По долгому лету он, правда, скучать не будет. В нем есть свое знойное величие, но сейчас Элиот очень хотел бы передохнуть от жары.
Горячий утренний ветер струился навстречу, шуршал пожелтевшими от засухи листьями. Деревья должны знать о том, что грядет — будь здесь Джулия, она бы их расспросила. Город Белый Шпиль (не путать с заливом и замком) был невелик, и путники вскоре добрались до его окраины. Городская стена, сооружение неравной высоты из кирпича, камня, дерева и просто земли, сносилась, перестраивалась и укреплялась по мере расширения города. За ней расстилались поля, где, в золотых колосьях по плечи, работали люди с корзинами за спиной, как на картине Брейгеля. При виде Элиота и Дженет они замолкали, склоняя головы и колена. Правители кивали в ответ; Элиот давно научился принимать поклонение как должное — скромность и самокритика королю не приличествуют.
Северный край поля сразу, без всякого подлеска, переходил в Лес Королевы, и Элиоту подумалось, что деревья напоминают колонны бального зала. Здравствуй, друг мой. Станцуем еще разок?
— Ты первый, — сказала Дженет.
— Ой, иди нафиг.
Королевы въезжают в этот лес первыми, таково правило. Стволы огромных, корявых, черных дубов складывались в нахмуренные лица и тут же разглаживались опять.
Дженет послала коня вперед.
— Есть идеи насчет направления?
— Мы это уже обсуждали. Если ты заранее думаешь, куда тебе ехать, твой квест обречен на провал.
— Трудно не думать, куда ты едешь.
— Смотри не переусердствуй.
— Это сильнее меня. Можешь не думать за нас обоих.
После яркого солнечного утра они погрузились в постоянный сумрак густого леса. Копыта, отстучав по булыжнику, ступали по лесной подстилке почти беззвучно.
— А если вообще ничего не произойдет? — допытывалась Дженет.
— Ничего и не должно происходить поначалу. Запасемся терпением, это входит в программу.
— Предупреждаю: больше недели терпеть не стану. Семь дней, и точка.
— Я знаю, сколько в неделе дней.
— Я вижу это так: мы считаем пульс Филлори. Диагностический такой квест. Как ты, страна чудес, — функционируешь еще или нет? Пошлешь ты нам приключения, дав тем самым понять, что с тобой не так и как тебя вылечить? Если да, хорошо. Но если мы и через неделю не влипнем в какое-нибудь дерьмо, я расцениваю это как плоскую линию и объявляю о твоей смерти.
— Неделя — слишком короткий срок, чтобы решать судьбу целого мира.
— Элиот, я люблю тебя как брата, которого у меня никогда не было и не сильно хотелось, но это срок очень долгий. За неделю мы надоедим друг другу до невозможности.
Тропа вилась через Лес Королевы, повинуясь, как видно, коллективному мышлению здешних деревьев. Путники включили автопилот и предоставили ей вести, куда хочет. Было до странности тихо: этот лес боролся с нежелательной фауной посредством падающих ветвей и корней-душителей, оставляя только оленей и немного декоративных птиц. Густые заросли папоротника перемежались полосками света, проникающего сквозь кроны. Бурелома не было — лес хоронил своих мертвых в земле. Стволы расступались в стороны от тропы (Элиоту это казалось эротичным на манер раздвигающихся ног), завлекая всадников в самые интимные зоны. Порой тропа разветвлялась, и Элиот не раздумывая сворачивал налево или направо.
В конце концов лес, как фокусник, извлекающий из кармана голубя, открыл перед ними круглую поляну с гигантским часовым деревом посередине — ту самую, где затравили Зайца-Провидца и где погиб Джоллиби. Вместо часов на дереве остался шрам, как у слепого циклопа, но ветвями оно мотать перестало — а то деревце, из которого Элиот вынул часы, подаренные впоследствии Квентину, засохло. Жаль, конечно, но о своем поступке Элиот не жалел. Отрадно знать, что часы теперь с Квентином, где бы тот ни был.
Ночевать решили здесь. Если история что-то значит, именно на этой поляне можно было ожидать таинственных явлений и знаков.
— Пойду ужин добуду, — сказала Дженет, сойдя с коня.
— Зачем, нам его в замке собрали.
— Я его съела в обед.
Сняв со спины один из перекрещенных топоров, она углубилась в лес. Элиот ни разу не видел, как она пользуется этим орудием, но топор она, похоже, держала со знанием дела.
Одному, без королевы, здесь было несколько страшновато. В траве росли дикие цветы; он всегда хотел дать им названия, но так и не собрался, а теперь уж поздно, скорее всего. Треск, раздавшийся со всех сторон, встревожил его, но он быстро понял, что это деревья сбрасывают сухие ветки им на костер. Как трогательно.
Достав из седельной сумки свернутую палатку, он бросил ее на траву. Она воздвиглась сама собой в густеющих сумерках и щелкнула, как наполненный ветром парус.
Утром поляну окутал туман, похожий на дым отгремевшей только что канонады. Они ехали без передышки весь день — два прошло, осталось пять, констатировала Дженет. На закате зеленые чертоги Леса Королевы перешли в лабиринт седых елей, именуемый Червелесом. На третий день переправились через Горелую реку — неприятный, но не особо опасный момент. Река эта, неизвестно почему, всегда забита пеплом, и живет в ней страшная, глянцевито-черная, как жук, нимфа с серебряными глазами, издающая по ночам жуткие вопли. Элиот предложил поговорить с ней, но Дженет содрогнулась и сказала:
— Оставим это напоследок. На шестой день.
— Как скажешь. Не конец света все-таки.
— Смешно для первого раза, только больше не повторяй.
Отсюда Элиот намеревался поехать на запад — к озерам, называемым Слезами Амбера, или в город Барион, где гонят чистейшую водку из какого-то местного злака, — но Дженет пожелала ехать дальше на север.
— Я бы не против, но там впереди это гнусное Северное болото, — сказал он.
— Потому я и хочу продолжать путь на север. Оно манит меня к себе.
— А меня нет. Терпеть его не могу.
— Тоже мне рыцарь на распутье. Ладно, встретимся в Барионе.
— Но я не хочу ехать туда один!
— Слушай, кончай капризничать. Поехали вместе к болоту, а оттуда уже в Барион.
— А если я сгину там? Это, знаешь, довольно часто случается.
— Поеду в Барион одна, мне не в лом. Можно я займу твой особняк, если сгинешь?
Элиот промолчал, сознавая помимо воли, что Дженет ведет к болоту не прихоть, а некое магическое чутье.
— Ладно. Это я проверял тебя — поздравляю, ты выдержала. Болото так болото.
Северное болото находилось не на таком уж и крайнем севере. Уже к полудню почва сделалась зыбкой, а к ночи они разбили лагерь где-то у него на краю. Следующее утро выдалось пасмурным, и лошади, забредя в камыши, отказались следовать дальше. Говорящий конь Дженет вежливо разъяснил, что в таких местах лошади очень легко сломать ногу и что его бессловесный товарищ придерживается такого же мнения. Элиот отнесся к отказу милостиво, и они с Дженет пошли пешком. Пахло илом и гнилью. Порой им приходилось идти прямо по стоячей воде — другого пути просто не было. Предполагалось, что здесь должны обитать лягушки, насекомые и всякая водоплавающая птица, но никакой живности им не встречалось. Камыш, осока и зловонные бактерии — ничего больше.
Когда они уже прыгали с кочки на кочку, безнадежно извозив сапоги, Дженет нашла ту самую гать, которую искала, ничего не говоря Элиоту: две дощечки, проложенные на сваях и упрямых пеньках.
Элиот, сколько мог, оттер свои сапоги, и они зашагали дальше. За неимением перил на досках приходилось балансировать, как на чертовом спортивном бревне. Болото в самом деле может засосать человека или это очередной миф?
— Не пойму, куда подевались птицы, — сказал он, чтобы отвлечься. — Я всего-то двух видел, а их здесь должно быть навалом.
— Жаль, что Джулии нет. Она разбиралась в птицах.
— Ты правда хотела бы, чтобы она сейчас оказалась здесь?
— А что такого. Она мне нравилась.
— Ты как-то не очень проявляла свою симпатию.
— Ты плохо знаешь Джулию, вот и все. Она не любила открытого проявления эмоций.
Вот как? Это представляло взаимоотношения двух королев в несколько ином свете.
— Не понимаю, как это сооружение еще держится, — заметила Дженет. — За ним ведь должен кто-то ухаживать?
— Откуда ты вообще знаешь про эту гать?
— Побывала здесь с инспекцией, когда вы все ушли в море. Скоро мне стало страшно, и я дала задний ход, но до того успела встретиться с кое-какими любопытными персонажами.
Элиот не впервые задумался о том, что делала Дженет, пока ее соправители бороздили океан. По официальной версии, она успешно управляла страной, но порой ее реплики давали понять, что было и еще что-то.
— Ты никогда не жалел, что не ушел вместе с ней? На Ту Сторону или как там ее?
— Думаю об этом иногда, но нет, не жалею. Нельзя мне уходить, я король. Я не шутил насчет этого. — Элиот пошатнулся, но устоял. — Интересно, конечно, как у них там.
— Думаю об этом иногда, но нет, не жалею. Нельзя мне уходить, я король. Я не шутил насчет этого. — Элиот пошатнулся, но устоял. — Интересно, конечно, как у них там.
