— Хотите, я подарю вам кота? Хорошего сибирского кота, пушистого и ласкового? — неожиданно предложила Полина и отвела глаза в сторону, не желая встретить понимающий и возмущенный взгляд своей гостьи.
— Нет-нет, спасибо! — не поняла ее намека Вера. Конечно, ей нужен Аркашин в качестве кота, домашнего животного, любовника.
— Вы же его совсем не знаете, — попробовала что-то прояснить для себя Полина, провожая Веру до двери, — а вдруг он вам не подойдет?
— Вот и узнаю, — улыбнулась Смоковникова. У Полины сжалось сердце.
В восемь часов вечера раздался еще один звонок. Полина, отложив в сторону конверт, на который смотрела вот уже полчаса, до рези в глазах, лениво поднялась. Ей не хотелось никого видеть.
— Можно? — Аркашин протиснулся в узкую прихожую и обнял остолбеневшую Полину, поцеловал в теплые волосы у виска. — Ты моя хорошая, я так по тебе соскучился…
— Тебе письмо, — прошептала Полина, так как от волнения у нее пропал голос. Она не верила своему счастью.
— А ну их, эти письма, — Аркашин вдруг поднял ее на руки. — Давай жить вместе. Я так решил, теперь слово за тобой.
— Со мной? Это как же?..
— Вместе и насовсем.
— Да нет… Такого не бывает. Даже если ты и шутишь, — сквозь слезы улыбнулась Полина, — мне все равно приятно. — Но тебе действительно письмо.
— К черту письмо, — и тут Аркашин произнес такую замысловатую фразу, что Полина не уловила ни одного знакомого слова.
Он опустил ее, распечатал письмо и, пробежав его глазами, засунул равнодушно в карман.
— А ну их всех, — повторил он и, подхватив Полину, увлек ее в комнату. — Пойдем ко мне… Я был сегодня в городе, попал на ярмарку и купил альбом Чайковского, несколько романсов, симфонии и прочее… Я расскажу тебе, кто такая была Полина Виардо…
— Чайковского? — У Полины разочарованно вытянулось лицо. — Хочешь честно?
— Конечно. Ты же иначе не можешь…
— Так знаешь, какие у меня ассоциации с Чайковским?
— Ассоциации? Серьезное слово. И это прекрасно, что ты его знаешь… Так какие же?
— С «Лебединым озером» и чайником… Вот так-то вот.
— Ты потрясающая! Не хочешь Чайковского, пойдем просто погуляем! — Аркашин готов был вылететь через форточку в дождь и вернуться таким же образом, но в еще более приподнятом настроении — так он был весел и счастлив.
— Хочу, — согласилась Полина. С двумя зонтами они вышли под козырек подъезда.
— Зачем два зонта? — рассмеялся Аркашин. — Достаточно вполне одного моего. Он большой. Привыкай.
Природа решила затопить С. Бурные потоки неслись вдоль дорожек и размывали корни сиреневых кустов. Воздух благоухал дождем, мертвой травой и синими размокшими деревянными скамейками.
Они гуляли. В темноте, под дождем. Полина нашла в кармане плаща горошины засахаренного арахиса и поделилась с Аркашиным. А потом они целовались в телефонной будке.
— Как мне нравится твоя черная юбка, — шептал Аркашин, и Полина подумала, что они сошли с ума…
— Хочешь, я расскажу тебе о себе, — сказала Полина и погрузилась в зеленоватую горячую воду. Ванна была наполнена до краев, от поверхности воды шел пар. Аркашин сидел рядом на табурете и, время от времени протирая запотевшие очки, читал ей вслух сказки Гауфа. Полина, окончательно согревшаяся и распаренная, слизнула с верхней губы соленую каплю и закрыла глаза.
— Я вот, например, работаю на игрушечной фабрике, — сказала она. — Обрезаю резиновых белок и зайцев. Иногда мне доверяют раскрасить кукол…
— Здорово, — Аркашин отложил книгу в сторону. — Ты мне покажешь когда-нибудь куклу, разрисованную тобой?..
— Конечно! А ты? Ты кто? Я же тебя совсем не знаю.
— Я? Просто человек.
— Ну и что, что человек, я тоже человек, но ведь ты же где-то и кем-то работаешь?
