Некому поддерживать ровное горение здорового патриотического чувства, которое заключено прежде всего (если не исключительно) в любви к своему, а не в патологической ненависти к чужому. Здоровое патриотическое чувство не помешает обличать русский фашизм – если он есть, но никогда не позволит уравнять в правах обостренную любовь к отечеству, его истории, культуре, языку – и агрессивный национализм. Как это делают левые.
Для здорового патриотического чувства русский нацизм гораздо худший враг, чем для новых левых. Потому что дискредитирует саму мысль о нормальности национальной гордости, которую не следует путать с гордыней. И отвлекает общественные силы от решения куда более насущных задач. Есть, например, такая важная патриотическая задача, как защита ключевых школьных предметов – языка и литературы – от постоянных технократических попыток понизить их статус, урезать количественно. Последняя попытка предпринята только что: в недрах Департамента государственной политики и нормативно-правового регулирования в сфере образования подготовлен проект документа, согласно которому выпускное сочинение перестает быть обязательным предметом. То есть, называя вещи своими именами, читать русскую классику школьнику не нужно. Достаточно ознакомиться с краткими пересказами сюжетов. Между тем именно через преподавание родного языка и родной словесности самовоспроизводится основа национальной традиции, транслируется сгусток смыслов, питающих эту вот цивилизацию, выделяющих ее из ряда других – и в то же время адаптирующих к общемировым ценностям.
Объединиться для защиты родной словесности куда полезней и куда разумней, чем объединяться за или против Правого марша. Потому что любовь к русскому началу здоровей и ненависти крайне правых к инородцам, и ненависти крайне левых к этой ненависти. И если мы сумеем объединиться на такой почве, вопрос о том, что делать с Четвертым ноября, отпадет сам собой. Ничего не делать. Читать «Бориса Годунова» и «Юрия Милославского» – хорошие книжки про времена Смуты! – и думать над ними как следует.
Непрочитанный Солженицын
На неделе между 6 и 12 ноября. – Солженицын выпустил первый том своего прижизненного Полного собрания.
На этой неделе прошла пресс-конференция, во время которой публике показали ролик с обращением Солженицына к читателям, объявили о начале выхода тридцатитомного собрания сочинений русского классика и даже предъявили первые три тома. Ранняя проза и «Август Четырнадцатого». Тираж характерный. Три тысячи экземпляров. Издатели не могут позволить себе роскошь быть альтруистами и романтиками; они ориентируются на ближайший спрос. Потом, разумеется, будут допечатки; но стартовая отметка весьма и весьма характерна. И если применительно к малой прозе она не кажется ужасающей – в конце концов, «Один день Ивана Денисовича» и рассказы входят в школьную программу, переиздавались в последние годы множество раз, – то касательно «Августа» ставим жирный знак вопроса. Потому что подчеркнуто русский, на чей-то радикальный взгляд даже националистический писатель Солженицын своей эпопеей «Красное колесо» вводит нас, наше историческое мышление в европейские рамки, встраивает в мировую традицию. А продвинутый читатель воротит нос и говорит: несовременно, неглобально, узко.
Весь сопредельный мир твердо стоит на том, что XX век подорвался на двух мировых войнах. Вторая была масштабнее и страшнее, но первая метафизичнее и ужаснее, поскольку не просто убила «миллионы задешево», но разрушила все представления европейцев о добре и зле, о допустимом и невозможном, о религиозно оправданном и безбожном. Именно ее газовые атаки, ее вселенский охват потрясли сознание цивилизованного мира и открыли путь к последующим катастрофам. От Октябрьского переворота, который сгнобил русскую жизнь, до Второй мировой, которая смела все границы, отделявшие человека от зверя. Наше историческое образование, наша литературная традиция организованы таким образом, что мы почти все знаем про Вторую войну и почти ничего – про Первую. Нам понятно, какой удар по культуре и вере нанесли Освенцим и Дахау; мы прочли множество отличных романов о Великой Отечественной; мы с легкостию необыкновенной готовы вослед Ханне Арендт обсуждать бессмысленный вопрос, возможна ли поэзия после холокоста (возможна: «Стихи из романа» Пастернак написал после). Но понять, ощутить эффект землетрясения, произведенный Первой мировой, мы до сих пор не в состоянии.
