Очень хотелось ответить: «Следствие в вашей помощи больше не нуждается!» Но Анри сдержалась. Неизвестно, как поведет себя след. Малефик – малефиком, а са-пэй – он и в Дангопее са-пэй.
– Да. В отсутствие.
– Прекрасно. Значит, мы явились вовремя. Приступим?
Мистрис Форзац кивнула с такой кислой неохотой, что у вигиллы чуть скулы не свело.
– Прошу вас, мастер Андреа. Присоединяйтесь.
– Собачью работу подсунули, – буркнул вежливый малефик, с насмешкой кланяясь псу. – Привет, коллега!
Лю деловито обнюхал «коллегу» и остался удовлетворен результатом. Хозяйка же присела над собакой, ловко перебирая пальцами, собрала многочисленные складки шкуры Лю и натянула, извините, с задницы на голову эдаким жестким капюшоном. Пес стоически терпел.
– След, Лю! – велела мистрис Форзац.
«След, Андреа!» – подумала вигилла.
Сперва медленно, а потом все быстрее са-пэй закружился на месте, разворачивая круги спиралью и припадая носом к земле. Малефик замер в центре этой спирали, словно ожидая, что Анри и ему шкуру со спины на голову натянет. Не дождавшись, плотно зажмурился; уподобясь слепцу, ощупал воздух – так трогают чужое лицо, знакомясь.
– Дрянь-дело… – повторил вредитель, мрачней тучи.
Он присел на корточки, мазнул ладонью по булыжнику. Раздувая ноздри, шумно втянул воздух. Надолго зашелся хриплым кашлем, отвернувшись от дам.
– Турристанская смесь. Мандрагора с «горючими слезками» и сушеная желчь лисицы. Специально от нашего брата присыпали. Хотя… у меня от мандрагоры «каскад» стоит. Надо пробовать. А собака должна справиться. На са-пэя они не рассчитывали…
Отвечая малефику, Лю обиженно чихнул и затрусил к выходу из тупика. Дважды пес оглянулся, проверяя, следует ли за ним хозяйка. Глаза Лю затянула стеклистая пелена, похожая на змеиные веки, сросшиеся и прозрачные. Солнце в пелене не отражалось.
С таким эффектом вигилла сталкивалась впервые.
Кликнуть Гиббуса? Нет, не стоит. Сцепятся мирабил с са-пэем, растаскивай их потом! А уж предприятию точно конец: во второй раз уломать стерву-Форзац вряд ли удастся. Ничего, при необходимости есть способ призвать Гиббуса хоть из чертогов Нижней Мамы. А сейчас и пешком пройдешься, красавица.
Первым по следу, ясное дело, шел Лю; двужильная брюнетка не отставала от пса, демонстративно игнорируя спутников. Хмурый малефик бежал враскачку, как пьяный матрос; он часто нагибался, ведя широкими ладонями по земле, и бормотал под нос:
– Плывёт, зараза… врёшь, не уйдёшь!..
Они выбрались в переулок Усекновения Главы, пустынный и тихий. Лишь из погребка с символическим названием «Кавалер-без-Парика» доносилось нестройное пение. Создавалось впечатление, что в «Кавалере…» кутят все жители переулка поголовно. Далее след свернул на Броварскую, где по случаю выходных и хорошей погоды были повсюду разбиты пивные балаганчики. Добродушные бюргеры сдували пену с огромных кружек и с любопытством наблюдали за странной процессией. От комментариев, правда, воздерживались: и малефик, и пес не располагали к досужим остротам.
Анри искренне надеялась, что и она – тоже.
