До тех пор, пока в рамках широкой общенациональной дискуссии, в процессе совместной гуманитарной работы мы не найдем ответы на эти ключевые вопросы, мы не станем единой исторической нацией. Со всеми вытекающими последствиями. Одно утешение: пока у нас нет просветленного единства, нам нечего и замутнять. И наши литературные скандалы будут совсем иными: какой клан кого продвинул на литературную премию, кого задвинул – и проч.
Гадание о прокуроре
На неделе между 5 и 11 июня. – Путин внезапно отправил в отставку генерального прокурора Владимира Устинова, которого силовая группировка планировала в преемники. – Парламентская комиссия отвергла версию депутата Юрия Савельева о том, что причиной бесланской трагедии стало применение спецназом тяжелого оружия.
Ключевое событие минувшей недели: отставка Устинова. Ключевая фраза недели: «Если бы у бабушки были определенные половые признаки, то она была бы дедушкой». И авторство события, и авторство фразы принадлежат одному человеку; фамилия – Путин. Наверное, если бы журналисты получили возможность спросить у главы государства, почему он отставил Устинова, им ответили бы в том же стиле. Поменьше жуйте сопли. И помните о том, что товарищ волк сам знает, кого ему кушать.
Это несомненная правда. Знает. Но скушанный генпрокурор был олицетворением вполне определенного политического курса, и от того, кто станет его преемником, во многом зависит наша политическая судьба на ближайшие годы. Так внезапное поедание премьера Касьянова и чудесное явление премьера Фрадкова четко обозначили вектор движения страны в 2004—2006 годах. На радость одним, на горе другим; равнодушных не было.
Так вот. Если на место полнокровного Устинова придет какой-нибудь поджарый Козак, это будет означать некоторую надежду для тех, кто резко против политических потрясений, но и принимать нарастающую веймаризацию России не в состоянии. Человек, инкорпорированный в систему, принятый в закрытый клуб правящей элиты, не чрезмерный демократ и совершенно не авторитарий, он прошел через возвышения и опалу, получал заведомо невыполнимые поручения и все-таки отчасти смог их выполнить; коррупции не подвержен, сочинским прокурором не был. Одна беда: как только Козак наденет генеральнопрокурорские погоны, поломается схема «преемник–премьер», главное преимущество которой: в зависимости от политической ситуации в 2008 году потенциального премьера можно поменять местами с потенциальным президентом, и сумма от перестановки слагаемых не изменится. А тут возникнет трехчлен, рядом с Преемником появится Последователь, и это мало кому понравится.
Если место крупноформатного Устинова, чей лик не всегда умещался в тесных границах журнальных обложек, займет еще более корпулентный прокуратор Колесников, это будет внятный, честный и по-своему благородный жест предупреждения всяким либералам, интеллигентам и примкнувшим к ним бизнесменам: ребята, прячьтесь под лавку, слышите: гремит оборванная цепь? Устинов сделал все от него зависящее, чтобы вернуть должности генпрокурора утраченный им к концу ельцинского царствования статус; было в нем что-то горделиво-вышинское. Колесников этот статус может использовать по назначению; прокуратура при нем станет танкодромом. В связи с этим вспоминается история из жизни жены одного олигарха, которая сказала начальнику службы охраны, что дочка после школы хочет на каток, и в ответ услышала подобострастное: «Каток подогнать к школе или к дому?» Гоните, т. Колесников, к дому; школу мы закончили 25 октября 2003 года. И полученное в этой школе образование позволяет нам предположить, что никакого Колесникова в Генпрокуратуре не будет. Им попугают, потревожат, отвлекут внимание, чтобы проще и незаметней проскочить с настоящим кандидатом.
Если же прокурором станет другой полпред, Коновалов, то это будет означать одно: Генпрокуратура возвращается в служебные рамки, генпрокурор из политиков первого ряда переведен в разряд федеральных чиновников класса «А». И окончательно достроится система всеобщего усреднения, когда на ключевые посты в государственном бизнесе, бюрократии, медиа, дипломатии назначаются люди, очевидным образом не соответствующие масштабу поставленных задач. Ничего дурного при этом о г-не Коновалове сказать не хочу; вполне допускаю, что он может раскрыть какие-то совершенно новые качества на новом посту; но его назначение будет однозначно воспринято как разоружение Генпрокуратуры перед лицом партии и вождя. Что, может, было бы и неплохо. Если бы не процесс тотального обезвоживания политического организма, окончательного обезличивания и нивелировки.
