Обратимся к опыту влиятельного международного банкира Д. Рокфеллера, описавшего данный феномен на примере мотивации предпринимателей: «Конечно, желание заработать деньги является одним из важных аспектов мотивации, однако существуют и другие, часто не менее важные… Предпринимательство одновременно предоставляет возможности удовлетворения творческого инстинкта человека, его жажды власти и страсти к игре. Было бы вводящим в заблуждение упрощением игнорировать тот факт, что интерес к процессу достижения результата является целью для многих, считающих получение прибыли более или менее ценным попутным продуктом»[64].
Аналогичный принцип движет и Америкой на постсоветском пространстве. Внешняя политика США готовит плацдарм для контроля над мировым развитием, как она это делала после двух мировых войн. Однако на этот раз речь идет уже не о контроле над Европой или Британской колониальной империей; комплексная взаимозависимость вынуждает США привлечь под свои знамена всю «дугу нестабильности»: от Западной Африки до Восточной Азии. Ответственные политики в Вашингтоне и финансисты на нью-йоркской Уолл-стрит понимают, что подобная задача нереализуема без участия России, ее военно-политического и человеческого потенциала.
Ненасильственные перевороты на постсоветском пространстве, блокирующие российское влияние в Восточной Европе (Украина), Закавказье (Грузия) и Центральной Азии (Киргизия) есть подготовка к глобальному партнерству Америки и России, в которой Белый дом намерен играть первую скрипку.
Мировая политика становится заложником двух гипертрендов. Первый из них носит восходящий характер, выраженный в следующем: рост народонаселения в нефтеносных арабо-мусульманских странах создает для США угрозу доступа в этот макрорегион, главенство над которым обеспечивало американскую гегемонию на протяжении всего XX в. Второй гипертренд – нисходящий: он кроется в стремительной урбанизации Северной Америки и Европы, население которых утрачивает былую тягу к далеким военным кампаниям, они все менее активны с политической точки зрения; государствообразующие этносы вымирают (а порой и вырождаются), постепенно размываются миграционными потоками. В этой ситуации только Россия остается надежным союзником США. А для того, чтобы сделать нашу страну более податливой, Америка перерезает коммуникационные артерии.
Ненасильственные перевороты в Грузии, на Украине и в Киргизии – тактическая цель большой политики. Задача же стратегии США – Россия, без ее участия ни одна мирополитическая конструкция не просто ненадежна, она невозможна и губительна.
1.3. Проблемы демонтажа политических режимов в меняющемся мире
«Цветные революции» – это технологии осуществления государственных переворотов и внешнего управления политической ситуацией в стране в условиях искусственно созданной политической нестабильности, в которых давление на власть осуществляется в форме политического шантажа с использованием в качестве инструмента шантажа молодежного протестного движения.
Несмотря на существенные различия государств, в которых они вспыхивают, все они (в геополитическом, социальном, экономическом плане и международном положении) укладываются в одну и ту же организационную схему, предполагающую организацию по шаблону молодежного протестного движения, преобразование его в политическую толпу и использование этой силы против действующей власти в качестве инструмента политического шантажа. Это прямо указывает на то, что «цветные революции» в принципе не могут быть реализацией объективных надежд и стремлений большинства населения.
Важно понимать, что политические перевороты современности не ставят цель классических революций – изменение политического строя и форм собственности, то есть все социальной системы. Они «заточены» лишь под смену политических режимов[65].
Цель любой «цветной революции» – осуществление государственного переворота, то есть захват и удержание власти насильственным путем.
Объектом «цветной революции» выступают власть и властные отношения, предметом – политический режим.
У «цветных революций» есть необходимое условие и достаточное условие для их успешной реализации. Необходимое условие осуществления «цветной революции» – наличие политической нестабильности в стране, сопровождающейся кризисом действующей власти. Если политическая ситуация в стране стабильна, ее нужно искусственно дестабилизировать. Достаточное условие – наличие специально организованного (по особой сетевой форме) молодежного протестного движения.
Отличительные черты «цветных революций»:
• воздействие на власть осуществляется в особой форме – форме политического шантажа;
• основным инструментом воздействия на власть выступает молодежное протестное движение.
«Цветные революции» только внешне напоминают настоящие революционные движения: в отличие от революций настоящих, вызванных объективным развитием исторического процесса, «цветные революции» – это технологии, успешно маскирующиеся под стихийные процессы. Они отличаются почти театральным уровнем драматургии, который западные политологи старательно пытаются выдать за самопроизвольное и стихийное проявление воли народа, внезапно решившего вернуть себе право управлять собственной страной.
В основе технологического сценария «цветной революции» лежит англосаксонская (североамериканская) идеология демократизации, предполагающая экспорт демократии, демократических институтов и ценностей в сопредельные страны[66]. Технологии «цветных революций» на практике умеют применять только их авторы и разработчики – англосаксы. В любой стране, где начала разворачиваться «цветная революция», следует искать североамериканский след.
В основе объяснения причин «цветных революций» лежат две версии: версия о стихийности и версия об инсценированности «цветных революций» (о случайности и неслучайности). Обе версии имеют право на существование и не являются бесспорными.
