– Ты уверен, Фридрих, что у тебя получится?
– У нас, Вольфрам, у нас! – Хильшер по-отечески обнял Зиверса за плечи. – Вспомни, с чего мы начинали? И чего достигли?
– Достигли, – глухо отозвался Зиверс. – Скажи, Фридрих, где мы просчитались? Почему все пошло наперекосяк? Почему мы, взрастившие и СС, и «Аненербе», в конце концов оказались не у дел?
– Понимаешь, Вольфрам, – многозначительно произнес Хильшер, – некоторые личности, которым мы всецело доверяли, поставили свои амбиции и мелкие сиюминутные выгоды выше наших духовных идеалов, выше поиска истинных сакральных знаний. Падать, Вольфрам, всегда легче, чем подниматься! Создавая черный орден СС, мы смотрели в будущее сквозь века и тысячелетия, – высокопарно произнес профессор. – В нем должны были пестоваться новые повелители мира – элита Тысячелетнего Рейха! Рыцари без страха и упрека! Старый Виллигут, Герман Вирт, да и я тоже, – без ложной скромности заявил Фридрих, – поделились с ними самым сокровенным – Истинной Верой и Истинной Религией, очищенной от шелухи христианских догм и добродетелей! Мы возродили из небытия тысячелетий древние обряды наших Истинных Богов, сдули вековую пыль с традиций нордической расы… Мы породили не только СС, мы породили и сам Рейх… А он, как и всякая бюрократическая машина, склонен упрощать идеи, не наблюдая за деревьями леса… Мы также породили и самого фюрера… Но, – Хильшер виновато развел руками, – сознание, закуклившееся в жестком коконе нацистских убеждений, не может охватить полноценной картины мира. Шикльгрубер был склонен считать себя не менее чем новым мессией, пришедшим спасти германскую расу. Мания величия свела его с ума… Но он был сильным медиумом – этого у него не отнять. Он, как никто, умел чувствовать толпу, ее настроение, тайные желания и страсти. Он просто гипнотизировал массы, как удав кролика перед обедом! А если бы он еще обладал этими знаниями… – Хильшер хлопнул ладонью по потертой коже фолианта. – Не знаю, сумеем ли мы найти подобного проводника в будущем, – с сомнением покачал головой профессор. – Ах, какой был размах! – поцокал языком Фридрих. – И ведь все могло пойти по-другому. Ладно, ближе к делу! Нам нужно немного подождать…
– Чего ждать?
– Для начала дождемся охранника.
Наконец щелкнул отпираемый надзирателем тугой замок и на пороге возник толстый коротышка.
– Завтракать буде… – коротышка запнулся, на мгновение встретившись с ледяным взглядом Хильшера. А через секунду его маленькие поросячьи глазки уже бегали из стороны в сторону, пытаясь понять, куда делся узник. Он хорошо помнил, как накануне вечером провел в камеру посетителя, но заключенного он никуда не выводил. Он должен быть здесь… Если только… Левая щека толстяка забилась в нервном тике, когда он заглянул под кровать, а потом за низенькую перегородку параши. Арестанта не было в камере!
– Где… Где Зиверс?! Куда он мог подеваться, черт возьми? – неожиданно тонким голосом пискнул надзиратель, пятясь к дверному проему.
Профессор удовлетворенно наблюдал, как надзиратель старательно ищет «пропажу», не замечая Зиверса, удивленно стоящего прямо в центре камеры.
– Смотри мне в глаза! – приказал надзирателю Хильшер.
Смотритель остановился, словно натолкнулся на стену. Застыл, не мигая глядя в глаза профессора.
– Приведи из соседней камеры Адольфа Фогеля. Его сегодня не должны допрашивать?
– Нет.
– Веди! После этого забудь, что ты его приводил.
Надзиратель безропотно выполнил распоряжение, через несколько минут в камере Зиверса появился еще один арестант.
– Какого дьявола вам от меня нужно! – возмущался Адольф. – Оставьте меня в покое…
– Молчать, – мягко произнес Фридрих.
Он подошел к Фогелю и провел пальцами по его лицу, нашептывая при этом на ухо Адольфу что-то чуть слышное.
– Зиверс! – неожиданно расплылся в глупой улыбке надзиратель, «узнавая» в Фогеле потерянного узника. – Как я тебя сразу не заметил?
– Да я все время здесь! – возмутился «Зиверс». – Я бы с удовольствием свалил отсюда куда подальше…
– Да-да, я понимаю, – притворно посочувствовал арестанту надзиратель. – Вас ведь сегодня… – Слуга закона замялся, не зная, как озвучить сей прискорбный для преступника факт.
– Ты хотел сказать, что меня сегодня повесят? – ощерился лже-Вольфрам. – Я уже привык к этой мысли… Гори оно все зеленым огнем!
Пока Фогель переругивался с надзирателем, Хильшер вывел из камеры до сих пор пребывающего в ступоре Зиверса. Миновав все посты охраны – никто не обращал внимания на двух странных людей, спокойно прогуливающихся по одной из самых охраняемых тюрем мира, – Хильшер посадил Вольфрама в автомобиль.
– Домой! – произнес он, и бессловесный водитель умчал бывшего арестанта в неизвестном направлении.
Сам же Хильшер вернулся обратно в камеру ученика. Он едва не опоздал – возле камеры Фридрих столкнулся с мрачным комендантом тюрьмы, скупо кивнувшим в ответ на приветствие профессора. Внутрь они зашли вместе. Хильшер все-таки немного побаивался – он сомневался: все ли он сделал правильно. Но его сомнения оказались напрасными – комендант тоже «узнал» арестанта.
– Вольфрам Зиверс, – невозмутимо произнес он, но по подрагивающим пальцам рук было заметно, какими усилиями дается ему эта показная невозмутимость. – Вам пора.
– Мне разрешено проводить Зиверса до эшафота, – официально заявил Хильшер.
– У вас есть соответствующее разрешение? – бесстрастно поинтересовался комендант.
– Извольте. – Профессор протянул ему удостоверенный большой гербовой печатью документ.
Комендант быстро пробежался по нему глазами и согласно кивнул.
– Следуйте за мной!
Хильшер вышел из камеры вслед за комендантом тюрьмы, а «Зиверса» остановили на пороге вооруженные охранники, прибывшие вместе с комендантом.
– Лицом к стене! Руки за спину! – рявкнул один из них.
Фогель послушно отвернулся. Охранник запер разгромленную камеру, а затем хлопнул «Вольфрама» по плечу:
– Вперед!
«Штандартенфюрер» шел по тускло освещенному коридору навстречу смерти. Он наслаждался каждым мгновением, оставшимся ему в этой жизни. На его губах играла загадочная улыбка. Он не боялся предстоящей казни. Так же без страха он взошел на эшафот и замер с гордо поднятой головой.
Внутри Хильшера все пело и ликовало: методика внушения, полученная из глубины веков, поражала воображение! Никто из присутствующих на казни не заподозрил подмену. Ни один гипнотизер в мире, даже пресловутый польский еврей Мессинг, сбежавший от Гитлера в Россию, не смог бы провернуть такого!
– Вольфрам Зиверс, – прозвучал сухой голос председателя, – Международным военным трибуналом вы приговариваетесь к высшей мере наказания…
С отсутствующим выражением лица Зиверс-Фогель выслушал весь список преступлений, монотонно зачитываемый председателем трибунала. Игнорировал палача, деловито накинувшего мешок на его голову, а затем затянувшего на шее грубую пеньковую петлю.
– Приговор привести в исполнение!
С грохотом провалилась вниз дощатая крышка люка. Обреченное человеческое тело забилось в петле, словно большая рыбина, выдернутая из родной стихии умелым рыболовом. Легкие обожгло нехваткой кислорода, а мелкие сосуды в глазных яблоках лопнули, заливая белок кровью. Язык вывалился наружу и посинел. Хрупнули шейные позвонки, прекращая агонию. Через несколько минут бездыханное тело вынули из петли и положили на носилки. Присутствующий врач констатировал смерть и закрыл тело простыней. Переговорив о чем-то с председателем трибунала, Хильшер подошел к носилкам. Откинув материю, профессор закрыл мертвецу глаза и тихо прошептал:
– Прости, Фогель, это, как говорят американцы, бизнес, ничего личного!
Глава 4
30.11.1970 г.
Чили.
Благотворительный приют для душевнобольных.
Сумрачный коридор лечебницы наполняла едкая вонь хлорки и тяжелый запах человеческих нечистот. За обшарпанной дверью палаты с маленьким прозрачным окошком, забранным мелкоячеистой сетью, бесновался тощий нескладный субъект, изрыгая проклятия направо и налево. Пузырящаяся на губах пена и безумный взгляд обитателя палаты говорили о его полной невменяемости. Импозантный мужчина в возрасте не обращал внимания на истошные крики сумасшедшего – такие больные его не интересовали. Мужчина скользнул равнодушным взглядом по исходящему пеной шизофренику и неспешно продолжил свой путь по дурнопахнущему мрачному коридору. Под его добротными туфлями, начищенными до зеркального блеска, жалобно поскрипывали рассохшиеся половые рейки, которые уже давно стоило бы перестелить. По мутным стеклам запыленных лампочных плафонов, давно обгаженных изнутри полчищами неистребимых тараканов, лениво ползали жирные туалетные мухи. Но мужчину мало трогали разруха и грязь, царившие внутри этого богоугодного заведения, – на своем веку он видел места и похуже. Погруженный в собственные мысли, он не заметил, как его нагнал сзади сотрудник лечебницы – сухопарый пожилой врач в накинутом на плечи белом, не первой свежести халате. Поравнявшись с мужчиной, медработник вежливо взял его под руку.
– Гутен абент, герр Хильшер! – обнажив в улыбке желтые кривые зубы, поприветствовал мужчину врач. – А вы все такой же импозантный.
Профессор резко остановился и внимательно вгляделся в улыбчивую физиономию доктора. Несмотря на долгие почти тридцать лет, прошедших с момента их последней встречи, Фридрих сразу узнал врача, некогда работающего в команде доктора Хирта. Он не слишком изменился с тех пор, разве что немного усох и сморщился, но маленькие седые усики а-ля фюрер все так же украшали его вытянутое лошадиное лицо.
– И вам здравствовать, герр Йох…
– Марк! – поспешно перебил Хильшера доктор. – Марк Бруно, к вашим услугам! Даже в этой богадельне, – понизив голос, доверительно прошептал доктор, – у стен есть уши. Очень, знаете ли, не хочется повторить судьбу Адольфа Эйхмана{12}…
– Сочувствую, – участливо отозвался Хильшер, – столько лет жить в постоянном страхе…
– Да мне уже немного осталось. – Бруно снял очки с круглыми стеклами и суетливо принялся протирать их полой больничного халата. – Годы, знаете ли, давят, – сказал он, водружая очки на место. – Может статься, что с вашей помощью мне удастся помереть спокойно и в кое-каком достатке.
Хильшер изумленно посмотрел на доктора.
– Вы хотите отказаться от моего предложения? – удивленно приподнял брови Фридрих. – Даже не выслушаете?
– Поймите меня правильно, герр Хильшер, но я не хочу связываться на старости лет ни с чем этаким… Я отдаю вам бумаги, а вы мне платите, как обещали посреднику… И мы разбежимся…
– Вы в курсе, сколько я заплачу за эти бумаги?
– Да, мне сообщили. Это, конечно, не Имперский золотой фонд, прикарманенный Борманом… Но на несколько лет безбедной жизни в этой нищей стране хватит. Зароюсь в каком-нибудь захолустье, буду брокколи разводить. – Он мерзко захихикал.
Профессор с сомнением покачал головой – ему не хотелось терять такого специалиста. Единственного в своем роде…
– У меня осталось немного сырья, Йохан, – пустил в ход последний козырь профессор. – Доннерветтер! Я потратил столько лет, чтобы разыскать тебя! Я не могу потратить еще столько же, чтобы воспитать нового спеца и довести препарат до ума! Я просто сдохну от старости! А я хочу жить! И как можно дольше!
– У тебя остался сырец? – шепотом переспросил Хильшера старый нацист Йохан фон Крезе, некогда бывший почетным профессором медицины Берлинского университета, а ныне влачащий жалкое существование врача в одном из дурдомов Чили. – Но ведь мы истратили последнее… Нам не хватало сущей малости, чтобы получить стабильные результаты! И ты… Простите, герр Хильшер, вы, – почтительно поправился Йохан, – вы скрыли это от нас? Когда мы были на пороге гениального открытия?!
– Что бы вы делали с вашим гениальным открытием без сырца? Куда бы его засунули? Хотите, скажу, доктор?
– Нет уж, увольте, герр Хильшер!
– Да и время было такое… Я не имел права рисковать!
– Да, я понимаю. Но если у вас есть сырец, это в корне меняет все дело! Что вы можете мне предложить?
– Мы что, будем обсуждать наши дела в коридоре? – спросил Фридрих. – Не разочаровывайте меня, Йохан… Э-э-э Бруно… Марк Бруно, так действительно лучше – нам не нужны проблемы.
– Прошу вас, герр Хильшер, следуйте за мной! – Бруно прибавил ходу и, взмахнув развевающимися полами халата, скрылся за поворотом изгибающегося буквой «Г» коридора.
Чтобы не отстать от престарелого нациста, Фридриху тоже пришлось ускорить шаг.
– Нам сюда! – Бруно открыл одну из похожих друг на друга как братья-близнецы дверей, приглашая профессора войти в палату.
Проскользнув в помещение вслед за Хильшером, Марк плотно закрыл за собой дверь. Не ограничившись этим, Бруно выудил из кармана халата связку ключей. Немного повозился, выискивая нужный. Затем, вставив его в скважину, с трудом провернул тугой замок – видимо, им уже давно никто не пользовался.
Пока Марк возился с замком, профессор огляделся. На четырех кроватях покоилось четыре неподвижных тела, упакованных в смирительные рубашки. Расслабленные бледные лица землистого оттенка сливались с серыми, давно не беленными стенами палаты. Отсыревший потолок, покрытый трупными пятнами зеленой плесени, производил удручающее впечатление. Запах нечистот в палате был невыносимым, видимо, «утки» из-под больных выносились крайне нерегулярно. Заметив брезгливую гримасу профессора, Бруно виновато развел руками:
– Благотворительное заведение, что тут поделать?
– Неужели это благотворительность так мерзко воняет? – ехидно поинтересовался Хильшер.
– Может быть… Может быть… – туманно заметил Бруно. – Но мы же сюда пришли не благотворительностью заниматься, а делом? Не так ли?
В палате обнаружилась еще одна дверь.
– Мой кабинет, – сообщил Марк, распахивая облупленную дверь.
Кабинет бывшего светила оказался маленьким, в нем едва-едва умещались стол, два стула и несгораемый сейф средней величины.
– Присаживайтесь, герр профессор, – пригласил Бруно.
Хильшер брезгливо оглядел грязный рассохшийся стул, провел по сиденью пальцем и лишь после этого сел.
– Я вас внимательно слушаю, Фридрих, – произнес Бруно.
– Мы решили вновь возродить проект «Божественная кровь». Со всеми вытекающими…
– Мы – это кто? – уточнил Марк.
– Из всего ордена нас осталось лишь двое: я и Вольфрам.
– Зиверс? – удивленно подался вперед Марк. – Его же казнили в сорок шестом!
– У нас много секретов, Марк. Я предлагаю вам влиться в наши немногочисленные пока ряды. Влиться полноценным членом ордена, а не рядовым… Хотя нет, вы никогда не были рядовым исполнителем, Йохан. За это мы вас и ценим! Вам я предлагаю вновь возглавить исследования…
– Если моя работа будет закончена, я… Я могу надеяться… Вы можете гарантировать мне дозу препарата?
– Я гарантирую вам это, профессор, – честно ответил Хильшер.
– Я готов, герр Хильшер. Когда можно приступить?
– Вчера, – лаконично ответил Фридрих.
– У вас есть лаборатория? – поинтересовался Крезе.
– У нас есть средства. Вам придется оборудовать ее. Медик и фармацевт у нас вы, в одном, так сказать, лице.
– Ладно, с этим понятно! – Крезе оживал на глазах – давно, ох как давно он не занимался любимым делом. – Оборудование я подберу… Проблема в другом: где я сейчас возьму подопытный материал? Ни Дахау, ни Натцвайлера в ближайшем обозримом будущем не предвидится.
– Да, это проблема, – согласился Хильшер. – Хотя… – Его чуткого обоняния коснулся запах нечистот – кто-то из пациентов заведения очистил прямую кишку. – Благотворительность мерзко пахнет, – произнес он, сморщившись.
– Я понял вашу мысль, герр Хильшер! – хитро сощурился Йохан фон Крезе. – Расходный материал из собственной благотворительной лечебницы для бездомных стариков будет ничем не хуже материала из Натцвайлера.
– Ну, тогда за работу, герр Крезе.
27.06.1994 г.
США. Калифорния.
Жара изматывала, вытягивала последние силы из дряхлого организма. Профессор не выходил на улицу вот уже третью неделю, предпочитая отсиживаться в прохладном сумраке кабинета, сжимая в руках удобный пульт управления климат-системой. В благословенной тишине и прохладе, наполненной приятным ароматизатором, имитирующим запах лимона, он чувствовал себя довольно сносно. Хильшер не заметил, как по-стариковски задремал, да это было и неудивительно, ведь Фридрих два года назад разменял девятый десяток. Входная дверь громко стукнула. Профессор вздрогнул и проснулся. В кабинет бесцеремонно ворвался крепкий улыбчивый шатен лет тридцати – тридцати пяти, одетый в цветастую гавайку и шорты.
– Фридрих, дружище, – громогласно заявил он с порога, – мы опять сорвали приличный куш на бирже! Полторы сотни миллионов всего за месяц…
Хильшер брезгливо отмахнулся:
– Это всего лишь деньги, Вольфрам! Сколько их у нас? Миллиард? Два? Сотней миллионов больше, сотней меньше… Мы только распыляем силы…
Продолжающий улыбаться Зиверс, омолодившийся несколько лет назад, едва только Крезе получил вакцину, дающую стопроцентный результат, плюхнулся на жесткий кожаный диван.
– Послушай, Фридрих, – миролюбиво сказал он, – ты превращаешься в несносного брюзгу. Не пора ли тебе обновить дряхлую оболочку?
– Еще не время! – непререкаемо заявил Хильшер, обрывая давний спор. – Вакцина всегда со мной, – он расстегнул верхние пуговицы рубашки, демонстрируя подвешенный на цепочку шприц-тюбик, болтающийся на впалой груди, поросшей седым волосом. – В любой момент я могу ввести лекарство… Но еще не время!
– Я знаю, знаю! – всплеснул руками Вольфрам. – Но объясни мне, зачем тебе мучиться? Так и до маразма недалеко! Я смотрю, ты опять старые фотографии перебираешь? – Зиверс указал на раскрытый фотоальбом, лежавший на коленях профессора. – Так, и чего там у нас? Ну вот, так я и знал – фотография твоей могилы. Фридрих, ты умер для всего мира четыре года назад! Умер и похоронен!