— Конечно. В котельной.
— Да?.. Наверное, поэтому в нашем доме так тепло? — И она рассмеялась.
— Вообще-то, я работаю в другой котельной, но и там жильцы не жалуются… Я вообще люблю тепло.
— И я тоже. Знаешь, Вера Смоковникова, письмо которой ты прочитал, кстати, а мне ничего не рассказал… она считает, что ты инженер-надомник.
— Пусть считает. Ты ей передай, если увидишь, что я не собираюсь приходить к ней в гости…
— Почему? Она сказала, что у нее соберутся сливки общества.
— Я не сливка. К тому же я их совсем не знаю. Это во-первых. А во-вторых, это уже ее второе или даже третье письмо. Она раньше бросала мне их в почтовый ящик. Не понимаю, зачем я ей нужен?
— Может, она влюблена в тебя?
— Нет. Просто ей скучно, разве не понятно?
— А хочешь, я сейчас сварю картошку, приготовлю селедку с луком, ну, как ты любишь, и заварю свежий чай, а?
— Очень хочу.
Они встретились в магазине: Вера и Полина. Полина, нагруженная сумками, стояла в раздумье перед пустыми полками и растерянно озиралась по сторонам в поисках лаврового листа. Вера подивилась таким тяжелым сумкам.
— Добрый вечер, — сказала она, устраивая свои пустые кошелки на столик возле кассы, куда Полина сгрузила и свою ношу. — Где же это нас так хорошо отоваривают? В спецмагазине для работниц фабрики игрушек?
— Ой, что вы, — простодушно покачала головой Полина, — на рынке.
— На рынке? У вас что, на фабрике такая высокая зарплата, чтобы покупать на рынке?!
— Нет, совсем даже наоборот… Как говорит… — она вдруг осеклась, — неважно кто говорит, но у меня не зарплата, а пособие для безработных…
Полина видела, как раздражена ее собеседница, но не могла взять в толк, при чем здесь она, Полина.
— Вы не передали мое письмо?
— Передала. В тот же день.
— Неужели? И что же он вам ответил? — У Веры раздувались ноздри.
— Ничего. А что он должен был мне ответить? Я позвонила, передала ему письмо и ушла. Вот и все. — Полина еще ни разу в жизни не врала так натурально. Она и сама не знала, зачем это делала. Но не объяснять же разъяренной Вере, что они давно уже живут вместе, одной семьей, что Аркашин полностью доверил ей вести хозяйство и что он самый щедрый, добрый и веселый человек на свете?! Какое Вере дело до того, что они пригласили мастеров, чтобы проделать отверстие между их квартирами и соединить их лесенкой. Что через неделю у них маленькая свадьба, и никто во всем городе — кроме, конечно, работников загса — об этом не знает! Полина вся светилась счастьем, и Вера не могла этого не заметить.
Они обе подумали тогда, что как же это странно, что судьба свела их в этом полупустом, грязном магазине… Зачем? Что они могут сказать друг другу?
— Ну, ладно, заходите как-нибудь… — сказала на прощанье Вера и натянуто улыбнулась.
— Если время будет, — механически ответила Полина и подумала, что будь это в другое время, о таком приглашении можно было только мечтать.
Она спешила домой. Спешила к Аркашину, чтобы порадовать его своими гастрономическими покупками, чтобы приготовить ужин и посидеть вместе с ним, в его комнате перед телевизором, прижавшись к его крепкому и теплому плечу. Чтобы прибавить радости к своей и без того радостной и счастливой жизни. Тот разговор, что произошел накануне, когда она пыталась что-то узнать об Аркашине, ничего не дал. Полина по-прежнему не знала, чем занимается ее возлюбленный. Ну, работает себе в котельной, и пусть себе работает. Правда, когда он начал ей выдавать деньги на хозяйство, она удивилась: откуда они? Деньги были немалые: Аркашин не скупился. А спрашивать его обо всем этом ей не хотелось. Она знала, чувствовала, что все очень скоро кончится, и в результате она останется опять совершенно одна. Так уже было. И не раз. Она несколько раз собиралась замуж, и всегда все кончалось тем, что жених либо уезжал срочно куда-то и не возвращался, либо просто откровенно бросал ее, либо оказывалось, что он женат и у него трое детей. Через все это Полина прошла и теперь подсознательно ждала, что очень скоро произойдет нечто такое, и она снова будет одна. Так не все ли равно, где и кем работает добрый и симпатичный Аркашин, человек, за которым она готова сейчас пойти и в огонь, и в воду?! Какая ей разница, откуда у него столько денег и откуда он приехал! Почему у него совершенно новый, почти чистый паспорт, если не считать записи в графе «дети»: дочь, Наталия. Нет, Натали почему-то.
