«Гений радара составил карты Луны!» — вопили заголовки. «Затворник из Невады раскрывает результаты двух лет работы. Ученые мира, собравшиеся в его горной лаборатории, заявляют, что телескопы безнадежно устарели и годятся разве что для проверок. Александр Паркс объявил о намерении провести минералогическое обследование лунной поверхности».
Значит, он обо всем поведал миру. Вот и хорошо. Я потратил часть чека своей последней зарплаты на исследование новых достижений в тонком искусстве приготовления виски. Как оказалось, виски за это время не изменилось, зато изменился я сам. Трудясь в условиях нарастающего упадка сил, я последовательно одолел этапы от выпивки к похмелью, от бара до номера в отеле и пришел в себя уже в госпитале, затянутый в смирительную рубашку.
Когда доктор прогнал из палаты шестиголовых змей, я сел и поболтал с сестричками. Одна рыжая кошечка, совершив отчаянную попытку перейти к самообороне, принялась читать мне газеты. Новости проникали мне в уши обрывками, потому что она, увертываясь от меня, пряталась за ширмами и ночными столиками, но тут я услышал такое, что заставило меня выхватить у нее газету. Девушка, уже готовая к последнему отчаянному отпору, взглянула на меня с изумлением.
До сих пор смутно припоминаю, как она стояла в уголке и покачивала головой, когда меня выписывали. Правда, док не считал, что я вылечился, но у меня нашлись влиятельные друзья.
«Баскомб рокетс» находились от госпиталя ближе всего, и я вошел туда через полчаса после того, как накрахмаленный клерк выдал мне одежду, деньги и маленький белый сертификат — хоть сейчас вставляй в рамочку. По дороге я проглядел все подвернувшиеся под руку газеты, так что уже был готов увидеть то, что увидел.
Крохотная экспериментальная мастерская, кое-как перебивавшаяся на жалком бюджете, теперь расширялась словно Галактика, превратившаяся в сверхновую. Где-то далеко я разглядел здания возводящихся цехов и ангаров, повсюду строились склады, а оборудование прибывало кубометрами и тоннами.
Тим Баскомб проверял чертежи перед наполовину возведенным Парфеноном, явно предназначенным для главного здания компании. На следующий год после войны я повстречал его на слете бывших пилотов, но решил, что представиться мне не помешает — некоторые заносчивые личности уже успели меня позабыть.
Едва услышав мой голос, Тим уронил чертежи и схватил меня за руку.
— Дэйв! Ты еще ни с кем не подписал контракт? — с тревогой спросил он.
— Пока ни с кем. Так вам пригодится бывший пилот В-29 и игрок на аккордеоне?
— Пригодится ли? Мистер Хеннеси... мистер Хеннеси, принесите мне контракт номер шестнадцать, нет, лучше номер восемнадцать. Ты ведь пилотировал еще первые реактивные и ракетные аппараты, — пояснил он, — и это причисляет тебя к категории опытных специалистов.
— Что, много парней набрали?
— Много? Да сейчас по всей стране каждый жестянщик, державший в сарае мастерскую, организует какую-нибудь корпорацию, а мы идем ноздря в ноздрю с лучшими из них. Говорят, на авиалиниях стюардессы уже работают вторыми пилотами, а разносчики сладостей — радистами. Во-он в том ангаре ты найдешь Стива Янси и Лу Брока из «Канада-Мексики»; парни будут рады тебя видеть.
Мистер Хеннеси и стенографистка стали свидетелями. Я нацарапал на контракте фамилию, едва увидев цифру, проставленную в графе «зарплата». Баскомб рассмеялся:
— Готов поспорить, что наша платежная ведомость — одна из самых внушительных в мире. Впрочем, компаний пятьдесят тоже получили крупные субсидии. Нас поддерживают «Радиоактивные металлы» и горнопромышленная корпорация «Джиннетт», да еще получили правительственную субсидию на пять миллионов.
— И когда правительство этим заинтересовалось? — уточнил я, вытирая измазанные чернилами пальцы.
— Когда? — хмыкнул Тим. Мы шли в сторону огромного ангара, над входом в который висела табличка: «Пилоты-испытатели “Баскомб рокетс”. Посторонним вход воспрещен». — Послушай, Дэйв, когда Паркс сделал радарные снимки Луны, заинтересовались астрономы. Когда он разработал таблицу спектров и обнаружил под поверхностью огромные глыбы золота, зашевелились банки и добывающие компании. Но когда проф из «Калтеха» провел лучом парксовского аппарата восемьдесят миль по долине в Лунных Альпах и обнаружил, что там вперемешку лежат слои радия и урана, то все нации планеты оторвались от экспериментов с атомными бомбами ровно настолько, чтобы успеть завербовать на работу всякого, кто знает, что от Земли до Луны четверть миллиона миль. Дело теперь даже не в том, что первый, кто сядет на Луну, за ночь станет миллиардером, а в том, что народ начнет клепать атомные бомбы у себя на кухне.
Я посмотрел на работающие повсюду бульдозеры и экскаваторы, на армию строителей, копошащуюся вокруг бетономешалок, на каркасы цехов, вырастающие на каждом свободном клочке земли. И такую картину сейчас можно было увидеть повсюду в нашей стране, да и наверняка в каждой стране мира. Склепать хоть какой-нибудь кораблик, решить все проблемы с помощью кое-как собранной на коленях аппаратуры — но первым добраться до Луны!
— И вопрос касается не только безопасности страны, — объяснил Тим. — Мы почти овладели атомной энергией. Фактически она уже есть, только не в коммерческой форме. Но если добывать уран на Луне, то старая сказка из воскресных приложений — помнишь, пересечь Атлантику, использовав в качестве топлива чайную ложку песка, — станет явью. «Дженерал атомикс» половину своего бюджета направила на конструирование космических кораблей. Быть может, они не станут первыми, кто построит завод в кратере Тихо, но стараются они изо всех сил.
Он провел меня в ангар пилотов, где парням читали лекцию об астронавигации. А ведь в тот день все ракеты компании Баскомба существовали только в чертежах!
«Безумная гонка» — так, пожалуй, стоит назвать этот период. Он действительно был безумным. Люди еще помнят, как сообщения о первых ею жертвах попадали на первые полосы газет: ракета Гуннара и Торгерсена взорвалась, поднявшись на полмили; шесть русских ученых исчезли во вспышке, зарегистрированной всеми направленными на Луну астрономическими камерами. Затем, под конец десятилетия, по планете прокатилась волна протестов, и закон стал сурово наказывать безответственные корпорации и авторов рискованных экспериментов.
Но даже тогда Стив Янси и его младший брат погибли во время простого экспериментального полета за пределы атмосферы. Никакие фундаментальные принципы не были по недосмотру пропущены, просто мы небрежно работали.
Когда Паркс наконец заехал к нам проездом из «Реактивного проекта Лероя», всем нам уже казалось, что никуда мы быстро не попадем. То был Черный Апрель, когда погиб весь посланный «Дженерал атомикс» флот. Баскомб узнал, что я лично знаком с Парксом, и стал упрашивать, чтобы я уговорил его работать на нашу фирму:
— Он же просто ездит с места на место и раздает советы всем, кто захочет его выслушать. Если он с его репутацией начнет работать на одну фирму, то сможет потребовать любую зарплату. Попробуй сделать так, чтобы он потребовал ее у нас.
— Попробую, — пообещал я.
— Конечно, я знаю, что больше всего его интересуют эксперименты с радарами. Если бы он перестал заниматься картографированием Луны, то каждый колледж наверняка воспылал бы желанием обзавестись радарным телескопом, или как он там называется. Но с тех пор как он нашел уран в этих проклятых кратерах, школьников вербуют для участия в научных исследованиях, едва они осваивают курс элементарной физики. Тот проф из «Калтеха»... черт, как же его-то зовут... ну, тот, что первый обнаружил радиоактивные вещества с помощью аппаратуры Паркса, — так вот, говорят, что ему приходилось забираться на гору к Парксу всякий раз, когда у него вновь появлялось желание исследовать новый участок Луны. Он не сумел даже родной университет заинтересовать идеей построить для него собственную игрушку, а Алекс П. подпускал гостей к своему детищу только на коротком поводке.
— Верно, — ухмыльнулся я, вспомнив, как он дал от ворот поворот Эммануэлю Корлиссу. Даже когда некоторые научные журналы критиковали Паркса за столь жесткий контроль над единственным в мире радаром для исследования лунной поверхности, Алекс гневно возражал, что весь аппарат он придумал и построил сам, потратив на него собственные время и средства, а если это кому-то не нравится, то пусть строят себе такой же аппарат сами. Но в ситуации, когда каждый направляемый на исследования цент вкладывался в разработку космических кораблей, конкуренты у него, естественно, появиться не могли.
Паркс лишь рассмеялся, когда я передал ему предложение Баскомба. Он вылез из черно-серебристого, пахнущего свежей краской корабля, на котором мне предстояло через неделю отправиться в пробный полет, и уселся на гнутую металлическую опору.
Паркс лишь рассмеялся, когда я передал ему предложение Баскомба. Он вылез из черно-серебристого, пахнущего свежей краской корабля, на котором мне предстояло через неделю отправиться в пробный полет, и уселся на гнутую металлическую опору.
— Нет, Дэйв, мне нравится быть экспертом-консультантом крупных компаний, конструирующих ракеты. Я привык путешествовать и знакомиться с самыми разными вариантами. Ты знаешь, что Гарфинкель из Иллинойса разрабатывает «космоплан» — нечто вроде парусника, летящего под давлением космических лучей? Так что мне вовсе не хочется застрять в каком-нибудь уголке этого бизнеса. В конце концов, удача может улыбнуться кому угодно.
— Но это непохоже на тебя, Алекс, — возразил я. — Ты всегда был парнем, которому нравится делать все своими руками. А то, чем занимаемся мы, не просто тебе по пути — это твой путь. Ты единственный человек, который нужен «Баскомб рокетс» не как приезжающий время от времени бесплатный консультант, а как директор, координатор всех наших исследований. Я-то просто недотепа, научившийся орудовать штурвалом, но ты как раз тот, кто проложит всем дорогу в космос.
— Ты никому не проболтался, что мы вместе работали?
— Нет. — Я вздохнул. Желания присоединиться к нам у него явно не было, и я помог ему сменить тему. — Кошмарная это история... с кораблями «Дженерал атомикс».
Он посмотрел вниз, медленно кивнул, потом поднял голову. Я заметил на его лице с трудом скрываемый гнев.
— Во всем виноват Корлисс, — негромко произнес Алекс. — Полгода назад он стал президентом ДА. А идея послать целый флот наверняка показалась ему хорошим рекламным ходом.
Я с ним не согласился.
— В конце концов, — отметил я, — логика здесь была нормальная. Десять кораблей вылетает к Луне одновременно. Если один натыкается на метеорит, другие могут прийти на помощь. Если кораблю грозит взрыв, экипаж его можно спасти, переместив людей на другие. Им просто не повезло. Как жаль, что Фукель открыл жесткие космические лучи лишь через неделю после их старта. Теперь все, что мы строим, снабжено изоляцией против этой гадости.
— Пятьсот человек, — задумчиво протянул Алекс. — Пятьсот мужчин и женщин затерялись бесследно. Сегодня в газетах ничего не сообщалось? Может, перехватили их радиосигнал? Или где-то упали обломки?
— Нет. Наверное, они потеряли управление и упали на Солнце. А может быть, уцелевшие корабли уже дрейфуют куда-то за пределы системы.
Когда я попрощался с Алексом у ворот, он снова стал самим собой.
— Быть может, к следующей нашей встрече мы раскусим этот орешек, — сказал я. — Правда, мы движемся вперед весьма медленно.
— Это ничего не значит. — Он с чувством пожал мне руку. — Человек твердо решил оторваться от родной планеты. И он своего добьется — возможно, даже быстрее, чем думает.
Два месяца спустя капитан Ульрих Гэлл посадил канадский корабль «Пройдоха-3» с двухпоточным двигателем в кратер Платон. Теперь любой школьник знает историю о том, как Гэлл выстроил свой облаченный в скафандры экипаж и собрался выйти через шлюз. Как он зацепился ногой за рампу и как его стюард-полинезиец Чарльз Вау-Нейл бросился к рампе, чтобы освободить капитана, споткнулся о порог люка и с разбега вылетел наружу — став таким образом первым человеком, коснувшимся другого мира.
Я стал вторым пилотом пятого корабля, добравшегося до Луны, — «Посол Альбукерке». Я также стал первым человеком, оставившим отпечаток ноги на склонах лунных Апеннин. Так что и мне нашлось местечко в подробной шеститомной истории исследования Луны: «Интересное открытие было сделано рядовым исследователем по имени...»
Впрочем, вы и так знаете, что было дальше. Обитатели первой колонии, основанной Гэллом на Луне, лихорадочно исследовали взятые повсюду образцы минералов. Увы, безуспешно. Через полгода ученые полностью подтвердили по радио давно возникшие у Гэлла подозрения.
Никакого урана на Луне не оказалось. Никакого радия тоже. А концентрация золота лишь чуть-чуть превышала нижний предел обнаружения самых чувствительных методов анализа.
Разумеется, нашлось несколько солидных залежей железной руды. Кто-то обнаружил под поверхностью минералы, из которых можно было легко извлечь кислород и легкие элементы, и это сделало возможным независимое существование колонии. Но никакого урана!
