– Да ла-адно, скоро все! – утешил рабочий. – Спутник-два, говоришь? Собака Лайка посадили Спутник-два. Космос летает. Окно смотрит. Мама-папа нет. Кушать нет. Никто нет. Обратно нет. Вот это пиз*ец! А это – еще не пиз*ец.
Озадаченный Спутник мотнул головой и набрал номер жены, которая все никак не возвращалась от своей подружки Самокатчиковой. Ей надо было срочно помыться, накрасить ногти и обсудить последний «Космо».
5. Строптивый Жилетик
Жители дома 17/2 называли его просто: «Жилетик». Славные околодомные бабки побаивались его и предупреждали несведущих, что «он сидел». Появился Жилетик недавно. Кто он, откуда взялся, где живет – никто толком не знал. Вроде говорили, что ему выделили уголок в техэтаже, где раньше жила консьержка-таджичка, но, с другой стороны, вроде бы полиция совсем недавно туда наведывалась и кого-то опять выселяла, напоследок заколотив дверь досками. А Жилетик остался. Значит, жил он все-таки не там.
Целыми днями Жилетик околачивался возле мусорных баков или перед подъездом. К скамейкам он не подходил, держался в отдалении, так как днем их занимали бдительные бабушки, а вечером – гогочущие подростки. И тех, и других Жилетик побаивался. Это был бледненький, меленький, согбенный мужичок неопределенного возраста, неприметной внешности, ужасно худой, часто нетрезвый. Иногда он что-то спрашивал у прохожих, но никто не мог разобрать с первого раза, за спичками или за чем другим к нему обращаются. Говорил Жилетик очень невнятно и заикался. Тихо пробормотав что-то свое, он опускал голову и искоса виновато поглядывал на собеседника. Сквозь рыжую небритость проглядывало сморщенное, как печеное яблоко, маленькое лицо с огромными просящими глазами.
И вот однажды этот человек вышел во двор в оранжевом жилете. Это означало, что отныне он наделен высоким саном дворника, верховного правителя двора. Бабки ахнули и принялись шушукаться. Самая шустрая из них обещалась узнать в ЖЭУ, не самозванец ли к ним явился. «Жилетик-то, жилетик-то надел, ты глянь!» – удивлялись все. Так и прилипло к нему: «Жилетик».
Взяв метлу, Жилетик гордо прошелся несколько раз перед зрителями. На этом его работа закончилась. Ничего особенного в этот день он не делал – представлял миру жилет. Эта новенькая оранжевая спецодежда с серебристыми светоотражающими полосками смотрелась на нем как скафандр космонавта, как доспехи средневекового рыцаря, и вряд ли модели дома Дольче и Габбана когда-либо представляли линию мужской одежды с меньшим пафосом, нежели этот человек свой жилет дворника.
Жилетик весь день держался, однако к вечеру опять прошествовал в сторону ближайшего супермаркета, где охранники знали его просто как «алкаша» и часто выгоняли. Однако хитрый Жилетик не снял свою спецодежду. И она оказала магическое воздействие – охранники чуть ли не отдали ему честь при входе.
Вот так и получилось, что Жилетик слился со своим жилетом. Наверное, он и спал в нем. Иногда его у него отнимали. Тогда Жилетик с несчастным видом ходил вокруг дома. Потом ему снова возвращали жилетик. Так случалось несколько раз. Говорили, что Жилетик плохо убирает двор. Жаловались, что Жилетик пьет водку на работе. Некоторые жильцы возмущались, что Жилетик недостаточно красив для роли дворника. Ведь дворник – это лицо города! И никто из них не понимал, что дворник – это просто жилетик.
Рано или поздно Жилетика должны были выгнать с работы уже навсегда. Разъяренная начальница, которой надоели вечные упреки и жалобы, вызвала его к себе и как следует отчитала. Ей было жаль, что он злоупотребил ее доверием и добротой. И видеть его она больше не желала. Жилетик молча выслушал все, склонив голову, безропотно снял свой жилет и положил на стол перед начальницей, как вассал кладет перед сеньором свое оружие. В глазах у него стояли слезы.
Обесчещенный, уничтоженный Жилетик вышел из кабинета и побрел куда глаза глядят. Но его жилет не захотел мириться с унижением. Тихо шурша, он сполз со стола и потащился за хозяином.
– Ты что творишь! – заорала начальница благим матом, решив, что Жилетик шутит над ней. – А ну оставь казенную спецодежду!
Однако казенная спецодежда приняла слишком много человеческой энергии за время тесного общения с Жилетиком и уже не являлась казенной, а вполне себе личной. И самостоятельной. Приняв вертикальное положение, жилет, подражая походке хозяина, пошел за ним. Начальнице почему-то вспомнилось, как она год назад отдыхала в Турции.
Жилец по фамилии Спутник, зашедший в ЖЭУ за разрешением на отключение воды во время ремонта, открыв рот, наблюдал, как на маленького понурого человека, шедшего по коридору, сзади напал огромный оранжевый жилет. И он бы отдал целых сто тысяч за тишину вокруг.
6. Саратовская гармошка
Ольга приехала в Москву из Саратова. Этот прекрасный город на Волге несколько ограничивал ее возможности, что и явилось причиной переезда. Ольга устроилась на работу риелтором в солидной фирме недвижимости. Муж таксовал, дочь заканчивала школу в Саратове, живя там у бабушки с дедушкой.
Ольга с мужем сняли двухкомнатную квартиру в Люберцах у какой-то женщины с измученным лицом, которая грозилась регулярно наведываться, но потом так и не появилась. Деньги были уплачены за три месяца вперед. Старая, прохладная, скрипучая, квартира встречала большим пыльным зеленым абажуром, висящим прямо посреди кухни так низко, что его было видно с порога. Из трех соседей, бывших на площадке, люди появлялись только в одной, да и то изредка. Меньшую из комнат хозяйка заперла на замок. В комнате, предоставленной супругам, стоял огромный платяной шкаф. В шкафу висел десяток мужских костюмов, полки были свободны. «Костюмы туда не поместились, вы уж извините» – виновато сказала хозяйка, кивнув в сторону маленькой комнаты. «Не проблема!» – ответил муж. Ольга промолчала. Она примостила в углу комнаты переносной нейлоновый икеевский шкаф и сложила туда свои вещи. Мужнины вещи положила на свободные полки в платяном шкафу.
У Ольги до прошлого года был неплохой маленький бизнес – магазинчик. Родители и брат с невесткой работали учителями. Вся семья удивлялась ее прыти, и только один пожилой родственник поведал, что прадед-то у них был известный купец. В перестроечные годы Ольга, бросив университет, с головой окунулась в коммерцию. Ездила по разным странам, привозила вещи, продавала, о чем-то договаривалась, что-то отстаивала – в общем, крутилась. Постепенно бизнес дорос до магазинчика. Магазинчик несколько раз менял направление в зависимости от спроса. То это был полу-хозяйственный с товарами из Белоруссии, то превращался в магазин одежды из Турции, а то и китайской электроники вкупе с кашмиром из Индии. Ей удалось заработать на квартиру, но муж, разозленный отсутствием внимания и самостоятельной готовкой ужина, ушел. Ушел к уютному одинокому бухгалтеру предприятия, где трудился с девяти до шести на скромную зарплату инженера. Что он там делал, Ольга понятия не имела.
Нынешний муж в свое время пришел устраиваться к ней в магазин по объявлению. Грузчиком. Увидев его, Ольга сразу засмущалась. Это был высокий брутальный брюнет с прекрасным телосложением и выразительными светло-карими глазами, как будто сошедший с телеэкрана. Ольга без раздумий наняла его и поставила управляющим. У нее был дар чувствовать людей. Иначе в торговле не выживешь. Работал он хорошо, замечаний не было. В конце концов, они поженились.
После последнего экономического кризиса покупатель что-то перестал идти. Становилось все труднее сводить концы с концами. Расценив это как знак, что надо что-то менять, супруги решили продать магазин и попытать счастья в столице, где всем хватало места и работы.
В Москве Ольга допоздна задерживалась на работе – клиенты попадались разные. Да и оформление договоров, изучение юридических тонкостей – все это требовало времени. Муж привозил ее домой «без сознания». И частенько уезжал работать, так как фирма, в которую он нанялся таксистом, любила ставить новичков в ночь.
И вот однажды Ольга, наездившись по трем подмосковным городам с покупателем, который очень спешил, наговорившись с другими клиентами, которые никак не могли выбрать из пяти подходящих вариантов один, насидевшись на мотивирующих собраниях и наслушавшись поучений начальника отдела, часам к десяти сама, на электричке, добралась до дому. Муж позвонил, что не может забрать – уехал работать.
«Опять не выключил свет в ванной» – подумала она, зайдя в квартиру. Переоделась, помылась, поставила чайник. Прошла с чашкой чая в комнату и включила телевизор. «Опять не закрыл» – разозлилась она и хлопнула дверцой мужниного платяного шкафа, чтобы не видеть неизвестно чьи старые костюмы. Спать не хотелось, есть тоже. Вдруг по всей квартире погас свет. Ольга не успела испугаться – свет тут же пришел. Она встала, прошла на кухню и увидела, что зеленый абажур, поднимая облако пыли, качается изо всех сил, как будто на нем кто-то сидит. А в комнате дверь шкафа снова была открыта. В ванной зачем-то журчала вода. Ольга выбежала на площадку. Где-то наверху праздновали, внизу ссорились.
Ольга набрала номер мужа. Усталый, злой и голодный, он разговаривал сквозь зубы. Она ничего ему не стала говорить, просто сообщила, что уже дома. Зайдя обратно, она, дрожа, уселась на продавленный диван перед телевизором. Там шел концерт, кто-то играл на гармони. Где-то текла Волга, и привольно заливалась колокольчиками над цветущими лугами гармошка, секрет изготовления которой был, увы, утрачен. Или еще нет? В комнату зашел пожилой мужчина. В руках он держал гармошку и наяривал на ней, не меняя печального выражения лица. Таких гармошек Ольга еще не видела. Он встал прямо над ее ухом, потом, так же играя, зашел в шкаф и исчез там. Ольга вскочила.
Телевизор давно пускал полосы, часы показывали три часа ночи, и в дверь яростно звонил муж, вернувшийся со смены, так как Ольга зачем-то закрылась дополнительным ключом, и он не мог попасть домой.
Муж рассказал, что пришлось бесплатно подвозить какого-то в дупель пьяного мужика в оранжевом жилете до больницы.
7. Чао, Франческо
Она приехала в Москву из Италии, из города Сиены. Измученная безработицей европейская молодежь занималась йогой, духовными практиками, продолжительными провисаниями в экзотических странах и прочими бесполезными вещами. Все это не очень помогало найти работу, и полная радостных надежд юность постепенно превращалась в унылый, потерявший веру в лучшее, совершенно дезориентированный средний возраст.
Ассунта хотела работать. Два года назад она закончила филологический факультет и являлась обладательницей диплома преподавателя итальянского. «Что ж, поздравляю! – желчно заметил ее друг Франческо. – Еще один человек знает итальянский язык!». Сам он недоучился в консерватории и играл в группе, перебиваясь случайными заработками. О создании семьи, тем более рождении ребенка, не могло быть и речи.
Ассунта понимала, что по ее специальности невозможно найти работу. Она читала, что «в этом году безработица в Италии достигла рекордного уровня» и знала, что рекорды каждый год побиваются новые. Но когда она обратилась для проформы в соответствующие инстанции, ей неожиданно предложили работу. По специальности. В Касабланке. Конечно, она согласилась. Африка, Марокко, арабская заграница – какая разница. Это ведь недалеко. Жаль только, что в той школе требовался учитель всего на один учебный год. Уехав, она ежедневно болтала по скайпу с Франческо и родителями, показывала им великолепные небоскребы четырехмиллионного мегаполиса. Интернет не дал почувствовать оторванность от дома. По сравнению с ее небольшим родным городом это был совсем другой мир. Маленькие ученики радовали успехами. Сказка закончилась быстро, и по возвращении домой ей почти год пришлось бездельничать. Пару раз она чуть не отправилась поработать в Аргентину – родители были против. Она поклялась себе в третий раз не упускать такую возможность, несмотря даже на грозящий разрыв с Франческо, как вдруг на полгода потребовался преподаватель в итальянской школе в Москве, в России. Это случилось зимой, в начале второго семестра. Конечно, надо было ехать.
…Снег скрипел под ботинками, а от мороза застывали щеки, их приходилось время от времени протирать ладонями. Тоненький шарфик не согревал шею, зато куртку и шапку она подобрала самые подходящие, хотя дома они выглядели преувеличением. Ее поразили размеры города и климат. Комната в гостевой квартире, куда ее поместили для начала, была холодной и неуютной, и Ассунта всеми силами рвалась побыстрее снять жилье. Спустя неделю ей это удалось. Сделала она это просто по объявлению в газете, с помощью преподавателя, который хорошо знал русский язык.
Квартира находилась далеко, до работы надо было добираться больше часа в жуткой толкотне, при этом коллеги уверяли, что ей еще повезло. Надо сказать, Ассунта от природы была немного замкнутым человеком и ни слова не знала по-русски. Ей казалось, что простой английский, которым она вполне овладела, достаточен для проживания в любом уголке земли. Но в Москве английский не проходил. Вообще. Она слышала, что здесь проводятся мессы на итальянском языке, но ни разу не посетила церковь. Итальянскую общину тоже игнорировала. Слишком много Италии было в ней и вокруг нее до этого. Она знала, что всего через полгода вернется в тепло, негу и тягостное безделье. Круг ее общения вне работы состоял из хозяйки, ее собаки и попугая. Хорошо, хозяйка и попугай немного говорили по-английски.
Выход из метро то и дело закрывали из-за каких-то демонстраций, праздников или ремонта. Вот и сегодня пришлось долго идти по трубе. Скрипачи выводили неизвестную мелодию, чуть дальше прямо из сумок продавали теплые носки. На подходе к лестнице стояла бабушка с плакатом. Плохие гитаристы в углу допели свою песню, пока она дошла до выхода – до того длинным был ее путь. Выйдя наверх, Ассунта с трудом пробралась по серой жиже к пешеходному переходу – опять потеплело и все начало таять. Как всегда, ей сунули кучу всяких листовок – судя по рисункам, стоматология, шейпинг и японская еда. Может, было и что-то другое, она особенно не приглядывалась. Из вежливости она брала все листовки и аккуратно складывала в сумочку. Придя домой, выкидывала.
За окном хлопьями шел снег. Как в сказке. На экране монитора сидел Франческо и вращал глазами. Он был небрит, в мятой майке и недоволен, как всегда. Разница во времени. Она смотрела на него и вспоминала чудесные стихи, которые он сочинял для своих песен, его летящие рисунки – Франческо был талантлив во многом. Но ее стала тяготить его злость по утрам, частое пьянство и новые татуировки. С каждым годом он все больше набирал в весе и теперь почти ничем не отличался по виду от ее отца, бухгалтера.
– Чао, Франческо! – воскликнула она и чмокнула экран монитора.
– Чао, аморе! – буркнул Франческо.
Ассунта поплакалась на погоду, на учеников. Немного посплетничала про педагогический состав. Ему она рассказывала все. Постепенно холодок таял, Франческо просыпался окончательно, переходил на скороговорку, начинал сыпать каламбурами и смешить ее.
«Чао, Франческо!» – радостно кричал за стеной хозяйский попугай. Потом зачем-то добавил: «Бля!»
Разговор прервала женщина-риелтор. Хозяйка уже год как носилась с идеей продать или обменять квартиру, и вот к ним опять зашла риелтор уточнять детали. Что-то говоря по-русски и бесконечно повторяя «сорри», женщина заглянула в комнату и стала задумчиво разглядывать потолок.
8. Время одуванчиков
Конечно, он был туговат на ухо. Поэтому даже не пытался вмешиваться в жизнь квартиры. Лежал себе тихо в комнате и подремывал. Вместе с ним жила семья старшей дочки, которая недавно отметила шестидесятилетний юбилей. Вырастали, уезжали, возвращались, создавали свои семьи внуки, правнуки. Старик не любил гостей и внезапных перепадов температуры. А лето в этом году началось очень резко. Вроде бы только что выли холодные ветра, шел снег, и – раз. Включили жару. Старику было все равно, он не особенно мерз, да и от жары сильно не страдал. Он боялся за одуванчики. Время их коротко.
Вот уже много лет, начиная с конца апреля, каждое утро он притаскивал свои старые кости на пригорок, где располагалась церковь. На службу старик ни разу не заглядывал – не привык. Но неодолимая сила, сила одуванчиков, влекла его туда. Церковь было видно издалека. Новая, нарядная, она радовала глаз и согревала сердца. Старая примостилась рядышком – низенькая, темненькая, деревянненькая – и тоже ничего себе, но эта была лучше, что и говорить. Высоко вытянутые синие шатры, увенчанные маленькими золотыми главками с крестами. Готика. Всё – в небо, а здесь, на земле – едва теплое янтарное тельце, в которое заходят и выходят люди. Двор – большой, очень ухоженный, с мощеными дорожками, большими крепкими деревьями, фигурками различных животных в клумбах и миниатюрными копиями известных церквей над рукотворными водопадиками, тихо журчащими среди красиво выложенных камней. Фэншуй. В прошлом году даже поставили детскую площадку.
Несмотря на «готику» и «фэншуй», церковь эта, конечно, была православная. Не суть. Эти слова приходили старику на ум автоматически, в силу различных, теперь уже полузабытых, деталей прожитой им жизни. В свое время он спорил с итальянскими специалистами, находившими в традиционной русской шатровой архитектуре черты готики. Теперь он их видел четко. Этот новый храм, возведенный, вопреки первоначальному проекту, неожиданно в шатровом стиле, обнажил то, что было скрыто от его взора раньше. А фэншуй потому, что старик опять же просто привык отмечать про себя хороший фэншуй. Проще говоря, ландшафтный дизайн.
Опять не о том. Все дело ведь в одуванчиках. Его родной двор не был богат одуванчиками. Хотя зеленая зона и кое-какие насаждения имелись. В первую очередь четыре больших дерева. Все его друзья, с которыми он сиживал под этими тополями за игрой в домино или в шашки теплыми летними вечерами, один за другим отправились в мир иной. Да что там говорить. Сын единственный скончался в прошлом году от сердечной недостаточности. Младшая дочка жила за границей. Старику было около девяноста лет. Жильцы в подъезде менялись. Продавали, покупали, уезжали, приезжали. А старик все жил. Он много кого не знал. Много чего не узнавал вокруг. Но помнил – скоро должны распушиться одуванчики! Золотые головки этих цветов вместе с млечными стебельками он собирал в целлофановый мешочек в первые дни весны, как только они появлялись. Это было важно. Дома он их ел. Лучшие в округе одуванчики росли во дворе церкви. Самые вкусные.