила, как он накрыл ее руку своей. Как это было приятно. И волнительно. Так волнительно, что половина сказанного Эммой Геннадьевной просто пролетела у нее мимо ушей.
На математике она уже смогла совладать с собой. Просто сидела рядом с Шашиным и записывала примеры в тетрадь. Но нет-нет да и кидала на него взгляды искоса. Он занимался тем же самым, а когда они встречались глазами, оба, улыбаясь, снова утыкались в тетради. А когда Генка Завьялов, сидящий перед ней, обернулся и издевательски прошептал:
– Что, Капустина, пришла в себя после великого откровения о сути мамбы? – она даже ухом не повела: это уже не имело для нее никакого значения.
На большой перемене Маша с Шашиным вместе пошли в столовую, сели за один столик.
Для Маши это было несколько странно. Слишком демонстративно. Ведь все тут же обратили на это внимание. А Саша, казалось, был только рад показать всем, что с Машей Капустиной его связывает не просто факт обучения в одном классе, а нечто большее.
«Мы теперь – парень и девушка? – стучало у Маши в висках весь следующий за большой переменой урок. – Я теперь – его девушка? Я – его девушка».
И снова они переглядывались и улыбались. А на переменах болтали обо всем и сразу, не отходили друг от друга, как будто сто лет не виделись. А после уроков Шашин пошел провожать Машу до дома. Обиженной невниманием подруги Мишке пришлось шлепать домой одной, кашляя и хлюпая носом. А Маша… А Маша поймала себя на том, что она – счастлива.
– Все-таки есть в отношениях с парнем куча плюсов, – сказала она своему отражению в зеркале в прихожей, едва попав домой. – Можно сидеть за одной партой, встречаться глазами, радоваться непонятно чему. И скучные уроки пролетают, как и не было. А после их окончания хочется, чтобы скорее прошел вечер, ночь, и снова надо было идти в школу.
Маша разделась и пошла на кухню, чтобы разогреть ужин, но поесть не успела – раздался звонок в дверь. Нехотя Маша пошлепала открывать.
На пороге стояла Якушева.
– Элла, ты? Что случилось? – поинтересовалась Маша.
– Что, Капустина, думаешь, что все у тебя получилось? Все в шоколаде? – недружелюбно начала Якушева, но Маша была в таком хорошем настроении, что продолжала улыбаться.
– Элла, ты о чем? Заходи, поедим, чаю попьем.
– Смотри, – Якушева, и не думая проходить в квартиру, сунула ей под нос телефон.
– Hey, mambo! Mambo italiano! Hey, mambo! Mambo italianо!
Маша смотрела на дисплей, и улыбка сползала с ее лица.
Это была видеозапись. На столе в красных сапогах она сама во всей красе отплясывала мамбу, попутно излагая суть мамбы.
– Если ты не расстанешься с Шашиным, то завтра же вечером это видео будет и на школьном сайте, и на ютьюбе. Так что думай, люба – звезда ютьюба.
За Якушевой уже закрылась дверь, а Маша все продолжала стоять, не слыша, как шкворчит на кухне подгорающая картошка.
Глава 13 Решение
Человек становится взрослым, когда он начинает сам принимать решения и нести за них ответственность. Когда он не ждет, что придет кто-то другой и что-то решит за него. Когда он в состоянии взвесить все «за» и «против», проанализировать, представить себе последствия. Когда он не боится действовать, не боится проиграть, попасть впросак, выглядеть смешно. Когда он может с достоинством принять и победу, и поражение. Когда он может довести начатое до конца, сделать выводы и идти дальше.
Час за часом Маша сидела за компьютером, остервенело гоняя шарики «Lines», и думала, думала, думала. Посоветоваться ей было не с кем. Да и не хотелось. Ей казалось, что это настал именно тот момент, когда надо было принять решение самой. И довести его до конца.
– Hey, mambo! Mambo italiano! Hey, mambo! Mambo italianо! – крутилось в мозгу.
Она уже ненавидела незатейливые слова песни, но отделаться от них не получалось.
«Черт меня дернул отхлебнуть этот дурацкий энергетик, подсунутый мне подлой Якушевой, черт меня дернул пойти на вечеринку к Шашину, черт меня дернул высунуться с этой мамбой! Дура, я – дура, дура, дура!» – ругала сама себя Маша, отлично понимая, что прошлое уже не исправить и все это самобичевание не имеет ни малейшего смысла.
