– Прошу вас, мисс Осборн, – проворковал метрдотель, выдвигая кресло. – Коктейль с шампанским? – На меня он даже не взглянул.
Она села и улыбнулась ему:
– Это было бы прелестно, Генри.
– Если позволите, я сам закажу ужин? – Он буквально навис над ней, и мне бил в нос запах его одеколона.
– Пусть принесут меню, – вмешался я, – мне – виски со льдом.
Он медленно поворотил голову в мою сторону. Его глаза приценились к моему скромному, слегка потертому костюму, и в них мелькнула обида. Выражение его лица красноречивее всяких слов сказало мне, что я для него – ничтожество.
– Оставим это на усмотрение Генри, – твердо произнесла Пэм. – Он знает, что надо.
Я хотел было затеять склоку, но роскошная обстановка и враждебный взгляд толстяка смутили меня. Я сдался.
– Ладно… оставим на усмотрение Генри.
Наступило молчание, затем Генри уплыл ко входу – встречать новых гостей.
– С ним ты тоже спишь? – спросил я.
– Всего разочек, – хихикнула она. – Произвела неотразимое впечатление. Это единственный ресторан в городе, где я ем бесплатно… на тебя это тоже распространяется.
Я вздохнул свободнее. Судя по окружающей роскоши, у меня наверняка не хватило бы денег, чтобы заплатить по счету. Я бросил на Пэм взгляд, не лишенный восхищения:
– Умеешь устраиваться, детка.
– Еще как! – Она наклонилась вперед и прохладной ладонью накрыла мою руку. – Генри до смерти боится меня. У него ревнивая жена, и он вообразил, что я стану шантажировать его.
– Тем лучше для тебя.
Принесли напитки. К ним подали горячие закуски. Вокруг нас суетились два официанта. Зал начал заполняться посетителями.
– Шикарная ресторация. – Я огляделся. – Если бы не Генри, тут, наверное, ободрали бы как липку.
– Будь спокоен.
Официант принес бутылку «Сансерр» в ведерке со льдом. Он поклонился Пэм, которая ответила ему чувственной улыбкой. Уж не спит ли она и с ним, подумал я про себя.
Потом принесли морской язык под соусом из креветок с толстыми ломтями омара.
– Что-что, а вкус к жизни у тебя есть, – заметил я, уплетая за обе щеки.
– Ах, мужчины! – покачала головой и закатила глаза Пэм. – Ради меня они готовы на все! Тут главное умудриться поменьше дать и побольше взять. А мужчина либо тает от благодарности, либо дрожит от страха как осиновый лист, но я в любом случае в выигрыше.
– А мне что прикажешь: таять или дрожать?
– Оставайся таким же заманчивым, – ответила Пэм, цепляя на вилку кусок омара.
– Запомню.
Она стрельнула глазами в мою сторону:
– Правда, объедение?
– Еще бы, – согласился я и, помолчав, спросил: – А Берни уехал дня на два?
– Слушай, Джек, забудем о Берни. Давай наслаждаться жизнью. Договорились?
Но я чувствовал себя не в своей тарелке. Перед выездом в город у меня был разговор с Тимом. Пэм сказала, что зайдет за мной в восемь, и мне хватило времени побриться, принять душ и опрокинуть стаканчик. Тим вернулся с работы в половине восьмого и заглянул ко мне.
– Все нашел? – Он был смертельно уставший, потный и грязный. Мне стало стыдно.
– У меня была гостья. Я ничего не успел.
– Пэм, что ли?
– Да, Пэм.
– Вот девка! – хмыкнул он. – Я знал, что она подкатится к тебе, но не думал, что так быстро.
– Мы с ней едем в город сегодня вечером.
Тим перевел взгляд на стакан в моей руке.
– Я не отказался бы промочить горло.
– Так проходи, она наверняка опоздает.
Я налил ему внушительную порцию виски с содовой и положил много льда.
– Что она за птица? – спросил я, протягивая Тиму стакан. – Местная шлюшка?
– Она подружка Олсона.
Это сразило меня.