Она жила в тумане. В благостном тумане. Ей было удивительно хорошо. Она, конечно, понимала, что рано или поздно об их отношениях станет известно всему городу, и ждала первого неприятного разговора.
И он состоялся. Первой ласточкой оказалась Зинаида Ивановна.
Она позвонила в дверь Аркашина, и Полина, бывшая в это время у себя, наверху, сбежала вниз по лестнице, соединявшей их квартиры, и открыла. Увидев Полину, Зинаида Ивановна смело шагнула в прихожую.
— Ну что, Полина, ты, я вижу, не растерялась?! Где твой сосед-то?
И он состоялся. Первой ласточкой оказалась Зинаида Ивановна.
Она позвонила в дверь Аркашина, и Полина, бывшая в это время у себя, наверху, сбежала вниз по лестнице, соединявшей их квартиры, и открыла. Увидев Полину, Зинаида Ивановна смело шагнула в прихожую.
— Ну что, Полина, ты, я вижу, не растерялась?! Где твой сосед-то?
— На работе.
— На работе, на работе… Звонят ему. — Зинаида Ивановна сделала многозначительную паузу и продолжила изменившимся голосом: — Из Лондона.
— Может, из Парижа? — попыталась пошутить Полина.
— Из Парижа звонили на прошлой неделе, — важно ответила соседка.
— Ну так передайте им, тем, кто звонит, что его сейчас нет дома и что он будет только вечером, в восемь часов. А если что важное, так давайте я запишу…
— Без тебя записали… Ты прямо думаешь, что я такая дурная? Или я не знаю, что Ильи Данилыча дома нет? Да у меня все окна во двор выходят: я все знаю. Так передашь? — спросила она недоверчивым тоном и протянула Полине листок бумаги. — Все как продиктовали, так и записала.
— И что, действительно из Лондона? — по-настоящему удивилась Полина.
— Передай, блаженная, — хмыкнула Зинаида Ивановна и повернулась к двери. — Смотри, девка, чтобы не получилось у тебя как в прошлый раз… Опять ведь ничего не знаешь о мужике… Хоть и нравится он мне, честно признаюсь, но все же как-то и чем-то настораживает… У тебя в руке что, лимон? Вот то-то и оно, что лимон. А откуда он? Видела, как он на рынке покупал их не торгуясь… Так только миллионеры деньги расшвыривают… Не мое это дело, конечно, вроде и не похож он на преступника, но и на простого человека тоже не похож… хоть и одевается скромно…
Она ушла. Полина поднесла листок к глазам и прочла:
«Несколько экземпляров книги пришлю с Натали. Приехать не смогу, Манжоса пригласили в Лондон. Натали привезет тебе и остальную часть…» Судя по всему, Зинаида Ивановна и сама не разобрала последнего слова. «…Ты неисправимый человек, не понимаю, что ты нашел в этом С. Дом я еще не продала, ты можешь всегда вернуться. Ты идеалист и дурак. Целую тебя». И все.
Полине захотелось броситься к соседке, чтобы расспросить-разузнать, кто это был, какой голос, но потом хорошенько подумала и решила: женский, разве не ясно?
Она подумала сначала не показывать записку Илье.
Ведь тогда ей придется спросить его об этой женщине, женщине, звонившей из самого Лондона в такую глушь… А спрашивать не хотелось. Она боялась услышать что-нибудь такое, что может только приблизить разлуку… Лучше жить в неведении.
Но как только он вернулся с работы, она сразу же протянула ему листок. Он пробежал глазами и вздохнул.
— Это моя бывшая жена. Она вышла замуж за другого человека.
— И ты поэтому приехал сюда?
