С трупами управились минут за сорок. Убитые и сами были мужики не маленькие, а груз, который примотал к ним сноровистый Панкрат, раза в полтора увеличивал их вес. Даже Глумов был весь в поту, а Панкрат и вовсе едва дышал. Однако энтузиазм его не угас нисколько. Он бодрился и сыпал прибаутками, будто и впрямь на рыбалку собрался.
Наконец погрузили страшный груз в большую лодку, болтавшуюся возле деревянного причала. Старик выпрямился, посмотрел на темный берег за своей спиной и перекрестился.
– Ну, с богом! – сказал он. – Пускай кому-то не везет, а нам повезет! Давай на борт, Андрюха! С веслами обращаться умеешь?
– Лучше покажи, – ответил Глумов, решительно усаживаясь на корму и ставя между колен сумку.
Панкрат усмехнулся, отвязал конец и прыгнул в лодку. Она закачалась, но старик удержался на ногах. Опустившись на скамью, он приладил весла и, привычно взмахнув ими, направил лодку в неспокойное море. В лицо Глумову полетели соленые брызги.
– Ты примечай, Андрюха! – крикнул Панкрат. – Силы у меня уже не те – сменщик мне нужен. Своими силами не дотяну!
– Будет тебе сменщик, – буркнул Глумов. – Болтал бы меньше!
Несмотря на жалобы, Панкрат оказался искусным гребцом. Не обращая внимания на качку и тяжелый груз, он гнал лодку в открытое море, и совсем скоро берег скрылся в туманной мгле. Вокруг них были только шипящие, темные, как нефть, волны и простор, наполненный ветром и холодной влагой.
Глумов не очень понимал, как Панкрат ориентируется в таких условиях – сквозь разрывы в тучах лишь иногда проглядывали звезды, да где-то вдали испуганно мигал глазок маяка. Лодка тяжело взбиралась на волны и тут же проваливалась в бездну, но старик, даже глазом не моргнув, работал веслами, время от времени давая советы, как следует держать руль.
Прошло примерно двадцать минут, как они отчалили. Поселок давно растворился вдали, как призрачный город, как мираж, привидевшийся Глумову в хорошем, но коротком сне. Он слышал только бурление волн и хриплое дыхание Панкрата, работающего веслами, как машина. Глумов держал руль, но из поля зрения Панкрата не выпускал ни на секунду. Его плащ и брюки давно были мокрыми. Вода шлепала и в его ботинках. И настроение было мерзейшим – дальше некуда.
Вдруг Панкрат опустил весла и со смущенной улыбкой уставился на Глумова из-под полей зюйдвестки. Лодка заплясала на волнах, предоставленная самой себе, но это уже не пугало Глумова – волнение на море как будто начинало понемногу стихать, и небо постепенно прояснялось.
– Шабаш! – весело сказал Панкрат. – Выдохся, старый хрен. Подменяй, Андрюха!
Глумов пожал плечами, осторожно поднялся, шагнул по дну лодки, стараясь не наступать на завернутые в парусину трупы. Панкрат сидел, вытянув весла вдоль лодки, и ждал. Неожиданно откуда-то выскочила предательская волна, ударила в борт. Лодку шатнуло. Глумов оступился, взмахнул руками, и в этот момент в воздухе прямо над его головой просвистело тяжелое весло. Глумов резко упал на дно и уже снизу увидел, как Панкрат со страшно оскаленными зубами еще раз взмахивает веслом, намереваясь нанести последний сокрушительный удар.
«Примерно так я и думал, – мелькнуло в голове у Глумова. – Не ошибся».
Он был моложе, сильнее, и он был готов к удару. Острая лопасть с треском врезалась в днище на том месте, где только что была голова Глумова. Панкрат заревел, как взбесившийся зверь, и вдруг бросил весло. Его рука принялась лихорадочно шарить в кармане штормовки – он искал пистолет.
Глумову ничего не нужно было искать – он уже держал оружие в вытянутой руке, целясь в тщедушную фигуру, балансирующую над ним. Едва старик выхватил свой пистолет из кармана, Глумов нажал на спусковой крючок.
Выстрел мгновенно растаял в свисте ветра и плеске волн. Панкрат отшатнулся назад, споткнулся о скамью, опрокинулся и, ударившись затылком о край лодки, с шумом рухнул в воду. Фонтан брызг взлетел над бортом и упал на парусиновые мумии.
Глумов поставил пистолет на предохранитель, медленно сел и перевел дух. Он опять был один, и ветер гнал его в открытое море.