– А ты знаешь, что Берни?..
– Да, знаю. Он не обращает внимания на ее похождения. Они, понимаешь, прикипели друг к другу. Только вот спят врозь, а все остальное – вместе.
– Этого только не хватало! Если б знать, я и близко к ней не подошел бы. Раз она девушка Берни, то никуда я с ней не пойду сегодня.
Тим жадно глотнул виски, отер губы тыльной стороной ладони.
– Не ты, так найдется другой. Главное, не рассчитывай, что у вас зайдет дальше постели. Она – девчонка Берни. Но природа берет свое. Олсон не может ей этого дать, вот и разрешает погуливать. Тут нет никакого секрета: весь персонал аэродрома и полгорода в придачу знают про их отношения, главное, не принимай ее всерьез. – Он допил виски, поставил стакан и шагнул к дверям. – Сейчас под душ и в кресло перед телевизором. – Он поглядел на меня, улыбнулся: – Странная все-таки штука – жизнь.
Теперь на моей совести камнем повис Берни.
– Слушай, Пэм, – начал я, потом умолк и дождался, пока официант сменит тарелки. – Тим говорит, ты – девушка Берни. Он мой лучший друг. Нехорошо получается.
– Ох ты Господи! Я же сказала, мне это необходимо. Берни не возражает. Перемени тему. Говорю тебе, Берни все знает. Он не против.
Официант принес бифштекс по-итальянски с листьями артишока и цельножареным картофелем. Пока он подавал, я думал.
– Пальчики оближешь! – смачно проговорила Пэм. – М-м-м! Обожаю здесь есть!
– Он должен быть против, – сказал я. – Я правильно понял, он любит тебя? А ты – его?
– Да заткнись! – Ее голос сделался вдруг грубым и злым. – Дают – бери и будь доволен!
Я не настаивал. Только дал себе обещание больше не притрагиваться к ней. Ну и положеньице! Берни… мой кумир, а я переспал с его женщиной!
У меня пропал аппетит. Как ни хорош был бифштекс, кусок застревал в горле. Я водил вилкой по тарелке и оглядывал ресторан. Вдруг поднялась суматоха, и Генри со всех ног бросился через зал ко входу. Из темноты дверного проема на приглушенный свет вышел высокий грузный мужчина лет шестидесяти. Судя по походке, вылитый педераст. Толстой физиономией и мясистым носом он походил на сварливого дельфина. На его лысой, вероятно, как коленка голове сидел слегка набекрень ядовито-оранжевый парик. Мужчина был в желтом, точно охапка лютиков, полотняном костюме и багровой сорочке с жабо. Словом, франт, каких поискать!
– Гляди-ка, – обрадовался я случаю переменить тему разговора, – что это за чучело?
Пэм бросила взгляд на вход.
– Это Клод Кендрик. Он владелец самой модной, дорогой и доходной художественной галереи в городе.
Виляя бедрами, толстяк прошествовал на предложенное ему место, через три столика от нас. С ним пришел некто худой как тростинка, неопределенного возраста – между двадцатью пятью и сорока годами. У него была шапка длинных темно-каштановых волос, а вытянутое лицо, узкие глаза и губы ниточкой напоминали подозрительную, злобную крысиную морду.
– А это директор галереи Луи де Марни, – пояснила Пэм и занялась бифштексом.
Генри без устали хлопотал над этой парочкой, видно, считал их важными птицами. Я с любопытством наблюдал за ними. Перед толстяком, как по волшебству, возник мартини с водкой. Его спутник отказался от спиртного. Коротко обсудили с Генри меню, затем Генри отплыл в сторону и щелкнул пальцами, призывая официанта следовать за ним.
Клод Кендрик обвел глазами зал, точно король, вышедший к придворным. Некоторым, вероятно, знакомым, он помахивал пальцами, потом повернулся в нашу сторону. На миг его глазки зацепились за меня и перескочили на Пэм. Тут брови у него поползли вверх, лицо расплылось в улыбке. Тут он сотворил невообразимое: поклонился, высоко поднял свой оранжевый парик, как поднимают шляпу в знак приветствия, еще поклонился, снова нахлобучил парик на голую, точно бильярдный шар, голову, поерзал в кресле и заговорил со своим спутником.
