Ее вдруг осенило. Вероятно, Майлс Редмонд видел мир как множество маленьких миров со своими сложностями, красотой и буйством жизни. И все они — населенные пауками, людьми и плотоядными растениями — одновременно разделены и взаимосвязаны… как паутина.
Вот почему ей часто казалось, что в нем содержится целая вселенная.
«Все имеет значение», — сказал он. Прежде чем резко повернуться и оставить ее одну.
Синтия помотала головой, пытаясь изгнать Майлса из своих мыслей. Он не имел права задавать ей вопросы, злиться и касаться ее как чего-то драгоценного, чудесного и обжигающего. И она не может позволить своему телу тосковать по нему, потому что этот путь ведет к катастрофе, к крушению всех ее надежд.
В качестве дисциплинирующего акта она подошла к гардеробу, достала свою сумку и встряхнула. Раздался звон. Она сунула руку внутрь и потрогала свои последние пять фунтов.
Это был очень эффективный способ укрепить свою решимость.
Синтия расправила плечи, затем села на кровать и, как генерал, составляющий план сражения, направила свои мысли на Аргоси (с его состоянием, нетерпением и привлекательностью), а также на лорда Милторпа (с его поместьями, искренностью, резким смехом и стрельбой по мишеням, на которую она имела несчастье вдохновить).
Прошел всего лишь день ее пребывания в Редмонд-Госе. И осталось почти две недели. Наверняка она сможет завоевать одного из них. Завоевала же она Кортленда. То был лучший приз сезона.
И поскольку весь день она была сильной и хорошо себя вела, Синтия позволила себе минуту слабости.
Закрыв глаза, она представила на мгновение, как танцевала с Майлсом этим вечером. Она заново упивалась его прикосновениями — сокрушительно нежными и одновременно точными. Казалось, вся его суть, все его мысли, все его чувства заключались в том, как он касался ее. И в том, как целовал ее.
Она положила руку на свое плечо, пытаясь воссоздать тепло его руки, лежавшей там, и почувствовать то, что, возможно, чувствовал он. И в тот же миг Синтия ощутила, как ее глаза защипало от слез. А желание, пронзившее ее, было настолько сильным, что она даже испугалась — Синтия прежде такого не испытывала.
Вздохнув, она осторожно убрала руку с плеча. Затем облачилась в ночную рубашку и забралась под одеяло, хотя и сомневалась, что ей удастся заснуть этой ночью.
Майлс был удивлен не меньше других своим внезапным уходом. Он направлялся к леди Мидлбо с вполне определенным намерением — интересно, он хотя бы поклонился Джорджине, прежде чем оставить ее посреди комнаты? — но спустя считанные мгновения оказался снаружи во власти совсем другого намерения.
Скрипя гравием, он пересек полукруглую подъездную аллею, достаточно широкую, чтобы вместить множество экипажей, которые съезжались в Редмонд-Гос на торжественные приемы в честь двадцать пятой годовщины свадьбы родителей, в честь совершеннолетия Лайона, а также при других важных событиях. Сколько мог видеть глаз, тянулись кареты с гербами лучших семейств — вычищенные до блеска по случаю торжества и со слугами в нарядных ливреях на запятках.
И не приходилось сомневаться: когда он женится на Джорджине, будет устроен столь же пышный прием.
Майлс поднял глаза к небу. Дождевые облака излили свое содержимое на землю и разошлись, как занавес на сцене, открыв ясное небо, на темном бархате которого мерцали звезды. Этого было достаточно, чтобы перед его мысленным взором возникли потемневшие от гнева голубые глаза, а также тюль, усыпанный крохотными искорками, и скромный серый плащ, висевший на вешалке словно занавес, открывающий представление. Где Синтия была и автором, и главной героиней.
Проклятие! О чем бы он ни думал, все напоминало ему о ней.
Майлс сделал глубокий вдох, надеясь, что прохладный воздух остудит его пыл и отвлечет от навязчивых мыслей. Стоило ему подумать о Синтии Брайтли, как его дыхание затруднялось, что доставляло одновременно боль и острое наслаждение.
Майлс вспомнил о леди Мидлбо, но эта мысль не задержалась у него в голове. Он не умел отвлекаться и всегда следовал порыву со свойственной ему целеустремленностью.
Ливень превратил дорожки в грязь, немалая часть которой прилипла к его обуви. И Майлс представил негодование своего камердинера, когда он вернется домой. В конюшне было темно, только из задней комнаты доносилось похрапывание. Видимо, кто-то из конюхов заснул, натирая маслом седла и упряжь. Спаниель, который должен был залаять при его появлении, дремал в проходе между стойлами, растянувшись там как пятнистый коврик.
