Аминь.
«Слово о полку Игореве»На следующий день Мечеслав подошел к Орму:
– Здравствовать тебе, брат Орм!
– И тебе того же, Мечеслав, – ответил Орм. – Обучил тебя Сахаман с конем управляться?
– Обучил.
– Настал и мой черед. Обиды на меня не держи, спрашивать да взыскивать с тебя буду строго.
И начались для Мечеслава долгие дни обучения. Он лазил по деревьям, таскал тяжелые камни, бегал в доспехах и оружии на перегон с другими молодыми воями. Плавал под щитом, нырял и сидел с камышинкой во рту, погрузившись в холодную воду осенней реки. Подолгу держал тяжелую палку в вытянутой руке, приучая ее к твердости при стрельбе из лука. А стрелять приходилось из разных положений. Учился он конно и пеше метать дротики-сулицы, владеть палицей, мечом, щитом, боевым топором-секирой. Обучал его Орм дружинному строю и командам, получаемым дружиною в битвах от своих вождей.
Наконец пришло время, когда Орм сказал:
– Что ж, брат, вижу, всему ты обучен. Кулачному бою и умению копьем да мечом владеть ты сам иного поучить можешь. Готовься, завтра тебя испытаем. Справишься – в дружине будешь!
Назавтра, прохладным туманным утром устроили Мечеславу и другим молодым воинам испытание. Поначалу показывали они свое умение в метании сулиц и стрельбе из луков пеше и на конях. Бились на мечах, не раня друг друга, один на один, один супротив троих, да против воинов опытных, да стенка на стенку с копьями затупленными, да безоружно. После чего Орм подвел Мечеслава к яме, дал ему деревянный меч, приказал:
– Полезай!
Мечеслав, не переча, прыгнул в яму, которая была ему по пояс, и тут он увидел, как пятеро дружинников с расстояния десяти шагов один за другим стали метать в него копья. Мечеслав напрягся, теперь его внимание было сосредоточено только на копьях, летящих в него. Он уклонялся, отбивал их мечом и ловил рукой.
– Добро! Вылезай, – крикнул Орм.
Когда Мечеслав выбрался из ямы, Орм сказал:
– А теперь беги в лес. Если мы до утра тебя не сыщем, быть тебе гридем княжеским, а нет… Беги!
Мечеслав побежал, минуя овраг, перепрыгивая ручьи, дальше в поле, к лесу.
«Дубравы бы достигнуть, а там поглядим, кто кого ловить будет», – подумал он, взбираясь на пригорок. Орм и десяток дружинников на конях уже шли за ним вмах. Времени на то, чтобы скрыться в лесу, почти не оставалось. Мечеслав мчался к спасительным деревьям, сил оставалось все меньше и меньше, бег замедлялся, дышалось тяжело. Юноша хотел остановиться и перевести дыхание, но со стороны Киева уже нарастал стук копыт. Тогда он сделал последний рывок и вдруг почувствовал, что бежать стало легче, будто кто-то вдохнул в него свежие силы. Перекувыркнувшись, нырнул в подлесок и затих, прислушиваясь. Погоня шла стороной. Вскочив на ноги, Мечеслав побежал по жухлой траве, по мху, по опавшей листве и хвое, уклоняясь от веток и стараясь не оставлять следов, но понимал – не по воздуху летит, следы все-таки оставляет, и его найдут. Только у ручья Мечеслав почувствовал себя в безопасности! Вошел в воду и направился против течения, осторожно ступая по каменистому дну. Вода холодила ноги, пальцы постепенно немели. Вскоре русло ручья начало сужаться. Мечеслав, увидев свисающую над водой ветку, подпрыгнул, ухватился за ее шершавую поверхность, подтянулся. Добравшись по ветке до ствола, он перепрыгнул с него на другое дерево, потом – на третье и четвертое, спрыгнул вниз и побежал, путая следы, повторяя повадки хитрого лесного зверя – лисы. Добежав до небольшой ложбины, остановился под огромным ветвистым дубом. Снял с себя рубаху, кожаный шлем, набил их травой и мхом, придав своему сооружению форму человека, укрывшегося листвой и ветками. Отойдя недалеко от ложбины, он залез на одну из ветвей высокого раскидистого дерева и, убедившись, что место, которое он только что покинул, хорошо просматривается, задремал. В полночь сквозь чуткий сон лесного жителя юноша услышал шорох. «Медведушка бродит или волки. Добро, что на древе, не доберутся, да и нож, Ормов подарок, со мной». Мечеслав прислушался, подозрительный шумок приближался, теперь уже из ложбины. Наконец он различил при свете луны людей, крадущихся к дубу, то были Ормовы дружинники и он сам. Один из них подошел к чучелу:
– Эй, молодец, вставай! Чай, набегался, умаялся? А ну, подымайся! Орм, погляди-ка, может, и не жив он? – В голосе дружинника прозвучала тревога. Орм подошел, наклонился и, ощупав сооружение, рывком поднял рубаху, из которой посыпались трава, мох и листва. По ночному лесу разнесся смех варяга. Из ветвей дуба выпорхнула потревоженная неясыть, пролетела мимо древа, на котором расположился Мечеслав, недовольно ухая, скрылась в темноте.