Когда-то что-то про это писал Ремарк. Но кто же сейчас перечитывает Ремарка? Когда-то что-то мы слышали про добровольческий подвиг поэта Шарля Пеги. Но какой тираж у стихотворений Пеги? Когда-то что-то мы переписывали в свои тетради из неизданного Мандельштама. Но потом умные люди нам объяснили, что «Стихи о неизвестном солдате» в той же мере философский реквием, в какой публицистическая агитка, и мы успокоились. А тем, кто вообще ничего не переписывал и не слышал, и успокаиваться было необязательно. Потому что они и так не особенно нервничали. В их картине мира Первая мировая с самого начала была потеснена событиями Гражданской, глобальная причина – отдаленными следствиями, мировой катаклизм – внутренним его отголоском. Фильм Бондарчуков «Тихий Дон», воссозданный из небытия и только что показанный по Первому каналу, не так кошмарен, как про то пишут кинокритики, но и не слишком хорош; однако он мог быть совсем ужасным – и его все равно бы смотрели. Поскольку тема рифмуется с массовыми историческими представлениями: ключевые события XX столетия – это Гражданская, Великая Отечественная и главная геополитическая катастрофа века, распад СССР. Насчет Великой Отечественной спорить не приходится; но все остальное – проявление хронологической близорукости, к которой людей упорно готовили школа, советская литература, кино.
И вот появляется сочинение смешанного художественно-публицистического жанра, где все наконец-то ставится на свои законные исторические места. Вот – начало мирового процесса, момент зарождения смерча над бескрайней водной гладью. Вот расширяющаяся воронка, вот цунами. Вот внутреннее пространство России, почва, подточенная революционными червями и опустошенная безвольной властью. Вот самые обычные люди, от которых Бог, история и совесть требуют величия и подвига. Вот проблема индивидуальной человеческой воли и надличного Промысла, случая и закономерности… Первая мировая предстает истоком всех неисчислимых бед, но и всех немыслимых озарений, которые предстоят русскому человеку – и превратят его в непосредственного участника мировой истории. Подчеркиваю: не в песчинку, а в участника. Не в провинциального наблюдателя, а в центрового героя. А дальше, за горизонтом, там и революция, и Сталин, но также и Великая Отечественная…
Появиться-то оно появляется, но почему же все-таки три тысячи, а? Говорят, Солженицына читать трудно. Может быть, и трудно. Хотя уж точно, что не труднее, чем любого серьезного писателя XXI века. Между прочим, «Двести лет вместе», солженицынский двухтомник про совместную имперскую жизнь евреев и русских, написан ничуть не легче, нежели «Красное Колесо». То есть с нормальным для современной литературы языковым сдвигом, с обнажением приема, с привлечением внехудожественных пластов повествования, с огромным удельным весом документа. А спрос на двухтомник был, и колоссальный. Книга продавалась даже в аэропортах, где выставляют только самый ходовой товар. Значит, дело не в сложности. А в наличии и отсутствии интереса. К теме, к проблеме, к эпохе. Про евреев оно понятно; тема размята традицией, к ней массовый читатель приучен, как собачка Павлова к работе красной лампочки. Включили – слюнка течет. А про Первую мировую, про вселенскую катастрофу и русскую боль, это, как сейчас принято говорить, нам лениво.
Ну, лениво так лениво. Хотим остаться на смысловой обочине современности – позволим себе роскошь не понимать истинных исторических пропорций XX столетия. К сожалению, верно и обратное. Хотим довольствоваться привычным образом усеченного мира, редуцированной истории, значит, позволяем себе роскошь не понимать, что творится вокруг нас, здесь и сейчас. Какие узелки завязываются, какие колеса начинают вращение, какой смерч зарождается в мировом океане, на какой вызов нам предстоит отвечать.
Клиника
На неделе между 13 и 19 ноября. – Прошли выборы в непризнанной республике Абхазия; в республике проживает от 30 до 50 тысяч человек; в выборах приняло участие 100 тысяч. – Впервые в новейшей российской истории арестована группа чиновников Фонда обязательного медицинского страхования, отвечавших за бесплатные лекарства.
История, приключившаяся с Фондом обязательного медицинского страхования, характерна во всех отношениях.
