– Искали?! – обомлела Анжела и села на стул, рядом с которым стояла.
– Ты, как пионер, должна быть ко всему готовой, – напутствовала ее подруга, отправляясь в душ.
После того как Ольга вернулась, Анжелки и след простыл. Можно было сразу догадаться, куда та побежала. Ничего подобного раньше Оля за подругой не замечала. Наоборот, та старалась сразу избегать неприятностей, лишь только те маячили на горизонте. Неужели она серьезно влюбилась в этого скрывающегося отшельника? Или с некоторых пор Анжелку стали манить авантюрные приключения? Но это уже не авантюра, а криминал. Двое типов, рыскающих по свету в поисках негодяя, и две скромные москвички, случайно попавшие в передрягу… Да, кстати, она тоже попадет под раздачу как лучшая подруга, успевшая запечатлеть злодеев. Фотоаппарат! Она забыла его в философском рюкзаке.
Ничего страшного, завтра пойдет и заберет. Или сегодня вечером. Интересно, это будет не слишком нагло, заявиться к парню в холостяцкую берлогу и остаться там с ним наедине? Что подумают местные жители? Оля хлопнула себя по лбу. С каких это пор ее интересует чужое мнение?! Она что, мимикрирует под деревенских аборигенов. Может быть, это даже к лучшему. Вернутся мафиози, а ее среди них не заметят. Она сольется с толпой, хотя всю жизнь мечтала из нее выделиться. И во всем виновата Анжелка. Это ради нее они свернули с трассы и попали в это захолустье, где живут мастера – золотые руки, пастухи-философы и гениальные художники. Хорошие, работящие девчонки тоже здесь живут. Так что не так уж в этой деревне все безнадежно. За исключением итальянца сицилийского происхождения. Так ему и надо. Пусть впредь знает, если эти двое, конечно, сохранят ему никчемную жизнь, знает, как морочить глупым девчонкам мозги. Пусть знает, как отбивать подругу у подруги, пусть знает…
– Лялька! Марио хочет знать, кто они были!
Вместе с любознательным кавалером Анжелка влетела на кухню, где Пелагея жарила свои любимые блины, а Оля раздумывала над поведением подруги. Он выглядел встревоженным, но бодрым и деятельным. Это Ольгу немного огорчило. По идее после такого сообщения он должен был строить у себя в избушке баррикады и обкладывать стены оружием.
– Да, да, – закивал тот, повторяя односложные русские слова, которым его наверняка научила Анжелка. Она всегда ценила, когда мужчины с ней во всем соглашались. Оля была уверена, что Марио не знает перевода слова «нет».
– А, – отмахнулась она из вредности, – так вы об этих трех десятках мафиози, которые рыскают по всей округе? – Анжелка перевела, показывая количество на своих пальцах рук. Естественно, своих ей не хватило, и она перешла на руки Марио. Тот побледнел, и Ольга сжалилась. – Так мне показалось сначала. Потом туман рассеялся, и их осталось меньше…
– Туман? – вскинула бровь Пелагея. – Разве сегодня был туман? Я что-то не заметила.
– Туман был, – повторила Оля с нажимом, – но он рассеялся, и я все увидела.
– Сколько их? – прошипела Анжелка, понимая, что подруга просто выпендривается.
– Двое, – сдалась та, – тонкий и толстый. Помнишь Чехова в старшем классе?
– Не помню, – покачала головой Анжелка, – видно, он учился в параллельном.
Оля махнула рукой, мозги у подруги основательно запудрены. И, раз уж она «раскололась», то хотя бы придаст истории больше красочности.
– Жуткие типы, – сказала она, – морды огромные, ножи еще больше, а автомобиль напоминает катафалк. Видно, заранее готовятся, чтобы сразу и без лишних хлопот избавиться от покойника.
– Очень смешно, – процедила Анжелка, которой стало совсем невесело.