– Так с кем это ты, Ратша, речи вел? – сквозь смех спросил Орм.
– Ну, Мечеслав, ну и хитер! Весь бы прост, да лисий хвост, – ответил Ратша, подхватывая смех Орма. Вскоре, пугая лесных обитателей, смеялись все дружинники.
– В меня братец, – Орм утер слезы, появившиеся на глазах. – Что ж, думы мои такие: не отыскать нам его, заночуем здесь, а поутру в обратный путь отправимся.
Дождавшись, когда воины уснули, Мечеслав потихоньку слез с дерева и отправился на поиски стоянки, где они оставили своих лошадей. Ее он обнаружил на опушке дубравы. У тускло светящегося в ночи костерка сидели двое дружинников, мирно о чем-то беседуя. Мечеслав, прижимаясь к земле, медленно полз к лошадям. Он замирал, когда дружинники замолкали, и продолжал ползти, когда они возобновляли разговор. Время неумолимо шло к рассвету, голого по пояс Мечеслава как-то враз окатило росой, от него пошел пар. Кони забеспокоились, когда он подполз к ним. Но Фернир, боевой конь Орма, начавший было недовольно фыркать, почуял друга хозяина и притих, вслед за ним успокоились и другие. Мечеслав стоял, оглаживая Фернира, время уходило. Надо было что-то предпринимать. «Увести его – обидеть Орма, негоже побратима обижать. Жаль, Сокола моего здесь нет, а возьму я саврасого, что ходит под Ратшей», – подумал Мечеслав и осторожно подошел к стреноженному коню. Разрезав путы, он скрытно отвел его подальше от стоянки.
Ранним туманным утром дружинники во главе с Ормом возвращались в Киев и вели меж собою негромкий разговор:
– Что в дружине скажем? Осмеют ведь! Юнец бывалых воев обманул да еще коня увел. Стыдоба! – произнес Ратша, сокрушенно покачивая головой.
– Вижу, не привык ты вдвоем на одном коне скакать, – посмеиваясь, сказал ему Орм.
– Насмешник отыскался! А ежели бы у тебя коня увели? Твоего Фернира он оставил. А мне каково, нарекут теперь Ратшей Бесконным, – нахмурился дружинник.
– Не серчай, друже, о том никто не проведает, да и мы молвить не станем, – успокоил его Орм.
– А если радимич уже обмолвился и князь Владимир о том прознает? Беда будет! – озадаченно проговорил Злат, стороживший ночью коней.
– Боязно ответ пред князем держать? – посуровел Орм. – А думал ли ты об этом, когда коней стерег? А ежели бы не Мечеслав, а вороги коней увели? Так и полегли бы мы все! – Орм не успел закончить укор, когда впереди раздался цокот копыт. Из густого тумана появился всадник.
– Да это же Мечеслав! – радостно воскликнул Злат.
– Как без рубахи-то, не хладно? – крикнул Ратша.
Мечеслав соскочил с коня, подошел к дружинникам. Орм дружески похлопал его по плечу.
– Добро, брат, быть тебе воем великим!