В какой-то балладе она слышала, что у магичек проблемы с деторождаемостью, что все они холодны, как ледышка, и женских недомоганий у них не бывает вообще. Бегай-прыгай, вяжи-ворожи тридцать дней в месяц. Попадись гад-трубадур по пути – растоптала бы, и прах по ветру развеяла…
Улица вывела квартет следопытов на юго-западную окраину, вильнула раз, другой, и уперлась в ворота кладбища Вторичной Инкарнатуры. Не самый престижный погост в столице; даже старушки, торгующие погребальными асфоделями, здесь сидели тощие и злые. Тем не менее, охранные чары на воротах и чугунной ограде соответствовали «Установлению о посмертной заботе», статья XIV, раздел «Надзор за местами погребения». Для живых граждан дорога открыта в любую сторону, но заведись в склепе бойкий упырь, мемориальный червь, хлопотун или дух-инхабитант – наружу им хода нет.
– По какой, мил-судари, надобности? Кто покойный, кто сопровождает?!
Щуплый мужичонка выкатил грудь колесом, дабы все видели бляху-пентакль из синего серебра – знак кладбищенских надзирателей. Для пущей важности сторож насупил кустистые брови и встопорщил бороду веником. В иной раз можно было бы посмеяться. Но сейчас Анри торопилась.
– Тихий Трибунал! – рявкнула она, делая видимым клеймо на щеке.
– И лейб-малефициум, – солидно прогудел Мускулюс, отмахиваясь по-казенному. На ладони малефика полыхнула зеленым огнем эмблема службы: змея пятью кольцами обвила кинжал.
Сторож поспешил вытянуться во фрунт.
– У нас все чин чинарем! Жмурики… в смысле, усопшая братия на месте, согласно описи. Можете убедиться.
– Убедимся, – зловеще пообещала вигилла.
И указала спутникам в глубину кладбища, куда рвался возбужденный Лю:
– Вы идите, я догоню. Сударь надзиратель, кто дежурил позапрошлой ночью?
– Я, ваша честь!
Какого рожна сторожу подвернулся на язык судейский титул, Анри не поняла.
– Ничего подозрительного не заметили? Телеги, повозки? Люди незнакомые?
– Подозрений не было, ваша честь! Похороны – это да, имели место. Два раза.
– Ночью?!
– А что, ночью не мрут? – в свою очередь удивился сторож. – И мрут, и хоронят. Мы круглосуточно работаем, до последнего клиента. Ежели не верите, справьтесь в окружной покойницкой.
Он ел Анри взглядом и дергал себя за бороду. Будто раздумывал: а не оторвать ли ее, кудлатую, к пёсьим шлёпам?
– Два раза? В котором часу?
Тон Анри сбавила. Человек при исполнении, к чему на него орать? Вигилла чуяла не хуже собаки: добыча рядом. Серьезная, сочная добыча, не дохлый фактик или сухая улика. Осталось догнать, вцепиться и хлебнуть живой крови.
– Первые-то еще до полуночи явились. Часы не били. А вторые – заполночь. Разбудили меня, окаянные! Я сплю чутко, комар носу не подточит, а тут насилу поднялся… Ноги ватные, в брюхе щекотание…
Сторож ощутил, что вступает на скользкую стезю, и заторопился с уточнениями:
– Не пил, ваша честь! Ни капли! Это на рассвете уже, с устатку…
– Хорошо, не пили. Верю. Сами похороны видели?
– Ну-у… Краем, значит, глаза… уголком, значит…
– В ограде хоронили? За оградой?
– Ну-у…
Опустив очи долу, сторож принялся ковырять носком сапога жухлую траву.
– Ясно. Не видели. Смущаться ни к чему, вы не обязаны надзирать лично за всеми рядовыми похоронами…
– Не обязан! – радостно встрепенулся мужичонка, осознав, что гроза идет стороной. – Мы тут это… чтоб не лазил, кто не надо! И чтоб непотребств не творилось. А за похоронами пущай кликуши следят, это ихний хлеб…
Прервав допрос, Анри взглянула в ту сторону, куда удалились ее спутники.