А Оля повернулась к Марио, показала ему два пальца и резанула ребром ладони по горлу.
Тот в ужасе отпрянул к двери.
– Ступай, голубчик, как бы сказала моя бабушка, и забудь дорогу в этот дом.
– Как ты можешь! – воскликнула Анжелка и побежала следом за итальянцем.
– Это любовь, – завистливо вздохнула им вслед Пелагея.
– Еще чего, – фыркнула Оля и вновь задумалась.
А что она, собственно, знает о подруге? Разве Оля когда-нибудь предполагала, что в меру амбициозная и не в меру привередливая Анжела станет жертвовать своим благополучием ради кого бы то ни было? Да она всегда свою холеную персону ценила больше всего на свете, а сегодня ею рискует. Или ей движет стремление получить в простой деревенской жизни хоть какое-то разнообразие, или она действительно влюбилась. Ольга усмехнулась, хорошенькое разнообразие – связаться с мафией и бегать от нее резвым зайцем. Анжелка настолько забегалась, что о море уже и не вспоминает.
Зато Ольге о нем напомнил вошедший Феликс Иванович.
– Готовься, девонька, – он довольно потер замасленные руки, – к тому, что ты сядешь за руль суперавтомобиля! Придется немного переучиваться. Стартовать твоя «девятка» от светофора будет в пять раз быстрее, коробка передач у машины полуавтоматическая, аналогов в мире, думаю, пока нет. Хотел еще вместо подушек безопасности, – он почесал затылок, – катапультирующиеся кресла сделать…
– Не нужно катапультирующихся! – испугалась Оля.
– Нужно, не нужно, – проворчал мастер, подставляя руки под воду, – кто твою машину ремонтирует? Я!
– Заметьте, Феликс Иванович, – напомнила ему Муравьева, – вы ее ремонтируете, а не модернизируете.
– Одно другому не мешает, – ответил мастер и усмехнулся в свои усы. – Раз уж она попала ко мне, так я доведу ее до ума.
– А когда доведете? Когда? – поинтересовалась Оля.
– Скоро! – обрадовал ее мастер. – Неделька-другая, и поедешь дальше.
– Неделька-другая? – обомлела Ольга. – Да за это время Анжелку с ее итальянцем убьют мафиози!
– Мафиози? – изумленно поднял брови Феликс Иванович, садясь за стол. – Откуда у нас мафиози?
– Детективов она начиталась, – предположила Пелагея и поставила перед ним тарелку с дымящимся борщом.
– Слушай, москвичка, – сказал мастер, – тебе цвет-то нравится? Может, сделать несколько ярче? У меня такая люминесцентная краска есть, закачаешься! Мне Баланчин привез для своего раритета. Машина твоя будет светиться в темноте…
– Нет, – слабо пискнула Оля, заранее представляя ужасающую картину проезда на светящейся машине мимо поста ГИБДД. – Меня цвет очень даже устраивает, красный, неброский…
– В том-то и дело, – вздохнул Феликс Иванович, – что неброский. Не даешь ты развернуться творческой душе. А что, Пелагея, разве моя душа не творческая? Баланчин говорит, что мне нужно картины рисовать…
– Творческая твоя душа, папаня, творческая. А Баланчин еще и не такое скажет, чтобы ты с ним бизнесом занялся. Дмитрий Аркадьевич уговаривает отца машинами заниматься на «широкую ногу». Он хоть и творческий человек, но с предпринимательской жилкой.
– Это не он меня уговаривает, – отмахнулся мастер, – а Муза его. Обещает горы золотые, да только мне моя деревня больше всего нравится, не хочу я в столицу переезжать, поздно уже, привык здесь.
– Муза? – схитрила Ольга. – А кто она такая Баланчину?
– Кто ж его знает, – схитрил Феликс Иванович. – Приедет на днях, сама увидишь.