— Почти. Просто я свободен здесь, есть возможность поработать… Да и смена обстановки, причем резкая, понимаешь?.. Скоро я возьму тебя с собой в Москву. Ты была хоть раз в Москве?
— Была. Мы туда на экскурсию ездили, с детдомом. Я же рассказывала… — Полина погрустнела. И причиной тому было воспоминание не столько о трудных годах, проведенных в детдоме, сколько об обещаниях других мужчин увезти ее то в Сызрань, то в Воронеж… А теперь вот в Москву…
Ночью, прислушиваясь к неспокойному дыханию Аркашина, она никак не могла уснуть, все думала о нем, об их так странно вспыхнувшей любви. «Аркашин, миленький, — шептала она, — не бросай меня. Господи, — Полина обращала свой взгляд на окно, где за шторами, в черном ночном мраке, очень-очень высоко, на облаке должен был находиться Бог и наблюдать за всем, что происходит в мире. — Господи, сделай так, чтобы я хоть на этот раз не осталась одна. Для чего мне тогда жить? Чтобы разрисовывать зайцев или обрезать белок? Это может сделать и кто-нибудь счастливее меня… Господи, он мне нужен, я его люблю… Он как тот счастливчик, выброшенный на чужой, незнакомый берег после сильного шторма: вроде и рад, что спасся, но что ему здесь делать, среди чужих? Может, я ему только на время нужна? Ну и пусть… У него своя жизнь была, и не мое это дело… И жена, и дочь, все было в его жизни. Жизнь… От хорошей жизни-то он вряд ли сбежал сюда, это ясно… И дом где-то есть и, может, ждет его кто-то там, далеко отсюда, но все равно он пока мой, здесь, и никому я его не отдам…»
Полина, поговорив с Богом, крепко уснула.
В котельной у Аркашина было тепло, пахло разогретым пирогом, принесенным Полиной. Высоко, на широком подоконнике, около горячих труб и приборов дремал пушистый полосатый кот Тимка.
Полина сидела на табурете и вязала. Аркашин читал.
— Ты когда читаешь, совсем меня не замечаешь, — сказала Полина, чтобы как-то обратить внимание Аркашина, чтобы он вспомнил о ней.
— Что? — Он машинально снял очки и улыбнулся. — Что ты сказала, Поля? Извини, я не слышал…
— Мешаю я тебе, — сказала Полина, сматывая шерсть в клубок и втыкая туда спицы. — Пойду я домой. Мне еще в магазин зайти надо, в поликлинику…
— Я приду в восемь, как всегда, — проводил ее до дверей Аркашин. Она резко обернулась, как-то странно посмотрела на него. Может, предчувствовала, что…
— В восемь?
— Как всегда.
По дороге в магазин Полина смотрела себе под ноги и боялась поднять глаза, боялась, что кто-нибудь сможет увидеть ее слезы. «Он как в стеклянном шаре: вроде бы и со мной, а вроде бы и нет! Он не слышит меня, не слушает. Я ему мешаю… Какая-нибудь книжка с иностранными буквами на обложке привлекает его к себе больше, чем я… Правду говорила Зинаида Ивановна: не знаю я его, совсем не знаю. Может, он и преступник. Разве порядочный человек станет в таком возрасте работать в котельной? И деньги… Правда, откуда такие деньги?» Полина остановилась, смахнула варежкой слезы с ресниц и оглянулась. Она стояла как раз напротив дома Веры Смоковниковой. И ей почему-то захотелось зайти к ней и поделиться. Сроду такого не было, а сейчас вот захотелось. То ли испугалась она этой своей жизни, то ли просто посоветоваться захотелось.
У подъезда споткнулась правой ногой о выступ крыльца. «К несчастью!» — мелькнуло в голове.
«Ну приду, а что я ей скажу? Что чихать хотел на вас, Верочка, Аркашин, с высокой колокольни…» Она замедлила ход и засомневалась: а не предательство ли она собирается совершить по отношению к Аркашину? Ведь главным действующим лицом в предстоящем разговоре должен быть именно он? Она повернулась и пошла обратно, вниз, в магазин.
Снегу навалило много, и к магазину люди протоптали узкую и глубокую тропинку. Вот на этой самой тропинке и встретилась ей Вера. Она была явно в хорошем настроении, Полина это заметила, но радости ей это не прибавило.
