У Тарараха это действительно получалось здорово, настолько здорово, что Таня вполне разделила восторг Ваньки Валялкина. Правда, в первую минуту Тарарах ей не очень понравился – она даже испугалась, когда в большой зал с зарешеченными окнами, где сильно пахло драконьим пометом, вначале вкатилась большая бочка, а затем кто-то, подталкивавший эту бочку сзади, прямо с порога заорал: «Берегись, а то задавит!»
Выкатив бочку на середину класса, обладатель зычного голоса с богатырским пыхтением привел ее в вертикальное положение и вышел из-за нее. Таня пораженно уставилась на него. Тарарах был низкого роста, кривоногий, но настолько широкоплечий, что, казалось, в ширину он больше, чем в высоту. Волосы у него были длинные, никогда не чесанные, глаза черные, как две маслины, а нижняя челюсть казалась просто огромной.
– Здорово, новенькая! – радостно сказал Тарарах, приветственно махнув ей рукой. – Сегодня у нас лечение русалок. Их, бедолаг, карповая вошь заедает, поэтому они все жутко злые. Значит, так, когда я открою бочку, близко не соваться. Они хоть и разумны, да только не совсем. Надо осторожно! И не давайте русалке себя щекотать, а то насмерть защекочет! Ясно?
– Ясно! – ответил за всех Ванька.
– Ну и ладненько! Поехали!
Тарарах решительно сдернул с бочки крышку, и оттуда мгновенно высунулась бледная девушка с распущенными зелеными волосами.
– Фу, как от нее рыбой несет! Меня сейчас вывернет! – брезгливо сказала Гробыня, зажимая нос.
Русалка неприятно захохотала и, плеснув хвостом, метко обрызгала Гробыню водой из бочки. Причем досталось и маячившей поблизости Рите Шито-Крыто, одной из гробыниных подруг.
– А-а! Что она наделала! – завопила Гробыня, отскакивая в дальний угол зала.
– Ничего, высохнешь! Разве ж ей приятно? Она у нас такая красавица, а ты говоришь: рыбой пахнет! – сказал Тарарах.
Стоило русалке услышать комплимент, как она мгновенно перестала колотить по воде хвостом и начала прихорашиваться, смущенно хихикать и поправлять волосы.
Тарарах продемонстрировал, как из еловых шишек, корня одуванчика и ядовитых цветков лютика приготовить раствор, убивающий карповую вошь, и ловко обработал им хвост русалки.
– Видели? – сказал он. – А теперь ваша очередь. Кого я давно не вызывал? Пупсикова!
Неохотно вытащившись к доске, Дуся попыталась сделать то же самое, что и Тарарах, но русалка внезапно схватила ее за руку и принялась щекотать, да так, что у Дуси глаза на лоб полезли.
– Ну-ну, успокойся! – велел Тарарах, отправляя Дусю на место. – Это оттого, что ты взяла ее за плавник! Русалок за плавники не трогать, они этого не любят! А вот за чешую сколько угодно! Кто следующий?
Урок пролетел незаметно. Во всяком случае, для Тани. Хотя многим «темным» да и кое-кому из «светлых», она чувствовала, не слишком понравилось.
– Ну вот и все! Надеюсь, про русалок вам все понятно, – сказал Тарарах, взглянув на часы. – На следующее занятие прошу всех явиться в касках. Будем менять подковы у Пегаса, а он, пройдоха, здорово лягает задней левой...
Ребята стали расходиться. Таня вместе с Ванькой подошла к Тарараху, который заталкивал русалку в бочку.
– Уф, помогите, ребята! Надо будет ее в пруд выпустить! – пропыхтел он, пытаясь закрыть хохочущую русалку крышкой. Наконец ему это удалось, и он, ловко подпрыгнув, уселся на бочку.
– Тарарах, это Таня Гроттер! – сказал Ванька Валял-кин.
– Угу, я понял! Тебя ни с кем не спутаешь, – кивнул тот.
