Он улыбнулся и пошел дальше.
Минут через пятнадцать ему встретились усатые мужики в поддевках, тащившие зацепившийся за карниз какого-то дома первый солнечный луч. Луч был толстый, золотистый, весь словно сплетенный из огненной шерсти, и мужики то и дело подплевывали на обожженные пальцы, но добычу не бросали, а с криком, матом и веселым кряхтеньем тащили свое сокровище все дальше и дальше. За ними ковылял вавилонский купец и, выдирая клочки из крашенной охрой ашурбанипалской бороды, кричал:
- Да покарает вас богиня Иштар! Сыны греха! Да забодает вас великий бык Мордух! Верните немедленно то, что вам не принадлежит!
Мужики не обращали на него внимания, только временами кто-нибудь из них советовал купцу сходить и нюхнуть сырых опят, на что представитель вавилонского купечества начинал орать, как резаный.
"А может быть, все эти русалки и прочие вовсе не из прошлого? подумал Харлам, провожая взглядом процессию. - Может, они побочный эффект хроноклазма? Впрочем, пусть в этом ученые разбираются. Наше дело добраться куда надо и сделать что приказано. Остальное - до лампочки".
Он сверился с компасом.
Пока он идет правильно.
А день уже начинался. Предприимчивые бабки торговали пирогами, пампушками, варениками, ватрушками, беляшами и еще черт знает чем.
Мимо ехал отряд крестоносцев, и его предводитель, за спиной у которого торчала рукоятка большого двуручного меча, остановив коня, предложил Харламу отправиться вместе с ними защищать гроб господень от проклятых кузнецынов. Отказываться было нельзя. В этом случае оскорбленный рыцарь приказал бы своим товарищам рубить отступника в капусту. Такой вариант Харламу совсем не улыбается, и он соврал крестоносцу, что дал обет посетить храм избавления святых дев, куда сейчас и направляется. Рыцарь согласился, что обет дело святое, и они расстались.
Минуты через две Харлам обернулся и увидел, что крестоносцы встретились с дружинниками князя Олега и сделали им все то же предложение. Дружинники предложение приняли, но попросили сначала помочь им отомстить неразумным хазарам. Разгорелся спор.
Харлам пожал плечами и подумал, что если бы в этой проклятой стране не было всеобщего языка, то крестоносцы не смогли бы приставать со своим предложением ко всем и каждому. Хотя, кто знает, может, тогда они просто бы рубили всех и каждого встречного в щепу? Для этого знания языка не нужно.
За спиной Харлама послышались гневные крики, а потом яростная ругань, свист мечей, ржанье коней.
- Ага, - сказал Рваное Ухо. - Рано пташечка запела, как бы кошечка не съела.
Он шел к Катрин и чуть заметно улыбался. Двое других заходили справа и слева, отрезая малейшую возможность отступления.
Она посмотрела вправо, и заходивший оттуда парень оскалил в улыбке свои желтые клыки. Физиономия у него была паскудная - дальше некуда. Нож он держал в руке умело, тут ей было явно не прорваться. Она посмотрела налево. Там наступал тип огромного роста. На правом кулаке у него тускло поблескивал кастет с шипами.
Они медленно сходились, и центром их все сгущающегося круга была она, Катрин.
Что ж!
Она приготовилась. Выбраться живой не было никаких шансов, но все же стоило попробовать.
- Может, один на один? - предложила она Рваному Уху.
Тот облизал губы и чуть заметно покачал головой.
Так, остается попробовать прорваться слева.
Она почему-то была уверена, что бандит слева более неповоротлив, чем остальные.
Ну, еще шаг и можно начинать.
Катрин чуть отставила левую ногу, приготовившись прыгнуть в сторону детины с кастетом, но тут возле ее уха свистнула стрела и срезала полоску кожи с плеча Рваного Уха. Тот взвыл и едва успел уклониться от второй стрелы, вонзившейся в небольшое деревце возле Катрин.
А в скверик уже вливалась колонна татаро-монголов, и передние всадники в меховых шапках и тяжелых халатах, бешено визжа, крутили над головами тяжелые, изогнутые полумесяцем сабли.
Волки немедленно исчезли из сквера. Катрин тоже прыгнула в сторону, как вихрь ворвалась в ближайший подъезд и кинулась на крышу.
Кровельное железо загудело под ее ногами. Она перепрыгнула на другую крышу, миновав ее, выбрала место поуже и перескочила на третью. На четвертой она обернулась и увидела три фигуры, бегущие по ее следу.
Ветер насвистывал ему в уши лихую бойскаутскую песню. А пути оставалось не больше, чем на три дня. А там он включит вделанную в компас рацию, свяжется с кем надо, вызовет "рокамболь" и...
Задание легкое попалось. Две недели - и без особых происшествий. Ну, раза два ввязался в драки, да еще, когда переходил змеиное болото, истратил пару гранат. В какой-нибудь Лемурии все было бы гораздо труднее. Он вспомнил Лемурию, кисловатый вкус ее песка, безжалостное солнце, облака, похожие на клочки пропитанной кровью ваты.
Эх... А тут! Если расчеты его верны, то пути осталось совсем немного, а потом, снаружи, все, что душе угодно. Целый месяц! Потом.
Он свернул на одну из улочек Толедо и прошелся по ней под бренчанье гитар, звон шпаг и томные вздохи черноглазых красавиц.
В конце улицы к нему привязался какой-то пьяный кабальеро, предложивший, икая и поминая всуе имя святой девы, сыграть для развлечения в кости. Золотых по сто на кон. Харлам, конечно же, отказался. Кабальеро назвал его трусом и схватился за шпагу. Правда, вытащить ее из ножен не успел. Приклад автомата Харлама опустился на его голову, после чего кабальеро на некоторое время успокоился, а Харлам беспрепятственно перешел на одну из улочек типичного американского городка эпохи освоения Дикого Запада.
Улица была пустынная, только в самом конце двое бандитов грабили банк, да к ним неторопливо подходил шериф в широкополой шляпе, с серебряной звездой на груди, поправляя кобуру с гигантским "кольтом" на боку. Миновав салун "Золотой лев", из которого слышались звуки расстроенного пианино, звон посуды и нестройные крики пьяных ковбоев, Харлам увидел, что возле банка уже разгорелась перестрелка. Одна из пуль просвистела у него над головой. Он, спрятавшись за угол салуна, прикинул, что вся эта кутерьма продлится еще минут десять: можно перекурить. В принципе, он мог бы помочь шерифу, но, судя по всему, тот и так справится. На то и шериф. А Харламу рисковать нельзя.
За углом трещали выстрелы, а он неторопливо покуривал, вспоминая Крез, ее спокойные грациозные движения, немного жестковатый, но все же мелодичный голос. А может, не стоит разводиться? Да нет, стоит.
Харлам выглянул из-за угла. Все было кончено. Шериф раскуривал сигару, из дверей банка торчали ноги одного из бандитов.
Харлам неторопливо отсалютовал подозрительно посмотревшему на него шерифу и прошествовал дальше - туда, где виднелись даосские пагоды, слышался размеренный гул гонгов и курились чашеобразные курильницы, вздымавшие к небесам тонкие дымки пахучих тибетских трав. Последний храм чуть ли не подпирал огромную заводскую стену. Ворота были заперты. Какие-то латники устанавливали перед ними осадные орудия, готовили окованный медью таран. Их предводитель, подбоченившись, стоял возле одной из катапульт и поглаживал пышные усы.
Проходя мимо, Харлам увидел, как над воротами появился белый флаг. Приказав лучникам не стрелять, предводитель приготовился слушать.
Человек, голова которого показалась над краем ворот, довольно робко поинтересовался, чем они обязаны столь явному проявлению неудовольствия со стороны могущественного графа де Ирбо.
- Чем? - загремел граф. - Ничтожнейшие червяки, да вы же загадили черной водой, которую непонятным мне колдовством производите на свет божий, половину моих земель. Мои олени и верблюды погибают, мои поля дурно пахнут, и я не знаю, кто будет есть уродившийся на них хлеб. Мои вилланы терпят убытки и в скором времени им грозит голод. Что скажете вы на это, сэр директор завода?
Директор, однако, ничуть не смутившись, стал бойко объяснять:
- Во всем виноваты наши поставщики, вовремя не доставившие сменные фильтры. А мы менее всего в этом виноваты. В крайнем случае, если вы пожелаете, можете объявить мне выговор, даже с занесением в личное дело, но предупреждаю, что буду жаловаться по инстанциям, и сам Борис Глебович, который меня знает лично...
- А мне плевать, - зарычал граф. - Мне плевать на ваших поставщиков и на ваши выговоры. Вот когда мои люди взломают ворота, клянусь, лично вас, как предводителя и владетеля этих мест, я усажу на кол. Другим же, принимая во внимание их подневольное положение, прикажу одеть на шею пеньковые веревки. Право, давно мои молодцы не вешали столько людей. Я причисляю вас к разбойникам и пакостникам, которые не хотят отвечать за свои поступки в чистом поле, как пристало благородным господам, на коне и с копьем в руке.
За стеной завода началась тихая паника. Голова сэра директора, на секунду исчезнув, появилась снова.
- Может быть, вы согласитесь принять от нас штраф, то есть выкуп?
- Выкуп? - граф подкрутил длинный ус. - Идет. А сколько? - Сто, двести тысяч.
- Неплохо, - граф обрадовано подкрутил второй ус. - Только предупреждаю, монета должна быть полновесной и не фальшивой.
- Какая монета? - удивился директор. - Мы все платежи производим по безналичному расчету.
- Так вы еще и издеваетесь! - закричал граф и махнул лучникам. Директор едва успел спрятать голову, как на то место, где она только что была, обрушился град стрел.
Вассалы графа снова стали готовить осадные орудия, а Харлам, махнул рукой и пошел дальше.
За заводом был пустырь. Направо виднелись поля и леса графа, усеянные черными блестящими пятнами. А Харлам неожиданно подумал, что снаружи все по-прежнему: люди занимаются своими привычными делами. И никто даже не задумывается о том, что месяц назад появился и стал стремительно расширяться новый, удивительный мир. Да, здесь насчет удобств негусто и вполне можно налететь на неприятности, но с другой стороны - свобода, странное восхитительное чувство, что тебе в затылок никто не смотрит и можно делать все, что хочешь. Правда, если ошибся, заплатишь за это тоже сам...
Земля зашаталась под его ногами и, треснув, разлетелась осколками оконного стекла, в которое попал хулиганский мяч. За осколками потянулись ниточки тумана, поначалу казавшиеся сверкающими струйками, которые вдруг попытались удержать Харлама. Ничего хорошего это не предвещало.
Он вскрикнул и прыгнул в сторону, выискивая место понадежнее, потому что земля под его ногами корчилась и превращалась в оскаленные лица, готовые схватить за пятки и с довольным хохотом сделать то, что не удалось туману: утащить вниз, в темноту и сырость безвременья.
Как бы не так!
Резкий прыжок в сторону, перекат и быстро, на четвереньках, два метра вправо. Потом прыжок в полусогнутом положении, потому что распрямляться уже нет времени, перекат, снова на четвереньках вперед и вперед, как можно дальше. Теперь налево и бегом-бегом. Господи, дай вторые ноги! Дай скрыться, забиться в какую-нибудь, пусть самую крохотную нору, но лишь бы только подальше от этого.
Харлам вихрем влетел в узкую улочку и побежал по ней, не разбирая дороги, сшибая на пути всех, кто попадался, лишь бы уйти, спрятаться и, повернув за очередной угол, осознал, что все, ушел.
Он уселся на землю и стал отчаянно соображать, где же находится и далеко ли отклонился от намеченной цели.
Что же это было? Чертовски похоже на мнемоудар. Но кто и зачем?
Харлам стиснул зубы.
Ничего, уж три дня-то он как-нибудь продержится, даже в самых невероятных условиях. Ему не впервой.
Он встал и поправил автомат.
Итак, в путь.
Отшагав еще полквартала, он углубился в предместья Лондона и неожиданно увидел, как с пожарной лестницы, ведущей на крышу одного из домов, спрыгнула стройная девушка в странном одеянии. Ее преследовали трое мужчин самой бандитской наружности.
Ага, это уже интересно.
Харлам приготовился наблюдать.
Девушка пробежала мимо, даже не попытавшись позвать на помощь. Преследователи, похоже, вообще не воспринимали его как нечто живое. Они отстали от своей жертвы метров на сто и теперь потихоньку ее догоняли.
Харлам хмыкнул.
Ну еще бы, ведь я здесь чужой. Эти бандюги уверены, что я не вмешаюсь. И, собственно говоря, правы.
Так примерно он и думал, пока до преследователей не осталось метров двадцать. А потом, неожиданно для самого себя, рывком сдернул с плеча автомат и саданул по ним широкой, на полмагазина очередью.
Как бы не так. Они даже не остановились, хотя почти все пули попали в цель.
Черт, ведь это оборотни. Их бы серебряными пулями, да где такие взять? Вот в Лемурии все наоборот - патронов с серебряными пулями сколько душе угодно. Только здесь не Лемурия.
Троица разделилась. Двое продолжали бежать за девушкой, а третий рванул к Харламу.
Ага, автомат бесполезен. Убежать? Не выйдет. И раздумывать уже некогда.
Харлам рванул с пояса гранату и, выдернул кольцо, уже в падении, швырнул ее под ноги бегущему к нему оборотню. Хлопнул взрыв, над головой просвистели осколки.
Харлам вскочил, сорвав с пояса вторую гранату. Но оставшиеся двое уже сообразили, что к чему и, бросив преследование девчонки, кинулись в ближайший переулок.
Вот так-то.
Воняло пороховым дымом, метрах в пяти бессильно щелкала зубами волчья голова. Харлам понял, что за эти несколько секунд перестал быть сторонним наблюдателем, стал частичкой этой страны. И теперь с ним может случиться все, что угодно.
Он еще постоял и посмотрел по сторонам. Голова оборотня перестала дергаться.
Ему надо было идти, торопиться, а он думал о том, что похоже - влип. Да еще как! А мнемоудар? Если он повторится? От оборотней можно спрятаться. А от этого? Все равно найдет. Если только не выявить причину и не сделать то, что было приказано, прежде чем эта телепатическая тварь или что там еще, с ним расправится.
Вот именно, прежде чем...
Он снова поглядел на компас и неторопливо, зорко оглядываясь по сторонам, пошел дальше, а свернув за первый же поворот, увидел девушку. Она стояла привалившись к стене, и улыбалась. И он ей улыбнулся тоже, хотя подумал, злясь на себя за собственную глупость, что глаза бы на нее не глядели. Глаза бы... Впрочем, очень даже можно поглядеть. Все, что надо, на месте и еще есть что-то такое, необъяснимое, что обязательно должно быть. А еще - улыбка.
Как же без этого: ведь спаситель все же.
Она-то зачем ему нужна? Впрочем, и то сказать, две недели ни с кем словом не перемолвился...
Только одета она как-то странно. И босиком. И что-то в ней все же есть необычное. Ну да, открытая мордашка с наивными... нет, глаза у нее никак не наивные и даже наоборот... что-то в них странное. Но кто тут не странный?
На соседней улице рычал какой-то зверь, что-то там трещало, рушилось. Потом рык смолк и повалили жирные хлопья дыма, послышался рев пожарных машин. Ветер дул в их сторону, и дым першил в горле. Харлам, хорошо понимая, что идти куда-либо не следует, так как видимости нет никакой, схватил девушку за руку и рванул ее в ближайший подъезд.
Дом был старый. Широкая крутая лестница. На нижних ступеньках лежали бутылки из-под молока и "шмайсер" с погнутым стволом. Стена рядом с лестницей оказалась разломана, и из пролома торчал окованный медью нос греческой триремы.
Харлам плотно затворил входную дверь и прислонился к стене. Девушка пристроилась рядом. Харлам закрыл глаза и стал думать.
А что, если девушка появилась здесь неспроста? Вдруг ее появление и мнемоудар связаны? Но что с того? Ну не она, так появится что-то другое. Пусть уж будет она. В крайнем случае, убрать ее не составит труда. И вообще...
Он открыл глаза, отстегнул полупустой магазин и зарядил его до отказа. Потом посмотрел на последнюю гранату.
Да, гранат надо было взять побольше.
Девчонка между тем занялась своим странным платьем, отрывая от него полоски материи, что-то ими соединяя и связывая. Харлам увидел, как мелькнуло тоненькое плечо и решил, что сам дурак. Просто девчонка. Просто бежала, спасая свою жизнь, а тут подвернулся он. Не может быть, чтобы это тоненькое плечо таило нечто опасное.
Он заглянул ей в глаза и участливо спросил, как спрашивают маленьких детей:
- Что, испугалась?
- Я? - она вдруг улыбнулась, и Харлам почувствовал, как у него по спине поползли мурашки, потому что у нее во рту блеснул длинный волчий клык.
Время как бы остановилось. Он с ужасом подумал, что поза у него крайне неудобная. А пока он схватит автомат, который прислонил возле ног к стене, она успеет раз сто броситься и вырвать горло, как они обычно и делают. И автомат он положил неудобно, даже забыл передернуть и теперь толку от него, как от веника. Разве что выхватить нож, но что нож против оборотня?
И тут она ему опять улыбнулась и участливо спросила:
- Что, испугался?
Харлама неожиданно отпустило. Он ошарашено мотнул головой, не рискнув что-либо сказать, чтобы не выдал враз охрипший голос.
Ну и ну!
Он попробовал сосчитать до ста, но на полдороге бросил, обозвав себя трусом. Это помогло, и минут через пять, уже успокоившись, спросил:
- А как тебя зовут?
- Катрин. А тебя?
- Харлам.
- Вот и познакомились, - усмехнулась она.
Почувствовал, что краснеет, Харлам поднял с пола автомат и, передернув затвор, выглянул на улицу.
Все, можно идти дальше.
Автобус они нашли после обеда. К этому времени Харлам истратил последнюю гранату на доисторическое чудовище, вынырнувшее самым подлым образом из-за угла. Увидев перед собой зубастую пасть размером с легковой автомобиль, Харлам едва успел швырнуть в нее гранату и вместе с Катрин нырнуть в дверь католического храма. Их шаги гулко прозвучали по сводчатым переходам, где-то наверху жалобно всхлипнул орган, а они торопились, подгоняемые странным ощущением, что куда-то опаздывают и надо быстрее, быстрее. Тощий священник попробовал загородить им дорогу, как щит выставив распятие. Харлам оттолкнул его, и они побежали дальше. Еще один поворот. Какое-то помещение с узкими сводчатыми окнами, забранными частыми переплетами. Со скрипом открывшаяся дверь. Они оказались на соседней улице и почти сразу увидели автобус. Вполне современный "Икарус" и даже ничуть не поврежденный. Дверца кабины была распахнута, и на сиденье сидел какой-то человек в одежде из оленьей кожи. Две черные арбалетные стрелы торчали у него из груди, да стайка мух кружилась вокруг запрокинутого лица.