Осеннее кладбище – зрелище из особых. Царский пурпур и утонченная позолота листвы, королевские поминки по лету на фоне торжественной суровости вечнозеленых туй – верных кладбищенских плакальщиц. Серый гранит надгробий, бронза мемориальных надписей, дымчатый мрамор обелисков, черный базальт монументов, скромный туф поминальных плит. Строгость аллей и буйство красок, вспышки чахоточной страсти и разлитая в воздухе печаль. Кладбищам больше всего идет осень. Не весеннее буйство жизни, кажущееся стыдным в местах упокоения, не знойная истома лета, даже не зимний саван – осень, порог забвения.
– Вернемся к нашим похоронам. Итак, первые, которые до полуночи. На чем приехали, сколько человек, как выглядели?
– Фургон приехал. Большой. Закрытый.
– Катафалк?
– Не-е… Говорю ж – фургон. Навроде овощного. Возница такой… длинный. В берете. С бумбомом.
– С чем?!
– С бумбомом.
– С помпоном?
– Ага, моряцкий бумбом. Шерстью наружу. В фургоне с покойником сидел кто-то. Чихал много. Может, и не один. Смачно так чихали, аж у меня в носе засвербело…
– Вторые похороны? После полуночи?
– Не помню, ваша честь! Квёлый я был, спросонья…
– Бляху потерять не хочешь, квёлый?
– О! Вспомнил! Тоже фургон приезжал!
– Овощной?!
– Ну! Как один каретник собирал! Ох, а я-то сразу не уразумел… Морок, не иначе морок и наваждение…
Левую щеку вигиллы, в центре служебного клейма, кольнула игла-невидимка. Хотелось надеяться, поисковая струна Мускулюса не отягощена какой-нибудь профессиональной дрянью вредителей: что малефикам – здорово, то остальным – колотьё в боку. Акуратно высвободив струну из эфира, Анри намотала на указательный палец и трижды дернула, давая понять: контакт установлен. Затем ловко скрутила кончик струны в кратковетвистый а-кустик и сунула в ухо.
– Кое-что нашли, – деловито забасил малефик. – Вам необходимо взглянуть. По центральной аллее прямо, второй поворот направо, три квартала прямо, поворот налево – там склеп с Диким Ангелом, не ошибетесь! – и дальше вдоль офицерских усыпальниц до задних ворот. Мы за воротами, во внешнем приделе. Ждем.
Возможности ответить не было: струнный контакт прервался.
Возможности ответить не было: струнный контакт прервался.
– Благодарю за ценные сведения. Никуда не уходите, вы еще можете понадобиться!
Анри мысленно выругала себя за тупость: сторож и так не имел права покидать пост.
На бегу она размышляла об отставке и тихой старости.
* * *
– Вот, полюбуйтесь.
Здесь ограда, косая, горбатая и обросшая неопрятными хлопьями вьюнка-душителя, отделяла кладбище от пустыря. Ниже пустырь переходил в заливной луг, спускавшийся к речке Реттивой, мелкой шалунье. Убогое огражденье символизировало границу действия защитных рун. Именно потому места на казенных, охраняемых чарами кладбищах стоили дорого. Забота об усопшем – не только обелиск с датами рожденья-смерти и букетики по праздникам! Хочешь, чтобы любимый родственничек мирно спал под сенью памятника или зябкой осинки? Чтоб не поднял его по дурной прихоти гуляка-некрот? Чтобы клыки у милого покойника не прорезались на полнолунье, когда молочно-желтый свет упадет на могилку через ветви старого вяза?
Плати, братец.
За рунированную ограду, за венки из омелы и кедрача, за гроб с замком, за могильщика-геоманта, за кликушу-чистильщицу, за ритуальные услуги волхвов, за добрых гениев погоста…
Плати!