Сообразив, что он имеет в виду ее родинку, Таня хотела обидеться, но почему-то не смогла. На Тарараха невозможно было таить зло – такой он был радостный.
– Ты небось хочешь узнать, почему я такой странный? – продолжал преподаватель ветеринарной магии. – Челюсть тяжелая и вообще? Я ведь и не маг вовсе – не белый и не «темный». Но и не лопухоид. Я питекантроп.
– Питекантроп? Но они же жили жутко давно! Тарарах улыбнулся. Зубы у него были очень крупные и мощные, хотя и неровные.
– Видишь ли, какая вышла история... Ну мы завалили вроде кой-кого, а это оказался белый дракон – очень редкий. Даже среди драконов таких один на миллион. Ну это я потом узнал, лет так через несколько тысяч. А тогда просто лопать хотелось... А остальные, кто со мной дракона ел, им, короче, меньше повезло. Они сперва раздулись, как шары, а потом – бух! Хорошо, что питекантропы народ в общем не слабонервный, а то кое-кто обязательно хлопнулся бы в обморок... Мне уж потом сказали, что белых драконов ни в коем случае есть нельзя. У них только один кусочек есть около хвоста, который дает это самое бессмертие. Вот так я и маялся, пока наконец Сарданапал меня не подобрал и не научил за магическими существами ухаживать. Мне это дело сильно понравилось.
Неожиданно Тарарах, словно вспомнив о чем-то, помрачнел.
– Вот еще что, ребята. Не суйтесь в подвалы и другим скажите, чтоб не лазили.
– Вы о Замурованном Подвале, там, где волос? – спросил Ванька.
Тарарах покачал головой:
– Не... туда вы так и так не сунетесь: там все ходы перекрыты. Я о нижних подвалах говорю, там, где Жуткие Ворота... Что-то они дрожать последнее время стали: будто прорывается кто с той стороны. Я Сарданапалу сказал, а он говорит: мол, не волнуйся. Но я-то знаю, что с Жуткими Воротами не шутят! Ну пошел я... – Тарарах энергично перевернул бочку и покатил ее в выходу. Русалка внутри громко хохотала: похоже, ей нравилось кувыркаться.
Возвращаясь с занятий, Ванька и Таня обсуждали то, что только что услышали.
– А что такое Жуткие Ворота? – спросила Таня.
– Огромные медные ворота. За ними как раз и начинаются темницы... Ну где замурованы духи хаоса и древние боги. Если б они вырвались, кошмар что началось бы. Все бы перевернулось кверху дном, а сколько крови бы пролилось – реки. Да только ты не волнуйся: Жуткие Ворота никогда не откроются. Их циклопы охраняют, да и вообще Сарданапал за этим следит.
– А если кто-нибудь все-таки ухитрится их открыть? – спросила Таня.
– Да говорят тебе, это невозможно! – повторил Ванька. – Еще же волос есть! На самом деле на нем все держится, а Ворота только страхуют. Если же с волосом что-то случится, тогда только одни Ворота будут спасать от хаоса. Тшш, слышишь? Сюда кто-то идет!
За поворотом коридора зашаркали чьи-то шаги.
– Я тебе покажу, как стрелять в парадный портрет Древнира! Ты у меня будешь знать, поросенок! – раздался дребезжащий голос. По коридору, волоча за ухо упирающегося купидончика, топал Поклеп Поклепыч.
Почти налетев на Таню и Ваньку Валялкина, завуч очень сурово посмотрел на них и выпустил купидончика, предварительно разломав его лук. Подхватив с пола обломки, малыш заревел и взлетел, хлопая маленькими белыми крыльями и потирая смятое, как пельмень, ухо.
– Я тебе исе показу! Будес знать, как ломать луки! – пригрозил он Поклепу и, поправив красные подтяжки, юркнул в форточку.
– Интересно, что Поклеп тут делал? Не на портрет же Древнира он приходил любоваться? – удивилась Таня, когда завуч скрылся.