Пэм прыснула.
– Отпадный мужик, да? Он так здоровается со всеми знакомыми женщинами.
– Ты в числе его знакомых?
– Когда-то я работала у него манекенщицей и рекламировала ювелирные изделия. Мы знакомы много лет. – Она доела бифштекс. – Извини… у меня идея. – И, встав из-за стола, Пэм подошла к Кендрику. Она загородила его от меня и проговорила минуты три, потом вернулась за наш столик.
– Что ты задумала?
– У него потрясающий прогулочный катер. Мне захотелось покататься. Он с радостью согласился. Знаешь, здешние жители постоянно изнывают от скуки. И с удовольствием заводят новые знакомства. Поедем, а?
Я замялся, и она продолжала:
– С ним интересно, и он жутко влиятельный. – Подошел официант и унес наши тарелки. – Он тебе понравится.
Предложение выглядело заманчивым.
– Ну, ладно. Что мне терять-то?
Я взглянул в сторону Кендрика. Он улыбнулся и кивнул мне, а тем временем официант подал ему копченую лососину. Я кивнул в ответ.
После горячего нам принесли кофе. Кендрик и де Марни заказали только лососину и кофе. Получилось, что мы кончили ужинать одновременно.
Пэм встала и подвела меня к их столику.
– Клод, это Джек Крейн. Он работает на строительстве взлетной полосы. Джек, это мистер Кендрик.
– Зовите меня Клодом, дружочек. – Моя ладонь словно утонула в куске теплого теста. – Очень рад. Добро пожаловать в наш очаровательный город. Надеюсь, вы будете блаженствовать здесь. – Он с пыхтеньем поднялся на ноги. – Выйдем на лунный свет. Луи, ненаглядный мой, поухаживай за нашей дорогой Пэм. Я хочу познакомиться с Джеком поближе. – Он взял меня под руку и повел к выходу. Дважды он останавливался, приподнимал свой чудовищный парик и кланялся женщинам, которые улыбались ему. Я чуть не сгорел со стыда, пока Генри наконец с поклоном не выпроводил нас в душную ночь.
На улице мы остановились.
– Прошу, Луи, покатай Пэм на катере. Ты ведь знаешь, как она любит кататься по морю. Джек, вы потерпите меня несколько минут? У меня есть к вам разговор.
Не успел я возразить, как Пэм и Луи ушли прочь.
– Что за разговор? – Меня тошнило от этого жирного педика и было противно оставаться с ним наедине.
– Насчет Берни; он принадлежит к числу моих лучших друзей. – Кендрик промокнул лицо шелковым носовым платком. – Сядем в мою машину. Там работает кондиционер. Меня угнетает эта духота, а вас?
Я замялся, но без Пэм, которая отвезла бы меня обратно на аэродром, я оказался припертым к стенке и поплелся за ним по пирсу – к вычурному черно-желтому «кадиллаку». При нашем приближении из-за руля вылез шофер-японец и услужливо открыл двери.
– Покатай нас, Юко, – распорядился Кендрик и протиснулся в автомобиль. Я сел с другой стороны. От шофера нас отделяла стеклянная перегородка. Когда дверцы захлопнулись, я окунулся в приятную прохладу. Автомобиль плавно тронулся с места, и Кендрик предложил мне сигару, но я отказался.
Некоторое время мы ехали по набережной, затем водитель свернул и повез нас за город.
Раскурив как следует сигару, Кендрик спросил:
– Насколько я понимаю, вы очень близкий друг Берни?
– Это так.
– Берни беспокоит меня, – тяжело вздохнул Кендрик. – Бедняжка… это ужасное ранение.
Я ждал, не говоря ни слова.
– Ему приходится работать на ужасных людей. Этот Эссекс! Невозможный человек! А его жена!
Я по-прежнему молчал.
– У Берни нет уверенности в завтрашнем дне.