— Вы не от меня? — спросила Вера, обдавая ее облаком пряных духов. Что-то злое и одновременно веселое читалось на ее лице.
— Нет, — соврала Полина.
— А то может зайдем, чайком вас угощу, индийским?
И Полина сдалась. Вера не церемонилась.
— Что же это вы мне сразу не сказали, что Аркашин ваш муж? Я последняя узнала… Вместе бы тогда и пришли…
«Как же, — подумала Полина. — Я-то тебе зачем?»
— А я вас совсем не такой представляла… — Вера спокойно откусывала от лимона, а Полина при этом вся покрылась гусиной кожей. — Недаром говорят: в тихом омуте черти водятся… Я-то, дура, думала, что вас мужчины совсем не интересуют…
— Я же не больная какая, — покраснев, пожала плечами Полина.
— Ну, пардон-пардон, а я-то с вами откровенничала; могли и предупредить, чтобы меня в смешном виде не выставлять… а то неловко как-то получилось… Вы сами во всем и виноваты. А я, если уж до конца быть откровенной, действительно хотела окрутить Аркашина. Скучно мне, понимаете? Да в этом С. с тоски сдохнуть можно! Я предупреждала своего зайца…
— Какого зайца?
— Мужа, милочка, мужа. Я предупреждала: заяц, мы там загнемся, а он со своей новой клиникой мне все уши прожужжал. А когда Плотникова, главврача, на пенсию выпроводили, он его место, представьте, прохлопал!.. Вот и спрашивается: зачем сюда ехали? Ни тебе места заведующего, ни мне директорского кресла в музыкалке… Все! Пролетели, как две фанеры над Парижем!
Полина не узнавала Веру. Вместо кокетливой, спокойной и уверенной в себе Верочки Смоковниковой, она видела перед собой обозленную, уставшую и потерявшую всякую надежду на лучшую жизнь, женщину. Ей стало жаль ее.
— А я думала, что вам нравится у нас…
— Все правильно: я старалась, как могла сдерживала себя, хотелось и самой остаться человеком и людей зажечь, чтобы им интереснее жилось… Вечеринки устраивали, домашние спектакли, музицировали, в область на концерты ездили и все, между прочим, по моей инициативе… Но здесь какие-то, как вам это попонятнее объяснить, инертные люди, ясно? Ничего-то им не надо, все сидели бы возле своих телевизоров, прижавшись одним боком к мужу, а другим — к печке, вот и вся любовь! («Прямо как про меня!») Я сначала за собой следила: и платья заказывала, и косметику покупала, и все охота было… А теперь? Вот Аркашин приехал, человек моего круга, моего полета… Подумала: не такой он как все. Почуяла сердцем: умный он мужик, очень умный, но скрытный и живет своей жизнью… Хотела как-то сблизиться с ним… А он, знаете, айсбергом оказался, верхушку видать, а что там внизу, под водой, никто не знает. Или километры черного и злого льда или бездонная и прозрачная глыба доброты, интеллекта… Вот сидит человек в ресторане, ужинает, разве ж это здесь в норме вещей? В ресторан ходят чтобы напиться вдрызг и расколотить что-нибудь или кого-нибудь… А мне так понравилось, что он ужинает в ресторане… Вот я и положила на него глаз. Аккуратен, вежлив, всегда чисто выбрит и пахнет, что твой апельсин. Просто приятный человек. С продавщицей книжного как-то разговорились: приезжий, говорит, ваш сосед, пасется у нас и день и ночь, уйму денег на книги тратит, даже иностранные покупает. Сядет в уголке, зачитается, и забываешь, что человек рядом, так — книжная полка ходячая… У нас во всем С. ни одного такого книголюба не найдешь. Мы ему предложили заняться распространением книг, так он так испугался, что несколько дней мы его вообще не видели: не хочет. И правильно делает: если уж человек захочет книжку почитать, он и без распространителя ее найдет, а уж если нет… — Вера вздохнула, устав изображать продавщицу. — С виду он, конечно, не фонтан… — Вера разошлась, забыв, что перед ней сидит жена Аркашина, расслабилась и достала сигарету. — Полноват больно… Но ведь это не главное… Вы действительно с ним зарегистрировались?