Сторонники стихийности «цветных революций» настаивают на том, что причиной революций являются объективные социальные противоречия, которые находят свое проявление в формах народных бунтов и массового протеста «угнетенного» населения. В качестве таких причин называют нищету, усталость от режимов, тягу к демократическим переменам, демографическую ситуацию.
Между тем при детальном рассмотрении социально-политической ситуации практически в любой стране, в которой произошла «цветная революция», нередко выясняется, что существующие в ней противоречия и социальные разрывы хотя и стали катализатором последующих событий, но не были их основной и единственной причиной.
Например, в Египте до «цветной революции» существовали так называемые дотации на лепешки, обеспечивающие доступность основного продукта – хлебных лепешек для беднейших слоев населения, а в трущобах Каира на крыше каждой хижины можно увидеть тарелку спутникового телевидения; в Ливии граждане страны получали природную ренту (и массу других выплат), которая была настолько велика, что население совсем перестало работать и возложило обязанность трудиться на приезжих гастарбайтеров из того же Египта и других африканских стран; уровень жизни в Тунисе – самом демократическом из всех авторитарных стран Африки – вплотную приближался к Южной Франции (Провансу и Лангедоку), а Южную Италию даже превосходил; одной из причин всплеска протестных движений в Сирии стало то, что Б. Асад решил (без какого-либо давления) смягчить авторитарность режима и начал проводить либеральные преобразования, которыми тут же воспользовались исламисты и их покровители из США.
Сторонники инсценированности «цветных революций» указывают на многократную повторяемость сценария (демократического шаблона) этих революций в различных странах мира, очень сильно различающихся как по особенностям государственного строя, так и по характеру социально-политических проблем. Они утверждают, что все «цветные революции» сделаны под копирку, а вероятность повторения одного и того же события по одной и той же схеме в природе ничтожно мала. На основании этих выводов сторонники инсценированности «цветных революций» указывают на ряд признаков, по которым в любом внешне стихийном народном бунте можно установить «цветную революцию».
У каждой «цветной революции» есть свои признаки, которые выдают в ней технологию:
• во-первых, особый внешнеполитический почерк англосаксов, их отличительный стиль работы;
• во-вторых, строгое соответствие плана любой революции базовому шаблону (или сценарию) – все «цветные революции» развиваются по одному и тому же сценарию, использующему одну шаблонную схему;
У каждой «цветной революции» есть свои признаки, которые выдают в ней технологию:
• во-первых, особый внешнеполитический почерк англосаксов, их отличительный стиль работы;
• во-вторых, строгое соответствие плана любой революции базовому шаблону (или сценарию) – все «цветные революции» развиваются по одному и тому же сценарию, использующему одну шаблонную схему;
• в-третьих, то, каким образом организуется и как используется молодежное протестное движение, которым управляют с помощью технологий рефлексивного управления (они также являются американским изобретением);
• в-четвертых, есть определенные повторяющиеся особенности в подборе и выдвижении революционных лидеров;
• в-пятых, в некоторых «цветных революциях» начисто отсутствует революционная идеология, что позволяет распознать в них подделку. Связано это с тем, что американцы – авторы «цветных революций» – не всегда понимают менталитет и психологию народа, которым они хотят принести «ценности истинной демократии», и не могут предложить им идеологию, которая будет органично принята всеми слоями общества.
«Цветные революции» часто называют технологиями, или инструментами, «мягкой силы», понимаемой в том ракурсе, который дал для данного термина Дж. Най[67]. Этот подход, основанный на принципе аналогии (внешне «цветные революции» – это несиловые технологии смены политических режимов), не совсем точен и часто вводит в заблуждение, заставляя считать «цветные революции» более мягкой и поэтому более прогрессивной и менее социально опасной формой воздействия на авторитарные режимы. Тем самым разворачивается кампания по пропаганде «цветных революций» в пику любым формам собственно вооруженных переворотов.
Трудно определить, что на самом деле является более опасным явлением для международной безопасности в целом: «цветные революции» или локальные вооруженные конфликты. Современный Ближний Восток, погруженный «цветными революциями» в «управляемый хаос», является полным тому подтверждением. И все же представляется довольно очевидным, что современные «цветные революции» по своей природе – это не форма проявления «мягкой силы». «Цветные революции» – это не что иное, как организационная форма осуществления государственного шантажа (то есть шантажа, объектом которого является независимое и суверенное государство), маскирующегося под легендой и лозунгами национальной революции.
«Цветные революции» – не «мягкая сила»; это инструменты взлома демократических режимов переходного типа, скопированных с англосаксонских образцов незападными странами, которые имеют признаки имитационности.
Можно утверждать, что американцы не только создали модель демократического устройства государства, ориентированную «на экспорт», но и позаботились о создании специальных инструментов, предназначенных для ее слома и демонтажа, если в этом вдруг возникнет необходимость. В современном мире такими инструментами, играющими роль своеобразных отмычек для взлома политических режимов западного либерального типа, являются технологии «цветных революций».
Отдельного внимания заслуживают вопросы, связанные с опасностью перерастания «цветной революции» в гражданскую войну или международный конфликт, протекающий в фазе вооруженного противостояния. «Цветные революции» используют фактор военной силы как сервисную функцию, к которой их сценаристы и технологи прибегают в случае крайней необходимости. Военная сила для «цветных революций» не является основным инструментом, ее использование носит скорее вынужденный и побочный характер. Тем не менее нельзя не обратить внимание на тот факт, что современные «цветные революции» действительно создают условия и поводы для последующей военной интервенции. Модель, лежащая в основе «цветной революции», одна – это создание протестного движения, превращение его в политическую толпу и направление ее агрессии на действующую власть с целью заставить ее добровольно уйти с государственных постов и отказаться от управления страной. Такое давление на власть всегда происходит в форме шантажа, выдвижения ультиматумов под угрозой массовых погромов и – реже – физических расправ с инакомыслящими. Если власть начинает сопротивляться, «цветная революция» переходит в фазу вооруженного мятежа.
Иногда этот мятеж сопровождается вооруженной интервенцией со стороны западных стран, как это было в Ливии и, возможно, будет в Сирии.
Модель «цветной революции» состоит из пяти основных этапов (или фаз).
1. Любая «цветная революция» начинается с формирования в стране организованного протестного движения – основной движущей силы будущей «цветной революции». На первоначальном этапе, до открытого выступления, протестное движение формируется в виде сети, состоящей из конспиративных ячеек, каждая из которых имеет лидера и трех-четырех находящихся у него на связи активистов. Такие сети объединяют тысячи активистов, составляющих ядро будущего протестного движения. Многие из них перед тем, как стать лидерами ячеек, проходят обучение в специальных центрах, специализирующихся на вопросах содействия демократизации.
Рекрутируют активистов из молодежной среды, чрезвычайно подвижной и легко увлекаемой различными яркими призывами и лозунгами. Во-первых, знаковые системы продуцируют простые (архаичные) генеральные эмоции (например, ярость, отвращение, блаженство, страх), которые подавляют или возбуждают волевые действия. Главное, они не стимулируют целенаправленную деятельность. Во-вторых, знаковые системы актуализируют социальный опыт (личный, родовой, этнический, конфессиональный, сословный, национальный), который консолидирует сообщество в конкретном пространстве и времени. В-третьих, зрительный опыт, как и обонятельный, вкусовой, тактильный и элементарный звуковой, является более архаичной структурой в сравнении с опытом вербальным[68].
Организация и проведение политического переворота не требует непосредственного присутствия интересантов в какой-либо стране: свержение режима возможно дистанционно посредством передачи информации через различные сети[69].
Сетевой принцип организации протестного движения напоминает принцип организации глобальных террористических сетей – по сути, это одна организационная технология.
2. Из подполья эта сеть выходит на улицы крупных городов одновременно и по условному сигналу, который носит название инцидента. Таким инцидентом может стать любое событие, шокирующее общество и получившее мощный общественный резонанс. Как правило, его инициируют специально.
В революциях в Югославии (2000), на Украине (2004) и в Грузии (2004) таким инцидентом стали результаты выборов, которые были объявлены сфальсифицированными. Революция в Тунисе (2010) – стране с авторитарным режимом – началась с самосожжения торговца на одной из центральных площадей столицы (событие само по себе ничтожное в масштабах страны).
Очень важно, чтобы инцидент привлек внимание всего общества и стал предметом широкого обсуждения, интерпретации, вызвал нарастание всеобщего возбуждения и инициирование стихийных форм массового поведения.
3. После того как инцидент произошел, протестная сеть выходит из подполья на улицы, где группы активистов из ячеек становятся катализатором стихийных массовых процессов, вовлекающих все большие слои населения.
Включаются механизмы конфликтной мобилизации, одним из которых являются «твиттерные революции» – вовлечение через социальные сети.
Ячейки начинают быстро обрастать гражданами, вовлекаемыми в стихийное протестное движение, принять участие в котором их толкает в основном страх за свое будущее. Общая тревожность настроений ведет к тому, что сознание людей переходит в так называемое пограничное состояние и становится подверженным всеобщей истерии, массовым паническим реакциям, часто проявляющимся на уровне рефлексов и инстинктов. С этого момента остается только один шаг – превращение протестных масс из сообщества протестующих в толпу.
4. Следующий шаг в схеме «цветной революции» – формирование политической толпы. Для этого выбирается достаточно большая площадь (майдан), где могли бы разместиться значительные массы народа.
Активисты ведут свой протестный электорат на такой майдан, где в ходе многочасового митинга происходит полное слияние участников в единую массу, известную в психологии как толпа. Происходит полное эмоциональное слияние отдельных личностей с толпой, в которой для идентификации («свой» – «чужой») начинает использоваться яркая «революционная» опознавательная символика.
В этих условиях на толпу воздействуют с помощью технологий воздействия на подсознание, внедряя новые ценности и императивы, перепрограммируя человека. Именно такие технологии применяются в протестантских тоталитарных сектах.