— Ас чего это вас, интересно, занесло в «Европа Сити Молл»? — спросил он почти враждебно.
— Какая вам разница? — устало огрызнулся призрак. Чувствовалось, что подъём давался ему нелегко: каждый раз бережно устанавливать ногу впритирку к бетону, чтобы, упаси боже, резким движением не продавить ступеньку насквозь, — пожалуй, замучишься… Выходит, и бестелесное существо имеет вес (естественно, крохотный — иначе при такой способности всё дырявить оно бы просто провалилось сквозь лестницу).
— Да вы отдохните, — предложил Ротмистров. — Я подожду.
Остановились.
— Дурака свалял, — нехотя признался Андрей Андреевич. — Где, думаю, может спрятаться привидение?.. Только на выставке голограмм… Ну вот и…
— Вам-то от кого прятаться? — не понял Ярослав Петрович.
— От придурков, — хмуро молвил Шкарин. — Потрясающий народ! — пожаловался он. — Думают: раз уворачиваешься от них — значит боишься. Ну и начинают ловить… Инстинкт, что ли, такой?
— Надеюсь, без жертв обошлось?
— Да обошлось, слава богу…
Отдохнув, добрались до шестого.
— И всё-таки, — сказал Ротмистров. — Что вам понадобилось в моей квартире?
— Ну я же объяснил уже! В моём мире — это моя квартира. И мне в неё надо попасть.
— А-а… — сообразил наконец Ярослав Петрович. — То есть это единственное место, откуда вы можете…
— Нет, — произнёс Шкарин сквозь зубы. — Из вашего мира в мой я могу попасть когда угодно и откуда угодно. Но мне хотелось бы очутиться именно в моей квартире… Ну что уставились? Думаете, у вас у одного житейские неприятности? У меня, между прочим, тоже… Да открывайте же! — чуть ли не прикрикнул он на Ротмистрова. — Не дай бог, Марья Петровна на площадку выпрется…
А он ещё и с Марьей Петровной знаком?
Оказавшись в квартире, гость приостановился, огляделся.
— Ну и как вам обстановочка? — не удержавшись, полюбопытствовал хозяин. — Сравнительно с вашей, конечно…
Андрей Андреевич Шкарин поджал губы.
— Поскромнее… — сдержанно молвил он. — Вдовец, небось?
— Да.
— Вот я и смотрю… А, простите, социальное ваше положение?
— Пенсию оформляю.
— Молодо выглядите, — заметил Шкарин.
— Да и вы тоже…
— Ну мне до пенсии ещё три года тянуть… Не подскажете, который час? А то у меня сотик разрядился…
Вот времена! Призраки — и те с мобилами! Ярослав Петрович достал телефон, взглянул. Тоже бы подзарядить пора…
— Четверть третьего.
Шкарин жалобно поморщился. Чем-то его, видать, такое время не устраивало.
— Вы уж извините, — попросил он, — но я вам ещё с часок глаза помозолю, ладно? Дело в том, что квартиры наши должны ещё и в пространстве совпасть…
— Не понимаю… — искренне признался Ротмистров.
— Чего тут понимать? Оба мира смещаются. Через определённый промежуток времени совпадают… Вы разрешите, я у вас тут поваляюсь немного? Не бойтесь, постараюсь не дёргаться… ничего не продырявить… Устал просто, ноги гудят…
— Пожалуйста-пожалуйста… — разрешил Ротмистров, озадаченно глядя, как полупрозрачный Андрей Андреевич с величайшей осмотрительностью располагается на рассохшемся заскорузлом паркете. — Только почему на полу? Вот же диван…
— Пол надёжнее, — пояснил Шкарин. — Твёрже.
— Так, может, вам подстелить что-нибудь? Дня два не подметал… Замотался, знаете, со справкой этой, будь она неладна…
— Не надо, — отвечал возлёгший навзничь, утомлённо прикрывая веки. — Ваша грязь на нашем вороту не виснет…
— Выпить-закусить вам тоже не предлагать?