Дружинники спешились, обнимали его, говорили добрые слова, хвалили, смеялись. Радимич стоял со счастливым лицом, радостно поглядывая на них. Растолкав всех, к нему, улыбаясь, подошел Ратша:
– Меняю на своего коня, – сказал он, протягивая Мечеславу его рубаху и шлем.
Вечером того же дня, приняв тайный обряд посвящения и зачисления в дружину, Мечеслав сидел вместе с боярами и гридями за столом княжеским. Щедрый княжеский стол был уставлен румяными пирогами, хлебами, блюдами с мясом, дичью, рыбой, мочеными ягодами и яблоками, отроки подавали взвары да каши. Пили квас, меды хмельные и даже вино ромейское, из самого Царьграда привезенное. Веселились, чары подымали во здравие великого князя Киевского Владимира.
Мечеслав не спускал глаз с сидевшего во главе застолья великого князя, которого видел раньше раза два, да и то издали, мельком. Ранее он представлял его суровым, умудренным опытом мужем, Владимир же оказался только входящим в возраст возмужалости, и на вид он был лет на пять постарше самого Мечеслава. Перед ним сидел человек, по вине которого убили его мать, сгинул неведомо где отец, была уведена в полон сестра. Из-за него было сожжено родное село. Из-за его желания примучить радимичей и взять с них дань закончилась их тихая и мирная жизнь. И это ему он должен был теперь служить верой и правдой.
Князь сидел, держа в руке бронзовый кубок византийской работы. Широкие плечи его облегала белая рубаха, на которую было накинуто красное корзно, застегнутое фибулой на правом плече. На безымянном пальце левой руки был вздет перстень с драгоценным камнем. У князя было чуть вытянутое лицо, небольшой прямой нос, тонкие губы, русые длинные усы змейками спускались к волевому подбородку, покрытому густой щетиной. Из-под слегка изогнутых бровей на дружинников глядели голубые внимательные, но, как показалось Мечеславу, холодные глаза. Вдруг князь посмотрел на Мечеслава, то ли почуяв на себе его взгляд, то ли случайно выхватив молодого воина из ряда других, сидящих за столом. Он, не отводя взгляда от Мечеслава, стал что-то говорить боярину Добрыне, широкоплечему великану с темно-русой бородой лопатой и мохнатыми бровями. Его казавшееся добродушным лицо с крупным носом и большими темно-серыми глазами выражало жесткую волю, силу, ум и широту души. Добрыня тоже взглянул на Мечеслава и стал что-то объяснять князю, время от времени кивая то на воеводу Волчьего Хвоста, то на варяга Орма. Князь одобрительно покачал головой, сказал несколько слов Добрыне. Великий боярин встал и громким голосом произнес:
– А ну-ка, младой гридь Мечеслав, что из радимичей, подойди к князю нашему!
Радимич растерянным взглядом пробежался по лицам сидящих напротив дружинников, встретился глазами с Ормом. Варяг, подбадривая побратима, кивнул.
Мечеслав поднялся со скамьи и, пройдя вдоль длинного стола отяжелевшими вдруг ногами, подошел к месту, где сидел князь. Низко поклонился, затем выпрямился и опустил голову, глядя себе под ноги.
– Имя твое непростое, такими именами только в знатных родах нарекают, то имя княжеское. Кто же батюшка твой, ежели нарек тебя именем этим? – спросил князь.
Мечеслав промолчал.
– Ответствуй князю, – нахмурив густые брови, произнес Добрыня.
Мечеслав еще ниже опустил голову, ответил:
– Нет моего отца боле. А кем был он и какого роду-племени, не ведаю.
– Ну да ладно, – сказал князь. – Я ведь тоже без отца с младых годов остался. Отныне твое племя и твой род – моя дружина.
– Преклони колено пред князем, – сказал Добрыня. Мечеслав повиновался.
– Молвят, проявил ты себя в ратном искусстве паче иных. За то, хоть млад ты годами, жалую тебе меч. Береги его! – сказал Владимир, беря меч у подошедшего к нему отрока и вручая его Мечеславу. Юноша взял, приложился губами к лезвию и, встав с колена, поклонился.
– Служи верно князю нашему и земле нашей! Отныне ты дружинник и мечник княжой! – сказал Добрыня и, положив огромную ладонь на плечо Мечеслава, добавил: – А теперь ступай, далее пировать будем.
Мечеслав, бережно держа меч в деревянных, отделанных кожей и серебром ножнах, подошел к своему месту. Не успел он сесть на скамью, как раздались многочисленные голоса дружинников:
– Братину ему!
– Братину!
– Братину давай!
– Испей из братины, друже!
Челядинцы принесли огромную, с выпуклыми стенками медную братину, наполненную хмельным медом. И пошла она вокруг всего стола, передаваемая от одного к другому, и каждый пил из нее за князя, за Мечеслава – гридя нового, за дружину княжью. Пригубил из братины и Мечеслав. Голова закружилась… Будто в тумане он видел смеющиеся и смотрящие на него по-доброму лица дружинников, среди которых были Орм, Ратша, Сахаман, Злат и другие знакомцы. Радостно и тепло стало на душе Мечеслава, почувствовал он близость к этим людям, сопричастность к делам их, словно были они ему братьями родными. И был он готов идти с ними на любого ворога и разделять невзгоды любые. Потому что это други его! Его дружина!
Глава седьмая
Уж, почитай, два десятка дней прошло с той поры, как приняли Мечеслава в дружину, и вот теперь он шагал по первому снегу заступать в первую свою сторожу. Облаченный в доспех, при мече, ноже и копье шел он с пятерыми дружинниками на одну из башен, стоявших вокруг Киева.
– Ходи веселее, воинство, не тянись! Видать, снедали много, потому и ноги еле волочите, – бодро шагая, приговаривал старшой сторожи, которого все называли Викуличем. – Эка, снегу-то ноне навалило!
Мечеслав шел следом, слушая его монотонный басовитый говор. Под ногами хрустел снег, морозец пощипывал и румянил щеки.
– Мечеслав! – позвал его знакомый голос.
Юноша обернулся. Сердце гулко застучало, пытаясь вырваться наружу. Перед ним, улыбаясь, стояла Рада.
– Выздоровел и опять ни единого слова не молвишь? Али изобидела тебя чем? – проговорила девушка.
– Почто мне на тебя обиду держать? – ответил Мечеслав.
– Вот и услышала я слово твое, – улыбнулась Рада.
– Поспешай, воин, недосуг нам ожидать тебя! – крикнул старшой.
– Пора мне, Рада, – опустив голову, сказал радимич.
– И мне пора, Лычко-брат с бабушкой заждались. Мне уж недалече осталось. Вон дом наш.
Рада указала на стоявшую неподалеку припорошенную снегом избенку, добавила:
– Орму поклон передавай.
– Передам, Рада.
Он побежал догонять остальных, оставляя на белом снегу темные следы.
Полночи простоял на башне Мечеслав, вглядываясь в темноту и вслушиваясь в тишину, которую изредка нарушали крики сторожи:
– Слушай! Слу-шай! Слу-шай!
Мороз осильнел, словно хотел испытать стойкость молодого дружинника, но теплое, струящееся внутри чувство, родившееся в душе Мечеслава, согревало его в эту ночь. Он впервые назвал девушку по имени, и имя ее было прекрасно! Радиныч вглядывался в темную даль, а в голове все крутились и крутились слова Рады, он искал и находил в них какой-то особый смысл. Юноша постоянно возвращался к ее голосу, вспоминал ее глаза, ее брови, ее ресницы, ее губы. Все было прекрасно в ней, и нежно, и трепетно. Он страдал сладко, мучительно, он жил сейчас далеко отсюда, там, где ему выпало счастье защищать ее, такую маленькую, хрупкую. «Любая моя! Рада! Рада! Рада!»
– Да ты никак в дрему впал, парень? То не дело! Не углядишь ворога, погубишь всех нас вместе с девой, с коей давеча речи вел, – вырывая его из мечтаний, строго проговорил старшой.
– Прости, Викулич, моя вина, боле не бывать этому, – Мечеслав виновато опустил голову.
– Да чего уж там… На первый раз простимо. Вскоре Дажбог явится, а там и замена нам будет.
Наступило утро, дружинники во главе с Викуличем вернулись из сторожи. Войдя с холода в теплоту молодечной, Мечеслав ощутил приятную истому, захотелось поскорее снять доспех, лечь на лавку и уснуть. Но не пришлось. К освободившемуся от доспехов радимичу подошел Злат:
– Орм просил передать, что князь отсылает его гонцом в Полоцк. Перед отъездом он наведается к Лычку. Ищи варяга там.
* * *Простившись с Лычком и старухой, Орм, пригибаясь, вышел из избы. Следом, притворив за собой дверь, покинула избу Рада. Он повернулся, их взгляды встретились.
– До свидания, Рада, – сказал Орм.
– До свидания. Надолго ли ты? – потупив взгляд, вымолвила девушка.
– Как с княжьим делом управлюсь, так и вернусь, а надолго ли, кто ведает? Ты, если Будила снова за старое примется, Мечеслава кликни, я с ним перемолвлю, он поможет, он мне брат.
– А я? – подняв глаза, взволнованно спросила Рада.
– Ты?
– Я кто тебе?
– Ты? Ты… Ну, вроде как сестра, – отведя взгляд, невнятно произнес Орм.
– Не сестра, – твердо произнесла девушка.
– Кто же?
– Люб ты мне, Орм! Давно люб! Только не смела я молвить!
Темно-голубые с синевой глаза девушки светились любовью. Северный воин, побывавший во многих сражениях и многое испытавший в своей жизни, сказал:
– Не молод я, и жизнь моя воинская, опасная, да и что тебе я, пришлый? Ноне здесь, а завтра след простыл.
– Не люба я тебе? – упавшим голосом спросила Рада.
– Да я… Пора мне, вон и Мечеслав появился.
Орм шагнул к коню и, отвязав, взял его под уздцы.
– Вернусь из Полоцка, поговорим, – бросил на прощание.
– Я буду ждать! Возвращайся скорее! – сказала Рада. Орм кивнул девушке и приветственно махнул приближающемуся на коне Мечеславу.
– Здравствуй, брат!
– Здравствуй, Орм! Здравствуй, Рада! Насилу поспел, думал, не застану, – сказал Мечеслав, натягивая поводья.
– Поскачем, проводишь меня до городских ворот. Прощай, Рада!
– До свиданья, Орм!
Рада ждала, что Орм обернется и даст ей понять, что она любима, но всадники скрылись за ближайшим поворотом, а Орм так и не обернулся, оставив ее в терзающем душу неведении.
* * *Все больше и больше вступала зима в свои права. Злые морозы сковали ледяными цепями могутный Днепр, укрылась озябшая земля белым корзном, спряталась до весны от людского взора. Справил люд славянский зимний праздник Корочун.
Жизнь Мечеслава текла размеренно. Он упражнялся в искусстве ратном, ездил на ловы княжьи, палаты его охранял и с порученьями гонял гонцом на Соколе то во Вручий, то в Берестово, то в Любеч. В свободное время ходил к Раде, помогал дров наколоть, за бабкой да за братом ее приглядывал. Он был счастлив слышать голос девушки, видеть ее глаза, наблюдать, как она прядет, прибирает в маленькой, но уютной светелке, как ходит, улыбается. Рада часто спрашивала об Орме, нет ли от него вестей, но вестей не было. Мечеслав и сам не знал, жив ли, здоров ли побратим, или случилась с ним беда.
Однажды Мечеслав провожал ее от Будилы до дому. Ранняя зимняя темень уже опустилась на город. Они молча шли по белому, хрустящему под ногами снегу, серповидная луна освещала им путь. Мечеслав тайком посматривал на Раду. Любовался ее лицом, приобретшем в свете луны особую таинственную красоту и загадочность. Ему невыносимо захотелось открыться ей. Не выдержал, взял ее за плечи и, развернув к себе лицом, неуклюже-нежно поцеловал в губы. Она испуганно посмотрела на него жалким взглядом.
– Не надобно этого, – сказала и быстро зашагала прочь. Мечеслав нагнал ее, мир для него рухнул, жизнь потеряла смысл.
Они так и дошли в молчании до жилища Рады, она прикрыла за собой дверь, не простившись и не сказав ему ни слова.