– Да нет. Он, наверное, на Исчезающем Этаже был, а сюда на обратном пути спустился, – предположил Ванька.
– На Исчезающем Этаже? – переспросила Таня. Ванька таинственно хмыкнул.
– Это одна из загадок Тибидохса. Целый день он этаж как этаж, а потом вдруг пропадает неизвестно куда. Раз – и нет его. Лестница обрывается, а дальше белый туман и пустота. Представляешь? Затем через какое-то время Этаж снова появляется, и все вроде на месте: статуи, картины, но если кто-то там был или даже кто-то из магов, то все. Те, кто пропал вместе с этажом, уже никогда не возвращаются.
– А Сарданапал? Он тоже не может их вернуть? – удивилась Таня. Ей почему-то казалось, что Сарданапал всесилен. Недаром все говорили про него, что он величайший маг после Древнира.
Ванька покачал головой:
– Ни Сарданапал, ни Медузия, никто... Они говорят, тут какой-то особый вид магии. Даже не магия, а вообще нечто непонятное. Единственное, что они сделали, – это загородили Этаж таким заклинанием, чтобы ни один ученик туда не мог проникнуть... Но все равно был случай, когда два лоботряса с третьего года обучения туда пробрались... Правда, это было уже десять лет назад.
– И что?
– А ничего. С тех пор их никто не видел, хотя слухи разные ходят, особенно среди привидений...
Таня поежилась.
– А Поклеп не боится туда ходить?
– Не знаю. Может, ему известно точное время, когда Этаж в очередной раз исчезнет, а может, прячет там что-то... С этим Поклепом вообще ничего не поймешь. Вроде он «темный», а иногда «светлую» магию использует. Весь Тибидохс знает как свои пять пальцев, ночами по подвалам бродит. Скользкая личность... А глазищи у него какие – прямо сверла, – вздрогнув, сказал Ванька.
Вспомнив ледяной взгляд Поклепа, буквально заморозивший ее в первую их встречу, Таня не могла с ним не согласиться.
* * *Вечером, когда висевшие в гостиной часы, трясясь от возмущения, упорно показывали стрелкой на подушку и издавали неприятные писклявые звуки, Шурасик вдруг вышел на середину комнаты и дрожащим голосом попросил всех не расходиться.
Вспомнив ледяной взгляд Поклепа, буквально заморозивший ее в первую их встречу, Таня не могла с ним не согласиться.
* * *Вечером, когда висевшие в гостиной часы, трясясь от возмущения, упорно показывали стрелкой на подушку и издавали неприятные писклявые звуки, Шурасик вдруг вышел на середину комнаты и дрожащим голосом попросил всех не расходиться.
– Ого-го! Сейчас что-то будет! – фыркнула Гробыня. – Спорю, нам прочтут трехчасовую лекцию «О пользе мытья ног перед сном». Или «Теорию и практику чистки зубов в свете последних открытий магической медицины».
– Или мне устроят выволочку за историю с ботинками, – добавил Ванька.
На бледных щеках Шурасика выступили красные пятна.
– Замолчите, замолчите все... Не надо! – умоляюще воскликнул он. – Я хочу сделать совсем не это! Я хочу попросить прощения. Попросить прощения у всех вас – «светлых» и «темных».
– За что? Чего ты еще натворил? – напрягся Баб-Ягун. – Надеюсь, ничего не делал с моим пылесосом?
Но Шурасик его даже не услышал.
– Я хочу попросить прощения за себя самого, за то, что я такой, какой я есть... Я... мне очень больно, что все так получается. Я обязательно постараюсь исправиться и не быть больше таким... занудливым, высокомерным всезнайкой, – сделав над собой усилие, выговорил он.
У Баб-Ягуна даже челюсть отвисла: ничего себе, сказать такое про себя!
– А все-таки Шурасик молодец! Я бы так точно не смог, а ведь я тоже не подарок! – шепнул он Тане.
Тем временем Шурасик извлек откуда-то большую коробку, полную ярко-красных картонных сердечек.