Ах, в кошельке злыдни хряковяк пляшут? Тогда хорони за оградой. Во внешнем приделе кладбища, специально отведенном для дураков, бальзамировщиков и неимущих. На свой страх и риск. Бесплатно. И хоронили, чего там. Признаться, риск был не так уж велик, куда меньше, чем знаменитые глазищи у страха. Некрот без лицензии – явление редкое, а вязы на погостах старались не сажать. Разумеется, случалось всякое, и полнолуние эдиктом не отменишь…
След вел за ограду, в бедный придел. На влажной глинистой почве отчетливо виднелись отпечатки колес и конских копыт. Цепочка обрывалась у ряда относительно свежих – или вскрытых, а потом засыпанных по-новой? – могил. Дубовые столбцы в изголовьях явно не вчерашние. И земля на рыхлых холмиках местами покрыта дерном.
– Тихий Трибунал благодарит вас за неоценимую помощь, – не надо бы так официально, но мысли заняты другим. – Извините, мне необходимо связаться с начальством.
Стоят, не уходят. Ну и ладно. Переведем пудреницу в крипто-режим, для соблюдения тайны следствия. Удостоверяя личность, Анри прошлась пуховкой по носу и щекам; по левой, клейменой щеке – дважды. Иначе вызов отклонялся без вариантов: для анонимов стоял неумолимый кордон.
Сняв преграды, она занялась имиджированием отражения, формируя вектор поиска. Щеки – толстые, румяные, словно за каждым пряталось по увесистому райскому яблочку. Глазки утонули в тихом омуте, подмигивают хитрыми бесенятами… редкие брови выцвели от трудов во благо державы… «гусиные лапки» в уголках… ага, вот и фон проявился.
Месроп обнаружился дома. Толстяк развалился в кресле с подушками, блаженно припав к пузатому, как он сам, бокалу. Питьё, в целом зеленое, отдавало синевой, напоминая хвою встревоженной ёлки-бродяги. От лакомства председатель «двух Т» получал изрядное удовольствие, долго катая очередной глоток на языке, а потому и к вызову отнесся благосклонно.
– Есть результаты, душечка?
– Есть. Полюбуйся. Вторичная Инкарнатура, часть внешняя.
Анри развернула зеркало в сторону могил, давая обзор. Когда она вновь заглянула в пудреницу, лицо председателя имело оттенок, схожий с содержимым бокала. Сразу стало ясно, что толстяк не спал всю ночь.
– Поздравляю, – с усилием выдавил Месроп. – Молодец. Что ты намерена предпринять дальше?
– Нужен ордер на эксгумацию.
– В выходной? Это и в будни изрядная волокита, даже для нашего ведомства. Законы знаешь, не мне тебя учить.
По тону председателя Анри поняла: есть иной выход.
– Тряхнуть, что ли, стариной? – усмешка начальства вышла горькой, как целебный плод дерева хин-ян. – В интересах следствия? Моя некролицензия до сих пор действительна. Снимай крипто-режим, Мантикора. Понадобится чистый канал.
Анри с опаской покосилась на малефика и мистрис Форзац. Авантюра затевалась полезная, но не подразумевавшая свидетелей.
– Кто там? – мгновенно оценил ситуацию толстяк.
Молча, не снимая криптования, вигилла снова развернула пудреницу.
– Рад вас видеть, мастер Андреа! – председатель небрежным пассом взломал «калитку», открываясь малефику.
– Хотел бы ответить вам тем же, – буркнул угрюмый Мускулюс, иронически приподнимая шляпу. – Увы, честность не позволяет.
– Ну и зря. Лично я отношусь к вам с неизменным уважением. Кстати, мое предложение сотрудничества остается в силе. Сударыня вигилла, повторяю: снимайте крипту в полном объеме.
Даму с собачкой Месроп проигнорировал. Анри удивило другое: грозный са-пэй вдруг присел на задние лапы, издав звук, более всего похожий на щенячий скулёж. Зад собаки смешно задергался, виляя коврижкой хвоста. Из пасти вытекла струйка липкой слюны, прямо на башмачок каменной мистрис Форзац. Дама никакого замечания собаке не сделала: стояла над ближайшей могилой и молчала с отсутствующим видом.
Лишь пальцы немилосердно комкали кружевной край мантильи.
Едва Анри выполнила требование начальства, сняв крипту, пудра в служебном артефакте пришла в движение. Взвилось бело-розовое облачко, закручиваясь миниатюрным смерчем – быстрее, быстрее… Вскоре над пудреницей завис, бешено вращаясь, опалесцирующий пузырь, приобретая черты лица Месропа Сэркиса. Миг, другой, и эффекторная проекция вежливо кивнула обоим свидетелям. Нижняя часть шара проросла двумя ладонями, жутковато смотревшимися под «мыльной головой». Ладони потерлись друг о друга, готовясь творить концепт-пассы.
– Разверзание могил – зрелище не из приятных, – на всякий случай предупредила вигилла.
Предупреждение относилось не столько к Мускулюсу – малефику к грязной волшбе не привыкать! – сколько к брюнетке. Шлепнется в обморок, спасай её потом… Однако мистрис Форзац не сдвинулась с места, сверля взглядом проекцию Месропа. Казалось, нет на свете силы, способной оттащить брюнетку от могилы. И собака по-прежнему вела себя странно. Впрочем, Анри не имела ни малейшего понятия, как должен вести себя са-пэй на кладбище во время разверзания.
Возможно, именно так? – скуля и повизгивая…
Чудовищные ладони с видимым усилем вошли в некую плотную массу, существующую лишь в воображении мага. Образовали чашу, зачерпнули движением гончара, берущего глину для замеса.
Рывок!
– Д'ахр морт хиан! С'эпула раст виа нъяг!
Земля всхлипнула, будто девственница под насильником.
– Ацуг! Решт ацуг!
Истекающая паром трещина рассекла холмик вдоль, строго пополам. Земляной горб распахнулся надкрыльями жука-кадаверума. Рыхлый грунт волнами отхлынул в стороны, открывая нутро могилы. В нос ударил запах погреба, забитого подпорченной снедью. Вигилла справилась с приступом тошноты, заставив себя не отворачиваться. Краем глаза она успела заметить, что мистрис Форзац, забрызганная жидкой грязью, тоже подалась вперед. Малефик, внешне спокойный, как мраморное надгробие, остался недвижим.
Вздыбив загривок, захрипел пес.
Открывшаяся картина могла доставить удовольствие разве что эстету-стервятнику. Обитатель могилы лежал просто так: без гроба, без савана. Землисто-синее, одутловатое лицо, жесткая щетина на подбородке. Часть плоти на левой скуле отсутствовала, обнажив желтоватую кость. Корявые руки в мозолях. На правой не хватало мизинца и последней фаланги безымянного. Одежда измарана в земле: роба и холщовые штаны.
Из штанин сиротливо торчали босые ступни.
– Возраст около сорока, простолюдин, – машинально отметила вигилла. – Смерть наступила… от полугода до года назад…
– Молодец, – похвалила эффекторная проекция, радужно светясь. – Я бы сказал, месяцев семь-восемь. Имеется в виду первая, чистая смерть. Недавно нашего дружка поднимали, а потом уложили баиньки опять.
– Судя по внешним признакам, это никак не может быть один из квесторов.
– Браво, Мантикора! – впервые за весь сеанс связи Месроп улыбнулся по-настоящему. – А ну-ка, для гарантий…
Содержимое двух следующих могил разнообразием не отличалось. Покойники средней давности, мужчины крепкого телосложения, поднятые и заново уложенные. Тела носят следы повреждений.
– Уверен, квесторов здесь нет! – бодро заявил Месроп. Настроение председателя резко улучшилось. – Уважаемый коллега Мускулюс, не будете ли вы так любезны оказать мне содействие?
Толстяк не собирался останавливаться на достигнутом. Раз могилы все равно вскрыты, грех не допросить покойников с пристрастием. Чего добру зря пропадать?
– Я обещал госпоже Куколь пройти по следу. Не более. Но поскольку основную часть работы сделала собака… Располагайте мной, господин председатель.
Похоже, малефика самого заело любопытство, хоть он и стеснялся признаться в слабости.