– Ни у кого ее нет, – заметил я, глядя, как в безоблачном небе желтой тарелкой проплывает луна.
– И вы ощущаете то же самое? – Он повернул голову и пытливо посмотрел на меня. – У вас тоже нет уверенности?
– А у кого она есть?
– Это, конечно, верно, однако вы честолюбивы? Хотите разбогатеть? Наверняка хотите, и Берни тоже хочет. Мы часто говорим о деньгах. Однажды он сказал мне… вот его точные слова: «Клод, я готов на что угодно, лишь бы избавиться от этой неуверенности. Представься мне случай сорвать хороший куш, я отбросил бы всякую щепетильность».
– Берни так сказал?
– Это его точные слова.
Теперь настала моя очередь бросить на него пытливый взгляд.
– Послушайте, Кендрик, может, хватит ходить вокруг да около? Все ваши уловки шиты белыми нитками. Я ведь вижу: вы не знаете меня и хотите прощупать, только делаете это неуклюже, как слон. Что у вас на уме?
Он снял парик и заглянул внутрь, точно рассчитывал что-то найти там, потом снова напялил его на голову.
– Берни предупреждал меня, – улыбнулся он. – Говорил, что с вами нужно держать ухо востро. Он рассказал, как выручил вас из одной переделки. Вы ограбили вьетнамского менялу и унесли с собой три тысячи долларов. Берни дал вам алиби. Это правда?
– Вьетнамские менялы были легкой добычей. Я нуждался, а у него денег куры не клевали. У Берни чересчур длинный язык.
– Берни сказал, что меняла погиб под бомбежкой, и все устроилось как нельзя лучше.
«Кадиллак» плавно катил вдоль сверкавшего вдали бриллиантового ожерелья городских огней, и мне вспомнился Сайгон.
Моей вьетнамочке понадобились деньги, чтобы сбежать в Гонконг. У нее в головке помутилось от страха. Она приехала с Севера и твердила, что за ней охотятся вьетконговцы. Никакие доводы на нее не действовали. Подай деньги, и все тут, тогда она подкупит кого надо и спасется от смерти. Я по ней с ума сходил, но по ночам ее глупый страх портил все дело, и хоть я понимал, что лишусь ее, но все-таки решил помочь ей переправиться в Гонконг. Как-то вечером я вошел в контору этого менялы с револьвером в руке и заставил его раскошелиться. Я тогда не просыхал, и мне было море по колено. Получила она деньги, и поминай как звали. Потом военная полиция устроила опознание, и потерпевший указал на меня. Ну, думаю, крышка, но тут явился Олсон. Сказал, что во время ограбления мы с ним возились с его самолетом. Полицейские, конечно, не поверили, да у Берни был большой вес, и дело сошло мне с рук.
Казалось, все произошло давным-давно, в далеком прошлом. Мне еще повезло, что в контору того менялы угодила одна из первых ракет, которые вьетконговцы выпустили по Сайгону, и он взлетел на воздух. А то ведь он собирался писать жалобу командующему, но ракета его утихомирила.
Берни я рассказал все как есть, и он ухмыльнулся:
– Смотри, Джек, завязывай с этим. Вдруг меня не окажется рядом. – Тем и кончилось.
Во всяком случае, до поры до времени, но ведь я вечно сидел на мели. Я завел новую вьетнамочку, танцовщицу из одной шумной ночной забегаловки, которую облюбовали американские солдаты. Та требовала денег вперед; вообще у вьетнамочек одни деньги на уме. И вот однажды вечером, когда мне было уже невтерпеж, заявился я к очередному меняле. Тут уж я рисковать не стал. На улице гремела гроза, да еще ракетный обстрел, и мой выстрел потонул в грохоте. Эка важность, думал я, убил старого вьетнамца – все равно что утку подстрелил на охоте. Из открытого сейфа я взял тысячу долларов. Этого хватило, чтобы поразвлечься с девочкой, и еще осталось на мелкие расходы. Я делал это трижды. И всякий раз убивал менялу, а потом начались угрызения совести. Эти старики снились мне по ночам. Мне повсюду мерещились полные ужаса глаза. Их глаза преследовали меня, даже когда я копался в машине Олсона. И я завязал. А вот теперь, в этом шикарном «кадиллаке», мне снова померещились их глаза.
– Что у меня на уме? – говорил Кендрик. – Это вам расскажет Берни. Операцию затеял он, а я хотел спросить у вас только одно. Берни утверждает, будто ради хороших денег вы готовы на все. Сами понимаете, ключевое слово здесь – «все». Могу я узнать, это действительно так?
– Смотря что понимать под хорошими деньгами, – ответил я.
– Ответ правильный. – Он выпустил струю сигарного дыма, который был тотчас вытянут маленьким, но исправно делающим свое дело вентилятором. – Да… что значит «хорошие»? Вас заинтересовали бы четверть миллиона?
У меня захватило дух, но я не подал вида.
– Такая сумма заинтересует хоть кого.
– Мне нет дела до других. – В его голосе зазвучали нотки нетерпения. – Я спрашиваю вас.
– Это как сказать.
– Дружочек, я задал простой вопрос. Вы готовы на все ради четверти миллиона?
– Надо переговорить с Берни.
– И это правильно. – Кендрик поднес ко рту крошечный микрофон. – Возвращаемся, Юко.
«Кадиллак» развернулся и отправился в обратный путь.
– Тоже мне операция, – сказал я. – Сначала Берни подсовывает мне липовую работу. Потом Пэм соблазняет меня. Теперь в игру вступаете вы и заводите речь про четверть миллиона. Не очень-то тщательно продумана ваша операция. Все на скорую руку. Вот пойду в полицию и расскажу про ваши делишки. Как думаете, интересно им будет послушать?
Кендрик закрыл глаза и стал похож на престарелого дельфина, уставшего от жизни.
– Возможно, дружочек, но думаю, ваша персона вызовет у них более живой интерес. – По-прежнему не открывая глаз, он поправил парик. – Однако оставим в покое полицию. Это неприятная тема. Есть возможность заработать, ваша доля составит четверть миллиона. Вам следует переговорить с Берни, а отказаться всегда успеете. Коли не пожелаете, сядете в самолет и полетите обратно в свой городишко, будете там всю оставшуюся жизнь кое-как сводить концы с концами. Это, конечно, ваше право, но, с другой стороны, можете присоединиться к нам и разбогатеть.
Я закурил сигарету.
– Я переговорю с Берни.
Дальше мы ехали молча, пока «кадиллак» не остановился у «Л'Эспандона», где нас поджидали Пэм и де Марни.
Когда я вылез из машины, Кендрик сказал:
– Надеюсь, дружочек, будем работать вместе. Я верю в вас.
Я смерил его взглядом:
– На взаимность не рассчитывайте. – Пэм уже направилась к своей малолитражке, и я пошел следом.
– Ты тоже в этом замешана? – спросил я, когда мы скрючились в тесном автомобильчике.
– У тебя был разговор с Клодом?
– Сама знаешь. Это ведь ты меня подставила ему, не так ли? Я спрашиваю: ты тоже в этом замешана?
Пэм завела машину и помчалась в сторону аэродрома.
– Поговори лучше с Берни.
– Это не ответ на мой вопрос, а я требую ответа.
Она пожала плечами:
– Да, замешана. Берни все объяснит.
– Если он и дальше так поведет дело, то я умываю руки.
Она искоса бросила на меня колючий взгляд.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Это же откровенная липа: устроили меня на липовую работу, подложили мне тебя, потом подставили меня этому жирному чучелу. Это все Берни придумал?
– А ты все-таки заинтересовался?
– Деньгами заинтересовался, но если оставить деньги в стороне – а меня еще надо убедить в том, что их можно заработать, – то пока что ваша операция – фуфло.
– Ты должен поговорить с Берни.
– Еще как должен.
Остаток пути проехали молча, а когда остановились у моего коттеджа, Пэм обворожительно улыбнулась: