– А чего гадать-то? Ясное дело, «Каспийский Монстр». В честь прототипа!
Морщины на лице старика разгладились, глаза лучились счастьем, на дрожащих от чувств губах играла улыбка. Взгляд летчика был устремлен вдаль…
Туда, где отражением заснеженных горных вершин плескались облака…
Туда, где ждала и манила давно утерянная и так внезапно обретенная вновь родная стихия…
Взгляд летчика был устремлен в небо…
* * *Покидать пилотскую кабину не хотелось. За время полета Глеб успел свыкнуться с креслом второго пилота и изо всех сил старался помогать Мигалычу с прокладкой курса, а иногда – и с управлением экранопланом. Старик, радуясь возможности разделить восторг полета с кем-то еще, охотно учил паренька основам летного дела, а Глеб с горящими глазами впитывал бесценную информацию, испытывая чуть ли не священный трепет перед крылатым исполином и пребывая в полной уверенности, что прикоснулся к чуду.
– Глеб, ты мне нужен!
Состроив недовольную гримасу ребенка, оторванного от любимой игры, паренек с надеждой посмотрел на Мигалыча, но тот лишь пожал плечами и кивнул в сторону выхода:
– Иди. Отец зовет.
Глеб с сожалением покосился на штурвал и вылез из кресла, в которое незамедлительно перебралась Аврора, шутливо показав напарнику язык.
– Смотри, не трогай тут ничего, – грозно напутствовал Глеб, на что и девочка, и старик только прыснули со смеху.
Вздохнув, паренек шагнул за дверь и побрел на голос Тарана:
– Глеб!
– Иду, па!
Сталкера он нашел за штабелем пустых канистр. Таран на пару с Геннадием расчищал подступы к еще полным емкостям, чтобы не терять лишнего времени при очередной дозаправке.
– Ты когда ел последний раз? – сталкер с укоризной посмотрел на сына.
Остро очерченные скулы, впалые щеки, мешки под глазами…
Ощутив укол совести за недогляд, он пихнул Глебу в руки плошку с куском солонины и горстью сушеных грибов, достал флягу с водой.
– Ешь!
– Не хочется.
– Да неужто? Ешь, говорю!
Глеб насупился, но послушно впился зубами в жесткое мясо и, лишь прожевав кусочек, почувствовал вдруг, как на самом деле проголодался.
– Вот об этом я тебе все время и толкую, – заметив проснувшийся у сына аппетит, сказал Таран. – Споришь с отцом почем зря…
– Так уж и зря? – мальчик упрямо вскинул голову. – А Пешеход? А Полковник? А засада в ущелье? Это все тоже зря? А ведь я оказался прав!
Звякнула на цепочке крышка фляги. Сделав шумный глоток, Глеб выжидающе уставился на отца, но затем вдруг опустил голову:
– Можешь не отвечать. Все равно разговора не получится…
– Пойду-ка я, пожалуй, вздремну часок, – Дым вытер измаранные руки о штанины и неторопливо затопал прочь. – От ваших препирательств у меня вечно изжога разыгрывается.
Проводив взглядом зеленокожего гиганта, Таран подсел у стены, с наслаждением вытянув ноги. Ровный гул двигателей и растекавшаяся по полу вибрация убаюкивали, вгоняли в прострацию. Неловкое молчание затянулось. Еще немного, и момент будет безвозвратно утерян. Как и много раз до этого, они разойдутся каждый по своим делам, снова оставшись наедине с недосказанным. Обида и недопонимание рано или поздно породят безразличие, а колючий ледяной взгляд окончательно выстудит из души собранное когда-то по крохам, все еще ранимое и беззащитное перед натиском обстоятельств чувство единения.
Сталкер почти физически ощутил, как воздвигается и крепнет, прирастая кирпичиками-секундами, незримая стена отчуждения, и, просто чтобы остановить этот неумолимый, беспощадный процесс, начал говорить, сбивчиво и тихо:
– Ты же знаешь, я не мастак толкать речи… Может, скажу криво, не обессудь… – Таран прервался на мгновение, рванул ворот рубахи, глотая воздух, ставший вдруг спертым и вязким, словно кисель. – Всю жизнь один, а тут вдруг… появляешься ты… Думал, обучу азам выживания, и вся недолга… Я ведь не знал, что это так сложно – быть в ответе за кого-то, воспитывать… Учил выживать, а не жить. Бывало, отмахивался вместо того, чтобы попытаться объяснить… Давил и ломал, не пытаясь понять. Продолжал видеть в тебе всего лишь маленького непослушного сорванца… Потому что боялся признаться самому себе, что передо мной уже не тот беспомощный мальчик, сидевший на перроне Московской. Боялся, что, перестав быть ребенком, ты в конце концов станешь таким же черствым и нелюдимым, как я сам! До колик в животе боялся, что не справлюсь… Что… не смогу… заменить тебе отца…
Сумбурное признание не принесло желаемого облегчения. Слишком многое камнем давило на сердце, и, снедаемый противоречивыми чувствами, сталкер решил идти до конца:
– Если бы я только знал… Если бы был уверен, что сможешь понять… Пережить и смириться с потерей… то рассказал бы тебе о его гибели сразу… Но тогда я испугался. Не хотел… как это… травмировать твою психику. А потом… – Таран тяжко вздохнул, – потом проблемы начали расти как снежный ком, и… я совершил самую большую ошибку…
Взглянув на собственные дрожащие пальцы, сталкер поспешно спрятал руки.