Клиника
На неделе между 13 и 19 ноября. – Прошли выборы в непризнанной республике Абхазия; в республике проживает от 30 до 50 тысяч человек; в выборах приняло участие 100 тысяч. – Впервые в новейшей российской истории арестована группа чиновников Фонда обязательного медицинского страхования, отвечавших за бесплатные лекарства.
История, приключившаяся с Фондом обязательного медицинского страхования, характерна во всех отношениях.
Во-первых, результат был заранее известен всем участникам процесса. И тем, кто собирался красть, и тем, кто собирался бороться с ворами, и тем, кто выходил на улицы, протестуя против монетизации льгот, и тем, кто тихо сидел в кабинетах и думал, что делать и с первыми, и со вторыми, и с третьими. Когда вы размениваете льготы на деньги, но сохраняете сложную многоступенчатую систему распределения, в которой одни получают наличными, другие безналичными, третьи не знают, что выбирать между наличными и безналичными можно лишь раз в год и если ошибетесь, никто вам уже не поможет, – когда вы делаете это, то по определению загоняете ситуацию в бюрократический тупик, из которого попросту нету другого выхода, кроме как через тотальную коррупцию в тюрьму. Спрашивается, зачем было делать? Ответ: а мы пскопские, нам все равно, что работать, что не работать; не работать, оно даже лучше.
Во-вторых, заранее было известно и другое. Что в случае (точнее сказать, в момент) неизбежной неудачи эксперимента нужно будет найти стрелочника и предъявить его возмущенной публике. Причем искать и предъявлять будут представители той самой думской силы, которая прописала обществу недоброкачественную, недодуманную, сырую монетизацию. Например, видный борец за народную справедливость т. Хинштейн. Чтобы не тратить на предстоящий поиск лишнее время, не отвлекать товарищей по партии от основной работы по сбору компромата, провальное коррупционное дело следовало поручить человеку, шкурно заинтересованному в провале. То есть в госзаказе на бесплатные (читай: сверхдорогие) лекарства. Такой человек был найден; его даже не искали – он сам нашелся. Отец-основатель страховой медицины в России, поставщик лекарств и куратор посреднических компаний. Фамилия – Зурабов.
Третье. И самое интересное. Одна и та же государственная сила давала отмашку на выстраивание двусмысленной модели денежно-льготного дотирования лекарств и на запуск национального проекта «Здравоохранение». Чтобы многострадальному куратору проекта Д. А. Медведеву служба медом не казалась и на всякое его бюджетное действие тут же находилось мафиозное противодействие. Он зарплаты врачам пробует поднять, а Минздрав тут же предупреждает врачей: не выписывайте хорошие лекарства, выписывайте дорогие. Он очереди в поликлиниках пытается сократить, а Минздрав говорит больным: побегайте тут за новыми рецептами. Хорошая, правильная модель; в политике она называется система сдержек и противовесов, а в сказке Чуковского называлась Тянитолкай. Все мышцы напряжены, ноги приподнимаются, движения нет.
В-четвертых, кровососущим из Минздрава осознанно позволяют делиться с друзьями и товарищами, вызывая народное раздражение. Поскольку тем самым они это раздражение локализуют; как некие политические пиявки, отсасывают из электората дурную кровь, принимают эмоциональный удар на себя. А как только через год страну затрясет выборная лихорадка, неугодных министров-капиталистов можно будет и снять, и разжаловать, их ближайших сподвижников попросту посадить. Подействует на массовое сознание как спасительная сыворотка; рецепт выписан давно, осталось оплатить счет (из бюджета) и поставить треугольную печать.
И еще. Тема борьбы с коррупцией станет главным козырем путинского преемника. Кто бы им ни стал. Недаром накануне скандала с ФОМСом Сергей Борисович Иванов объявил о запрете военным тыловикам участвовать в распределении заказов на поставки в армию. А сразу после скандала Дмитрий Анатольевич Медведев с явным облегчением прокомментировал случившееся и вынес моральный приговор всем: от фармацевтов до посредников, от страховщиков до здравоохранительных чиновников. Что же до Путина, то он провел совещание с прокурорами и высказался насчет совмещения интересов бизнеса и государевой службы.
Тема, вообще говоря, беспроигрышная. Но, помнится, году в 2000-м прозвучали здравые рассуждения о том, что нужно лишить чиновника разрешительных функций, оставив лишь регистрирующие; это и есть главный метод борьбы с коррупцией. Хорошие были слова.
