Chertova Dujina 1 - Alexandr Stoumov


АЛЕКСАНДР СТОУМОВ

ЧЕРТОВА ДЮЖИНА

Тринадцать историй о тех, для кого Ваша жизнь не представляет ценности.

Не все, что написано в этой книге, является вымыслом. Далеко не все персонажи выдуманы, а большинство совпадений не случайны. И если что-то описанное здесь еще не произошло, то, я уверен, может произойти в самом скором времени.

Александр Стоумов.

ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ.

Профессии бывают самые разные. Свои плюсы и минусы есть у каждой. Главное, чтобы работа приносила деньги и помогала раздавать старые долги. И какая разница между долгом чести и долгом самым банальным? Просто иногда таких обязанностей накапливается достаточно много. Просто иногда наступает время их раздавать.

ЧУВСТВО ДОЛГА

Я вылез из “Мерседеса”, открыл заднюю дверь и взял из салона свой небольшой рюкзак. После этого мне не оставалось ничего, кроме как попрощаться с подбросившим меня приятелем. Попрощаться и направиться к дверям окружного призывного пункта, напротив которого мы остановились.

- Крутые у тебя друзья, - отметил какой-то майор у дверей, - небось, и сам при деньгах. Чего от армии-то не отмазался?

- Каждый порядочный человек должен отдавать долги, - ответил я и улыбнулся своим мыслям. Майор посмотрел на меня как на помешанного.

Я прошел внутрь пункта, повернул налево и попал в зал.

- Команда 498, Коробов, - представился сидящим за столом офицерам и отдал им паспорт.

Один из офицеров отыскал в куче документов на столе мой военный билет, равнодушно протянул его мне, так же равнодушно пожал руку и скучным голосом пробормотал: “Будущий десантник Коробов, поздравляю с призывом в Вооруженные Силы”.

Улыбаясь, я подошел к своей команде. Человек десять крепких, пышущих здоровьем ребят мрачно хмурились и делились последними гражданскими воспоминаниями.

- Меня менты тупо заловили, - сокрушался один, - я у бабы скрывался. Приехал домой за деньгами, а там как раз участковый и прапора. Погрузили в воронок и в военкомат. Чего только подписывать не заставляли! Не пришел бы сегодня - точняком на два года в зону...

- А я дома отсиживался, - вздохнул другой парень, - тут звонят в дверь утром, у меня башка трещит с похмелья, ничего не соображаю. Думал, батя со смены пришел. Открыл и прямо в лапы к этим шакалам, они даже сами офигели...

Будущие десантники матерились, понимающе кивая головами.

Неожиданно всех построили и обыскали. Два капитана, алчно блестя глазами, доставали из наших сумок бутылки и фляжки со спиртным, аккуратно составляя их в углу. Видя, насколько тщательно проводится обыск, как ловко находят офицеры спрятанные в самых неожиданных местах запасы спиртного, как убиваются по этому поводу призывники, я искренне рассмеялся.

Сцену всеобщего негодования прервал капитан, который провел нас в автобус. В воротах стояла толпа мам, девушек и друзей. Большинство друзей издавало уже лишь нечленораздельные вопли. Мамы и девушки горько плакали, громко крича одно и то же: “Милый! Дорогой мой, возвращайся поскорее! Я буду ждать”.

- Не скоро теперь увидимся, - буркнул я про себя и хмыкнул, проходя в автобус. Покружив по улицам, мы подъехали к Государственному сборочному пункту Москвы на Угрешской улице.

ГСП представлял собой типовое школьное здание, вокруг которого были раскиданы деревянные бараки-модули. Всюду сновал народ: военные и пытающиеся идти строевым шагом призывники, взволнованные женщины и непонятные люди в штатском. Нас провели в здание, а точнее - в зал ожидания, где сидело или полулежало на тюфяках множество призывников со всей Москвы. Мы еще не успели как следует осмотреться, как сопровождающий нас капитан, ненадолго исчезнув, вдруг появился и громко скомандовал: “Команда 498! За мной на медкомиссию!”.

После медкомиссии, которую мы прошли без очереди за десять минут, капитан пересчитал нас и привел в небольшой класс. Перед нами предстали два сержанта в форме воздушно-десантных войск и полноватый подполковник. Кроме них, за партами сидели двадцать пять унылых призывников из нашей команды, призванные в других округах Москвы. Я критически осмотрел их и остался доволен.

Подполковник, казалось, разделял мою точку зрения. Хлопал нас по литым плечам и радостно при этом ругался. Сержанты злорадно улыбались, видимо, строя на нас свои планы.