– Что мне делать?! – вслух, не выдержав напряжения, спросила Маша у пустоты.
Ответа не было.
На одной чаше весов сидел улыбающийся, такой милый, знакомый, веселый Саша Шашин, на другой покоился железобетонной плитой Машин позор. Появись это видео на школьном сайте, ей конец. Над ней будут смеяться не только одноклассники, но и учителя. Которые уж точно поменяют к ней свое отношение. А родители, которые тоже иногда суются на школьный сайт? Об этом Маше даже страшно было подумать. А ютьюб?..
Уйди из ее жизни Саша Шашин – что изменится? Ведь жила же Маша как-то до него? Со своим фламенко, орхидеями, мотками шерсти? И ведь ей было хорошо, спокойно и мирно на душе.
И тут же что-то внутри ее начинало протестовать. Жить так, как до отношений с Шашиным, она больше не сможет. Она стала другой. Она теперь знает, как здорово сидеть с парнем, который тебе нравится, за одной партой, переглядываться, улыбаться и отводить глаза. Как здорово гулять с ним вечером по городу, смотреть, как в этот город приходит весна, как все вокруг оживает, и зацветает мать-и-мачеха. Как здорово знать, что для кого-то ты – единственная на белом свете…
И снова по кругу: Якушева не из тех, кто не исполняет своих угроз. Она разместит видео да еще и всем ссылку разошлет. Маша станет позорищем всей школы. Ей придется переводиться в другую. Что-то объяснять родителям. Идти в новый класс в конце учебного года, общаться там с чужими, незнакомыми людьми. А ведь Маша так долго и трудно привыкает к новым людям! Да еще их школа – лучшая в городе. А ведь у Маши впереди – поступление в престижный вуз…
А Шашин – что Шашин? У Мишки вон меняются парни едва ли не каждый месяц. Вадик, Толя, Дима, Иван, Игорь… Сколько их, хороших парней, в мире? Кто может дать гарантию, что с Шашиным у Маши настоящая любовь? Что он – ее суженый? Никто. Так неужели же из-за него надо ломать свою жизнь?
А если это – любовь? Если это – любовь? Та самая, настоящая, которую все ищут? Как бы ни отрицала Маша свою влюбленность в Шашина, где-то в глубине души она точно знала, что хочет быть с ним. Хочет быть рядом, сидеть с ним за одной партой, встречаться, гулять по городу… Но любовь ли это? Да и что вообще такое – любовь? Ведь они, в сущности, так мало знакомы…
Маша встала из-за компьютера, наткнулась на коробку со своими нитками, спицами, крючками. Подошла к окну, прижалась лбом к холодному стеклу. Провела рукой по листьям орхидей. Фаленопсисы зацвели: один – крупными белыми цветами в мелкую фиолетовую крапинку, другой – желто-розовыми, с ярко-красными нижними лепестками-«губами».
– Это невыносимо! Это не-вы-но-си-мо! – едва ли не крикнула Маша. – Если любовь – такая, то мне ее не нужно. Я так хорошо жила без отношений. Я не хочу их. Не хочу мучиться и страдать, как Мишка. Я хочу жить спокойно и счастливо, как раньше!
Маша резко развернулась и снова села за компьютер.
– Я все ему напишу!
И решительно вылезла ВКонтакт.
«Саша, прости меня, пожалуйста, но я не могу с тобой больше общаться. Ты – замечательный, но я не хочу отношений. Мне никто не нужен. Я…»
Раздался негромкий сигнал, возвещающий о том, что ей пришло сообщение. Маша на автомате сунулась в почту.
«Капустина, я подумал насчет танцев. Ты меня так поразила со своей мамбой, что я предлагаю тебе пойти со мной заниматься бальными танцами. Я прочитал, там есть латиноамериканская программа – мамба, самба, румба и прочая ча-ча-ча. А еще – европейская, вальсы всякие. Давай, Капустина. Танцев много не бывает. Мы будем самой красивой и вообще самой лучшей парой(».
Это было сообщение от Шашина.
Маша вздрогнула, как будто ее ударили.
