Нащупав его возбужденный фаллос, девушка сама направила его в свое лоно, торопясь соединиться. Исаак был нежен и страстен и в ответ на ее шепот лишь целовал Мессалину все горячее и безумнее, двигаясь с грацией молодого тигра, совокупляющегося с тигрицей. В какой-то момент Мессалина, изловчившись, перевернула Исаака на спину, оседлав его и двигаясь неистово и страстно.
На груди ее, подпрыгивая, раскачивалась золотая булла, и, чтобы не мешала, Мессалина сорвала с шеи подарок матери и кинула поверх туники Исаака. Вскрикнув, изогнулась дугой и упала без чувств на грудь молодому рабу. Иудей хотел уложить ее на кровать и уйти, но Мессалина сжала его руку и тоненько заскулила, не отпуская. Юноша решил дождаться, когда юная госпожа крепко уснет, и тогда покинуть ее опочивальню, но вскоре и сам провалился в сон. Проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо и шептал:
– Поднимайся и уходи!
Отправив еще с вечера Хлою спать, матрона Лепида устроилась сторожить у дверей спальни дочери. Удовлетворенная улыбка не сходила с губ искушенной женщины, когда она, слыша стоны и вскрики, поняла, что все идет именно так, как ей хотелось. Но Мессалина оказалась еще ненасытнее, чем она полагала, и патрицианка, утомленная дневными делами, и сама задремала, сидя под дверью. Проснувшись, спохватилась, что сейчас поднимутся слуги и кто-нибудь из них может увидеть, как иудей выходит из покоев ее дочери. Да и сама Мессалина ни в коем случае не должна была раньше времени увидеть Исаака. Поднявшись на ноги, госпожа приоткрыла дверь, прокралась в альков и принялась будить раба.
Ночь еще не уступила своих прав утру, и рассвет только-только золотил Римские холмы. Проснувшийся Исаак с недоумением взглянул на госпожу, склонившуюся к самому его уху, но быстро сообразил, что от него требуется. Проворно вскочил с кровати, подхватил с пола вещи и, как был нагой, выбежал из спальни Мессалины. Уверенный, что в такое время его никто не увидит, иудей пробежал через двор и устремился в сад. Прячась за деревьями, ворвался в пустой барак, швырнул скомканную тунику на тюфяк, опустившись рядом, и услышал, как из тряпичного комка что-то выпало. Нагнувшись, подобрал с земляного пола золотую фигурку крылатой химеры, раскачивающуюся на затейливой цепочке, и, сжав ее в ладони, с нежностью вспомнил минувшую ночь и девушку, подарившую ему новое, неизведанное ранее наслаждение. И, немного поразмыслив, решил во что бы то ни стало при первом же удобном случае вернуть случайно прихваченную вещицу Мессалине.
Москва, 199… год
На этот раз Ия Спиридоновна встретила меня, как родную. Едва я вошла в кабинет, она поднялась из-за стола и двинулась навстречу, приговаривая с дружественной укоризной:
– Ну что же вы, голубушка, сразу не сказали, что знакомы с Геннадием Сергеевичем Кульбицким? Это же в корне меняет дело!
Директор музея достала из кармана клетчатой юбки-колокола внушительную связку ключей и мимо меня устремилась в зал, на ходу продолжая развивать свою мысль:
– К вам, как к племяннице Романа Левина, и отношение соответствующее. Как я люблю «Апассионату» в его исполнении!
Лишние глаза мне были не нужны, и, заходя в кабинет, я порадовалась, что в зале нет посторонних. Лишь сержант стоял в своем углу, да смотрительница дремала у дверей. Но успокоилась я рано. Когда мы с Ией Спиридоновной вышли в зал, я увидела, что давешний толстяк стоит у той же самой витрины, что и в прошлый раз, и загадочным прибором замеряет какие-то показатели. Доридзе устало глянула на бывшего сотрудника и сделала прогоняющий жест рукой:
– Николай Аронович, отойдите в сторону. Не мешайте.
– Что вы собираетесь делать? – насторожился тот. – Не хотите же вы отдать ей гребень?
– С вами забыла посоветоваться, – поджала и без того узкие губы Доридзе.
– Поня-ятно, Ия Спиридоновна! Это же внучка пианиста Левина, так восхитительно играющего «Апассионату», – фальцетом затянул толстяк, с неприязнью рассматривая мое лицо. От пристального взгляда Николая Ароновича мне сделалось не по себе, и я поспешила загородить собой витрину, чтобы чужие не совали нос куда не следует.