Когда разразился скандал, я находился уже на Земле. Буря, финансируемая и поощряемая впавшими в истерику корпорациями, первым делом обрушилась на голову некоего профессора-астронома из Калифорнии и раскатала его в тонкий блин. Ведь это он, паразит, первым объявил о наличии на Луне радиоактивных минералов, экспериментируя с радаром Паркса! Затем дошла очередь и до самого Паркса.
Помните заголовки тех дней («Паркс признался в мошенничестве»), набранные огромными буквами, какими впору объявлять о конце света? «Александр Паркс, шарлатан из Невады, рассказал сегодня сотрудникам ФБР, как он разместил передатчики вблизи урановых и золотых месторождений Канады и настроил на их волну свою адскую машину таким образом, что создавалось впечатление, будто импульсы приходят со стороны определенного участка Луны. “Я никому не дозволял тщательно изучать свой аппарат, — признался Паркс, — и это, вкупе с моей всемирно признанной репутацией эксперта по радарам, предотвратило разоблачение”».
Я прилетел в его лабораторию на горе. Там уже сновала полиция штата вперемешку с сотрудниками ФБР, а весь участок оцепила целая армейская рота. Когда мне удалось доказать всем по очереди, что я респектабельный гражданин, мне позволили увидеться с Алексом. Очевидно, он уже стал фактически заключенным.
Алекс сидел за столом, вытянув перед собой руки. Когда я вошел, он обернулся и радостно улыбнулся. Мужчина, с пыхтением расхаживавший по комнате, тоже обернулся, и я с некоторым трудом узнал Эммануэля Корлисса. Он бросился ко мне и, уставив на меня покрасневшие глаза, принялся бормотать. Через некоторое время я сумел разобрать смысл его бормотания:
— Ну хоть вы спросите его почему. Спросите, зачем он так поступил, зачем разорил меня?
— Я это уже раз десять объяснял, — мягко заметил Паркс. — Я ничего не имел лично ни против вас, ни против кого угодно. Я просто решил, что для человечества настало время выйти в космос, а самой лучшей приманкой для этого окажется жадность. И оказался прав.
— Прав! — заверещал Корлисс. — Прав! И вы называете правильным то, что я лишился трех миллионов? Я вложил свои личные три миллиона, и что я за них получил? Железную руду? Если бы мне потребовалась железная руда, то неужели ее мало и на этой планете?
— Можете утешиться тем, мистер Корлисс, что ваши финансовые потери помогли человечеству сделать важный исторический шаг. Вспомните, ведь я едва не пустил в ход ружье, дабы помешать вам стать участником моих... планов. Могу лишь посоветовать включить эти миллионы в графу потерянных инвестиций, когда станете заполнять налоговый отчет. Больше я вам ничем не могу помочь.
— Зато я смогу вам помочь! — заявил президент «Дженерал атомикс» и Радарной корпорации Америки, тыча в лицо Паркса пухлым трясущимся пальцем. — Я помогу вам оказаться в тюрьме. И потрачу на это весь остаток своих дней! — И он с такой силой захлопнул за собой дверь, что хижина, казалось, подскочила фута на три.
— А он сможет что-нибудь с тобой сделать, Алекс?
Тот пожал плечами. Выглядел он усталым. Наверное, в последнее время ему часто приходилось выслушивать одно и то же.
— Насколько я понимаю, немного. Лунный радар я создал на собственные средства. Раздавая советы всем желающим, я не взял ни гроша ни от какой-либо корпорации, ни от частного лица. Из этого мошенничества я не извлек никакой материальной выгоды. Мои юристы сказали, что суд станет нелегким, но наказы
вать меня практически не за что. Я чист. Ты... ты не сердишься на меня?
— Нет! — Я опустил руку ему на плечо. — Сотни людей могут сказать, что с твоей помощью жизнь для них вновь обрела смысл. Слушай, Алекс, — тихо добавил я, — не знаю, что про тебя скажет история, но многие пилоты тебя никогда не забудут.
— Спасибо, приятель, — улыбнулся он. — Постараюсь не втянуть тебя в эту заварушку. А ты назови моим именем какое-нибудь ущелье на Луне.
Пока что мы не можем забраться дальше Луны, но я приобрел крохотный двухместный грузовой кораблик — подержанный, разумеется, — и, как только поднакоплю деньжат, сразу поставлю на него новый трехпоточный двигатель. Говорят, что Венера еще находится на ранних стадиях геологического развития, а это означает, что там должны быть залежи радия и урана. Первый, кто туда доберется и застолбит лучшие участки, обеспечит себя до конца жизни. Да, все эти разговоры тоже могут оказаться приманкой для простаков, но подумайте только, если это правда...