Учуяв Майлса, пес приподнял голову, бодро помахал хвостом и снова улегся с довольным вздохом.
Мило. Майлс истолковал подобную приветливость в пользу собаки — решил, что спаниель узнал его. В конце концов, он был здесь только сегодня утром.
Майлс подумал о Милторпе и о том, как Синтия была добра к лорду. Но он поспешно отогнал эту мысль, потому что она вызвала у него необъяснимую вспышку нежности… и ярости.
Ладно, завтра спаниелю представится возможность оправдать свое содержание.
Пошарив по стене рядом со входом, он нашел масляную лампу, висевшую на крюке, и зажег фитиль, воспользовавшись кремнем. Тот вспыхнул, рассеяв мглу, и Майлс прикрыл пламя ладонью, чтобы не будить конюхов.
Рамсей тихонько заржал. Подняв лампу, Майлс осветил его изящную голову с широко расставленными арабскими глазами и потрепал коня по дымчато-серой шкуре. Но он пришел сюда не для полуночной скачки.
Его интересовал чердак.
При его росте ему достаточно было подняться на несколько ступенек лестницы, чтобы заглянуть на чердак. Устремив взгляд на кучу соломы, он занялся тем, что у него лучше всего получалось. Ему не было равных в способности терпеливо ждать, прислушиваясь и наблюдая. В такие моменты — когда он просто ждал — происходили удивительные вещи. Например, он часто видел падающие звезды, узнавал привычки и повадки животных и насекомых, наблюдая за их обыденной жизнью. Однажды он перехватил выражение лица отца — такое мимолетное, что Майлс счел бы это игрой воображения, не будь он уверен в обратном, — когда тот посмотрел на Изольду Эверси в церкви. Она была матерью всех остальных Эверси, включая Колина, которого чуть не повесили по обвинению в убийстве кузена Редмондов.
То было выражение… похожее на боль.
Тогда это наблюдение привело Майлса в замешательство. Теперь ему казалось, что он понимает отца.
Наконец послышался шорох. Майлс затаил дыхание и замер в неподвижности, отыскивая глазами источник звука. Весь его мир сосредоточился на дыхании животного, прятавшегося в темноте.
Наконец он увидел, как шевельнулась солома.
Подавшись вперед, Майлс осторожно разгреб ее руками. И улыбнулся. Затем сунул руку в гнездышко и вытащил то, за чем пришел.
Глава 10
Синтия снова проснулась от звуков, производимых горничной, разводившей огонь в камине, и от запаха горячего шоколада. Она вспомнила, как проснулась в первый раз и обнаружила, что ее постель превратилась в настоящее гнездо из простыней и одеял.
Проклятие!
Всю ночь ее преследовал сон о падении. Проснувшись от стука собственного сердца о ребра, она лежала в темноте, мокрая от пота, лежала, прерывисто дыша и ожидая, когда успокоится сердце. Увы, эмоции, которыми она так прекрасно управляла днем, ночью полностью ею овладевали.
Горничная помедлила, прежде чем уйти.
— Мисс… наверное, вам следует знать… Там корзинка для вас. За дверью.
Это сообщение весьма озадачило Синтию. Корзинка? Но что в ней может быть?
— Вы не могли бы принести ее?
Горничная внесла небольшую корзину с откидной крышкой, осторожно опустила ее на ковер, присела и поспешно вышла из комнаты, притворив за собой дверь.
Синтия села на постели, взяла чашку с шоколадом и принялась дуть на него, пока он не остыл. Затем залпом проглотила полчашки. Вкус был восхитительный, и Синтия в блаженстве закатила глаза. Но шоколад лишь слегка взбодрил ее.
Ладно, это ее поддержит, пока она не спустится вниз и не выпьет кофе, который придаст ей сил.
Она откинула со лба волосы и обнаружила, что они влажные от испарины, вызванной ночными кошмарами. «Надо будет заказать сегодня ванну и устроить себе продолжительное купание в просторной лохани с лучшим мылом миссис Редмонд», — решила Синтия.
Она бросила взгляд на корзинку, затем отставила чашку с шоколадом и опустилась на ковер.
Внезапно изнутри высунулась конечность, покрытая темной шерстью.
Синтия вскрикнула:
— Святая Мария, Матерь Божья!..
Теперь она определенно проснулась; ее сердце оглушительно билось.
Конечность пошарила в воздухе, словно пытаясь схватить ее за руку.
Какое-то время Синтия наблюдала за корзиной. Затем опустилась на четвереньки и присмотрелась. При ближайшем рассмотрении оказалось, что конечность — лапа. Причем очень маленькая, покрытая темно-серым пухом и с крохотными белыми коготками.
Какое-то время Синтия наблюдала за корзиной. Затем опустилась на четвереньки и присмотрелась. При ближайшем рассмотрении оказалось, что конечность — лапа. Причем очень маленькая, покрытая темно-серым пухом и с крохотными белыми коготками.
Лапка еще немного помахала в воздухе, потом исчезла в корзинке, словно разочарованная тем, что ничего не нашарила.
Синтия осторожно откинула крышку и заглянула внутрь.
И обнаружила, что смотрит прямо в розовую глотку котенка.
— Ми-и! — громко пискнул он.
Синтия снова шлепнулась на ковер, отпустив крышку. Какого дьявола?!
Она снова откинула крышку и посмотрела на крохотное создание.
— Ми-и!
— Господи, до чего же ты горластый, — сказала она. — Мне казалось, что кошкам полагается мяукать по-другому.
— Ми-и! — не унимался котенок.
Синтия осторожно вытащила его из корзинки. Котенок отчаянно замахал лапками в воздухе, прежде чем устроиться на ее ладони. У него были мягкий животик с тонкими ребрышками, которые она почувствовала, проведя по нему пальцем, пушистая, как у птенца, шерсть и круглые серо-голубые глаза. Это было забавное маленькое создание, сплошь состоящее из округлостей и треугольников — с треугольными ушками, смешным пушистым хвостиком, белыми бусинками зубов и малюсенькими коготками, которые впивались в ее ладонь.
— О Господи, — прошептала Синтия, глядя на котенка.
Все его крохотное тельце вдруг завибрировало от оглушительного мурлыканья. Такого сильного, что вибрация передалась ей. Определенно этот котенок ничего не делал вполсилы.
Синтия была очарована.
— Откуда ты взялся? — спросила она.
И тут она поняла, что знает ответ. Только одному человеку она призналась, что у нее никогда не было домашнего любимца.
— Ми-и! — пискнул котенок и снова начал мурлыкать.
Сердце Синтии переполнилось нежностью. Осторожно коснувшись пальцем лба котенка, она погладила шелковистую шерстку. Он закрыл глаза от блаженства.
Она сразу же исключила варианты, казавшиеся маловероятными. Лорд Милторп никогда бы не подарил ей кошку. Аргоси такое просто не пришло бы в голову. Может, это шутка Вайолет? Нет, вряд ли.
Заглянув в корзинку, Синтия увидела там сложенный листок бумаги.
Положив котенка на ковер, она развернула листок дрожащими пальцами.
Мисс Брайтли!
К сожалению, в конюшне не нашлось диких кабанов и мне пришлось довольствоваться тем, что есть. Надеюсь, Вы обратите внимание, что хвост этого создания покрыт шелковистой шерстью. Это мальчик и ужасно голосистый.
Ваш мистер Редмонд.
Рука Синтии, державшая записку, дрогнула, и она неосознанно обвела большим пальцем слово «ваш».
Котенок прыгнул на подол ее ночной рубашки, затем отскочил, выгнув спину и задрав хвост, и снова прыгнул, пытаясь забраться под нее. Синтия приподняла рубашку, позволив ему потереться о ее лодыжки шелковистыми бочками. Осмелев, котенок привстал на задние лапки, вонзив крохотные коготки в ее ногу.
Синтия взвизгнула и подхватила его, прежде чем он вскарабкался вверх по ее бедру.
Оказавшись на свету, котенок моргнул своими круглыми глазками. И снова бешено завибрировал.
Синтия расплылась в улыбке.
— Паук, — сказала она. — Я назову тебя Пауком.
Ей казалось, что ее сердце вот-вот разорвется; она задыхалась от нежности к этому теплому мурлыкавшему подарку и от волнующих мыслей о том, что он означал. В сущности, это была полная противоположность собаке. Возможно, в этом и заключался весь смысл подарка.
Внезапно она рассердилась. А что, если Майлс Редмонд так и задумал, хотел, чтобы она влюбилась? Не важно во что. Может, в его намерения входило, чтобы она, глядя на любимую вещь или существо, вспоминала о нем?
Да как он смеет?!
Он не имеет права дарить ей подарки. Не имеет права ухаживать за ней, доставлять ей удовольствие и… и вообще делать то, что он, черт побери, сделал, подарив ей котенка.
Она подняла котенка и устремила на него свирепый взгляд — словно это был Майлс Редмонд собственной персоной.
Малыш протянул лапку и коснулся ее носа.
Синтия не сразу спустилась к завтраку. Ей не хотелось видеть Майлса Редмонда или кого-нибудь другого, если уж на то пошло.
Ей хотелось побыть со своим домашним любимцем. Ее собственным.
Она попросила, чтобы ей принесли наверх кофе и приготовили ванну, а затем, погрузившись в горячую воду, воспользовалась душистым мылом миссис Редмонд. Синтия не спешила — уделила внимание каждому изгибу своего стройного тела и тщательно промыла свои длинные волосы, растягивая удовольствие. Возможно, через неделю ей придется готовить ванну для других.
О, ради Бога! Она энергично помотала головой — как строптивая кобылка, отгоняющая муху. Что толку думать об этом? В конце концов, она — Синтия Брайтли. Она добьется своего.
Пока огонь камина и солнце сушили ее волосы, она играла с котенком и обнаружила, что, с точки зрения котят, все годилось для игр, особенно пальцы и волосы. Затем она усмирила свою пышную гриву, искусно заколов ее на макушке, и умудрилась одеться без помощи горничной, выбрав белое муслиновое платье как самое походящее для стрельбы по мишеням.
Забавно. Она пообещала себе, что не будет затевать проказы, даже если для этого представится возможность, что будет вести себя прилично и не станет совершать рискованные поступки. И что же? За считанные дни она умудрилась поцеловаться с наследником хозяина дома и получить в подарок котенка. А теперь собирается стрелять по мишеням, чтобы произвести впечатление еще на одного богатого мужчину, хотя о стрельбе не имела ни малейшего понятия.
Ох, похоже, она опять влипла…
Вытащив из шкафа свои коричневые кожаные ботинки, Синтия помедлила, прежде чем надеть их. Перевернув один из них, она потрогала истончившуюся подошву и снова ощутила холодок страха, скользнувший по затылку. Ее бравада рассеялась. Проклятие! Прохудившиеся башмаки — не менее действенный стимул для решительных действий, чем встряхивание почти пустой сумки.
Она повернулась к зеркалу, чтобы придать себе уверенности. И увидела шелковистую кожу, сверкающие глаза, блестящие волосы и стройную фигуру с высокой грудью, натягивающей белый муслин. Изящные обнаженные руки были украшены несколькими царапинами, оставленными котенком, но это не страшно.
Она расправила плечи, приготовившись спуститься вниз и предстать перед всеми. Даже Майлсом.
Но что делать с котенком, пока ее не будет?
Синтия позвонила горничной.
— О, мне велели присмотреть за ним, мисс Брайтли, — заверила ее девушка, бросив настороженный взгляд на маленького шалуна, который скакал по покрывалу, атакуя невидимую добычу. Не приходилось сомневаться, что она удивилась, получив подобные распоряжения от мистера Майлса Редмонда, хозяина дома в отсутствие его отца. С точки зрения горничной, место котов было в амбаре. И она знала, как отнесется миссис Редмонд к появлению котенка в доме.
Синтия тоже знала, но это только усиливало удовольствие от подарка.
Войдя в столовую, Синтия обнаружила, что все, кроме Майлса, еще завтракали, и замерла на секунду, охваченная одновременно и разочарованием, и облегчением. Но тут она увидела нового гостя, что заставило ее на мгновение забыть о Майлсе и его подарке.
Это был привлекательный джентльмен средних лет, в темно-коричневом сюртуке и белоснежном галстуке. Возраст оставил на его лице следы, но они не портили его внешности, как и редкие волосы, сохранившиеся только на макушке черепа, — наподобие коврика посередине отполированного до блеска пола.
Любопытно, но выражение его лица было безмятежным, отстраненным… вместе с тем немного грустным. Словно он обладал большей мудростью, чем остальные гости, и не питал надежд на то, что они когда-либо достигнут его уровня просвещенности.
Тут он заметил Синтию — как и все остальные джентльмены, мгновенно оживившиеся и приосанившиеся.
— Мистер Гудкайнд, — представил Джонатан нового гостя Синтии. — Деловой партнер моего отца. Мисс Синтия Брайтли.
Мужчина поднялся и поклонился ей. Она изящно присела. Затем опустилась на стул и потянулась к чашке с горячим кофе.
— Я приехал, чтобы обсудить кое-какие дела с мистером Айзайей Редмондом, но обнаружил, что его нет дома, — объяснил ей мистер Гудкайнд. — Мне неловко, что я явился без приглашения, но, признаться, я рад, что оказался в столь приятной компании.
Хотя это звучало довольно мило, Синтия могла бы поклясться, что Вайолет закатила глаза. Когда же она бросила взгляд в ее сторону, на лице подруги снова появилось невозмутимое выражение.
— Мой отец считает, что на публикациях много не заработаешь, — заявил вдруг Джонатан, видимо, забыв, что его брат Майлс сделал небольшое состояние писательскими трудами.