Слезы градом покатились по щекам.
«Я должна довести свое решение до конца. Я должна держать себя в руках. Чувства – это все глупости. Они не могут руководить мною», – повторяла Маша сама себе.
А потом снова вернулась к письму:
«Саша, прости меня, пожалуйста, но я не могу с тобой больше общаться. Ты – замечательный, но я не хочу отношений. Мне никто не нужен. Пожалуйста, не пиши мне больше и не звони. Завтра я снова сяду к Мишке. Спасибо тебе за все. Ни о чем меня больше не спрашивай».
Маша три раза пыталась нажать на кнопку «отправить», но письмо упорно не уходило. Рыдая в голос, она тупо кликала и кликала мышкой и только через минуту поняла, что письмо все-таки отправилось, отправилось раз двадцать.
Утром во вторник Маша пришла в школу заранее, чтобы занять свое место. Славику она молча указала на заднюю парту. Шашин опоздал и виду не подал, просто прошел и сел на свое место рядом с другом. Эмме Геннадьевне Маша мрачно сказала, что будет сидеть на своем месте. Интонация была такой, что классной руководительнице даже не пришло в голову препятствовать этому. Мишка в школу не пришла.
На перемене Маша не выходила из класса, а Шашин, напротив, едва прозвенел звонок, куда-то умчался со Славиком.
Маша сидела одна, уткнувшись носом в книжку. Сначала ей не хватало подружки, но очень быстро она поняла, что это – к лучшему. Мишке пришлось бы рассказывать, что случилось, а Маше говорить об этом не хотелось. Хотелось вообще больше никогда не говорить ни о Шашине, ни о сути мамбы, ни о любви. И никогда об этом не думать. Вычеркнуть все из жизни раз и навсегда. Забыть, как не было.
Но забыть не вышло. На большой перемене в коридоре ее подловил Шашин.
– Капустина, что случилось?
– Ничего. Просто я не хочу с тобой встречаться. Давай останемся приятелями. Мы же одноклассники, – Маша попыталась улыбнуться, но улыбка вышла кривой и фальшивой.
– Капустина, ты сама слышишь, какой бред ты несешь? Скажи мне, что я сделал не так? Ты на что-то обиделась?
– Все так. Я ни на что не обиделась. Просто я не хочу тебя больше видеть.
– Ты больная, да? – Шашин начал выходить из себя.
– Да, я больная. Все, адьес, амигос, – и Маша припустила вперед по коридору в сторону женского туалета, чтобы не разрыдаться прямо при нем.
День прошел как одна большая сплошная медленная пытка.
Все уроки Маша спиной чувствовала взгляд Шашина. Она пыталась не думать о нем, но ничего не выходило. Каждое слово учителя неизменно вызывало в ней какую-либо ассоциацию с Сашей. Вспоминалось все и сразу: как они ходили в кафе, как они гуляли по городу, как танцевали на дискотеке, как целовались… Маше казалось, что она сходит с ума. Эти мысли невозможно было контролировать. И больше всего на свете хотелось только одного: плакать, плакать, плакать, плакать.
Вечером было фламенко.
В первый раз в жизни Маша не хотела идти на танцы. Выходить из своей безопасной большой норы. Вообще двигаться. Нечеловеческим усилием она заставила себя одеться, собраться и выйти из дома.
Ей казалось, что вчера вечером она умерла, а сегодня на танцы тащится одно только тело Маши Капустиной. Идет, передвигает ноги, как обычно, несет в пакете длинную юбку «двойной солнцеклеш», черный гимнастический купальник, туфли, подбитые гвоздиками. А мыслей у этого тела нет. Просто нет, и все. Вместо мыслей в голове – пустота.
– Маша, опаздываешь, поторопись! – в студии руководитель ансамбля Наталья окликнула тело Маши, и тело Маши послушно стало переодеваться быстрей.
Тело послушно делало упражнения разминки. Но едва Наталья включила музыку танца, как сердце тут же подхватило ритм булериаса: ТАМ-пам-пам, ТАМ-пам-пам-пам, ТАМ-ТАМ-пам-ТАМ-пам, ТАМ-пам-пам, ТАМ-пам-пам-пам, ТАМ-ТАМ-пам-ТАМ-пам.