Ольга поняла, что больше ничего интересного от него не добьется. И то хорошо, что признался, сколько ремонт станет делать. Правда, от этого его признания ничего хорошего нет. Получается, что она проведет в этой деревне уйму времени?! Бросить все и укатить на вокзал! Анжелка!
Вот что ее сдерживает. Если бы в этой деревне все было благополучно, то Оля без зазрения совести оставила бы подругу с ее итальянцем. Но при таких обстоятельствах… В принципе Оле повезло. Студент-философ оказался интересным собеседником, жаль, что им так и не удалось поговорить на тему Диогена, который утверждал, что любовь – занятие тех, кому нечего делать. Но у Ольги еще появится такая возможность. Надо же, она этому рада. Еще она должна увидеть эту мифическую Музу. Ну, не то чтобы должна, просто ей этого очень хочется. Приедет на днях…
На несколько дней можно и задержаться, море останется на месте. Бабушкиной приятельнице она позвонила, предупредила, что задержится в связи с ремонтом автомобиля. Бабушка только всполошилась, собралась приехать и забрать ее из деревни, но Оля сумела уговорить ее не покидать дачу, где вот-вот должен созреть урожай. У Оли здесь все в порядке, мастер машиной занимается, она глубинку изучает, делает шикарные снимки, которые после поездки ей покажет. Общество? Очень хорошее общество. Художники, философы, иностранцы… «Такого не может быть», – ответила бабушка.
Если бы она только знала, насколько это достоверно, то, не раздумывая, приехала и забрала бы из этого вертепа свою внучку.
Глава 6 Новое веяние в старых традициях
Ранним утром Баланчин стоял у мансардного окна и смотрел на дорогу. Он сам не понимал, насколько его захватила новая работа. Он бросил взгляд на мольберт и вновь посмотрел на дорогу. Отсюда, из этой глубинки, он черпал свое вдохновение. Оно никогда не приходило к нему в тусклых городских стенах. Сейчас пройдет стадо, подгоняемое прекрасной пастушкой, которая, видимо, решила подзаработать, и он с большим энтузиазмом возьмется за работу. Почему она пасет коров? А почему этим занимался студент? Ага, значит, она тоже из этой полуголодной братии. Феликс говорил, что они с подругой собирались к морю, но обстоятельства вынудили их задержаться. Или роль обстоятельств сыграла судьба?
Сейчас эта худенькая тростинка погонит облезлых коров, подгоняя их длинным прутом… Он ей льстит. Она далеко не худышка. И в ней есть что-то варварское, дикое, необузданное… Не слишком ли он увлекся? Завтра приедет Муза и поставит на место все его мысли и чувства. У него к Ольге есть чувства… Не может быть, просто он попался на ее крючок. Она отлично сыграла свою роль, так с ним, известным творцом, еще никто не разговаривал. Женщины смотрели ему в рот и ловили каждое слово. Муза не ловила. Но первое время делала вид, что ловит. Впрочем, ему это надоело.
Сейчас пройдет прекрасная пастушка, и он встанет за мольберт.
– Пошли, красавицы, пошли парнокопытные! – услышал Баланчин и расстроился.
Ранним утром стадо гнал студент-философ. Не она.
Что-то не складывалось. Баланчин отошел от окна и достал из пачки сигарету, он редко курил, только когда волновался. Сейчас он волновался и вернулся к окну. Ольга не присматривала за стадом в целях подработки. У нее были совсем другие цели. Конечно, студент молод, хорош собой, умен, жизнерадостен, что там еще ценят девушки в парнях? По всей видимости, все это у философа есть. А теперь есть и Ольга, которая вместе с ним пасет стадо. А вчера он подумал, что пастух просто передает ей дела! Как он все-таки далек от жизни. Все, смотреть больше не на что.
Как Баланчин ошибался!
Самое интересное случилось сразу же после того, как художник встал к мольберту.