– Ты все равно узнал правду. Но то, как это было сделано… Я никогда не прощу себя за те слова… Даже если ты меня когда-нибудь простишь… – Таран говорил все тише. – Твой отец был сильным человеком. Настоящим. Я общался с ним считаные минуты, но навсегда запомнил его взгляд. Воля к жизни и безграничная свобода – вот что читалось в этом взгляде. То единственное, чего веганцы так и не смогли у него отнять…
Сталкер смешался и уже решил, что говорит в пустоту, как вдруг…
– Почему ты не рассказывал этого раньше?
Голос Глеба, робкий и надтреснутый, заставил сердце Тарана забиться чаще.
– Все потому же. Боялся, что не смогу стать твоему отцу достойной заменой. Ведь я совершенно другой… В отличие от него перестал во что либо верить, признал поражение, смирился. И давно уже для себя решил, что надеяться на что-либо в этой жизни глупо. А после встречи с тобой – вдруг захотелось. И надеяться, и верить, и…
Вновь неловкая пауза в попытках поведать наконец о том самом, сокровенном и вынашиваемом в тайне от самого себя чувстве…
Со стороны пилотской кабины донеслись отзвуки звонкого голоса Авроры, и в голове тотчас, словно по мановению волшебной палочки, зазвучали сказанные девочкой когда-то слова:
«Не пытайся оправдываться. Не ищи подходящих слов. Хоть раз в жизни признайся в том, что испытываешь на самом деле. Не держи в себе. Просто скажи это. И Глеб тебя услышит…»
– А ведь я никогда не произносил этого вслух. Принимал за проявление слабости… Как глупо… За свою жизнь я наделал массу ошибок. Ты мне неоднократно доказывал, что я продолжаю делать их и сейчас… Особенно в попытках выстроить с тобой доверительные отношения… – Таран закрыл глаза, бросаясь в омут с головой. – И пусть многие из этих ошибок я совершаю под влиянием эмоций, но… это только доказывает… насколько сильно я… люблю тебя, сын.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем сталкер отважился сделать вдох. Открыть глаза он так и не решился, но этого и не потребовалось. С не поддающимся осмыслению восторгом Таран вдруг почувствовал, как врезается в грудь что-то теплое и мягкое… Как сжимают шею, отчаянно и безудержно, детские руки… Как сотрясается в беззвучных рыданиях невесомое тельце…
– Ну же, Глеб… Все хорошо. Ты ведь у меня уже совсем большой. А взрослые не плачут!
Баюкая на руках и неумело успокаивая пацаненка, сталкер тихонько покачивался, наслаждаясь нахлынувшим ощущением безграничного счастья, а следом, разбивая в пыль сомнения и тревоги, пришла твердая уверенность – с разладами в их маленькой, но настоящей семье покончено…
Когда Глеб перестал вздрагивать и неловко отстранился, его взгляд снова излучал уверенность и несвойственную ребенку серьезность.
– Можно у тебя кое-что спросить? – мальчик утер рукавом покрасневшие глаза, смешно шмыгнул носом.
– Конечно, – Таран постарался придать себе безмятежный вид.
– Там, стоя на крыле… Что бы ты сделал, если б Дым так и не выбрался из «Малютки»?
Сталкер помрачнел, а на лбу его проступили глубокие морщины. Заметив замешательство в разом состарившемся лице отца, Глеб запоздало прикусил губу и вдруг понял, что не хочет слышать ответ на гложущий его вопрос, но Таран уже нашел подходящие слова:
– Всем нам рано или поздно приходится представать перед выбором. Жертвовать одним ради обретения другого. В такие моменты главное не сожалеть о том, что теряешь. Потому что как ни тяжела будет горечь утраты, это законная плата за выбор… – Сталкер потер виски и продолжил тихим бесцветным голосом: – Под угрозой находились не только мы, но и сама экспедиция. Если бы Гена не выбрался… я бы отдал команду лететь без него.
– Тебе так важен этот «Алфей»? А если он не более чем выдумка?
– Может, и так… Но если проект существует, он даст человечеству шанс начать все с чистого листа. И даже если этот шанс ничтожно мал, мы не имеем права его упускать.
– Может, и так… Но если проект существует, он даст человечеству шанс начать все с чистого листа. И даже если этот шанс ничтожно мал, мы не имеем права его упускать.
Глава 18 Город с картинки
Индия, Таиланд, Вьетнам, Китай… Столько новых названий сразу Глебу не доводилось слышать за всю его короткую подземную жизнь. И ведь за каждым из этих загадочных слов скрывалась не какая-нибудь станция метрополитена, и даже не город, а целая страна! Масштабы описываемых Мигалычем территорий не поддавались осмыслению, и даже всезнайка Аврора, поглядывая на ползущую вдали полоску берега, не перебивала рассказчика, здраво рассудив, что сухие и бездушные цифры из учебника не идут ни в какое сравнение с увлекательными воспоминаниями очевидца безвозвратно ушедшей эпохи.
На все уговоры ребятни высадиться на сушу, чтобы хоть одним глазком заглянуть за пелену прибрежного тумана, Таран отвечал категорическим отказом. Словно гончая, вставшая на след, сталкер подолгу всматривался в линию горизонта, разделившую мир на две стихии – водную и небесную, и лишь во время недолгих приводнений развивал на борту кипучую деятельность, стараясь максимально быстро подготовить экраноплан к новому броску.
Мигалычу, их единственному и бессменному пилоту, удавалось урывать несколько часов отдыха, забываясь коротким тревожным сном во время вынужденных остановок на заправку и осмотр. Однако старик так ни разу и не пожаловался на столь напряженный график, всецело поглощенный своим новым детищем, и даже, казалось, помолодел на добрый десяток лет – таким живым и целеустремленным стал взгляд подернутых белесой поволокой глаз.
Экипаж успел возненавидеть допотопную ручную помпу, с помощью которой приходилось перегонять топливо из бочек в баки прожорливого «Каспийского Монстра», но отлынивать от работы никто не пытался – нетерпение командира передалось остальным. Даже Аврора трудилась наравне с остальными, сознавая, что каждый преодоленный километр неумолимо приближает экспедицию к конечной точке маршрута.
По характерному гулу двигателей Глеб научился распознавать заходы на посадку, и когда экраноплан в очередной раз завибрировал, вспоров днищем водную гладь, паренек лишь сокрушенно помотал головой. Ведь с момента последней стоянки прошло всего ничего – пара часов! Неужели снова ворочать пустые бочки?!
Однако неестественно громкий возглас Мигалыча заставил мальчика вмиг позабыть про усталость, скатиться с лавки и стремглав побежать в пилотскую кабину. Обложившись картами, старик с Тараном напряженно высматривали что-то впереди, а прибрежная полоса совершенно неожиданно перекочевала с левого борта на правый.
– Мы что, развернулись? – решил уточнить Глеб.
– Нет. Просто вошли в Амурский залив, – развеял опасения Мигалыч. – Сейчас минуем остров Русский и, считай, прибыли.
Как ни старался летчик говорить спокойно, голос его подрагивал от волнения. Экраноплан, покачиваясь на волнах, продолжал двигаться на малом ходу, пока из туманной дымки не начали проявляться очертания многоэтажных домов, стальных гигантов-кораблей, в хаотическом порядке разбросанных по акватории, скелеты бурых от времени мостов-исполинов через бухту Золотой Рог и пролив Босфор Восточный, чьи пилоны, взметнувшись на недостижимую высоту, подпирали запруженное тучами сумрачное небо.
– Город-крепость… Форпост на Тихом океане… – продолжал торжественно вещать Мигалыч. – Он ведь изначально задумывался как военный пост. Форты, артиллерийские батареи, командные пункты, огневые точки – столько всего понастроено было, что за всю историю никто из вражин даже близко не подошел!
Мучительно медленно прибавляя в размерах, город не спешил открывать гостям свои секреты, и лишь когда в проплешинах облаков забрезжил рассвет, стало отчетливо видно, что добрая треть изъеденных соленым морским бризом зданий стоит не на суше, а вырастает прямо из воды, подобно зарослям озерного камыша. Лавируя меж гор намытого с улиц мусора, сбившегося в целые плавучие острова, «Каспийский Монстр» неспешно подбирался к прибрежным кварталам, и с каждой минутой изумленным взорам путешественников открывались все новые подробности разыгравшейся здесь десятилетия назад трагедии.
