Они, однако, выходили все реже. Взоров повысил им оклад, улучшил довольствие, вручил ключи от служебного биотуалета, что стоял рядом, впритык. Иногда им случалось забыться, и это удобство не спасало от бед; Взоров, впрочем, их не ругал, приветствуя миазмы в их разумной концентрации.
Олег почти не вставала, и ее, по приказу Взорова, перенесли от Колоды поближе к путям, чтобы различать. Гагарин, теперь уже бесконечно и безнадежно удовлетворенный, так и не смог избавиться от старой привычки расхаживать взад-вперед; он бродил, шатаясь и выпрастывая руки; останавливался, разбрасывая односложные реплики. Что касается Натоптыша, то он, по состоянию своему, был ближе к Олегу, но не лежал, а сидел сущим Буддой, вселившимся по любви к живому в большую гориллу, скаля желтые зубы и подобный сумрачному сгустку; ему отвели место близ выхода, пообещав небольшую подсветку, чтобы бросался в глаза уже при въезде в Радиус; Натоптыш не старался вникать во все эти затеи, ему было наплевать на подсветку, рельсы, купол и даже самую Колоду; Нестор подносил ему, чем Бог послал, а до ветру тащил за воротник. Сам Нестор, оказываясь снаружи, не признавал парка, захваченного странными сооружениями: в ясные дни он, конечно, определял Колесо Обозрения, карусель и гнусного резинового исполина с затычкой в заднице, предназначенного для детских прыжков, однако картина не задерживалась в его неизменно деятельном сознании, так что ночами, когда она менялась и мир наполнялся причудливыми силуэтами, Нестор пугался и спешил обратно, к скамейке, где можно подумать, а лучше - забыть.
Теперь он все больше рассуждал в пустоту.
Гагарин на минутку останавливался, чтобы послушать. Нестор, когда замечал его, прихватывал за одежду и делился снами. Сны его часто перетекали в открытия, и наоборот.
- Вчера мне открылись причины страдания Человечества, - сообщал Нестор, сосредоточенно копая себя под шапочкой. - Оно поступило весьма опрометчиво, когда открыло, что Земля - круглая.
Слова выходили из Нестора сами собой, выстраиваясь в складные, почти литературные обороты. Случалось, что он догадывался, в чем дело: два высших образования, потерявшие терпение в душном зиндане души, расправляли крылья и мелкими порциями вылетали на волю, безвозвратно растворяясь в эфире.
- Люди, узнав про такое, придумали глобус. Вот в глобусе - вся беда. Из практики, например, вуду известно, что если ты хочешь досадить врагу, надо вылепить фигурку и надругаться.
Гагарин уходил, и Нестор обращался к молчавшему Натоптышу:
- Теперь остается подсчитать, сколько глобусов наделало Человечество, и проследить судьбу каждого. Я уверен, что многими из этих вредных и опасных предметов играли в футбол; иные сгорели, иные отправились на помойку... Мне, значится, приснилось, как я раскручиваю один такой глобус и мысленно прицеливаюсь, вонзаю в разные страны отравленные шипы. Всего-то и делов, что нашептать и ткнуть.
- Тебе, старшой, давно пора лечиться, - так, бывало, стонала Олег, и в стоне ее прорывалось то недовольство, то сострадательное блаженство.
- Я представил себе арбузы, - упрямо бубнил Нестор, - расписанные под глобусы с целью наращивания их продажной стоимости, с Северным Полюсом на вырез... Мне часто снятся арбузы. Потом я уже совсем погрузился в сновидение, где все бывает, и даже Земля, если повезет, оказывается плоской.
В его голове шел уже не внутренний монолог, но галдел птичий базар.
Утомленный автономными построениями, которые сами рвались наружу из Нестора, он замолкал.
Однажды утром Малый Радиус был отчасти разбужен грохотом и визгом.