— Возможно, не так заболочено. А знаешь, что смешнее всего?
— Нет, не знаю.
— Я хорошо понимаю Поппи. Мне тоже хочется, чтобы ее детеныш увидел Филлори и правил здесь, когда нас не станет.
Элиота в данный момент больше волновало не отдаленное будущее, а возможная скорая гибель. Останки сохранятся хорошо, это плюс — вспомним тела, найденные в ирландских болотах. В этом будет нечто величественное.
Впрочем, его могут съесть до того, как он утонет, да и миру приходит конец.
— Вот, кстати, куда птицы деваются, — сказала Дженет — она шла по доскам легко и даже под ноги не смотрела. Вдали, футах в тридцати над камышами, висело что-то розовое, похожее на медузу с длинными цветочными щупальцами. Инопланетный воздушный паразит, да и только. В одном из щупальцев трепыхался воробей, прилипший намертво, как муха к бумаге.
— Вот это да.
— Смотри не трогай, яд очень сильный. Сердце остановит мгновенно.
— Я и не собираюсь. Как оно держится над землей? Гелий, водород, горячий воздух?
— Не-а. Чистая магия.
Они, видимо, приближались к центру болота: водные пространства темнели, расширялись и углублялись, сливаясь в настоящее озеро. Над водой собирался туман, на поверхности покачивались бело-розовые кувшинки размером с софтбольный мяч.
Казалось странным, что из такой грязи и гнили может вырасти столь чистая красота.
Элиот старался не вспоминать об увиденном со спины пегаса чудовище и надеялся, что оно живет на большой глубине, но туда они, похоже, и шли. Гать, превратившаяся в мостик на высоких опорах, вела через озеро, берега которого уже скрылись в тумане. Элиот чувствовал, что боги его покинули: если это замышлялось как приключение, им с Дженет уже полагалось что-то узнать, а не торчать в полной пустоте на узких мосточках. Впереди ничего, позади тоже, внизу черная стоячая гладь.
— Далеко еще?
— Все, пришли.
Мостик действительно обрывался: Элиот, не удержи его Дженет, сыграл бы прямиком в воду. К настилу была приделана шаткая лесенка — для любителей купания, видимо.
— Хочу задать вопрос одному старому другу. Эй! — Дженет обращала свой зов в глубину, но эха здесь не было. — Надо было камешек захватить. Эй!
Что-то плеснуло в тишине, рыба или лягушка. Потом по озеру прошел вал, захлестнувший сваи до половины, и над водой показался ребристый, бородавчатый оливковый панцирь диаметром пятьдесят футов. Каймановая кусачая черепаха с загнутым, как у сокола, клювом. Левиафан.
Неудивительно, что здесь нет ничего живого. Воздушная медуза пожирает всех птиц, а эта тварь выцеживает из воды все помимо амеб. Из ила вслед за черепахой всплывали огромные пузыри метана. Вонь поднялась неописуемая… хотя нет, описанию она поддавалась: воняло дерьмом.
— Кто вызывал Болотного Князя? — голосом старого курильщика просипела черепаха. Ее голова, похожая на говорящий большой палец, выглядела комично, но поросячьи глазки, сидящие глубоко в складках ороговевшей кожи, придавали ей гневный вид. Не хотелось бы разозлить ее еще больше. — А, это ты…
— Я самая. Ну и навонял же ты.
— Это запах жизни.
— Не жизни, а сортира. У меня для тебя вопрос.
— А еще что? Вопросами сыт не будешь, а охота нынче плохая.
— Ну-у… — Дженет порой казалась Элиоту немного социопаткой — как иначе она могла бы изображать скучающий тон в такой ситуации? Нет, она, конечно, способна чувствовать, но прячет свои чувства так глубоко, что мало кому их видно. — Есть еще пара лошадей. Ответишь — сможем договориться.
Блефует, как же иначе. Она ни за что не скормила бы этой рептилии их коней.
— Я Элиот. Верховный король.
— Этот ваш сральник принадлежит ему, — пояснила Дженет.
— А я…
— Знаем, знаем. Ты князь болота, которое принадлежит Элиоту. Гигантская кусачая черепаха.
— Твое королевство хоть и широкое, да мелкое, а мои владения лежат в глубине.
Черепаха водила головой, разглядывая их то одним, то другим матовым глазом. Мимо проплыла медуза, задев ее лоб, но она как будто не заметила этого.
— Эмбер говорит, что Филлори погибает, — сказал Элиот. — Как по-твоему, правда это?
— Смерть. Жизнь. В болоте разницы нет. Рыба умирает, но миллиард мошек поедает ее и живет.
— Философ из тебя тоже дерьмовый, так что не старайся особо, — сказала Дженет. — Умирает Филлори или нет?
Будь у черепах плечи, князь пожал бы ими.
— Да, умирает. Давайте сюда лошадей.
— Погоди. — Дженет, похоже, отказывалась в это верить до последней секунды. — Ты серьезно? Это правда конец? Хорошо. Можем мы это предотвратить?
— Нет, не можете.
— А кто-нибудь другой может? — спросил Элиот. — Не могу сказать. Спросите у королевы.
— Я и есть королева. Одна из них. Главная.
— У королевы гномов, на Пустошах. Лошадей, иначе я удаляюсь. — Черепаха медленно погрузилась до подбородка.
— Не знаю я никакой королевы гномов — а ты, Элиот?
— Невозможно в принципе: гномов женского пола не существует.
— Слышал? Нет у гномов никакой королевы, — сказала Дженет черепахе. — Попробуй еще раз.
— Нагнись ко мне.
Никогда бы Элиот не поверил, что такое крупное существо способно двигаться так стремительно. Шея стрельнула вверх, как торпеда, клюв раскрылся, чтобы разом поглотить их обоих. Элиот присел и закрыл голову руками, думая, что это конец. Что-то треснуло — мостки подломились?
— Да как ты посмел? — вопросила Дженет так громко, что доски под Элиотом завибрировали. Он отважился посмотреть. Она парила в двух футах над мостками в заиндевевших одеждах, вея холодом и туманом, как сухой лед, и держала в распростертых руках по ледяному топорику.
Черепаха остановилась на середине рывка, беспомощно мотая головой на застрявшей шее: Северное болото, сколько глаз видел, покрылось бугристым льдом.
— Господи боже, — пробормотал Элиот, нетвердо поднявшись. — Ну ты даешь.
— Как ты посмел? — повторила Дженет, излучая волшебную силу. — Дивись и ужасайся, князь отстойника.
Черепаха не столько ужаснулась, сколько взбесилась.
— Вот я вас, — прошипела она, напрягшись. Лед вокруг нее начал трескаться, но Дженет снова его заморозила.
— Я превращу твои глаза в льдины и разобью их! Расколю панцирь и выковырну из него твое мясо!
Где она только этого набралась? Черепаха подергалась еще и застыла, как корабль в арктических льдах, с горящими лютой злобой глазами. Дженет плавно опустилась на доски.
— Получай, скотина. В следующий раз прикончу совсем.
Плюнув (слюна замерзла еще в воздухе), она пошла прочь — Элиот чуть не свалился, уступив ей дорогу. Прикасаться к ее топорикам ему не хотелось.
— Мудак, — сказал он, чтобы не уходить молча.
— Жалкий червь, — просипела в ответ черепаха, выдыхая пар. — Там черепахи до самого низа, скоро увидишь.
— Да-да, слышал уже, — сказал Элиот и побежал по морозному следу Дженет.
ГЛАВА 12
Два часа спустя, когда они уже ехали по чудесной твердой земле на юго-запад, к хмельным радостям Бариона, Дженет наконец проронила:
— Может, тебе интересно, как это я вдруг преобразилась в ледяную богиню с топориками?
Элиоту, конечно, было интересно, он просто не хотел спрашивать. Притворялся, что слона-то и не приметил.
— С чем, с чем? А, ну да.
— Правый топорик называется Горе, а левый знаешь как?
— Счастье?
— Тоже Горе. Я их не различаю.
— Угумм.
Следующие пять минут они, не впервые игравшие в эту игру, ехали молча. Элиот все время оглядывался через плечо, боясь, как бы тот розовый медузоплан не погнался за ними. Убив человека ядом, тот, вероятно, заглатывает его, и всем видно сквозь его студенистые телеса, как он тебя переваривает.
Какая, казалось бы, разница, раз все равно конец света? Э нет, не скажите. Есть разница — сейчас больше, чем когда-либо еще.
— Ну и как ты преобразилась… дальше по тексту? — сдался он, признав свое поражение.
— Как мило, что ты спросил. Не забыл еще, как вы пропадали целых полтора года, бросив Филлори на меня?
— А заодно спасли магию и весь этот мир? Как же, помню.
— Сначала я веселилась, внедряя реформы, которые давно следовало внедрить, но через месяц поостыла и задумала новый проект. Знаешь пустыню за Медными горами, южнее Филлори?
— Слышал о ней.
— Я ее аннексировала.
— Постой. — Элиот натянул поводья. — Ты вторглась в пустыню?
— Аннексировала ее. Во всех анналах только и говорится, как другие страны вторгаются к нам, я и подумала — почему бы не сделать наоборот? Заняться экспансией, застолбить то да се! У нас ведь и магия, и чудища разные, одни великаны что твой ядерный арсенал. Да еще и бог в самом реальном виде. Это ж прямо-таки моральный долг нашего государства.