— Естественно…
— Как же вы здесь дышите?
— Как-то вот дышу… А что за справка?
— С места бывшей работы, — с несколько диковатой усмешкой ответил Ротмистров — и сам удивился тому, как спокойно он это сказал. Оказывается, отрешиться от бытовых невзгод можно и не прибегая к хитрым психологическим фокусам. Достаточно простой встречи с призраком.
Присел к столу, закурил.
— Дым не мешает?
— А?.. — Лежащий приоткрыл глаз. — Нет, ничего… Запахов я здесь, представьте, вообще не чувствую.
Облезлые дощечки паркета просвечивали сквозь него, словно рёбра. Определённо с чем-то надо было прощаться: либо с рассудком, либо с привычным устройством мироздания. И поди ещё пойми, что лучше. Мироздание, конечно, подленькое, сволочное мироздание, но где гарантии, что, исказившись, оно похорошеет?
— Говорите, не различаете запахов? Может, потому что частицы дыма — твёрдые? А с твёрдыми-то телами у вас… э-э…
— Может быть… — безразлично согласился Шкарин. — Который час?
— Вы же только что спрашивали!
— Жрать хочется, — ворчливо признался гость. — Сутки не жрамши… Давайте уж лучше о справке.
А вот интересно, подумалось Ротмистрову, когда обессмысливаешь окружающую обстановку, она словно бы начинает таять. А если проделать то же самое с призраком? Совсем исчезнет?..
— Так что там у вас стряслось? — спросило видение.
В двух словах Ротмистров изложил постигшее его несчастье. Андрей Андреевич злобно усмехнулся в низкий, давно уже требующий побелки потолок.
— Вот так вас, лохов, и разводят, — с желчной назидательностью выговорил он. — На кой, простите, хрен вы увольнялись за полтора года до пенсии? А, Ярослав Петрович?
— Съели, — угрюмо бросил тот, тычком гася окурок в немытой пепельнице. — Начальство сменилось — и давай стариков выживать…
— Нет, но полтора года не дотерпеть! — Кажется, призрак был и впрямь возмущён.
— А куда деться? Так и так сократили бы…
— Вот пусть бы и сокращали! Вы, кстати, где работали?
Ротмистров сказал.
— А-а… та шарашка за мостом? Знаю. Даже бывал однажды… В суд подавать будете?
— А толку…
— Я валяюсь!.. — с сарказмом объявил потолку полупрозрачный Андрей Андреевич. — Вы на каком свете живёте?
— А вы на каком? — огрызнулся Ротмистров.
Шкарин помолчал, подумал.
— Да в общем на таком же, — безрадостно признал он в конце концов.
— Позвольте! — словно бы проснувшись, Ярослав Петрович вздрогнул, уставился на лежащего. — А кто у вас там президент?
Шкарин равнодушно огласил фамилию. Президент был тот же самый.
— А премьер-министр?
Выяснилось, что и премьер-министр тоже.
— Нет, погодите! — Ротмистров вскочил со стула. — Кто у вас живёт в двадцатой?
Перебрали соседей — всех, кого удалось припомнить. Совпадение вышло полное: от Марьи Петровны до Эдуарда Ипполитыча.
— Интересно… — Ротмистров недоверчиво улыбнулся. — Это, выходит… вообще никакой разницы?..
— Ну почему же? — возразил Андрей Андреевич. — Там в девятнадцатой квартире живу я, а здесь — вы…
— И всё?!
Видение осторожно пожало плечами.
— Так вот почему вы ту железяку отрубили! — уразумел Ярослав Петрович. — Она и у вас там из перил торчала… Тоже, небось, за неё цеплялись?
— Торчит, а не торчала, — уточнил Шкарин. — Я ж её только здесь отрубил…
Ротмистров смотрел на него и пытался представить: каково это — очутиться в хрупком, непрочном мире, где каждый твой шаг, каждый жест разрушителен, смертоносен и безнаказан. Страшно подумать, что бы тут на месте Шкарина натворил кто-нибудь другой. С людьми Ярославу Петровичу всю жизнь не везло, зато первый встреченный им призрак оказался на удивление порядочным человеком.
— А насчёт этой вашей справки… — скрипуче присовокупил Шкарин. — Возможно, вы не знаете, но в каждом учреждении существует отдел экономии государственных средств. Проще говоря, отдел по обуванию таких вот простофиль, как вы.
— Первый раз слышу.
— Не сомневаюсь. Знали бы — вели себя по-другому.
— Да может быть, он только у вас существует!
— Вряд ли, — отозвался тот, нервно позёвывая. Должно быть, с голодухи. — Сколько там натикало?
Ротмистров взял со стола сотик, тронул кнопку.
— Шестнадцать одиннадцать.
— Сколько?! — Гость опрометчиво привскинулся, чертыхнулся.
— Одиннадцать минут пятого, — перевёл Ротмистров.
— А-а… — Шкарин расслабился и вновь возлёг. — Вы извините, — смущённо вымолвил он. — Кажется, паркет я вам всё-таки… того… повредил…
— Этому паркету ничего не повредит, — утешил Ярослав Петрович. Положил телефон на стол, а когда обернулся, гостя уже не было. В полу чернела дыра — там, где полупрозрачный локоть прошёл сквозь рассохшиеся дощечки, сквозь древесностружечную плиту и угодил в пустоту между лагами. Вторая пробоина, судя по всему, оставленная каблуком, зияла в полутора шагах от первой.
Несколько мгновений Ротмистров оцепенело смотрел на причинённый ему ущерб. Нащупал не глядя спинку стула, сел, обмяк. И всё-то в жизни происходит наоборот, всё не как в книжках! Призрак исчез — и стало, представьте, жутко. Ярослав Петрович беспомощно огляделся, словно впервые видя убогую свою обстановку: ослепшую на пару лампочек люстру; некогда щеголеватую, а ныне облезлую, с пыльными стёклами стенку; немытую пепельницу с окурком, кривовато висящий портрет покойной жены — и вдруг почувствовал нутром, что больше ничего не будет. Никаких призраков. Вот только это. Старость, нищета, одиночество. Сволочная действительность раздвинулась лишь на секунду, дав перемолвиться с полупрозрачным пришельцем, а теперь вновь подступила вплотную и не отпустит, поганка, пока не придушит окончательно…
Именно в такие минуты прибегал обычно Ярослав Петрович к своим психологическим трюкам, но сейчас было проще напиться.
Снаружи длился светлый майский вечер. Пересчитывая немногочисленные купюры, будущий пенсионер вышел из зарешёченной арки на проспект. Напиться… Для того, чтоб напиться, — маловато. Выпить — ещё куда ни шло…
— Ярек!..
Ротмистров обернулся и вновь был атакован всё той же сослуживицей, что и утром, когда он со справкой в руке столбенел у дверей приёмной. Внезапное возникновение Манечки возле арки ничуть не обрадовало Ярослава Петровича, хотя и не удивило: проживала Манечка неподалёку, было время — на работу вместе ездили.
— Ярек! — схватила за матерчатую куртку и то ли со страхом, то ли с восторгом заглянула в глаза. — Какие суки! Ка-кие суки у нас в бухгалтерии!.. Ты прости, я ж ничего не знала!..
— Ты о чём?
— Да о справке же! На сколько обули?..
— На пол стажа…
— Стаж? — отстранилась, уставилась в недоумении. — А при чём тут стаж? Он же только на больничные влияет! Мне сказали, тебе максимальную зарплату распополамили… Вынули год из серёдки — ни там, ни там пяти лет не выходит… Бедняжечка… — простонала она, оглаживая небрежно выбритую щёку Ротмистрова. — Пойдём пожалею — сто грамм куплю.
Тот подумал и согласился. Конечно, Ярослав Петрович предпочёл бы сейчас надраться в угрюмом одиночестве, но, раз предлагают… Они расположились за столиком под недавно разбитым шатром летнего кафе, где возбуждённая Манечка заказала сто граммов водки, бутерброд, а себе что-то розовое, слабоалкогольное. Пригубив, порывисто повернулась к Яреку.
— Так вот о призраке! — выпалила она, ухватив его за руку и таинственно раздувая зрачки. — Ни с какого он ни с того света… И нечего на меня так глядеть! Да, представь себе! Он из параллельного пространства…
Ярослав Петрович осторожно вынул стакан из ухваченной Манечкой руки. Хорошо не расплескал. Мог бы, кстати, и сам догадаться, что внезапное благодеяние вызвано не столько сочувствием, сколько желанием высказаться на заветную тему. Ничуть за полтора года не изменилась. Помнится, в отделе её так и звали — Манька-эзотеричка.
— Ну вот представь! — Манечка опасно ткнула наманикю-ренными коготками. — Вот идёт история. Вот она идёт до точки бифуркации…
— Вообще-то бифуркация — это разделение реки на два рукава, — недовольно заметил Ротмистров.
— Ну так а я о чём? Река, время… Всё течёт!
— Ты мне выпить дашь или нет?
Манечка рассердилась, но выпить позволила.
— Ну?.. — мрачно подбодрил Ротмистров, жуя бутерброд.
— Ну и вот! А призрак — из параллельного пространства! Из другого рукава истории, понимаешь?
Призрак из рукава… Вспомнилась прыгающая с лязгом по бетонным ступеням железяка, отрубленная полупрозрачным пальцем Андрея Андреевича Шкарина.
— Из рукава… А почему он всё дырявит?
Манечка отшатнулась.
— Ой! — в мистическом ужасе выдохнула она. — Знаешь, что сегодня было на мосту?
— А что было на мосту?
— Маршрутка на него налетела! Вся вдрызг! Семь трупов, остальные в реанимации! А ему хоть бы хны!
Труп из маршрутки задумчиво почесал бровь.
— И как ты это объяснишь?
— А что тут объяснять? — оскорбилась она. — Призрак — это дыра в тот мир! Всё, через что он здесь проходит, оказывается там, у них!
Несколько мгновений Ярослав Петрович сидел неподвижно. Вникал в услышанное.
— Хм… — с сомнением вымолвил он наконец. — Сама придумала?
Манечка подскочила на табурете.
— Думаешь, такое впервые, да? Как, по-твоему, древние египтяне пирамиды строили?
Ротмистров крякнул, допил водку, зажевал остатком бутерброда. Трудно было следить за головокружительным полётом Манечкиной мысли.
— Гранитные блоки!.. — в запальчивости продолжала она. — Гладкие, ровные, один к одному… Чем они их вытёсывали? Медным зубилом?.. Не смеши! — загадочно помрачнела, пригубила розовое винцо. — Это им такие же призраки гранит резали, — сообщила она, понизив голос. — Ниткой. Знаешь, как сливочное масло ниткой режут? Ну вот и они так же…
— То есть нитку призраки с собой приносили? С того света?
— Да не с того света! Из параллельного мира!
— Хорошо, из параллельного… А потом они куда делись?
— Кто?
— Призраки.
Манечка вскинула руку, пощёлкала пальчиками, подзывая официанта.
— Ещё пятьдесят грамм!.. Закусь нужна?
— Нет, — сказал Ротмистров. — Так куда они потом делись? Те, что египтянам гранит резали…
— Н-ну… н-наверное миры разошлись, разъехались… вот и… А ты думал, с чего пирамиды строить перестали?
— А теперь, значит, снова бифуркация?
— Конечно!
Официант принёс стопку. Манечка попросила счёт, давая тем самым бывшему сослуживцу понять, что на халяву ему больше рассчитывать не стоит.
Ярослав Петрович выпил, пригорюнился.
— Знаешь, Мань… — уныло молвил он. — А ведь там, представь, та же хрень, что и у нас…
— Где там?
— Ну в этом твоём параллельном пространстве. И со справками точно так же накалывают, и вообще…
— Ну а как иначе? — удивилась она. — Два варианта одного и того же мира…
— Так-то оно так… — вздохнул Ярослав Петрович. — Только, знаешь, всё равно тоскливо. И сокращение штатов у них, оказывается, точно такое же… и отдел по разводке лохов…
— С чего ты взял?
— Призрак сказал, — меланхолически сообщил Ротмистров.
У Манечки окаменело лицо. Со стуком отставила фужер, встала.
— Пошёл ты к чёрту! — отчеканила она в сердцах. — С ним о серьёзных вещах, а он дурака валяет!
Мистику Ярослав Петрович не любил — за некритичность, за интеллектуальное неряшество, считал её религией домохозяек. Забавно, однако даже знакомство с призраком не слишком пошатнуло его убеждения, хотя, казалось бы, какие ещё нужны доказательства? Но в том-то всё и дело, что, возникнув в реальности, призрак утратил непостижимость и обернулся частью окружающего мира. А мистика такими явлениями не занимается. Она занимается лишь тем, чего нет.
И всё-таки следовало воздать Манечке должное: среди словесного мусора, вытряхнутого на голову Ротмистрова, блеснула довольно-таки изящная мыслишка. Движущаяся дыра между мирами. Движущаяся, жестикулирующая, разговаривающая… Этакий ходячий обменный пункт. Скажем, наносит Шкарин полупрозрачным своим пальцем удар по торчащей из перил железяке — и та её часть, сквозь которую, проходит разящий перст, про-сто-напросто оказывается в том мире, откуда Андрей Андреевич явился. А остаток прута с лязгом скачет вниз по ступеням…
Да, но таким образом запросто можно переправить отсюда туда любой не слишком крупный предмет. А поскольку оба мира практически одинаковы, то это, между прочим, прямой путь к незаконному обогащению… Кстати, почему незаконному? Покажите хоть один закон, касающийся пришельцев из параллельного пространства! Предположим, прошёл ты сквозь кассу в супермаркете — и денежки уже в той реальности… Как, интересно, насчёт номеров на купюрах? Совпадают, нет?.. Минутку, минутку… Чепуха получается! Если и та, и другая касса находятся, условно говоря, в одном и том же месте… Хотя нет, миры же ещё движутся…
И потом! Не окажется ли наш предмет, попавший в их действительность, точно таким же призраком? Скажем, лежит на тротуаре полупрозрачная пачка денег. К ней бросаются, хватают сгоряча… и лишаются пальцев…
Трудно сказать, от чего именно шла кругом голова Ярослава Петровича Ротмистрова: то ли от ста пятидесяти принятых граммов, то ли от натужных попыток уяснить физическую картину явления. В сгущающихся помаленьку сумерках он переступил порожек зарешёченной арки и оказался в своём дворе.
— Ярослав Петрович! — негромко окликнули его из-за плотных нестриженых кустов у второго подъезда.
Ротмистров всмотрелся в смутный мужской силуэт, обрадовался.
— А-а, — негромко вскричал он. — Милости просим гостёчка дорогого! Что ж вы в прошлый-то раз так по-английски слиняли?
— Вы пьяный? — неприязненно осведомились из-за кустов.
— Да не то чтобы пьяный — так, слегка…
— Плохо… — прозвучал суровый приговор.
— Ну это кому как, — с достоинством возразил Ярослав Петрович. — Мне, например, хорошо…
Продрался сквозь кусты, и призрак тут же отступил подальше, возможно, опасаясь, как бы Ротмистров в припадке хмельного радушия не вздумал приобнять или похлопать по плечу, неминуемо причинив себе тем самым серьёзное, а то и смертельное увечье.
— Меня ждёте?
— Вас. Сам-то я дверь не открою…
Как ни странно, в сумерках проникнуть в подъезд незамеченными оказалось куда труднее, чем днём: сначала Леночка с пятого этажа долго вправляла в проём детскую коляску, потом Марья Петровна не менее долго потчевала бродячих кошек, а потом ещё минут десять болтала с неизвестной бабушкой.