Нестор сел, как лежал, с вытянутыми по швам руками, не помогая себе в подъеме и подобный заводной кукле. Он успел заметить, как сонную площадку пересекла повозка, заполненная какими-то незнакомыми людьми и управляемая машиной, которая напоминала автопогрузчик. В повозке весело кричали. Вспыхнули лампочки, мигнула подсветка, обозначая полумертвую груду Натоптыша. Олег чуть дрогнула и протянула к повозке руку. Кто-то радостно взвыл. Малый Радиус заиграл огнями, из динамиков под куполом раздался дьявольский хохот. Потом обвалилась тьма, и Нестор прислушался к стуку удаляющихся колес. Не успел он сойти со скамьи и наведаться к особой кладочке, где маленькие флаконы, как шторки взвились, и в Радиус ворвались новые гости. События повторились; на сей раз, правда, поезд едва не налетел на Гагарина, и сбил бы его с ног, не вспомни тот о насыпи с путями, по которым раньше часто ходил. Гагарин, маша руками, отпрыгнул; его прыжок вызвал общий восторг. Нестор всмотрелся в легион неразборчивых лиц, сливавшихся в болотное пятно, которое то тут, то там пузырилось.
- Уйдите, уйдите, - завывала с земли Олег и перекатывалась с боку на бок.
Потом, когда пообвыклась, она стала выпрашивать рубль, употребляя рубленые, бесхитростные фразы.
Автопогрузчик победно свистел, в повозке же ликующе шарахались.
В промежутках, когда все затихало, Нестор, который был немного взволнован, успокаивал Гагарина, говоря, что Иезекииль один узрел подобие Господа и другие фантастические образы, но какой ценой!
- Он еле упросил Бога дозволить ему печь лепешки не на людском дерьме, а на коровьем, - втолковывал Нестор. - Наберемся смирения.
- Какие образы, - не соглашался Гагарин. - Это суки какие-то!
Они смутно догадывались о своем участии в каком-то мероприятии, однако не питали интереса к тому, что нынче модно именовать обратной связью. Между тем, впечатление, которое они производили на отдыхающих, было именно тем, на которое некогда сделал ставку Взоров: веселое недоумение, смешанное с гадливой дрожью.
- Может быть, это жмурки какие-нибудь? - раздумывал Гагарин.
- Хорошее название для игры, - просыпался Натоптыш. - Мы все в нее играем.
А Нестор, соглашаясь, вспоминал уже Иеремию, где Бог готовит очередное, в людском понимании, злое дело, и говорит: "Вот, Я буду наблюдать за вами к погибели, а не к добру".
6
Андрей Иванович шагнул вперед и похлопал маленький паровоз по сверкающему боку. Тот был совсем как настоящий, разве что электрический, гораздо мощнее и тише прежнего. Особенно в нем радовало то, что паровоз изготовили на отечественном заводе, который, сверх того, был свой, родной и находился неподалеку. И обошелся гораздо дешевле чешского, так что чехов, и без того униженных, в очередной раз ткнули носом в воображенную лужу. Теперь паровоз мог вытянуть не одну, а сразу две или три тележки; это новшество сокращало очередь и умножало доходы. Доходы же были и прежде немалые, ибо новый аттракцион пользовался бешеным успехом. Настолько большим, что нынче ожидался мэр со своим семейством. Мэр, впрочем, был рад не только затейливому увеселению, но и тому, что через многих родственников поучаствовал в подряде на паровоз, и несколько нажился - капля в море по сравнению с другими проектами и заказами, но копейка рубль бережет, да и выборы приближались, и мэр, бесконечно довольный общим положением дел, решил попозировать перед камерами, а заодно посмотреть на диковины знаменитой Пещеры.
- Труппа сыта? - строго спросил Андрей Иванович, отступившись от паровоза.
- Не очень, - хохотнул Взоров. - Их надо держать в узде, а то спят, неинтересно.
- Пахнет там сильно? - допрашивал шеф далее. - Может, побрызгать им чем-нибудь?