Читатель ждет уж рифмы «роза»; пожалуйста. Мы помним все разговоры после отставки Михал Михалыча Касьянова. Кто будет, кого не назначат. А из воздуха соткался Фрадков. Но ведь конкретная фамилия конкретного назначенца не так важна, как его типаж. А их сейчас всего три. Замените имена Козака, Колесникова, Коновалова на аналогичные; результат будет тот же. Какой именно – узнаем сравнительно скоро. Сможем понять, бабушка это или дедушка. И сделаем вывод.
Премиальные контуры сверхдержавы
На неделе между 12 и 18 июня. – Государственную премию РФ в обновленном формате получили: российский оркестр, татарский писатель, еврейский композитор, безымянный герой и русский патриарх.
Государственные премии РФ по новым правилам вручали второй раз, но подавалось все как в первый – торжественно, в прямом эфире федерального канала. И правильно. О прошлом годе мы еще не знали, в какой именно стране будем жить, федеральное послание было выдержано в прежнем стиле демократической риторики (борьба с налоговым терроризмом, свободный человек в свободной стране…), не определяло долгосрочных стратегических целей; только первая, пробная цитата из философа Ильина пробрасывала намек на возможные идеологические обстоятельства. В нынешнем году все стало на свои места; пафос энергетической сверхдержавы подкреплен ракетой «Булава»; демографическая политика напрямую соотнесена с государственными задачами удержания территории и военной мощи.
Я сейчас не обсуждаю, хорошо все это или плохо; хорошо – если история XXI века пойдет по силовому пути и ресурсные войны не миф церэушных vs эфэсбэшных политологов, а самая что ни на есть горькая реальность; плохо – если на самом деле тренд мировой истории сохранит свое глобальное направление и нашим детям нужно будет конкурировать в рамках открытой экономики, сохраняя свои национально-культурные корни в условиях всеобщего размыва. Я все-таки о другом. О том, как быстро, как отзывчиво реагируют мелкие элементы государственной жизни на появившееся притяжение крупной системы; как они охотно заряжаются ее энергией и встраиваются в общую модель. Не было вчера стратегии – и Госпремии сами себя ощущали как нечто межеумочное; появилась стратегия – и они тут же наполнились системным смыслом.
Лауреаты нынешнего года в большинстве своем безусловно заслуживали наград. И крупнейший наш музыкант Михаил Плетнев, героически, в невозможных условиях создавший роскошный Российский национальный оркестр. И любимый многими поколениями актер Баталов. И Патриарх Алексий II, помимо всего прочего так много сделавший для сбережения беспризорных детей. И два поименованных академика, и один академик тайный, не названный на церемонии – наверняка его военная разработка являет собою нечто выдающееся. Некоторые сомнения вызывает награждение авторов казанского балета про Юсуфа; все-таки это давняя работа, в свое время не допущенная отборщиками «Золотой маски» до основного конкурса. Но, во-первых, мы судить о достоинствах и недостатках «Юсуфа» не можем – не видели, а отборщики могли ошибаться. Во-вторых, не в искусстве тут дело; не было бы создателей «Юсуфа» – их следовало бы выдумать. Потому что именно эта номинация переключила Госпремию 2006 года в принципиально новый, идеологический регистр.
Перед нами, телезрителями, на сцене были не отдельные художники и ученые, а Представители, Образы государственной идеи. Дух безымянного военпромовского героя незримо реял над рядами кресел, в которых восседали статусные гости, и над красиво ряженными гвардейцами; чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей мы фиг вам отдадим.
Заслуженный актер, вспоминавший гонимую Ахматову, с которой он был биографически тесно связан, олицетворял собою неразрывную Традицию, ту самую преемственную историю, в которой горькая память о жертвах неотделима от гордости за свершения.
Российский национальный оркестр во главе с дирижером указывал на мировое значение русской культуры и ее связующую роль в нашем духовном пространстве.
Татарский балет, музыку к которому написал композитор по фамилии Любовский, подчеркивал идею национального и религиозного Мира: коранический Юсуф не противоречит библейскому Иосифу, что и отметил в своей речи композитор. А казанский поэт Ренат Харисов, видимо, автор либретто, не только произнес прочувствованную речь, в которой звучали до боли знакомые слова («ваше вдохновляющее выступление» и т. д.), но и огласил идейно выдержанный стишок в стиле Щипачева-Доризо-Острового, в котором примирялись национальные герои русского и татарского народа. Они, вообще-то, воевали друг с другом, но это «не вина, а скорее беда».