- Ну что, - начал подполковник, закончив похлопывания и усевшись за стол, - все вы будущие десантники, гордость вооруженных сил. Молодежь-то сейчас дохлая пошла, половину и в армию не берут! А уж эти студенты... Что за мужик, который не прошел армейской школы?! А вы, ребята, отличаетесь редкостным для нынешнего времени здоровьем. Ну, а дурь из вас выбьем - это не проблема. Вы будущая гордость России, и в нашей воздушно-десантной дивизии из вас быстро сделают настоящих мужиков. Здесь, в Москве, задерживаться не будем, сегодня же заказываю билеты на самолет и завтра летим служить. А то у нас, мать вашу, только половина рядового и сержантского состава...

Гордость нации и будущие настоящие мужики все так же мрачно молчали, пытаясь натянуто улыбаться. Никого не развеселил и ужин. Даже я немного волновался, беспокойно насвистывая какие-то мелодии.

Была хмурая, поздняя и дождливая осень. За окнами давно стемнело. Нас отправили в спальную комнату, строго предупредив, что подъем ровно в шесть утра. Я незаметно подошел к сопровождающему нас десантнику и отвел его чуть в сторону.

- Брат, ты случайно не знаешь, во сколько у нас самолет?

- Не положено, дух, - он начал было высокомерно отворачиваться.

- Брат, мне надо мать и бабу еще хоть раз увидеть... - и банкнота зеленого цвета исчезла в его кармане.

- Короче... - сержант подозрительно огляделся, - ты это... никому, а то мне труба. Самолет из Внуково, рейс в 14.20. Отсюда поедем часов в десять утра. Так значит, никому, иначе в части... - и он быстро отошел.

Я понимающе кивнул головой и отправился в туалет. Зайдя в кабинку, достал из-за пазухи похожий на компьютерную игрушку сотовый телефон, закурил и набрал хорошо знакомый номер.

- Привет, - начал я, - у меня все нормально, не волнуйтесь... Команда обычная, человек сорок. Разместили нас на третьем этаже, в комнате 34. Готовимся спать. Рейс завтра из Внуково, в 14.20. От ГСП отъезжаем часов в десять утра. Вы там все рассчитайте, - я сделал пару глубоких затяжек и переспросил, - в час? Хорошо, буду ждать.

Спрятав телефон и спустив воду, я вернулся в спальную комнату. Призывники уныло играли в карты и вздыхали: “Сейчас бы выпить! Так, гады, всех обыскали!..”.

- Отцы, в час ночи все будет доставлено, - объявил я, вызвав, как и ожидал, бурю восторга. Оживились даже два сержанта.

- Подполковник не придет ночью проверять? - осведомился я у них.

- На фиг ему это надо! Он со своими бухать будет, - рассмеялись они, чем успокоили меня окончательно.

Вот и час ночи. Мы распахнули окно. Из потайного кармашка в лямке рюкзака я вытянул длинную веревку и спустил ее вниз.

Внизу дернули три раза, что означало “Порядок”, а потом еще два - “Поднимай”. Мы втащили в окно увесистую коробку. Крепкое баночного пиво и алкогольные коктейли, лимонад для непьющих (которых не оказалось), несколько пачек орешков для отбития запаха утреннего перегара, пара блоков жвачки, шоколадки и множество других вкусных вещей. Народ возбужденно шикал и жал мне руки.

- Пацаны! Кто его знает, когда в следующий раз погулять придется. А раз уж есть у меня возможность достать здесь бухло, грех было ей не воспользоваться, - я открыл банку джина с тоником и сделал изрядный глоток.

- Жить в части нормально будешь, солдат, - подмигнув, пообещал мне один из десантников.

Его напарник глотнул пива и подтвердил:

- Все будет ништяк, зема!

- Сладкое на завтра, а бухло надо допить сегодня, - я широко улыбнулся и сделал еще один глоток.

Ночная гулянка началась, из сумок извлекалась взятая из дома еда, мы оживленно болтали и курили в окно. Сержанты живописно рассказывали, что в нашей будущей части можно, а чего нельзя.

Наконец, пиво благополучно допито, а пустые банки надежно припрятаны. Казалось бы, прошла всего минута и вот он - первый армейский подъем. Я был внимателен и поэтому слышал, как призывники кидали взгляды в мою сторону и шептали: “Клевый парень, на ГСП бухать достал!”, “Ну! Пацан что надо! Надо в части его держаться!”

Похоже, такое мнение было единодушным. Что ж, неплохо, я всегда считал, что для плодотворного общения прежде всего нужно завоевать доверие.

После завтрака нас разместили на тюфяках в одном из модулей. Велели ждать. Кто-то занял очередь к телефонам-автоматам, некоторые смотрели телевизор, другие дремали сидя - лежать было не положено. Примерно в десять утра раздалась команда, мы подхватили сумки и, пройдя под моросящим осенним дождиком, построились перед “Икарусом”. Автобус должен был отвести нас в аэропорт.

Я расположился в самом конце салона. Раскрыл рюкзак и пустил по автобусу шоколадки, жвачки, конфетки в огромном количестве и богатом ассортименте. Словом, все и на любой вкус: “Налетай, мужики, в части уже не вам достанутся!”

Мужики два раза просить себя не заставляли.

- Сроду сладкого не ел, а тут еще до части доехать не успел, как уже захотелось, - удивлялся один из призывников, - что армия с людьми делает!

- В армии все жрать научишься, - нравоучительно ответил ему сержант, засовывая в рот целый шоколадный батончик.

Я протянул шоколадную конфетку с ликером своему соседу, здоровяку Филиппу.

- Спасибо, у меня и своих полно, - поблагодарил он меня, жуя сразу две сливочные помадки, - я сладкое люблю, запасся на дорожку.

- Свои, так свои, - пробормотал я.

- Прощайтесь с Москвой, сынки, - проговорил подполковник, поглядывая в окно, - глядишь, служить хорошо будете, в отпуск через год поедете.

Автобус проехал Ленинский проспект и катил теперь по шоссе, со всех сторон окруженному лесом. Все, за исключением меня, шофера, подполковника и здоровяка Филиппа уснули в неестественных позах. Головы их бессильно свесились, а из полуоткрытых ртов текла слюна.

Вчера, кроме всего прочего, мне передали и мощный электрошокер. Его-то я и достал. Здоровяк Филипп дернулся и уткнулся в сиденье перед собой. Я направился к подполковнику и склонился над ним, как бы спрашивая о чем-то. Подполковник охнул и медленно завалился в проход между сиденьями.

- Водитель! На обочину, офицеру плохо! - закричал я. Тот испуганно оглянулся и затормозил.

- Держите ему голову! Мы тут все угорели! У вас выхлоп прямо в салон идет! - продолжал кричать я. С испуганным лицом водитель бросился в салон. Последнее, что он увидел, была моя извиняющаяся улыбка.

Сняв с водителя кепку, я надел ее и сел за руль. На пятнадцатом километре шоссе я свернул под “кирпич”, на малозаметную лесную дорогу. Проехал по ней несколько сотен метров и увидел ожидавший меня автобус с дипломатическими номерами. Припарковавшись рядом, я вылез, кивнув шоферу и стоящему рядом с ним импозантному мужчине. В эту секунду из-за автобуса вышел Ганс - представитель немецкого гуманитарного фонда помощи малоимущим россиянам. Сын бывшего высокопоставленного сотрудника нацистских концлагерей.

- Хайль, Ганс! - мы радушно поздоровались.

- Готово, старина! - весело отрапортовал я, - вот тебе твои запчасти: почки, легкие, сердца, печени и многое другое. Заметь, самые здоровые в Москве. Это тебе не какие-нибудь там связисты или стройбатовцы. Это орлы-десантники, несостоявшаяся гордость России! А автобус, как всегда, твоя проблема.

- Очень хорошо! - похвалил меня Ганс, - ты снова на высоте, выручил. А то ведь знаешь, сколько сейчас в вашей стране некондиционного товара, в нем самом-то кое-чего заменить впору. А спрос велик, спрос просто огромен. Группа ребятишек из детского садика, которую ты мне доставил в прошлый раз, разошлась просто в мгновение ока. Ну, как все прошло?

- Как по маслу. Даже не все заготовки использовал.

- Ничего, перестраховаться никогда не помешает.

- Морем повезешь? - спросил я, закуривая.

- Морем, - подтвердил Ганс, - сейчас заснут, до Африки доплывут в лучшем виде. Видал, какие номерочки у нас?

- Да, номерочки убедительные, проблем у вас не предвидится, - я еще раз окинул взглядом дипломатические номера на гансовом автобусе.

Представительным мужчиной оказался сын Ганса - Генрих. Познакомив нас, Ганс грустно заметил: “Старею для таких поездок. Пора передавать дела. Впрочем, дел хватает и дома”.

Вся нижняя часть немецкого автобуса - отделение для багажа - была хитроумно переделана в усыпальницу. Помогая перетаскивать туда тела, я не выдержал и заметил: “На вашу фирму, очевидно, работают неплохие фармацевты. Выпитое вечером пиво вызывает наутро непреодолимое желание съесть что-нибудь сладкое. А это сладкое, в свою очередь, создает замечательный эффект, сходный с летаргическим сном. И все это, насколько мне известно, без всякого вреда для товара”.

Ганс на секунду оторвался от своего занятия - он вкалывал в тела какую-то гадость для их лучшей сохранности.

- Элементарная задача для хорошего специалиста. Твоя работа, безусловно, сложнее: найти одинокого призывника, например, будущего десантника Коробова, вместо которого ты, в конечном счете, и пришел на призывной пункт...