– Не внучка. Племянница, – заносчиво поправила руководительница музея, отпирая ключом запор, поднимая стекло и позволяя мне взять гребень с витрины.
Рука ощутила ни с чем не сравнимую прохладу серебра, из которого был выполнен серп луны. Я провела пальцем по точеной костяной фигурке, коснулась золота волос. В поднятых вверх ладонях красавица держала пару арабских восьмерок, переплетающихся в тонкий узор двойной бесконечности. Вместо ног ее извивались золотые языки пламени, служащие гребню зубцами.
– Спасибо огромное, – искренне поблагодарила я, убирая реквизит в сумку, а сумку застегивая на молнию. – Обязательно верну вам гребень после праздников. Вы будете работать?
– Само собой, – степенно согласилась Доридзе. – Как, вы сказали, вас зовут?
– Елена, – улыбнулась я. – Елена Левина.
– Простите, Леночка, что усомнилась в добропорядочности вашего заведения. Меня ввело в заблуждение слишком вольное название клуба. Пойдемте в кабинет, расписочку напишете.
Довольная результатом переговоров, я вышла из здания музея и неспешно двинулась вниз по набережной к боковой улочке, на которой оставила машину. Оборотистые кооператоры превратили этот уголок Москвы в стихийный рынок, торгуя всем, чем придется. С импровизированных прилавков продавались модные джинсы «Пирамида», разноцветные лосины, плотные колготы «дольчики», турецкие кофты с люрексом, польская косметика и чешская бижутерия. Из магнитофона, установленного на столике с кассетами, плыли над рекой высокие женские голоса группы «Комбинация», надрывно выводящие:
– Америка-ан бой, уеду с тобо-ой! Уеду с тобо-ой, Москва, проща-ай!
Мягкий снежок падал на лицо, холодя лоб и щеки. Знакомый фальцет за спиной, перекрикивавший гул толпы, заставил ускорить шаг.
– Елена! Подождите!
Обернувшись, я увидела, что, пробираясь сквозь поток людей, рассматривающих разложенные на лотках товары, за мной торопится Николай Аронович. Поверх серой кофты он не по погоде накинул дождевик из шуршащей болоньи и в натянутом на уши берете больше всего походил на заблудившегося грибника.
– Подождите! – задыхаясь, повторил Цацкель, стараясь перекричать уличный шум. – Елена, мне необходимо с вами поговорить!
Я пошла еще быстрее. Искрящийся снег хрустел под ногами, тревога за музейный экспонат обручем сдавила грудь. Толстяк, несомненно, с приветом, но не станет же он нападать на меня при свете дня на глазах у прохожих? Поравнявшись со мной, разжалованный сотрудник музея вдруг резко подхватил меня под руку и рывком устремился вперед, огибая прохожих. При этом он возбужденно говорил:
– Елена, вы не понимаете, что это за гребень! Это уникальная вещь, обладающая реальной магической силой. Как ученый я имею доступ к редким манускриптам. Первое упоминание о лунном гребне обнаруживается в шумерском царском списке, датируемом две тысячи четырехсотым годом до нашей эры. Серебряный гребень принадлежал Лилит. А надо понимать, что Лилит поднялась с самых низов. Так сказать, в прямом и переносном смысле вышла из грязи да, как говорится, прямо в князи. Она начинала как неудавшаяся супруга Адама, созданная из того же кома земли, что и первый мужчина. Когда же Адам на законном основании попытался овладеть Лилит, свободолюбивая дама возмутилась, не пожелав быть снизу. Она хотела равноправия во всем, даже в сексе. Но Адам стоял на своем.
Когда Лилит надоело препираться с мужем, она прошептала тайное имя бога, расправила крылья и улетела к берегам Красного моря, где с превеликим удовольствием отдалась похотливым духам, не задававшимся вопросом, кто из партнеров будет вверху, а кто внизу. Там ее взял в жены Самаэль, повелитель демонов. Новый муж сделал Лилит свадебный подарок – отлитый из серебра лунный гребень, украшенный фигуркой, отражающий внутреннюю сущность Лилит и дарующий ей полную свободу делать то, что она пожелает. Как вы изволили сами видеть, вместо ног у нее – сжигающий все пламень на пути к выбранной цели. А что касается верхней половины туловища, то это женщина с прекрасными распущенными волосами, держащая на вытянутых руках сдвоенную восьмерку – знак двойной бесконечности, символизирующий бесконечность пространства и времени. Как образованный человек, вы, Елена, не можете не знать, что Лилит бессмертна, ибо не ела яблока познания с древа добра и зла. Вне времени и пространства, она существует на равных с богом, и в какой-то момент их бесконечного бытия Яхве соблазнился своим прекрасным творением.