Маша танцевала так, как будто вырывалась из каких-то пут. Через напряжение, через боль, с хрустом в запястьях, когда руки птицами взмывали над головой.
– ТАМ-пам-пам, ТАМ-пам-пам-пам, ТАМ-ТАМ-пам-ТАМ-пам, ТАМ-пам-пам, ТАМ-пам-пам-пам, ТАМ-ТАМ-пам-ТАМ-пам.
Каждый шаг, как последний. То вперед, то назад, то по кругу, по кругу, по кругу. По кругу, из которого невозможно вырваться. Ведь себя невозможно обмануть.
– ТАМ-пам-пам, ТАМ-пам-пам-пам, ТАМ-ТАМ-пам-ТАМ-пам, ТАМ-пам-пам, ТАМ-пам-пам-пам, ТАМ-ТАМ-пам-ТАМ-пам.
Каждый взмах юбки, как всплеск алого плаща тореодора. Только где бык, с которым ей нужно бороться? Как можно победить, когда пытаешься победить сама себя?
– ТАМ-пам-пам, ТАМ-пам-пам-пам, ТАМ-ТАМ-пам-ТАМ-пам, ТАМ-пам-пам, ТАМ-пам-пам-пам, ТАМ-ТАМ-пам-ТАМ-пам.
А когда наступил момент сольной партии, Маша сама не заметила, как вышла в центр репетиционного зала, легко оттеснив способную девочку, назначенную на ее место руководителем.
Она била дроби по ламинату, стилизованному под паркет. Лупила каблуками по этим фальшивым доскам. Лупила по ним, как по ненавистной лживой и подлой Якушевой, которая заставила ее бросить Шашина. Вымещала на ламинате всю свою злость, ненависть и обиду.
И вдруг поняла, что любит Шашина.
Что она понятия не имеет, что такое настоящая любовь, но то, что она чувствует к Саше, и есть эта самая настоящая любовь. И совершенно неважно, навсегда это или нет, суженый он, принц или герой, она хочет быть с ним. И плевать ей на то, может ли кто-то дать гарантии, что это надолго, или нет. Она его любит. Только его нет больше рядом с ней. Она нашла свою любовь и тут же ее потеряла. Сама, своими руками выбросила ее из своей жизни. Чтобы жить долго, счастливо и спокойно. Одной.
Без сил Маша пришла домой и мешком повалилась на кровать.
Глава 14 Страдания
День за днем Маша просыпалась с ощущением утраты. Как зомби шла в школу. В школе не смотрела на Шашина, а он не смотрел на нее. А вечером она пыталась справиться со своей такой неуместной, упорно лезущей из нее любовью. Она боролась, как могла. Подбирала Шашину самые страшные эпитеты, выискивала с лупой в руках все его недостатки, вспоминала малейшие его промахи. Пыталась очернить, растоптать, убить его светлый образ в своей душе. Хотела усилием воли заставить себя разлюбить его. Уверяла себя, что это возможно…
…А в пятницу на Мишкино место уселся загадочно улыбающийся Славик. Маша не выдержала и посмотрела назад. На задней парте рядом с Шашиным сидела довольная Якушева.
После уроков Маша стояла под дверью Мишкиной квартиры и тупо жала на кнопку дверного звонка.
– Машка! – подружка открыла дверь и тут же изобразила обиженный вид. – Я с тобой не разговариваю. Я заболела, а ты даже не позвонила, не зашла. Может, я умерла давно – а тебе наплевать! Подруга, тоже мне!
Маша молчала.
Мишка спохватилась:
– Маша, что-то случилось? На тебе лица нет! Проходи! – и быстро втащила ее внутрь.
– Маша! Ну ты дура! – прослушав рассказ подруги, Мишка уже несколько минут бегала по комнате, схватившись за голову. – Ты не просто дура, ты… Ты – предательница. Вот ты кто. Настоящая. ПРЕ-ДА-ТЕЛЬ-НИ-ЦА. Как ты могла так поступить?
Маша сидела не шевелясь.
– Ты почему мне сразу все не рассказала? А главное, почему ты ему не сказала? Ему ты должна была обо всем сказать в первую очередь! Это ведь не твоиотношения, это вашиотношения. И он тоже имеет право знать, что происходит.