Глава 10
Загородная резиденция господина Малыгина, в прошлом бандита по кличке Чемодан, была выполнена в классических традициях подобных построек – непременный глухой забор высотой в полтора человеческих роста, ворота, снабженные видеокамерой и контролируемые охраной, и трехэтажные хоромы внутри, окруженные кольцом понурых корабельных сосен. Совсем неподалеку располагался особняк известного певца Караманова, чье мужественное лицо не сходило с экранов телевизоров. Гуров почему-то не мог никогда запомнить ни одной его песни, но твердо знал, что Караманов – звезда первой величины, по которому сходят с ума тысячи девчонок во всех уголках необъятной России. Теперь вот оказалось, что Караманов еще и сосед Малыгина.
Впустили Гурова и Крячко за ворота тоже в соответствии с традицией – только после долгой и тщательной проверки документов и после бесконечных малопонятных переговоров с кем-то внутри дома. Конечно, будь у Гурова предписание прокурора, наверное, хлопот было бы меньше, но предписания у него не было.
Впрочем, Гуров нисколько не был расстроен задержкой. Пока одетые в черное строгие молодые люди напускали на себя важности, Гуров с любопытством рассматривал замкнутый внутри забора пейзаж, пытался обнаружить что-то необычное. В принципе все, что Гуров здесь видел, обычным назвать было трудно. Обычные люди жили немного иначе, но Гурова интересовала не роскошь, а нечто, что могло дать какой-то намек на причастность хозяина к истории с Машей Перепечко. Гуров понимал, что такое наивное желание может быть исполнено только в сказке, но все же внимания своего не ослаблял.
Крячко по сторонам не смотрел – с откровенной насмешкой он наблюдал за действиями ретивых охранников. Молодые парни явно были счастливы возможностью утереть нос ментам и пользовались этим вовсю. Когда их усердие начало переходить все разумные пределы, Крячко, обращаясь к длинному жилистому парню, который, судя по всему, был здесь главным, сердито заметил:
– Между прочим, с твоим шефом созванивались насчет визита, и твое дело десятое. Устроил тут, понимаешь, проверку на дорогах!
Длинный внимательно посмотрел на него и, не моргнув глазом, ответил:
– Мне за это деньги платят. И, между прочим, хорошие деньги – не то что у вас в ментовке. И я эти деньги отрабатываю. Меня для того тут и поставили, чтобы не допускать нежелательных визитеров.
– Нежелательные визитеры к вам с постановлением от прокурора придут, – мстительно сказал Крячко. – Им и расскажешь про свою трудовую доблесть.
Охранник посмотрел на него уничтожающим взглядом, но ничего не сказал и принялся названивать по телефону. Прошло еще пять минут, и наконец разрешение на вход было получено. Один из охранников, молчаливый, грузный, с восточными чертами лица, коротко кивнул Гурову и пошел прямиком к дому. Оперативники последовали за ним.
– Ничего себе приемчик! – негодующе сказал Крячко Гурову. – Кем себя этот Чемодан вообразил? Губернатором Московской области? Королем острова Борнео? У меня просто руки чешутся на всю эту братию.
– Смири гордыню, – негромко сказал ему Гуров. – Просто человеку в свое время досталось от милиции. Он пытается изжить комплекс неполноценности. Мы должны отнестись к этому с пониманием. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы…
– Не грабило, хочешь сказать? – подхватил Крячко. – Ну, с этим у Чемодана сейчас все в порядке – иначе бы он вел себя поскромнее. Только, на мой взгляд, горбатого могила исправит, и если его поскоблить хорошенько…
О том, что случится, если поскоблить горбатого, Гуров не узнал, потому что охранник ввел их в дом и препоручил вертлявому, благоухающему туалетной водой коротышке, который представился секретарем.
– Демин, – сказал он, чопорно наклоняя голову. – Вы договаривались с Григорием Федоровичем о встрече? Он может выделить вам время. Но не более пятнадцати минут. Постарайтесь уложиться, господа.
– Главное, чтобы ваш Григорий Федорович уложился, – мрачно сказал Крячко, который уже начинал закипать.
Секретарь озабоченно посмотрел на него и пожал плечами.
– Не совсем понимаю, что вы имеете в виду, – заявил он. – Григорий Федорович очень занятой человек. Огромный бизнес, огромный объем информации, масса проблем… Потому он так стеснен в сроках.
Крячко очень хотел ввернуть тут замечание насчет двусмысленности понятия «срок», но предостерегающий взгляд Гурова остановил его. Между тем Демин, не задерживаясь, повел их на второй этаж и там, многозначительно посмотрев на обоих снизу вверх, просунул нос в одну из комнат. Он произнес что-то шелестящим голосом и тут же обернулся к оперативникам.
– Григорий Федорович просит вас проходить, – сообщил он.
Гуров и Крячко вошли. Они оказались в кабинете, из окна которого были видны лишь высокие сосны на фоне серого неба. Хозяин сидел за столом, но при появлении гостей неторопливо поднялся и вышел им навстречу.