Познакомившись с ней поближе, иудейский бог понял, что дар демона Самаэля рано или поздно приведет Лилит к погибели. Ибо не может быть вседозволенности без границ. Но гребень погубит не только Лилит, но и весь мир, который Яхве с таким трудом и тщанием создавал по крупицам. И бог одарил Лилит золотой подвеской, дарующей мудрость и призванной напоминать о вероятности разоблачения ее деяний и, следовательно, об осторожности, которая создаст хотя бы видимость приличий. В паре с гребнем золотая химера поможет сохранить хрупкое равновесие этого мира. А выглядит подарок Яхве так.
Это стройная, с великолепной фигурой, обнаженная женщина с крыльями летучей мыши и лапами совы. Химера стоит, выпрямившись, на спинах двух львов с поднятыми головами, которые смотрят в разные стороны. На головном уборе фигурки семь рогов. Думаю, рога служат намеком на демонов, что резвились с Лилит на берегах Красного моря. А в руках женщина-сова держит кольца из прута, сложившиеся в знак двойной бесконечности, точно такого, как и на гребне. Лилит перерождается из века в век, и нам, простым смертным, она кажется прекрасной девой. Но от этого она не перестает быть шлюхой, блудницей Вавилонской и ненасытной мерзкой вампиршей. Выбрав себе любовника, Лилит не отпускает его, но и не дает удовлетворения, доводя до духовного и физического истощения.
Мелко семеня короткими ногами в войлочных ботах на молнии, он почти бежал, и его задыхающаяся речь иногда прерывалась натужным сопением непривычного к быстрой ходьбе человека. Но, несмотря на это, лекции своей Цацкель не прерывал, норовя на бегу заглянуть мне в глаза, словно проверяя, доходит ли смысл сказанных им слов.
– Когда Лилит под видом царицы Савской посетила царя Соломона, – шумно отдуваясь, продолжал толстяк, – мудрец разгадал ее секрет, заглянув под юбку гостьи при помощи зеркального пола и увидев вместо прекрасных женских ножек мохнатые конечности. Соломон отгадал все загадки Лилит и, пообещав взять ее в жены, хитростью забрал у чертовки оба артефакта. Она ушла ни с чем, но поклялась вернуть подвеску-химеру и лунный гребень при первой же возможности. Когда Лилит их вернет, она станет царицей мира и установит над Вселенной свои законы.
– И что это за законы? – с иронией в голосе осведомилась я у научного работника.
– Нарушение всех существующих запретов Творца, – серьезно глянул на меня собеседник. – Все от противного. Черное – это белое, а белое – черное. Помните девиз Алистера Кроули? Делай что хочешь, и будь что будет. Именно так.
– А если гребень и химеру уничтожить?
– Ни в коем случае нельзя этого допустить! – замахал руками Николай Аронович. – В древних манускриптах говорится, что демон ада Самаэль поклялся стереть Вселенную в порошок, если кто-нибудь посмеет обидеть его возлюбленную.
– Вы это серьезно? Это же только легенда. В смысле, про Лилит.
– Легенда? – прищурился он. – Не скажите. Возьмем пример из недавнего прошлого. Мы с вами знаем из учебников истории про великие успехи на политическом поприще свободолюбивой революционерки Коллонтай, у которой оказались обе эти реликвии. Между прочим, ее почему-то не тронул Сталин, хотя генералиссимус, придя к власти, репрессировал всех до единого соратников по партии. Равновесие гребня и химеры позволило Коллонтай достичь больших политических высот. Известно ли вам, дорогая Елена, что Скандинавские страны, в которых так любила бывать Александра Михайловна, давным-давно одобряют однополые браки? И что семьи из бородатых пап и мам – это вполне обычное дело?
Детей же забирают у нормальных родителей, у которых детишки либо слишком веселые, либо чересчур грустные, то есть не среднестатистические, а ярко индивидуальные. Это означает, что их неправильно воспитывают. Существует целая государственная программа по отъему детей из семьи и передаче на попечение государства. Этим занимается так называемая ювенальная юстиция, вламывающаяся в дома без суда и следствия, а только по наводке соседа, услышавшего детский плач. Во многом благодаря стараниям Александры Коллонтай в Скандинавии процветает государственная модель, очень напоминающая ту, что проповедовала валькирия революции. Как вы считаете, такая политика идет на пользу детям? Конечно же, только во вред.