- Тридцать восемь плюс шофер. Он пойдет как второй сорт, - заключил Ганс, когда мы закончили погрузку, - интересно, на какую горячую точку их спишут?

Мы одновременно хмыкнули.

- Твой паспорт, - Генрих протянул мне конверт, - наличные, которые ты заказал, доставят сегодня вечером, часов в восемь. По прежнему адресу. Остальные как обычно, на твой счет?

Я кивнул.

- Когда ждать твоего нового звонка? - задал Ганс вопрос, который стал уже традиционным.

- Скоро. Недавно поистратился, даже в долг пришлось взять. Не со счета же деньги снимать. Проще заработать, - я вдруг вспомнил майора у дверей окружного призывного пункта.

- Майор так ничего и не понял, - зачем-то вслух сказал я.

Ганс непонимающе на меня посмотрел.

- Долги надо отдавать! - добавил я.

- О! Каждый порядочный человек должен отдавать долги, - согласился Ганс.

Я рассмеялся во весь голос, пожал всем руки и, прикурив, неторопливо пошел к шоссе.

Дождя не было, и я хотел немного прогуляться.

ИСТОРИЯ ВТОРАЯ.

Случается, квартира становится тесной для двоих - для отца и для сына. И разве не справедливо, если отец, неудачник и алкоголик, давно махнувший рукой на свою жизнь, уступит квартиру молодому сыну? И разве это не правильно - совсем немножко подтолкнуть его к такому решению? Совсем чуть-чуть, но так, чтобы папа уже не смог передумать…

ХОЧУ ЖИТЬ ОДИН

Я часто задумывался над тем, как мне было хорошо. Я ценил тогда каждый миг свободы. Это было восхитительно - ехать вечером после работы домой и знать, что не встречу там ни одной посторонней задницы.

Это было восхитительно - входить в свою трехкомнатную квартиру, зажигать маленький свет и садиться в уютное кресло с чашкой чая или бокалом “Мартини”.

Надо сказать, что я не очень люблю, когда рядом постоянно присутствует другой человек. До прошлой весны таким человеком был мой отец. Меня раздражало в нем практически все: и то, как он готовит, и как расставляет в шкафу вымытую посуду, как тупо смотрит новости по телевизору. Меня бесили его бесконечные просьбы - купить хлеба, отвезти его на дачу и забрать оттуда.

То, как выглядит квартира, отцу было почти безразлично. “Чисто, ну и ладно”, - нередко говорил он. Из разных стран, где отец побывал по работе, он привез множество дурных статуэток и безделушек, расставив их по всем шкафам. А то, что шкафы эти скоро развалятся от старости - на это ему было наплевать. Вместо того, чтобы сложиться со мной и приобрести что-нибудь из мебели, на свои накопления он купил компьютер. И теперь, едва ли не ночи напролет, писал на нем никому не нужные воспоминания об экзотических странах.

Мне стыдно было пригласить друзей и особенно подружек в квартиру, которая принимала все более убогий вид. Кроме того, отец, как и я, не очень-то любил посторонних, и видно было, что к моим гостям он относится неодобрительно. Видите ли, громкой музыкой и кое-чем еще мы мешали ему отдыхать перед работой или писать мемуары. Впрочем, мне и самому не нравилось приглашать подружек в его присутствии - разваливающиеся скрипучие диваны скорее напрягали, чем расслабляли. А присутствовал он, к сожалению, всегда. Но я все равно, назло ему приглашал подружек и громко включал музыку, не обращая внимания на укоризненные взгляды.

Снять приличную квартиру и переехать было недешево. На эти деньги я мог бы купить множество нужных вещей. Кроме того, мне было обидно, что старый хрен останется в трехкомнатной квартире, а я буду снимать где-то угол. Поэтому я начал подумывать о том, как бы выселить его.

Однако зимой забрезжил лучик надежды. В Агентстве, где папаша работал, начали рассматривать кандидатуры для пятилетней командировки в Южную Америку. Надо признать, что отец очень хорошо разбирался в этом регионе и любил его гораздо больше России. Он был идеальной кандидатурой, но ему было за пятьдесят и руководство решало, не отправить ли в командировку сотрудника помоложе.

Эта поездка значила для отца очень много. За возможность провести остаток дней в любимом уголке земли за любимой работой он, не задумываясь, отдал бы что угодно. Но руководство все раздумывало.

Папаша мой никогда не относился к поклонникам трезвого образа жизни. Причинами этому была, очевидно, и слабость характера, и неудавшаяся семейная жизнь, которая загубила ему в советское время блестящую карьеру, да и сама специфика его работы. Поэтому, оказавшись в подвешенном состоянии, он стал закладывать за воротник особенно сильно. А чтобы батя по пьяной лавочке не спалил мою будущую квартиру, мне приходилось находиться рядом и, стиснув зубы, собирать за ним не затушенные бычки.

Дальше