По пыльной сельской дороге мчался старенький автомобиль, за рулем которого сидел житель соседней деревни. Сзади него пристроились два незнакомца южной внешности и разного телосложения. Они пристально вглядывались в окрестности и повторяли на итальянском языке, что здесь уже были. Но везший их абориген не знал итальянского языка.
– Марчелло! Как же не знать Марчелло! – старался интеллигентно поддерживать беседу мужичок. – У нас его все знают, почитай, каждый с ним выпил! Марчелло такой хороший собутыльник, то есть, я хотел сказать, собеседник! Итальянец? А леший его знает. Бабка его в войну с каким-то подгуляла, может быть, с итальянцем. А может быть, и нет. Но, скорее всего, с ними, с иноземцами, раз его Марчеллой прозвали. Чего? Марио? Можно и Марио называть, чего уж там. Только я вам, товарищи туземцы, от всей души посоветую для начала задушевного разговора поставить на стол бутылочку.
Водитель пошарил рукой под сиденьем и выудил на свет бутылку мутного самогона.
– Двести рублей! – торжественно произнес он. – Первачок-с, крепчайшая штука, валит с ног медведя.
– Перке? – округлили глаза при виде бутылки иностранцы.
– Ну, перке или не перке, – пожал плечами водитель, – только мани вперед!
– Мани! Мани! – обрадовались те и принялись рыться в карманах.
– То-то, – усмехнулся селянин и отдал им самогон.
Марчелло Семенович Туесков жил в покосившемся доме на окраине деревни, но славился на всю округу своим разгульным поведением и необычным для простой русской глубинки именем, записанным в его паспорте каллиграфическим почерком сотрудника поселкового загса. Нет, связей с заграницей Марчелло Семенович никогда не имел, как и его спокойная, рассудительная матушка, подарившая сыну такое странное имя. Просто матушка уважала великих людей своего времени, среди которых особое место в ее сердце занимал Марчелло Мастрояни. Молодой девушкой она часто бегала в деревенский клуб на все его фильмы и тихо любила жгучего красавца итальянца. Ее, в свою очередь, любил Семен Туесков, за которого она и вышла замуж. Таким образом, Марчелло Туесков был ребенком истинной любви трех неординарных людей.
Сам же он вырос вполне обычным селянином со склонностями к злоупотреблениям. Туес-ков пил, курил, бил своих четырех (в порядке строгой очередности) жен, дрался с соседскими собаками, ругался нецензурными выражениями и грозил поджечь всю деревню. Но в то же время Марчелло Туесков любил своих односельчан и часто приглашал их к себе в гости, в свое временно холостяцкое, после скандального ухода последней жены, пристанище порока. Из пристанища гости, а в основном это были особи мужского пола, выползали на четвереньках и заплетающимися языками хвалили приветливого хозяина. У ворот их поджидали жены, посылая проклятия на ирода Туескова. Но тот, ничего не видя и не слыша по причине полной отключки, уже спал богатырским сном, набираясь сил для следующих пьянок.
Вставал Туесков поздно, поэтому итальянцам пришлось долго стучать в тяжелую дубовую дверь. Боясь переполошить всю округу, гости, так и не достучавшись, решили залезть в окно. Для этого им пришлось достать из прихваченных с собою чемоданчиков необходимые инструменты и вырезать стекло рамы. После того, как окно было открыто, они поочередно залезли в дом.
Эти манипуляции никого не удивили, народу к Марчелло ходило много и не всегда через дверь. Через окошко, правда, обычно вылетали обратно.
– Марио Берлусконни?! – В утреннем сумраке крохотной комнатухи над селянином склонились две загорелые рожи. – Вендетта!
– Чего? – пробурчал сонный Туесков, отмахиваясь от навязчивого видения. Перед этим ему как раз снились черти, затаскивающие его в пекло ада. Нечисть была такой же черной и наглой. Но слово «вендетта» четко отпечаталось в проспиртованном мозгу.
Марчелло Туесков узнал, что такое вендетта, после второй жены. Тогда пришел ее брательник и избил несчастного, ничего не подозревающего Марчелло, приговаривая при каждом ударе, что совершает над ним вендетту. Туес– ков, все еще прикидываясь спящим, тяжело вздохнул. Вот она, большая и чистая любовь! Как оборачивается на самом-то деле. Эх, Зинка, Зинка. Сирота сиротой, из-за чего, собственно, Туесков на ней и женился, а сумела нанять двух головорезов для сведения с ним счетов за их совместное трехнедельное прошлое.
– Зинка сволочь, – вслух вздохнул Туесков, поднимаемый с постели четырьмя иноземными руками. – Ребята! Господа киллеры! Давайте сядем за стол переговоров. Честное слово, четвертого числа по полудню она сама себя избила!
– С-во-ло-тсь? – переспросил один из иноземцев и вопросительно уставился на второго.
Тот пожал плечами. Туесков неделю не брился, его опухшую от беспробудного пьянства физиономию не смогла бы узнать даже родная мать, так любившая великого Мастрояни, на которого сын был совершенно не похож, разве что именем.
– Итальяно?! – грозно сдвинул брови тощий гость, тыча пальцем в Туескова.
– А как же! – Семенович гордился своей поверхностной принадлежностью к заграничному народу.
Он встал, скинул с себя руки незнакомцев и гордо выпятил живот. Можно было бы выпятить и грудь, но живот был больше и все равно выпирал бы, а для его соревнования с грудью у Туескова пока еще не было сил. Но они сразу появились при виде стоящей на столе бутылки с самогоном.
– Мама мия! – воскликнул Туесков и бросился за стаканами.
– Итальяно, – мрачно подтвердил тощий с нахмуренными бровями своему напарнику. Тот вместо ответа резанул себе по горлу ребром ладони.
– Марио Берлусконни?! – Толстый вытащил из кармана блеснувший длинным лезвием нож.
– Эх, мужики, – обрадовался Туесков, суетливо разливая горячительный напиток по стаканам. – Марио! Точно Марио! Марио так Марио. Давайте выпьем за здоровье! А после этого можете меня убивать. Эх, Зинка.
И он сунул стакан в руку толстого итальянца, тонкий, стараясь не вызвать у Туескова лишних, совершенно не нужных в данный момент подозрений, взял стакан сам.
– Господа киллеры, – торжественно провозгласил Марчелло Туесков, – чтоб за здоровье и до дна!
И показал пример, мигом опустошив стакан с мутной жидкостью.
– Мама миа, – пробормотал толстый и выпил следом за жертвой.
Тонкий подозрительно посмотрел на довольного Туескова, перевел взгляд на расплывающегося в улыбке сотоварища, хмыкнул и отпил один глоток. После этого немного посмаковал жидкость во рту и проглотил. Постояв пару минут с задумчивым выражением лица, он осторожно допил остальное.
– Молодец, убивец! – крикнул довольный Туесков и побежал на кухню за закуской.
То, что говорили в его отсутствие иностранцы, Марчелло не слышал. В этом ему фантастически повезло. Иначе, поняв, что двое непрошеных гостей обсуждают план его физического уничтожения, ему пришлось бы немедленно ретироваться и оставить не опорожненной целую бутыль самогона. Правда, несмотря на свое иноземное имя, других языков, кроме русского и русского нецензурного, Туесков не знал. Но, как известно, представители южных народностей предпочитают дополнять свою пламенную речь не менее пламенными жестами. И жесты эти были красноречивее любых слов.
– А вот и я! – обрадовал мгновенно умолкнувших итальянцев Марчелло, вернувшись с тарелкой соленых бочковых огурцов. Другой закуски у временного холостяка Туескова после очередного развода не водилось. – Сюрпрайс! – И он жестом фокусника достал из-за спины бутылку дешевой водки. – Паленочка, – ласково погладил бутылку Туесков, устанавливая ее посредине стола.