– Вот... – смущенно произнес Шурасик. – Это я сделал в подарок. Если кто-то считает, что может дружить со мной и принимать меня таким, какой я есть, пусть возьмет эти сердечки и носит их на груди... Если же нет, то не надо. Просто я буду знать, что вы меня не любите и... и... не хотите со мной знаться.
Потупившись, он пробормотал какое-то заклинание, и тотчас сердечки, выскакивая из коробки, стали по одному перелетать в руки ко всем, кто был в гостиной. Таня внимательно рассмотрела свое сердечко. На нем мельчайшими камешками, подобранными с редким искусством, было выложено «DD». Страшно было даже представить, сколько времени у Шурасика ушло, чтобы изготовить целую коробку таких!
– А что такое «DD»? Дурацкий дихлофос? Дважды дубина? – поинтересовалась Гробыня, на которую на одну только, кажется, не произвела впечатления речь Шурасика. Впрочем, Гробыню, кажется, вообще невозможно было тронуть. Разве что сказав ей, какая она сногсшибательная.
– DD – «Давайте дружить»! – воскликнул Шурасик чуть ли не со слезами. – Это значит, что тот, кто носит это сердечко дружбы, не обижает меня и не смеется надо мной! Что я, виноват, что я такой, какой я есть? Что мне всегда мало домашних заданий?
– Разумеется, ты не виноват, – ободрил его Ванька и первым приколол значок к своей майке.
Следом за ним это сделали Баб-Ягун, Рита Шито-Крыто, Дуся Пупсикова да и все прочие. Таня вздохнула и последовала общему примеру. Правда, носить на груди красное сердечко с надписью «DD» – уж больно нелепо. С другой стороны, если не приколешь – нанесешь Шурасику страшную обиду. Подумать только: бедняга несколько ночей не спал: вырезал и клеил эти значочки!
«Денька два поношу, а потом потеряю при первом же случае», – подумала она.
Из всех, кто был в гостиной, только Гробыня и Гуня Гломов не нацепили сердечки, однако возвращать их Шурасику они тоже не собирались.
– Я, пожалуй, нацеплю свой значок на Черные Шторы! Им будет крайне приятно получить такой подарочек! – заявила Гробыня.
Услышав это, Шурасик вспыхнул от обиды. Он рванулся было к Гробыне, чтобы отнять у нее значок, но внезапно глаза у него закатились, и он рухнул в обморок. Гробыня повертела пальцем у виска и, сунув сердечко в карман, ушла. Гуня Гломов потянулся за ней. Вскоре разошлись и остальные, включая очнувшегося Шурасика, который очумело хлопал ресницами, повторяя: «Где я?»
– Знаешь, – задумчиво сказал Ванька, провожая Таню до ее комнаты, – я не буду больше дразнить Шурасика. Я не подозревал, что он так глубоко переживает.
Глава 11 МАГИЧЕСКИЙ ВОЛОС
– Захватила контрабас? Молодец! Обожаю магический пилотаж! Кстати, через неделю у нашей сборной матч с оборотнями, – сообщил Баб-Ягун, когда, отправляясь на первый для Тани магический пилотаж, они проходили мимо циклопа. Одноглазый великан сумрачно точил секиру, изредка отвлекаясь от своего занятия, чтобы поковырять в носу. Его бешеный глаз был почти не виден под полуопущенным веком.
Баб-Ягун тащил пылесос, сиявший начищенным хромированным ободом и новенькой удлиненной насадкой на трубу, про которую внук Ягге хвастал, что она суперскоростная. У Гробыни тоже был отличный пылесос: маленький, компактный, но чувствовалось, что очень мощный. Зато пылесос Ваньки Валялкина был совсем старым: с болтающимся шнуром, обмотанной изолентой трубой и мотором, про который Ванька говорил, что он глохнет в самое неподходящее время.
Дуся Пупсикова и Верка Попугаева несли одна скрипку, а другая странной формы предмет с нагромождением всевозможных палочек и выступов, явно шаманского происхождения. Самая легкая ноша была у Шурасика: через плечо у него была перекинута длинная швабра с пропеллером.