Российский национальный оркестр во главе с дирижером указывал на мировое значение русской культуры и ее связующую роль в нашем духовном пространстве.
Татарский балет, музыку к которому написал композитор по фамилии Любовский, подчеркивал идею национального и религиозного Мира: коранический Юсуф не противоречит библейскому Иосифу, что и отметил в своей речи композитор. А казанский поэт Ренат Харисов, видимо, автор либретто, не только произнес прочувствованную речь, в которой звучали до боли знакомые слова («ваше вдохновляющее выступление» и т. д.), но и огласил идейно выдержанный стишок в стиле Щипачева-Доризо-Острового, в котором примирялись национальные герои русского и татарского народа. Они, вообще-то, воевали друг с другом, но это «не вина, а скорее беда».
Что же до патриаршего куколя, то он знаменовал собою высоту морального авторитета, которая в нашем обществе по праву принадлежит русскому православному Патриарху. Главное, чтобы он не слишком жестко настаивал на экономической независимости церкви от государства, не требовал обратно отобранные церковные земли; так оно как-то спокойнее.
Чем не премиальный контур новой сверхдержавы, в которой наука глобальной энергии подкреплена, с одной стороны, безупречным и новаторским оружием, с другой – силой веры (или, по крайней мере, нравственности), а русская музыка с мировых высот привносит национально-религиозную гармонию в наше разнородное и богатое традициями общество? И какому же моральному уроду придет в голову подвергать деконструкции эту изысканную картину? Тем более что, повторяю, лауреаты и впрямь равнодостойны.
Но проблема не в том, нравится ли кому-то подобная модель присуждения Госпремий, в которой каждый отдельный лауреат значим не сам по себе, а в связи с общим идеологическим замыслом; проблема состоит в том, какое будущее мы себе готовим сегодня. Или мы движемся туда, где государство растерянно разводит руками, когда его просят определить предпочтения в области искусства: сами разберитесь, частным образом; я вот лучше систему грантов для научных лабораторий разработаю, продумаю поощрительную систему налогообложения для книгоиздателей, дам денег на продвижение национального искусства и литературы, позабочусь о библиотеках. А ставить акценты – ну, это не мое, увольте. Или мы направляемся туда, где частным образом культуру и науку стараются поощрять пореже, поскромнее, если государство попросит; само же государство не просто реализует политику в области культуры (то есть создает условия для ее автономного развития), а ведет четкую культурную политику, то есть поддерживает стили и тенденции, направления и мысли. В том числе премиальным образом. Я понимаю, что выбирать не хочется; как говорила одна моя знакомая в ответ на просьбу – выбери хоть что-нибудь: «Я выбираю молочный суп». А все равно придется.
Южное Бутово и Северная страна
На неделе между 19 и 25 июня. – Генпрокурором стал министр юстиции Юрий Чайка; министром юстиции стал генпрокурор Владимир Устинов: рокировочка. – Продолжалась битва жителей окраинного района столицы Южного Бутова за право жить в своих домах на своей земле – и не переселяться туда, куда их хочет отправить московская власть.
Казалось бы, какое дело регионам до жителей окраинной Москвы, которые восстали против переселения из деревянных домов в железобетонные? А выпуски федеральных новостей дают сюжет за сюжетом; прямые включения; точки зрения власти и граждан; «К барьеру» с Николаем Сванидзе (за жителей) и Владимиром Платоновым (за московскую власть). Просто какие-то ранние времена Первого съезда народных депутатов, а не позднепутинская эпоха. Значит, страна смотрит? Стало быть, люди интересуются? Что им столица, что они столице, а они – рыдают…
Понятно, почему все восхищенно смотрят московский «Дорожный патруль»; зажратые москвичи бьют свои дорогие иномарки и плачут пьяными слезами – приятно. Но рассказ о судьбе южнобутовских выселенцев… Тут общероссийская аудитория совершенно не злорадствует; напротив, мысленно объединяется вокруг полудеревенских обитателей деревянных домов. И потому, что южнобутовцев выгоняют с занимаемой территории по Шемякину суду, а это русскому человеку слишком хорошо знакомо. И потому, что начальники с простыми людьми не торгуются, не ведут переговоры, а просто посылают подальше. Но еще важнее другое. Бутовских лишают святого – земли; а кто не жил по соседству с селянами и не знает, какие кроваво-мистические чувства связывают традиционного россиянина с каждым миллиметром земли, – тот не жил в России. Можно денег человека лишить – переживет; можно мужа посадить – жена поплачет, но смирится; землю отобрать нельзя. Кто сдвинул ночью межу на пять сантиметров – пожизненный враг; кто не сдвинул – либо святой, либо ненормальный: как же можно не прирезать кусочек бросовой почвы, матушки сырой земли? А тут внаглую, без обоснования, выкупа или равноценной замены чиновники объявили, что все земли принадлежат городу, а горожанам фигушки. Бунт не мог не подняться. Страна не могла его не поддержать. И уже не имеет никакого значения, кто прав, кто виноват. Важно только то, что Лужков покусился на главное, на землицу; что его людям не хватило ума остановиться у запретной мистической черты.
