- Пойдем, что ли? - вновь подал голос Дима.
- Сейчас, сигаретки занычу.
В кармане дачной куртки нашелся старый целлофановый пакет. Я тщательно завернул в него пачку, засунул ее в ямку на земле и придавил сверху камешком. Теперь хрен найдет кто.
По дороге мы зашли на родничок, там я от греха подальше умылся и кинул в рот подушечку жвачки.
- Да бросай ты курево, вон сколько проблем себе создаешь, - снова начал Дима.
- Кто курит табачок, тот Христов мужичок, - очень к месту я вспомнил пословицу из недавно пролистанной книжки.
Димон растерянно замолчал. Так, молча, мы и пришли к дому.
После ужина я покосил еще пару часов, пока не заломило с непривычки спину.
- Гляди, Наташа, кажется, за ум Сашка берется, - кивал на меня отец.
Перед сном я немного полежал, полистал книжку пословиц. Димон уже заснул и я погасил свет, чтобы не мешать ему. Но от острого желания покурить еще долго не мог заснуть. Хотел выбраться в окно и сбегать в лес к заначке. Но в доме кто-то упорно не ложился спать, а попадаться не хотелось.
Впрочем, нет худа без добра. С утра, от того что не покурил, у меня был отменный аппетит, и я съел на завтрак, наверное, как все остальные вместе взятые. На минутку даже желание курить пропало. Но буквально тут же ветер донес до меня дымок от сигареток, которые курили собирающиеся на рыбалку отец с дядей Лешей. Вновь под ложечкой страшно засосало. А тут еще Лариска начала скандалить из-за своих идиотских конфеток. Нервы у меня обострились до предела. Я молча взял косу и ушел за дом, вырубать густые заросли крапивы.
До обеда несколько раз удалось сбегать в лесок и покурить. После я не забывал зайти на родничок, умыться и пожевать пластинку жвачки. Так что мать, несколько раз подходившая с требованием “дыхнуть”, ничего не замечала.
Продолжил косить я и после обеда, до ужина. Димон, давно нарубивший дров на два сезона вперед, растерянно ходил вокруг меня.
- Может, искупаемся сходим?
- Попозже. Лужайку докошу и пойдем.
После купания я, здорово рискуя, вновь пробрался к заветной ямке с сигаретами и перекурил. Желание курить преследовало постоянно. А теперь еще к нему прибавилась ужасная мысль, что сигареты скоро кончатся.
Кончились они к вечеру следующего дня. Я закопал последний бычок и с тоской посмотрел в пустую пачку. Пожевал смородиновых листьев, так как жвачка также закончилась, и понуро вышел на поле перед домом. Вокруг дома все заросли были давно истреблены, и я повышал свое мастерство в ближайших окрестностях. И достиг уже немалого - даже одной рукой мог “навскидку” срезать любое растение на выбранной высоте - плюс-минус сантиметр. Одним махом мог срубить несколько одеревеневших стволов репейника. У Димона даже топором не получалось срубить с первого раза хотя бы один кустик.
Сигареты кончились. Мне не хотелось ни купаться, ни кататься на лодке. О рыбалке тем более думать не хотелось. После ужина я слонялся вокруг навеса, за которым мы ели, и выглядывал недокуренные бычки. Но и с ними не повезло - отец и дядя Леша докуривали до самого фильтра. Тетя Марина курила редко, только выпив немного за ужином, и кидала свои наполовину выкуренные дамские сигаретки в банку с водой. Эту банку она потом аккуратно выливала в помойную яму.
Спал в эту ночь я особенно кошмарно.
- Что, опять косить пойдешь? - спросил за завтраком отец.
- Да нет, наверное.
- А то мы уж собрались тебя в деревню на время отдать. Денек бы там покосил, а мы на весь отпуск молоком и картошкой обеспечены, - улыбнулся дядя Леша.
- А я сигаретками, - добавил я про себя.
- Может, навес с Димой почините. Чтобы в дождь не протекал, - тетя Оля кивнула на крышу навеса над нами.
- А я на рыбалку с отцом собирался, - расстроился Димон.
Я посмотрел наверх, секунду-другую подумал и принял решение.
- Да езжай, я один справлюсь. Только рубероид помоги наверх закинуть.
После завтрака мы закинули рулон на крышу. Я пошел в сени за инструментами, а Димон понес к лодке рыболовные принадлежности.
С крыши навеса я видел, как они уходят к озеру. Как над отцом и дядей Лешей поднимаются струйки табачного дыма. Вздохнул и принялся за работу.
Наверху я провозился до самого обеда. Самое трудное было закинуть наверх недостающие материалы – утром немного не расчитал, недооценил объем работ. Ничего, справился. Мужики еще не вернулись с рыбалки, поэтому есть пришлось в женском обществе. Закончилось все очередным скандалом. На этот раз, правда, без моего участия. Лариска стащила из пакета горсть шоколадных конфет, однако ее запалила Марина и заложила тете Оле. Та немедленно отняла конфеты, на что Лариска разревелась и ушла рыдать в дальний конец двора.
- Ты где сидишь?! Уйди оттуда немедленно! Там яма помойная! У тебя палец порезанный, если какую инфекцию занесешь, палец отрежут! До чего же дурочка! Ну-ка иди ныть в другое место! – Закричала ей тетя Оля.
- Сама дурочка! – Огрызнулась Лариска.
- Ну, ты у меня сегодня получишь! – Пригрозила ей тетя Оля.
Лариска осторожно, по дуге обогнула мать и села около поленицы. Она уже не ревела, но плечи у нее заметно подрагивали.
- Что на того сердиться, кто нас не боится, - шепнул я ей, проходя мимо, народную пословицу и незаметно сунул в руку пару конфет. Двинулся через поле к лесочку. Лариска встала и пошла за мной.
- Со мной не ходи, - строго сказал я ей. Мне хотелось сделать папироску из подручных материалов, а лишние свидетели тут были ни к чему.
- Я конфетки хочу скушать, чтоб мама не увидела.
- Вон в те кустики иди, - направил я Лариску немного в сторону.
Скрывшись за деревьями, я достал сухие листья мяты, газету и сделал самокрутку. Горела она неплохо, и дым шел как настоящий, да вот только мой никотиновый голод мята скорее распаляла, чем удовлетворяла. Я затоптал бычок в землю, закидал лесным сором и вернулся к дому. Надо было навес доделать. Мне не нравились столбы, на которых он держался.
Орудуя пилой, заметил вернувшуюся из кустиков заметно повеселевшую Лариску. Ну, хоть на одного страдающего человека меньше. Работа моя продвигалась неплохо. До вечера удалось сделать практически все.
Рыбалка у наших удалась. Рыбы хватило на большую уху и еще осталось на завтра. Правда, пошла она у меня не очень. Думаю, что я всю свою уху на пять лет вперед променял бы сейчас на пару сигарет. Довольный удачным ловом, отец даже винца мне предложил полстаканчика. Пришлось отказаться. Когда выпьешь – курить еще больше хочется.
Это полная фигня, что через несколько дней желание курить притупляется. Может, у кого и так, но только не у меня. У меня оно с каждым днем усиливалось все больше. И мысли только вокруг сигарет крутились, еще больше бередили.
Ночью долго лежал, не мог заснуть. Потом не выдержал. Будь что будет – прокрадусь к родителям, стащу пару сигарет. Встал и тихонько вошел к ним в комнату. Ни фига себе! Огромный зал, светильники доисторические на стенах. Вода капает. Сцена какая-то… Чего это они с комнатой сделали? И, главное, как?
Внезапно где-то скрипнула дверца и на сцену вышел отец. Весь красный какой-то, ссутулившийся.
- Покурить пришел? – Отец странно передернул плечами.
- Ну, это… - замялся я.