Неведомая сила содрала с железобетонных остовов оконные рамы и крыши, уволокла в море портальные краны, чьи ржавые стрелы торчали теперь над поверхностью под немыслимыми углами, став немым напоминанием об ушедшей под воду территории порта. Совсем уж абсурдно и сюрреалистично смотрелись останки корабля, опасно зависшего над крышей многоэтажного здания чуть ли не в центре жилого района. Какой же должна быть мощь бушевавшей тут стихии, чтобы проделать такое? От страшного удара часть перекрытий смяло, а само строение покосилось и просело, но все же каким-то немыслимым образом все еще удерживало на своем истрескавшемся горбу многотонную железную махину.
– Это и есть Владивосток? – убитым голосом уточнил мальчик.
Разбитый, истерзанный, превращенный в нагромождение завалов и обледенелых бетонных глыб, город нисколько не походил на застрявший в памяти рай с картинки. Сияющая огнями гавань, нарядная набережная, уютный свет тысяч окон… Как ни горько было это сознавать, но бережно хранимому образу суждено навечно остаться в мечтах. Наивных, детских мечтах…
В последний раз взглянув на измусоленную фотографию, Глеб медленно разжал пальцы. Игривый ветер с готовностью подхватил ее, закружил, поднял ввысь, унося все дальше, пока клочок бумаги не пропал из виду на фоне вырастающих из сумрака сопок и гор. Вместе с рухнувшими в одночасье надеждами повстречать выживших как-то незаметно испарилась и вера в существование всесильного «Алфея», что до сих пор поддерживала в путешественниках силы продолжать поиски.
– Город-то, похоже, волной накрыло, – севшим голосом произнес Мигалыч.
– Разве бывают такие волны? – с сомнением ответила Аврора. – Ураганы, к примеру, могут натворить бед, но чтобы в таких масштабах…
– Не иначе как термоядерный заряд где-то в море рванул. Видимо, и сейсмотолчки были. Хорошо, весь полуостров под воду не ушел!
– Да уж, – протянул Дым. – Долго бы мы тогда город искали…
– А что толку? – пальцы на рукояти штурвала побелели, выдавая напряжение, охватившее старика. – Ну нашли мы его… А дальше? Что делать-то будем, командир?
Оторвавшись от созерцания городских руин, Таран молча развернулся и зашагал в трюм. С немым удивлением экипаж наблюдал за тем, как сталкер ворочает по отсеку пустые бочки, как раскладывает на полу обрывки швартовных линей. Заметив недоумение на лицах друзей, он впервые за долгое время улыбнулся, от чего хандра и апатия мгновенно отступили, а в душе вновь забрезжила надежда.
– Чего стоим? Подключайтесь! Будем строить плот. Мы ведь не для того столько отмахали, чтобы сдаться?
* * *Привыкнуть к шаткой, собранной из подручных материалов палубе под ногами никак не удавалось. Совсем рядом, в какой-то паре шагов, струились и перетекали в непроницаемой для взглядов толще воды иссиня-черные бесформенные тени. Рыбы? Или все-таки игра света от фонарей, обшаривающих пространство бледными лучами? Глеб поежился и попятился от края настила, поближе к отцу.
Плот покачивался каждый раз, когда Геннадий расталкивал шестом преграждавшие дорогу топляки и льдины, прокладывая дорогу их утлому суденышку в заиленной мутной воде. Скользкие, изъеденные сыростью монолиты домов с бездонными провалами окон, гирлянды сосулек на чудом уцелевших растяжках проводов, изувеченные временем фасады с остатками краски на заиндевелых стенах… Обстановка не располагала к беседам, да и некому было проводить исторические экскурсы в славное прошлое Владивостока. Мигалыч вместе с Авророй по обыкновению остались сторожить транспорт.
Первоначальный план состоял в том, чтобы осмотреть незатопленную часть города, но до суши исследователи так и не добрались. Что-то насторожило Тарана в железобетонных дебрях квартала, и спустя минуту напряженной возни с самопальными веслами команда уже швартовала плот внутри развалин не то бизнес-центра, не то какого-то административного здания, обнажившего полуразваленные плиты перекрытий подобно куску многослойного пирога.
Замерев возле оконного проема, сталкер подтянул автомат поближе и привычно смахнул с обзорных стекол противогаза несуществующую пыль.
– Ну, что там? – шепнул Дым, примостившись рядом. – Видно кого-нибудь?
Со своей позиции Глеб не наблюдал ничего необычного. Все та же картина запруженной льдом улицы, легкая рябь бежит по воде…
Рябь? От чего? Вот шевельнулась, покачнувшись, ледяная глыба, за ней еще одна… А затем все трое увидели наконец показавшуюся на поверхности метровую башку морского гада. Следом, плавно изгибаясь и подставляя рассветным лучам маслянистые бока, тянулось бесконечное, с автофургон длиной, туловище.