– Григорий Федорович просит вас проходить, – сообщил он.
Гуров и Крячко вошли. Они оказались в кабинете, из окна которого были видны лишь высокие сосны на фоне серого неба. Хозяин сидел за столом, но при появлении гостей неторопливо поднялся и вышел им навстречу.
Это был преждевременно располневший и казавшийся старше своих лет человек с властным взглядом и тяжелой поступью. Одет он был в дорогой костюм, который не очень ему шел. Галстук был слегка приспущен. Держался он уверенно, но корректно.
– Добро пожаловать! – произнес он, кивая оперативникам, но даже не пытаясь обменяться рукопожатием. – Прошу присаживаться. Что-нибудь выпьете? Или вы, как обычно, на работе?.. – Он слегка улыбнулся, но глаза его по-прежнему смотрели холодно и настороженно.
– В самую точку попали, – кивнул Гуров. – Именно на работе. А кроме того, ваши люди предупредили, что времени у нас в обрез. Поэтому давайте не будем отвлекаться.
– Ну, мои люди… – поморщился Малыгин. – Заставь дурака богу молиться… Время – вещь абстрактная. Каждый понимает его по-своему. Можете располагать мной. Я ведь как никто понимаю важность вашей работы…
– Давно поняли? – вставил Гуров.
Малыгин сумрачно посмотрел на него, но сделал вид, что нисколько не задет этим замечанием. Он слабо взмахнул рукой и убежденно сказал:
– Я понимаю, что вы имеете в виду, господин полковник. Наверное, этот крест мне придется нести до могилы. Что ж, за грехи надо расплачиваться – тут я ничего не имею против. Но, поверьте, все это давно в прошлом. Сейчас я, как всякий законопослушный гражданин, обеими руками голосую за стабильность и порядок и в меру своих сил стараюсь способствовать их поддержанию.
– Теперь-то конечно, – вставил Крячко, обводя взглядом солидную мебель, которой был обставлен кабинет. – Теперь, как говорится, кто не спрятался – я не виноват… Вам есть что терять, господин Малыгин.
– Все заработано кропотливым и честным трудом, – с достоинством сказал Малыгин. – Говорю безо всякого преувеличения. Деньги, которые приходят незаконным путем, долго не задерживаются, поверьте мне. Легко пришло – легко ушло. Но с этим давно покончено. В сущности, вам это известно не хуже меня. И, откровенно говоря, не очень понимаю, что вас привело ко мне.
Гуров внимательно слушал хозяина кабинета и думал о том, что в речах Малыгина все-таки ощущается некоторое смятение. Он уверен в своей неуязвимости, но не до конца. Что-то его беспокоит. Отсюда и это многословие и заверения в преданности и благонамеренности. Не будь этого беспокойства, пожалуй, не стал бы он с нами сейчас рассусоливать, подумал Гуров. Много мы ему крови в свое время попортили, а он – человек злопамятный. Стабильность ему теперь нужна, это верно, но он ведь и ее понимает по-своему. Стабильность – это прежде всего когда ему, Малыгину, хорошо. А если для поддержания такого рода стабильности придется опять нарушить закон, ничего страшного. Абстрактные представления Малыгина не интересуют – он сам об этом сказал в начале разговора.
– Мы, конечно, помним такую пословицу – кто старое помянет, тому глаз вон, – сказал Гуров. – Но что поделать, если прошлое не оставляет нас в покое? В том числе и то прошлое, которое, образно говоря, вы распахивали собственными руками. Так что придется нам с вами поговорить на неприятную для вас тему – о вашем прошлом.
– Что вы имеете в виду? – нахмурился Малыгин.
– Нас интересует: знакома ли вам гражданка Перепечко Мария Ивановна?
В глазах Малыгина мелькнула искра досады, но тут же пропала. Он наморщил лоб.
– Перепечко, Перепечко… Что-то знакомое. Никак не могу вспомнить. Кажется, слышал я такую фамилию, но очень-очень давно…
– Понимаю, – сказал Гуров. – Ну, а фамилия Живаев вам о чем-нибудь говорит?
Малыгин сдвинул брови, неохотно признался:
– Ну, допустим, я знаю этого человека. Что с того? Если перечислять всех, кого я знаю, мы будем сидеть до утра.
– Именно поэтому мы подготовили всего лишь несколько фамилий, – подхватил Гуров. – Так что вы скажете насчет Живаева?
– А что я скажу? Был у меня такой человек, выполнял некоторые поручения – сейчас уже не могу точно вспомнить. Но мы давно с ним не общаемся. Кажется, он потерял руку?
– Зато приобрел зоомагазин, – сказал Гуров. – Интересно, откуда у него деньги? И как давно вы в последний раз встречались с Живаевым или разговаривали с ним?
– Это могу сказать точно, – уверенно ответил Малыгин. – Лет шесть-семь назад, не позже. Уже забывать начал.
– Так-так, а Дмитрий Лопатин вам знаком? – спросил Гуров. – По кличке Бугай?
– Давно уже не пользуюсь кличками, – недовольно сказал Малыгин. – А Лопатина не знаю совсем.
– Тогда еще один вопрос. Кто такой Андрей Глумов?
Малыгин был похож на человека, который в час пик проехался на метро. Все вроде бы было на месте, но в глазах его появилось некоторое безумие.
– Вы… Вы задаете какие-то странные вопросы, господин полковник, – пробормотал он глухим голосом. – Мне они непонятны. Скажите прямо: чего вы хотите?
– Ну пока только услышать, знаете ли вы человека по имени Андрей Глумов.
– А! Нет, я такого тоже не знаю. Что дальше?
Малыгин отвернулся и поспешно занял свое место за столом, словно боялся, что лицо может его выдать. Но через секунду он уже опять был спокоен и сосредоточен.
– А дальше я должен буду выразить вам свое удивление, Григорий Федорович, – спокойно сказал Гуров. – Потому что впервые встречаю бизнесмена с такой плохой памятью. Я представлял себе, что большие дела с такой памятью вести невозможно. Ведь у вас годовая прибыль примерно десять миллионов долларов. Совсем неплохо. А вот память у вас… Как вы со всем справляетесь?
– Я веду оптовую торговлю. Нахожу заказчиков, нахожу производителей, нахожу, в конце концов, консенсус в их интересах, – охотно заговорил Малыгин. – Моего интеллекта для такой деятельности вполне хватает. Но, возможно, кое-что приходится при этом выкидывать из памяти. То, что несущественно. Допустим, я не помню уже некоторых кличек, но на бизнесе это никак не сказывается, поверьте.
– Охотно верю, – согласился Гуров. – Только речь идет не о некоторых кличках, а о людях, которых вы просто не могли забыть, Григорий Федорович. Человеческая память так устроена, что некоторые вещи хотел бы, да не забудешь. Не будем сейчас разбирать в подробностях ваши деяния в начале девяностых годов – для этого у нас нет ни желания, ни, откровенно говоря, доказательств, – но один момент все-таки вспомним. Ваше противостояние с бандой Безумного Макса. Только не говорите, что и этого человека вы забыли!
Малыгин криво усмехнулся.
– Ну почему же, – сказал он с растяжкой. – Эту мразь я не забыл. Но ведь Макс давно сгнил в земле, а душа его, если не врут попы, жарится сейчас в преисподней. Плохой он был человек, господин полковник! И вам это отлично известно. Возьму на себя смелость сказать, что со мной обществу повезло гораздо больше, чем ему повезло бы с Максом.
– Я в богословии не силен, – ответил Гуров. – И взвешивать на весах ваши с Максом достоинства и недостатки не собираюсь. Я факты ищу. А факт таков, что врете вы много, а я не люблю, когда мне врут.
Малыгин опустил на стол тяжелые кулаки и в упор уставился на Гурова.
– Да у меня вроде и не было еще повода, чтобы соврать, – сказал он. – Плохая память не в счет, господин полковник.
– Это как считать, – возразил Гуров. – Ведь все, кого я вам называл, принимали непосредственное участие в ваших делах. Живаев работал на вас, Глумов и Лопатин на Безумного Макса. А с последним вы были не только врагами, но, как ни странно, и друзьями одновременно. Во всяком случае, дружбу декларировали.
– Это был временный маневр, вы же понимаете, – сказал Малыгин. – Временно мне пришлось принять эти правила игры. Но потом я разошелся с этим гадом раз и навсегда!
– Навсегда – это точно сказано, – сказал Гуров. – Максу не повезло. Большая часть банды погибла от пуль ОМОНа, меньшая рассеялась. Их взяли с поличным и с оружием в руках. Они сопротивлялись – отсюда и такой трагический результат. Говорят, их подставили.
– Они сами себя подставили, – авторитетно заявил Малыгин. – Беспредельщики.
– В каком-то смысле вы правы, – согласился Гуров. – Но тем не менее была некая операция, которую подготовила милиция, но которая никогда бы не была осуществлена без помощи, так сказать, изнутри. Бандитов сдал кто-то свой. Есть данные, что центральной фигурой в той операции была сестра одного из бандитов – Маша Перепечко. Не знаю, возможно, она не любила своего брата, возможно, у нее были какие-то другие мотивы… Лично мне представляется очень вероятным, что Маше за это хорошо заплатили. И еще я склонен думать, что заплатили ей именно вы, Григорий Федорович.
– Вы этого никогда не докажете, – мрачно произнес Малыгин.