А Лилит, помимо всего прочего, внушала древним ужас и как лютая ненавистница детей. Значит, в образе Александры Михайловны Лилит достигла своей цели. Это, уважаемая, уже не легенды, а факты, с которыми не поспоришь. Ростки бунтарских семян, брошенные женственной ручкой валькирии революции и упавшие на благодатную скандинавскую почву, приносят свои горькие плоды всеобщего безумия. Разве вы сами не видите, что мир сошел с ума? Стоит современной Лилит завладеть артефактами, как человечество окончательно свихнется. Вам ни о чем не говорят названия таких городов, как Содом и Гоморра? Что-то мне подсказывает, что все к тому и идет.
– Ну конечно, – усмехнулась я. – Жидомасонская теория заговора. Сплошная конспирология.
– Вы напрасно смеетесь, – насупился он. – Я давно изучаю гребень, подолгу сижу возле витрины и вижу непрестанный к нему интерес со стороны разных темных личностей. И вот что я вам скажу, уважаемая. Я прямо физически ощущаю, как от него исходит огромная энергетическая сила. Слушайте, Елена, дайте мне гребень на несколько дней. Я знаю, как нейтрализовать его воздействие. Я придумал специальный аппарат, который излучает гипермагнитные волны, лишающие энергетически заряженный предмет его прежних свойств. О, это уникальная вещь! Безусловно, мой прибор перевернет ортодоксальную науку! Ну, да рано об этом говорить. Необходимо провести серию экспериментов. Для этого мне нужен гребень. Если все получится, Великая Темная Мать больше не сможет диктовать свою волю человечеству. Здравствуйте, Руслан! – не прерывая монолога, вдруг поклонился Цацкель спортивному юноше в кожаной куртке, зорко охраняющему раскладной столик, на котором жуликоватого вида молодой человек ловко крутил наперстки. Еще трое смотрящих в точно таких же черных кожанках стерегли наперсточника с другой стороны стола.
– Не проходим, а подходим! – выкрикивал ловкач, зазывая простаков. – Проверяем внимательность! Кручу, верчу, запутать хочу!
Колпачки скользили по картонке на раскладном столике, привлекая все новых и новых зевак. Несколько добровольцев раз за разом ставили деньги на кон, уверенные в том, что рано или поздно смогут угадать, под каким из трех наперстков шельмец скрывает шарик.
– Салют, Ароныч! – заулыбался, как старому знакомому, Руслан, покидая пост у стола. – Как наши делишки?
– Спасибо, дорогой, хорошо, – торопливо заверил его бывший сотрудник музея, улыбаясь заискивающе и жалко. – Скоро рассчитаемся.
– То-то же, – хмыкнул спортивный Руслан, возвращаясь к столу.
– Безобразие! Это мошенничество! – вдруг донеслось из толпы вокруг наперсточника. – Позовите милицию! Я видела, как он спрятал шарик между пальцами! Товарищи! Нас обманывают! Ни под одним из наперстков шарика нет!
– Проваливай, старая дура, – угрожающе двинулся на голосящую женщину Руслан, утрачивая интерес к Цацкелю. – Вали, говорю, овца, если в рожу получить не хочешь!
– Ваши друзья? – поинтересовалась я, ускоряя шаг.
– Да какие там друзья, – шмыгнул носом Николай Аронович, стараясь идти в ногу. – Так, знакомые.
Удивляясь широте интересов этого удивительного человека, я свернула с оживленной набережной в тихий заснеженный переулок.
– Ну, так что с лунным гребнем? – напомнил Цацкель.
Я остановилась у припаркованной рядом с продуктовой палаткой машины и недоверчиво уточнила:
– Вы это серьезно? Николай Аронович…
– Зовите меня Ник, – быстро перебил толстяк, рассчитываясь в палатке за шоколадку.
– Ну, хорошо, пусть будет Ник, – неохотно уступила я, глядя, как он разворачивает яркую фольгу и с жадностью отправляет шоколадку в рот. Поразительная наивность просьбы тронула до глубины души. Безумный блеск глаз не оставлял сомнений – передо мной одержимый сверхценной идеей спасения мира параноик. Почти как Брюс Уиллис, только не такой брутальный. Мало мне проблем. Еще и этот. – Вы так долго бежали за мной и рассказывали библейские небылицы, ибо полагали, что я вот так вот возьму и отдам вам гребень?
Цацкель торопливо прожевал, шумно сглотнул, сунул обертку в карман, сложил озябшие ладошки на груди и, выдыхая клубы пара, просительно затянул:
– Всего на несколько часов. Мне очень нужно.
– Охотно верю, но ничем не могу помочь, – жестко отрезала я. По опыту знаю, что подобные типы понимают только язык силы. – Я не имею права выпускать музейный экспонат из рук.