- Не кури, сынок. Серы тут больно много, загореться все может. Вспыхнуть. Не будет нам тогда от бесов передышки.
- Каких бесов? – Оторопел я.
- Не надо, сынок, не кури. Слушайся папу. Побухай лучше со мной, - он протянул мне початую бутылку водки, - давай отметим лютую смерть мою.
- Ты чего, батя…
- Я же умер, сынок. Слыхал про ад? Вот где нам с тобой встретиться довелось. В аду мы, Сашка. Уж и не знаю, будет ли тебе выход отсюда. Ты на меня, на меня смотри. Нечего глазеть по сторонам. Вот я сейчас огляжу тебя. Хирургов позовем, они тебе все как надо поправят, отрежут лишнее.
Мне почему-то показалось, что отрезать начнут пальцы. Я поднял руки и с ужасом на них посмотрел. Стены зала дрогнули.
- На меня, гад, смотреть! – Заорал отец.
Да я же сплю!
- Я сплю! Ты не батя никакой! – Радостно крикнул я «отцу».
Он превратился в яркий пузырь и лопнул. Стен не стало, вместо них пространство заполнилось пульсирующими, переплетающимися жгутами. Один из них вдруг потянулся ко мне и с силой двинул под дых.
Я вскочил в постели. Под ложечкой сосало. На улице вставал гнилой рассвет.
- Вот до чего человека довели! До кошмаров! – Выругался и снова заснул. Уже без сновидений.
А утром от желания затянуться просто челюсти сводило. Во рту то начиналось слюноизвержение, то напрочь все пересыхало. Голова кружилось. Я не переставая жевал: хлеб, пряники, печенье, конфеты. На некоторое время этим удавалось притупить никотиновый голод, но через считанные минуты он разгорался с новой силой.
И в деревню сбежать не получится – без денег, без паспорта. Ну, стрельну там у прижимистых деревенских мужиков пару сигарет, ну, выменяю на часы пару пачек. Так ведь отловят родители, сигареты отнимут и такие проблемы создадут, что мало не покажется. А курить после маленькой передышки еще больше захочется.
- Сходил бы, прогулялся на озеро. Всего пару раз и сходил пока? – предложила мне после завтрака мать. - А навес после обеда доделаешь.
Сходить, действительно, стоит. Может, какой окурок на берегу найду.
Окурков я не нашел. Ни одного. Наверное, в воду их отец с дядей Лешей бросали. Я высмотрел вдалеке, около песчаной косы их лодочку. Показалось, что над ней вьется легкий дымок. Конечно, какая рыбалка без сигарет? Куришь табачок, да на поплавок посматриваешь. На другой стороне, около тихой заводи, должен сидеть Димон. Для троих в лодке места было маловато и бати наши отвозили Димона рыбачить на другой берег, где клев был почему-то лучше.
- Сашка! – Раздался сзади Ларискин голосок.
- Ну, чего тебе? – Повернулся я.
- Давай на конфетки со мной меняться? – Она покопалась в сарафанчике и вытащила пару помятых сигарет. - Я у папы стащила.
- Держи! – Дрожащими руками я высыпал ей в карман горсть карамелек.
- С тебя еще одна шоколадная! – Потребовала Лариска.
- Да хоть две! После обеда дам. А ты еще стащить сможешь?
- Попробую. Только меня накажут, если заметят. Не знаю, когда еще получится.
Лодочка с родителями двинулась в сторону Димона. Наверное, сегодня рыбалка не задалась и они решили вернуться пораньше. Для того, чтобы сгонять в лес, покурить, у меня было минут тридцать.
- Плывут! – Лариса также заметила передвижения лодки. - Пойду, конфетки в кустики спрячу.
- Грамотно! – Похвалил я.
Вернулся к дому, минут пять покрутился там для вида и двинулся по знакомому маршруту.
Удовольствие хотелось растянуть. Обставить, как полагается. Я полностью снял штаны, предварительно достав из кармана рулончик туалетной бумаги. Побрызгал на задницу репеллентом, присел, чиркнул зажигалочкой и ароматно затянулся.
- Лучше чаю без заварки, чем покакать без цигарки, - эту пословицу я узнал не из книжки поговорок. Так говорил один парень из нашего двора, Гриша Лапенин, который и научил меня курить. Два процесса, действительно, идеально дополняли друг друга.
В голове у меня от долгого некурения закружилось, да так, что рукой об землю пришлось опереться. Зато от страшного жжения под ложечкой и следа не осталось.
- Вот, суки, до чего человека довели! - Говорил я сам с собой. - Ну ничего. Отольются кошке мышкины слезки, отольются рано или поздно.
От состояния эйфории меня разобрала болтливость. Что ж, можно и поболтать. Большого греха в этом я не видел. Тем более, когда вслух говоришь, все понятнее становится.
Я не выдержал и выкурил вторую сигарету. Знал, что вскоре пожалею, но приберегать ее смысла не видел. Кто его знает, как все повернется. Жить настоящим как-то надежнее. На обратном пути я немного размялся. Попрыгал взад-вперед.
- Ты чего такой довольный? – подозрительно спросила меня мать.
- Да так, лету радуюсь.
- Смотри у меня, - на всякий случай предупредила мать, но «дыхнуть» не попросила. - Ты Лариску не видел?
- Да где-то тут ходила.
- Да вон она. Опять, зараза, около помойной ямы крутишься?! – Заметила дочь тетя Оля.
- Я не кручусь. Я колечко тут вчера потеряла! Я руками ничего не трогаю! – Лариска покрутила перед собой детским ведерком, привязанным на веревочку. - Я аккуратная!
- Если бинт испачкаешь, конфет до конца года не получишь!
Через пару часов все вместе сели обедать. Только Лариска есть категорически отказалась, несмотря на все уговоры и угрозы родителей. По-моему, она переела конфет, которые у меня выменяла, и напрочь отбила аппетит. Вслух читала сначала какие-то идиотские стишки, мою книжку пословиц. Наконец, затихла где-то в доме.
Отец и дядя Леша были мрачноватые. Ели молча.
- Сегодня рыбалочка не очень пошла. Вечером еще поедем. Хочешь с нами? – спросил меня Димон.
- Может, и поеду.
- Доделал навес-то? – спросил отец.
- Наверное, - после странного сна я отца бояться перестал совершенно.
- Это как, наверное?
- Испытаний еще не было. Проверка нужна.
- А, дождик! – усмехнулся отец. - Ну, за работу бутылку пива вечером получишь.
- После пива писать криво. Лучше пяток сигарет.
За навесом все притихли. Даже тетя Марина перестала рассказывать матери какие-то сплетни с их работы.
- Так… - медленно произнес отец. Привстал и отвесил мне чувствительный подзатыльник. - Я тебя предупреждал.
- Кулаком да в спину – вот и приголубье сыну. Так, папа, получается? – Грустно спросил я.
- Ты мне поговори еще! – Пригрозил отец.
- Ничего. Доведется и нам свою песенку спеть, - хмыкнул я, уткнувшись в тарелку.
- Ох, и зря с тобой родители нянчатся. У меня бы ты другим голосом запел! - Встрял дядя Леша.
- Кажется, пора к другим мерам воспитания переходить, - покачал головой отец.
- Давно пора, - согласился я, - этими мерами вы меня просто затерроризировали. У нас даже правительство сейчас говорит, что стране нужны сильные личности. А вы урода морального воспитать хотите. Затюканную посредственность. Несовременные вы люди, хоть и любите телевизор смотреть. Отсталые, словом. Темнота.
- Ты как с родителями разговариваешь! – Хлопнула мать ладонью по столу. - Борис, тут у нас ремешок найдется?
- И ремешок найдется, и кое-что другое, - мрачно процедил отец.
- А вы знаете, дорогие родители, хорошую народную пословицу - большое вяканье доводит до бяканья, - я давал им шанс исправиться, но воспользоваться они им не захотели. Правильно говорится - старого учить, что мертвого лечить. Разговор получился лишним. Тем более, не тогда учить, когда пора бить.
Отец начал медленно подниматься из-за стола. Но я был быстрее. Выскочил, ухватился руками за перекладину над головой и двумя ногами вышиб столб, на котором держался навес. Мгновенно развернулся и выдернул второй. Не зря в лесочке прыгал. Отрепетировал.
- По моему прошению, по щучьему велению! - Только и успел выкрикнуть.
На двух последних столбах крыша и так едва держалась, а поэтому со страшным грохотом рухнула, придавив всех оставшихся за столом.
- Как говорится, сели пировать, а пришлось горе горевать. – Снова вздохнул я. - Вот, папа, и испытания навеса прошли успешно. Никакого дождика не потребовалось. Попались жучки в боярские ручки.
Смекалка меня не подвела. Не зря я два дня с навесом возился, столбы подпиливал, дополнительные тяжести для надежности на крышу втаскивал.
Под упавшей крышей громко, многоголосо застонали. Гора из кусков рубероида, досок, кирпичей и другого хлама зашевелилась. Те, кому повезло больше других, начали выбираться.
Я взял остро, с двух сторон заточенную косу, заранее прислоненную к стене дома. Подобрался к чей-то скрюченной руке, разгребающей над собой завал.
- Эх, коси коса, пока роса! – Махнул натренированным движением. Занятия в поле не пропали даром. Пальцев на руке как не было. Кажется, это я дядю Лешу так приложил.
- Ну, пошло дело, словно в присядочку, - я срубил еще пару чьих-то торчащих пальцев.
- Только не торопиться, только не торопиться. Тише едешь, дальше будешь, - опять произнес вслух, - я долго терпел, теперь пусть и они потерпят.
Я остановился и осмотрелся. Крыша зашибла народ изрядно, но далеко не насмерть. Семейства выползали из-под завала. Но медленно, ползком, окровавленные, так что меня это не сильно озаботило.
- В одну петельку всех пуговок не устегаешь. Что ж, на острую косу всегда много сенокосу. Разберемся, - хмыкнул я. В голове бесконечно крутились пословицы. Пускай, так прикольнее. Подошел к сидящему на траве, держащемуся за голову отцу.
- Говори, папа, смело: от чего спина засвербела? Наверное, старый хрыч, пора тебе спину стричь.
- Твою мать, твою мать… - повторял отец, держась за лицо. Между пальцев у него струилась кровь.
- Трудно тому, коли беда придет к кому. - Согласился я. - Раньше надо было соображать. Каков грех, такова и расправа…
Я махнул косой и пальцы папиных рук упали к его ногам. Из обрубков ритмично запульсировала кровь. Папа страшно закричал. Я махнул еще раз, и папина голова откинулась назад. Как говорится, Бог не поберег, что вдоль, что поперек.
Я отступил, переждал очередное кровоизвержение и вытащил из нагрудного кармашка его рубахи пачку сигарет. Вытянул сигарету с краю, не залитую кровью. Прикурил.
- Помер папа без попа, без дьякона, без свечей, без ладана, без гроба, без савана! - Громко провозгласил, оглядывая поле битвы.
Дядя Леша воспользовался моей внутрисемейной разборкой: бросился наутек, прихрамывая и прижимая к себе раненую руку.
- Начинай сначала, где голова торчала! – выкрикнул я импровизированный боевой лозунг, поднял косу на боевую изготовку и бросился ему наперерез.
Взмах, и дядя Леша валится на землю. Взмах, надо сказать, получился удачный. Хоть недолго метил, да хорошо попал. Так как я подбежал немного сбоку, дядя Леша как бы набегал на меня. Коса полоснула ему по животу. Он попытался ее схватить, но явно не ожидал, что она заточена и с другой стороны. В результате совсем без пальцев остался.