- Нет-нет, - Взоров решительно отклонил это предложение. - Они пьют такое, что там сформировался неповторимый букет. Уникальная гамма. Неосторожное вмешательство все испортит.
- А с телевидением ты поговорил?
- Давно поговорил. Мышь не проскочит. Никаких съемок, только снаружи.
Андрей Иванович выразил ему неохотное - такой уж он был строгий человек - одобрение. Он трясся за свое ноу-хау и с некоторых пор вообще полагал, будто сам выдумал всю затею. Он прохаживался возле паровоза и думал, о чем бы еще спросить.
- Мудрец живой? - осведомился он, не придумав ничего лучшего.
- Относительно, - вздохнул Взоров. - Живой, если это жизнь. Мы им подсунули диктофон, кое-что записали. Будем врубать по трансляции отдельные фразы, которые пожутче. Что-нибудь готическое, про бога и привидений. У него такое иногда прорывается.
Андрей Иванович мялся. Видно было, что его гложет нечто сокровенное.
- Может быть, - решился он, - их того... полечить надо? Здоровье-то не бесконечное.
- Согласен, Андрей Иванович, - Взоров сочувственно кивнул. - Конечно, надо. Но это дело долгое, серьезное и, боюсь, бесперспективное. Кто их возьмет? Таких-то. И полиса ни у кого нет.
- Полюса нет, - задумчиво подтвердил Андрей Иванович и посмотрел на часы. По случаю мэра он вырядился в выходной костюм, который сидел на нем, как фабричная упаковка.
- Мы что-нибудь придумаем! - обнадежил его Взоров, и тот, зная, что придумывать собеседник горазд, выкинул из головы гуманные, а потому неизбежно расплывчатые мысли.
Андрей Иванович медленно обошел паровоз, делая это, наверное, в сороковой раз. Он вообразил себе мэра и чуть не растрогался. Мэр обещал быть с многочисленным семейством - спесивой супругой, состоявшей в совете директоров десяти заводов, и тремя даровитыми дочками, которые, как многие знали, - к двенадцати, четырнадцати и шестнадцати годам соответственно - уже освоили маркетинг, веб-дизайн и международное право, приобретя эти знания в Кузнице Кадров.
Андрей Иванович был знаком с мэром лично и жал ему, помнится, руку. В нагрудном кармане пиджака у Андрея Ивановича скопилось восемь отрезков от ленточек, перерезанных при открытии разнообразных строительных объектов. От мэра ему хотелось не столько наград, сколько сопричастности. В глубине души он волновался: что, если градоначальнику захочется выступить с речью? Трибуны-то и нет! Правда, мэр специально предупредил, что речей не будет, а будут сплошные увеселения, но прихоти начальства, и это Андрей Иванович, усвоил давно, непредсказуемы. Все-таки надо было соорудить хоть какой-то помост. Но теперь уже поздно. Или нет?
Направляемый заботой, Андрей Иванович рассеянно пошел от паровоза, углубляясь в зону развлечений, которые еще не проснулись от короткого летнего сна. Лето шло уж вторую неделю, дыша сиренью. В парке душа и взор отдыхали, освободившись на время от пыльных дорог и стоячего зноя. Птицы свистели, утренние улитки уже спешили скрыться в траве и кустах, зная о скором наплыве посетителей. На маленькой площадке, покрытой свежим асфальтом, дремал телевизионный автобус.
Синий купол Пещеры Ужасов, расписанный харями, заставил Андрея Ивановича замедлить шаг. Забыв на минуту про помост и двигаясь на цыпочках, он подошел к шатру и приложил к стене ухо. Внутри царила степенная тишина. Андрей Иванович проделывал это каждое утро, сомневаясь в живучести тех, кто в шатре. Они же исправно доказывали необоснованность его сомнений.
С мэром предстоял очень серьезный разговор. Андрей Иванович подумывал о заграничных гастролях. Идея, разумеется, принадлежала Взорову, которому давно хотелось раздвинуть тесные парковые границы. "Они и не поймут, насмешничал Взоров. От смеха и предвкушения он съеживался и словно скручивался в жгут, пробираемый алчным ознобом. - Мы им не скажем. Погрузим и свезем. Хотя бы и в цирк продадим, правильно? "
Не доверяя себе, Андрей Иванович вжался покрепче и теперь различил невнятное бормотание. Слов он не разобрал, но это и не входило в его намерения.
Не входило это и в намерения тех, кто скрывался внутри. Малый Радиус спал, и только Нестор, привалившись к Колоде, перебирал заскорузлый блокнот. Под впечатлением от этого предмета он думал вслух:
- Что такое автор? Это Бог. Он, движимый духом, то есть вдохновением, которое он сам, посылает в мир себя же, своего сына, то есть вещь, которая тоже он. Вещь казнят, и автор молчит. Но она, бессмертная, воскресает в каком-нибудь хвалебном обозрении и возносится к Богу обновленной отзывами. Поэтому всякий, кто ищет божества, должен прочесть книгу автора. Да это, может быть, и не я все пишу. Ничего не помню.
В полумраке смутно виднелись колбасно-сосудистые изделия, сплошь покрывавшие колоду: пустые сосуды и ошметки неправдоподобной колбасы.
- Че ты сипишь, - простонал с пола Гагарин, и ему вторил ворчаньем Натоптыш, который так и сидел, все больше похожий на языческое изваяние.
Нестор взялся за голову и сдавил ее с северо-востока на юго-запад.
- Не хочешь - не слушай меня, - произнес он с досадой: не от обиды, но раздраженный вмешательством в свои мысли. И его воображение мгновенно разрешилось образом Царя, который читает послание Иеремии и швыряет в огонь кусочек за кусочком.
Отождествившись с Иеремией, Нестор плавно повалился на бок.
Он чувствовал себя неважно.
Все чаще случалось, что Нестор посещал свой собственный аттракцион, тогда как мелкие бесы, мелкие же ангелы и обрывки разложившихся сущностей тоже, вероятно, занимались своими обыденными делами, но Нестор пугался, проходя через их строй и пытаясь иных уловить - при том, что потустороннее общество, в которое он попадал, нисколько не желало ему зла и даже не подозревало о его присутствии, обосновавшись в Малом Радиусе его головы близ Колоды, именуемой мозговым стволом. А иногда сквозь его голову тоже проносились веселые поезда с теми же ошметками душ, которые, конечно, не удостоились Света, но и в нижние пределы пока не отправились, и вообще заслуживали некоторого снисхождения - а значит, имели право время от времени развлекаться. Этих не успевал рассмотреть сам Нестор; они же, пронзая слои сознания, отчасти влияли на его странные и пока не познанные аспекты. Бывало, что он вдруг вскакивал и судорожно хватался за вещи, которые всегда презирал, то есть за самую обыденную реальность: стены, ту же Колоду, кирпичи; однако реальность-то его и подводила. Она оборачивалась вероломной каруселью, и Нестор падал.
Внешний и внутренний Радиусы все чаще и все прочнее накладывались один на другой. Это происходило не только с Нестором. Незваные экскурсанты с воем и визгом съезжали с извилин его сослуживцев, принимая мозговые выпуклости за ледяные горы.
Однако Нестору, в отличие от остальных, не чуждо было детское любопытство. И за прошедшие месяцы в нем исподволь вызрело желание разобраться.
С усилием поднявшись, он взялся, наконец, осуществить свой план мирный, безобидный, изначально доброжелательный к неизвестным сущностям, которым Нестор не желал вреда, но лишь хотел включить их в систему своих философских координат.
Он приковылял к Натоптышу, который смотрел прямо перед собой и улыбался. Попытки вступить с Натоптышем в разговор закончились неудачей. Ею же закончились усилия, приложенные Нестором, чтобы сдвинуть его с места и пересадить на рельсы. Натоптыш сидел, как влитой; Нестор повел носом, боясь учуять запах разложения, но этот запах, если и был, бесследно терялся в других, сильнейших.
Тогда внимание Нестора переключилось на Олега. Олег спала близ путей; Нестору не составило особого труда подтащить ее к выходу и положить на рельсы. Этого, как он предполагал, было достаточно, чтобы штука, ежедневно проносившаяся через Малый Радиус, притормозила и сделалась доступной предварительному осмотру.
Гагарин прекратил свои метания и остановился, следя за манипуляциями Нестора. Тот крякнул, выпрямился и пошел обратно к Колоде, чтобы занять место. Устроившись, он взболтнул содержимое стаканчика, оставшееся с ночи, понюхал и проглотил.
- Печь испытывает крепость лезвия закалкою; так вино испытывает сердца гордых - пьянством, - сказал Нестор сдавленным голосом. - Книга Сирах.
- Откуда там вино? - подозрительно спросил Гагарин.
- Вино есть аллегория, - объяснил Нестор. - Боярышник - это тоже вино.
- Рехнулся ты совсем, - махнул рукой тот. - Какое же это вино.
И Гагарин замолчал, привлеченный какими-то событиями, что творились по углам и были недоступны непосвященным. Нестор, легко перевалившийся в Малый Радиус сознания, спроецировал внутреннюю картину вовне, и все в очередной раз смешалось - так, что уже было не разобрать, где наружное, тварное, а где сокровенное, вечное.
Олег лежала кулем, проседая на шпалы корпусом. Нестор ждал. Его созерцательный интерес настойчиво продирался сквозь напластования странных картин: так пробивается цветок, подозревающий, что душный асфальт не бесконечен, и будет солнце.
Наконец, послышалась праздничная музыка, донеслись какие-то голоса. Нестор слышал их словно через подушку. В нем мелькнуло желание выбраться наружу и посмотреть, но оно тут же сменилось чем-то другим - может быть, мыслью, а может быть, чувством. "Что внутри, то и снаружи", - подумал вскоре Нестор, приспосабливая к современности древний постулат. Он чуть напрягся, потому что расслышал лязг и стук. Подавшись вперед, он стал всматриваться в проем, завешенный шторками. Неожиданно вспыхнули лампочки, зашипели динамики, а стены вспыхнули зеленоватым светом аквариума.
Шторки, как бывало всегда, разошлись, и в Малый Радиус ворвалась машина, доселе невиданная. Нестор, прищурясь, смотрел на паровоз. Тот же, из-за отсутствия машиниста к торможению неспособный, помчался через площадку и на полной скорости врезался в живое заграждение. Благо скорость была невелика, он сразу остановился и сдал назад; заграждение дернулось и разразилось руганью.
Цель была достигнута, поезд стоял. У выхода, не дождавшись его, сидела и улыбалась неподвижная горилла. В повозках виднелись какие-то рожи. Нестор, надеясь ничего не пропустить, заковылял к путям. Он строго улыбался, чем хотел показать, что все, что ему нужно, это просто разобраться в происходящем.
В повозке стала подниматься высокая фигура в чистенькой голубой каске. Встававший был одет в темный костюм; из нагрудного кармана торчали ножницы и хвостик ленточки. Мэр вытянул руку, показывая пальцем не на Нестора, но на что-то другое, определившееся за его спиной.
Там был Гагарин, который, питая к происходящему вовсе не то, что положено испытывать естествоиспытателю, подкрался сзади, готовый разрубить узел единым махом. Ему давно надоела дьявольская карусель, которая все чаще вырывалась из плена сознания и воплощалась в малопонятные события. Демоны заслуживали наказания. Он замахнулся, метя в их предводителя. Нестор успел разглядеть в его руке один из черных кирпичей, служивших стульями.