Литвиненко: выборы начались
На неделе между 27 ноября и 3 декабря. – В ночь с четверга на пятницу в лондонской больнице скончался бывший сотрудник ФСБ, ближайший помощник Березовского, британский гражданин Александр Литвиненко. Считалось, что он отравлен неизвестным ядом; позже выяснится, что это был радиоактивный полоний-210; еще позже подозрение падет на бывших чекистов Лугового и Ковтуна; еще позже Англия заявит, что бывшими дело тут не ограничилось.
Когда пришло ошарашивающее известие о гибели Анны Политковской, мы высказали осторожное предположение, что журналистская деятельность покойной тут ни при чем. Как бы кто к этой деятельности ни относился. «Стреляли в Политковскую, целили в Путина, попали в нас» – так называлась колонка. Имелось в виду вот что. Начинается крупная и страшная политическая игра, в которой те или иные фигуры будут выступать в качестве разменных. Цель этой игры – отсечь Путина от Запада, сделать его неприемлемым партнером. Тем самым отрезать ему путь к отступлению. И затем либо (если за гибелью Анны стоит беглый олигарх Березовский) спровоцировать на череду «кучмовских» ошибок во внутренней политике, ведущую в революционный провал. Либо (если это сделал кто-то из своих, которые часто бывают хуже, чем чужие) вынудить остаться на третий срок вопреки очевидно и жестко заявленному намерению. Потому что во властных кланах давно уже образовалась группа, которая сверхпопулярного и неимпульсивного Путина отпустить не может. Из инстинкта самосохранения. Только он сможет гарантировать личную и экономическую безопасность людям и структурам, наворотившим всякого рода дел. Никому другому это будет не под силу.
Теперь мы вынуждены превратить осторожное предположение в определенный вывод. Выборы 2008 года начались. Политика, устраненная из публичной сферы, перекодированная в кабинетную борьбу кланов, как монада Лейбница, вернулась через окно. Только по пути она успела зарядиться грозовыми зарядами и теперь напоминает скорее шаровую молнию; лучше бы держаться подальше, да заранее не угадать, на кого падет очередной непредсказуемый удар. По существу, сформировалось три центра реальной силы (маргиналов в расчет не берем). Одни выступают за легальную и открытую передачу власти формально-демократическим путем от вождя к преемнику. Другие – за то, чтобы взорвать ситуацию в России изнутри и провалить Путина вместе с его преемником, осуществив «силовой перехват власти» (счастливое выражение лондонского обывателя Березовского). Третьи – за то, чтобы взорвать ситуацию вокруг России, а внутри – как следует усложнить, чтобы Путин никуда уйти не смог. Как офицер, не имеющий права бросать страну в трудную минуту. Как умный человек, понимающий, что за действия своего окружения (даже те действия, которые направлены против него лично) отвечать придется ему. Есть, конечно, и четвертые, для которых наилучший выход – реальные выборы, без преемников и назначенцев; но кто ж у них спросит. А средств навязать свою волю политическому классу у них пока нет.
И устранение Политковской в день рождения президента, перед поездкой в Дрезден, и смерть Литвиненко в преддверии саммита бесчеловечно выгодны вторым и третьим. А первым, нашим нежным легитимистам, как нож острый. Даже если предположить, что произошло нечто невозможное и между двумя этими знаковыми смертями ничего общего; что Политковская пала жертвой таких же отморозков, какие покушались некоторое время на Чубайса, а Литвиненко заигрался в шпионские игры и пал жертвой собственной неосторожности, – все равно: этими событиями с одинаковой охотой воспользуются беглые олигархи и внутренние силовики. То есть приватизируют чужую трагедию. И, будучи лично непричастными к причине, начнут работать с последствиями. Уже начали.
Вообще говоря, они очень нужны сейчас друг другу, эти клятые враги. Потому что прежде чем их цели разойдутся (отчуждение Путина от власти/сохранение его у власти пожизненно), задачи их парадоксальным образом полностью совпадут. Изоляция со стороны Запада, нестабильность во внутренней сфере, страх в элитах. Это условия необходимые, хотя и недостаточные – как для плана отстранения, так и для плана сохранения. А в особом человеколюбии тех и других сомневаться как-то не приходится. Милые люди, кошки не обидят. Разве что по птичкам из рогатки пострелять.