И тут традиционный сюжет получает неожиданное развитие. Конфликт был порожден застарелыми навыками московской элиты («что мое, то мое, а вот об вашем-то мы и поговорим»), а преобразовался в акцию осознанного общероссийского сопротивления. Не в политическое противостояние – это важно подчеркнуть, а именно в коллективную общественную борьбу за имущественные, обывательские права. Причем недаром в центре всех телевизионных сюжетов про бутовское стояние оказались женщины; семейный очаг и мать сыра земля по-прежнему ощущаются как центр и смысл жизни русской женщины. Южнобутовский скандал всколыхнул застарелую традицию бабьего бунта; однако, к счастью, прошедшие годы просвистели не зря; бунта мы не наблюдали. Самое обытовленное, самое прямолинейное, самое простонародное сознание соединилось с представлениями о частных интересах и принципами гражданского общества в их низовом, но оттого не менее значимом проявлении. «Мы законопослушные граждане», – говорит тетенька в камеру, и ее слова как настоящий бальзам для либерального сердца.
Между прочим, как законопослушные граждане вели себя и мужики, устроившие зимой автомобильный протест против несправедливого приговора Олегу Щербинскому, на которого гаишники по сговору с местными властями свалили вину за гибель алтайского губернатора Евдокимова. Протест – мирный; традиция мужского кулачного боя за правду переросла в гражданскую акцию европейского типа; и эта акция была настолько успешной и настолько укорененной в толще народной жизни, что инициативу поспешили перехватить «единороссы». Общественное сопротивление было конвертировано в политические акции; но – очень важно! – не потеряло при этом своей общественной, гражданской природы.
Вывод. У нас на глазах формируется особый и очень глубоко укорененный в традиции вид гражданского общества. Способ мужской – как на Алтае; способ женский – как в Бутово. Вопреки мечтам демократических политиков, приземленный обыватель не хочет вылупляться из житейского кокона и становиться прекрасным гражданином с крылышками. Вопреки нынешним правителям, он не собирается всегда пребывать в коконе послушного равнодушия. Он избрал третий путь – путь не бабочки, но улитки. Когда обывателя задевает за живое (а за живое задевает право на быт и частную жизнь в привычных формах, а также автомобильный беспредел), он вылезает из домика, страшно крутит усиками, выделяет жгучую слизь. Как только задача решена, он прячется обратно в домик – и не пробуйте извлечь его оттуда: бесполезно. Значит, тактика (она же стратегия) общественных активистов должна заключаться не в том, чтобы понуждать обывателя быть гражданином двадцать четыре часа в сутки, а в том, чтобы всячески его поддерживать, когда он готов побыть гражданином пятнадцать минут в день.
А вообще – если бы не сочувствие к личной судьбе Щербинского и вынужденных бутовских переселенцев, я был бы готов от всей души поблагодарить наших доблестных гаишников, обслуживающих власть судейских, а также Юрия Михайловича Лужкова лично за то, что они подтверждают собой правоту эпиграфа к «Мастеру и Маргарите»: «Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Они сделали для формирования гражданского общества в нашей стране больше, чем все активисты вместе взятые. Сделали – по глупости, породив социальные ситуации, из которых нет иного выхода, как только в гражданскую жизнь.
Министерство устиции: без вина виноватые
На неделе между 26 июня и 2 июля. – В процветающих городах России разразился настоящий винный кризис.