В полукилометре от мрачной громады Тибидохса располагался большой стадион, по краям которого находились огнеупорные ангары с драконами. Изредка то из одного, то из другого ангара доносился утробный рев, ударявший по барабанным перепонкам, а из щелей начинал валить удушливый серный дым.
Едва группа ребят остановилась посреди поля, как к ним, хромая, приблизился маленький кособокий человечек, широкоскулый, кривой на один глаз, не сгибавший при ходьбе в колене левую ногу. На шее у него висел золотой медальон с надписью: «Соловей 0. Разбойник. Тренер по магическому пилотажу».
– Что значит "О"? – шепнула Таня.
– Одихмантьевич... – так же шепотом ответил Баб-Ягун.
Соловей О. Разбойник хмуро посмотрел на Таню, а затем, уже с некоторым уважением, – на ее контрабас: видно, знал толк в летательных инструментах.
– Сарданапал говорил мне про тебя. Ты – Гроттер, – процедил он. – Уверен, летать ты не умеешь и правил не знаешь...
Гробыня презрительно хихикнула. Гуня Гломов противно заржал. Да и многие из «белых» не сдержали улыбок.
Обидевшись, Таня хотела сказать, что летать она немного умеет, а вот правила точно не знает, но промолчала, решив, что Соловей все равно ей не поверит. К тому же она уже привыкла к тому, что все «темные» скверно к ней относятся.
Соловей О.Разбойник нахмурился, и все улыбки разом пропали.
– Всем молчать и слушать! Или кто-то уже возомнил себя профи? Теперь про правила. Правила несложные: одно поле, по десять игроков и одному дракону в команде, пять мячей: чихательный, пламягасительный, одурительный, перцовый и обездвиживающий. Пламягасительный мяч перешибает пламя на всю игру – три очка. Перцовый заставляет выплевывать ранее проглоченных игроков – пять очков. После чихательного дракон широко разевает пасть, что дает возможность забросить новые мячи. Два очка. После одурительного мяча дракон временно ничего не соображает и может глотать как игроков своей команды, так и зрителей. Одно очко. И самый важный мяч – пятый: обездвиживающий. Он усыпляет дракона. Десять очков. Команда, которая забросит обездвиживающий мяч, почти наверняка победила... Но забросить этот мяч сложнее всего, поскольку он самый тяжелый и бросать его надо почти вплотную. Ну а в остальном дело просто. Пять игроков в нападении, трое прикрывают дракона, а оставшиеся двое мешают дракону глотать игроков своей команды... Игра заканчивается в двух случаях: когда все мячи заброшены или когда все игроки проглочены. Понятно?
– Э-э, понятно, – подтвердила Таня.
– Что тебя понятно, дурочка с переулочка? Сечешь: дракон – ам! – и ты в брюхе! Вместе со своей бородавкой! Или что это такое у тебя на носу? – скаля желтые зубы, крикнул Гуня Гломов.
Таня, зардевшись, щелкнула безымянным пальцем и метко забросила Гуне в рот зеленую искру. Обычно искра почти не обжигала, но язык очень уязвимое место. Гломов покачнулся и, по-рыбьи разевая рот, запрыгал от боли.
– Чихательный мяч! Два очка команде «белых»! – засмеялся Ванька.
Соловей строго кашлянул, и хохот моментально прекратился.
– Всем тихо, а то наложу заклятие немоты! – прикрикнул он. – Через неделю решающий матч между сборной Тибидохса и сборной оборотней. Здесь, на нашем поле. Драконы в это время года готовятся к спячке и поэтому злее и опаснее, чем всегда. – В этот момент, словно в подтверждение его слов, сразу два ангара затряслись от хриплого рева и окутались черным дымом. Дуся Пупсикова охнула, а Шурасик сделался белым, как лист бумаги.
Соловей язвительно ухмыльнулся. У него была припасена жуткая новость: