— Гм…
Ринсвинд посмотрел Виндринссею в лицо. «Десять лет… — подумал он. — И всякие жуткие приключения с крылатыми как их там морскими чудовищами. С другой стороны, много ли будет толку, если он все узнает?»
— Можешь не сомневаться, домой ты вернешься, — наконец кивнул он. — По сути, ты этим и прославился. О том, как ты добирался домой, потом сложили настоящие легенды.
— Пуф! — Виндринссей прислонился к корпусу корабля, снял с себя шлем и вытер лоб. — Честно признаюсь, ты снял с моей души тяжкий груз. Я боялся, что боги затаили на меня обиду.
Ринсвинд промолчал.
— Их злит, когда люди берут и выдумывают всякие штуковины типа деревянных коней и тоннелей, — пояснил Виндринссей. — Понимаешь, боги — ярые приверженцы традиций. Они предпочитают, чтобы люди просто рубили друг друга в капусту. А я лишь хотел показать людям, что желаемого результата можно добиться куда более простым способом. Я думал, может, они чуть умнее станут…
Где–то дальше вдоль побережья раздавались крепкие мужские голоса, громко распевающие:
— …По реке плывет центурион из крепости Гелиоделифилодельфибоскроментуево…
— Но это не помогло, — сказал Ринсвинд.
— Однако я хотя бы попытался, да?
— Да.
Виндринссей похлопал его по спине.
— Выше нос. Хуже уже не будет, правда?
Они зашли в воду, где среди темных волн стоял на якоре корабль Виндринссея. Полководец, провожаемый взглядом Ринсвинда, подплыл к деревянной лесенке и поднялся на борт. Через какое–то время корабль поднял весла — или опустил весла, или как там это называется, когда их просовывают в дырки в бортах, — и медленно вышел в гавань.
Над водой разнеслись голоса:
— Направь вот этот конец корабля, да, да, вот этот, который острый, вон в ту сторону, сержант.
— Слушаюсь, сэр!
— И не ори. Я тебе что, приказывал орать? И почему вы так любите драть глотки? Ладно, ты тут распоряжайся, а я пойду прилягу.
Ринсвинд побрел по берегу обратно.
— Беда в том, — рассуждал он, — что все мы испытываем надежды, говорим, что хуже не будет, ан нет «хуже» и «лучше», есть только «сейчас». И все идет, как идет. Но что толку говорить ему об этом? У него скоро и так будет забот полон рот.
Эрик, вдруг оказавшийся за спиной у Ринсвинда, шмыгнул носом и заметил:
— Это была самая грустная речь, что я когда–либо слышал.
А эфебская и цортская армии продолжали горланить вокруг своих праздничных костров.
— …Вышел Ахилл на крыльцо…
— Ну и ладно… — сказал Ринсвинд. — Пошли домой.
— Кстати, ты не обращал внимание на забавное сходство между вами? Вы с ним очень похожи, — промолвил Эрик, когда они зашагали дальше по песку.
— Что ты имеешь в виду?
— Переставь местами слоги в Виндринссее и получишь Ринсвинд. Кстати, в переводе с какого–то ныне мертвого языка это имя означает «Поднимающий Ветры».
Ринсвинд удивленно воззрился на юношу.
— Он что, мой предок?
— Кто знает, — откликнулся Эрик.
— Ого. Но имечко так себе, я бы предпочел, чтобы ты его больше не переводил. — Ринсвинд тщательно обдумал сообщенные Эриком факты. — Что ж, жаль, я не знал этого раньше. Иначе бы строго–настрого запретил этому Виндринссею вступать в брак. Не говоря уже о том, чтобы посещать Анк–Морпорк.
— Анк–Морпорк, наверное, еще и не построили…
Ринсвинд попробовал щелкнуть пальцами.
Все опять завертелось.
Астфгл откинулся на спинку кресла. Интересно, что за приключения ожидают этого Виидринссея?
Дело в том, что боги и демоны живут вне времени и для них все происходит одновременно. Разумеется, это должно бы означать, что они знают обо всем, что произойдет, поскольку оно в некотором роде… уже произошло. На самом же деле они этого не знают. Реальность очень велика, и в ней происходит много всякого интересного, так что пытаться ухватить все факты разом — это все равно что пользоваться очень большим видеомагнитофоном, у которого нет кнопки «стоп» или счетчика ленты. Проще подождать и посмотреть, что будет.
В один прекрасный день он, Астфгл, обязательно вернется к истории Виндринссея.
Тогда как здесь и сейчас (насколько это возможно — использовать данные слова в области, расположенной вне пространства и времени) дела шли не лучшим образом. Эрик оказался более симпатичным, чем это было приемлемо.
А еще он, похоже, изменил ход истории, хотя этого просто не могло быть, единственное, что можно сделать с ходом истории, — это его облегчить.
В общем, необходимо было предпринять какие–то кардинальные меры. Сотворить что–нибудь по–настоящему душераздирающее.
Правитель всея преисподней вдруг осознал, что дергает себя за усы.
Основная проблема со щелканьем пальцами заключается в том, что никогда не знаешь, к чему это приведет…
Вокруг Ринсвинда царила абсолютная чернота. Это было не просто отсутствие света. Это была темнота, которая наотрез отрицала саму возможность, что свет когда–либо существовал.
Его ноги безвольно болтались. Похоже, он плавал в воздухе. И не хватало чего–то еще. Он никак не мог понять, чего именно.
— Эй, Эрик, ты тут? — осмелился окликнуть он.
Звонкий голос, раздавшийся где–то поблизости от него, ответил:
— Да. А ты, демон, тут?
— Д–да–а.
— Где мы? Мы падаем?
— Вряд ли, — возразил Ринсвинд, у которого был опыт в подобных вещах. — У нас в ушах не свистит ветер. Когда падаешь, в твоих ушах обязательно свистит ветер. Кроме того, перед глазами у тебя проносится вся твоя жизнь, а я пока что ничего знакомого не увидел.
— Ринсвинд?
— Да?
— Знаешь, я вот говорю с тобой, открываю рот, а никаких звуков не доносится…
— Ерунда, как такое может…
Ринсвинд вдруг замолчал. Он говорил — и вместе с тем не говорил. Окружающий мир не слышал его. Но он же как–то общается с Эриком. Наверное, словам просто надоело использовать в качестве проводника эти ненадежные уши… Куда проще иметь дело напрямую с мозгом.
— Возможно, это какая–то магия или что–то в том же духе, — предположил он. — Здесь нет воздуха. Поэтому и звука нет. Малюсенькие частички воздуха вроде как стукаются друг о друга, наподобие игральных шариков. Так и рождается звук.
— Да ну? Обалдеть.
— В общем, нас окружает абсолютная пустота, — продолжал Ринсвинд. — Совершенное ничто. — Он немножко замялся, а потом сказал: — Для этого даже имеется какое–то специальное слово. Оно обозначает то, что ты получаешь, после того как ничего не осталось.
— Ага, знаю. Ты имеешь в виду счет в трактире, — догадался Эрик.
Какое–то время Ринсвинд обдумывал эту мысль. Вроде бы подходит.
— Согласен, — наконец кивнул он. — Счет. В нем–то мы и оказались. Мы в абсолютном счете. В полном, совершенном, глубоком счете.
Астфгл сходил с ума от ярости. В его распоряжении были заклинания, которые могли найти кого угодно где угодно и когда угодно, но этих людишек не было нигде и никогда. Только что он видел, как они идут по пляжу, и вдруг…
Оставались только два места, где он еще не искал.
К счастью, сначала он выбрал не то.
— Хоть бы звездочки были… — сказал Эрик.
— Во всем этом есть что–то очень странное, — заметил Ринсвинд. — В смысле, ты холод чувствуешь?
— Нет.
— Ну а тепло?
— Нет. На самом деле я почти ничего не чувствую.
— Нет ни тепла, ни холода, ни света, ни жары, ни воздуха, — подытожил Ринсвинд. — Только счет. И как давно мы здесь болтаемся?
— Не знаю. Такое впечатление, что целую вечность, но…
— Вот–вот. По–моему, времени тут тоже нет. В смысле, нормального времени. А не такого, которое отмечают люди по ходу дела.
— Ну и ну, не ожидал встретить здесь кого–либо еще, — послышался чей–то голос рядом с ухом Ринсвинда.
Этот голос отдавал театральностью, таким голосом очень хорошо… скажем, ныть, но, по крайней мере, в нем не было и следа угрозы. Ринсвинд развернулся.
Перед ним в позе «лотоса» сидел какой–то человечек с крысиным лицом. Он с подозрением рассматривал Ринсвинда. За ухом человечка торчал карандаш.
— Э–э. Привет, — поздоровался Ринсвинд. — Ты упомянул про «здесь». А где именно находится это самое «здесь»?
— Нигде. В том–то все и дело.
— Что, совсем нигде?
— Пока — да.
— Прекрасно, — вмешался Эрик. — А когда оно станет где–нибудь!
— Трудно сказать, — ответил человечек. — Глядя на вас двоих и принимая во внимание всякие разные штуки, скорость метаболизма и все такое прочее, я бы предположил, что это место станет «где–нибудь», ну, плюс–минус примерно через пятьсот секунд. — Человечек начал разворачивать лежащий у него на коленях пакет. — Бутербродика не хотите? Пока ждем?
— Что? Неужели я…
В этот момент желудок Ринсвинда, который чувствовал, что если он позволит мозгу и дальше контролировать ситуацию, то рискует потерять инициативу, встрял в разговор и заставил Ринсвинда спросить:
— А с чем?
— А с чем бы ты хотел?
— Извини, не понял?
— Не крути. Просто скажи, какой бутерброд ты хочешь.
— О–о? — Ринсвинд уставился на человечка во все глаза. — Ну, что ж, если у тебя есть бутерброд с яйцом и кресс–салатом…
— Да будет яйцо и кресс–салат, типа того! — Человечек сунул руку в пакет и протянул Ринсвинду белый треугольник.
— Обалдеть! — воскликнул Ринсвинд. — Какое совпадение!
— Теперь все может начаться в любую минуту, — сообщил человечек. — Вон… не то чтобы они уже разобрались с направлениями, о нет, только не они… в общем, вон там все произойдет.
— Единственное, что я вижу, — это темнота, — пожаловался Эрик.
— Не–а, ее ты тоже не видишь, — торжествующе возразил человечек. — Ты видишь только то, что бывает перед тем, как установится темнота, типа того. — Он бросил на еще–не–темноту нехороший взгляд. — Ну, давай, чего мы ждем–то?
— Да, чего? — спросил Ринсвинд.
— Всего.
— Чего всего? — не унимался Ринсвинд.
— Всего. Не всего чего–то. Вообще всего.
Астфгл обвел взглядом клубящиеся облака газа. По крайней мере, он очутился там, где надо. Мимо конца вселенной трудно промахнуться.
Последние несколько угольков мигнули и погасли. Пространство и время внезапно столкнулись — и схлопнулись.
Астфгл кашлянул. В двадцати миллионах световых лет от своего дома чувствуешь себя ужасно одиноко.
— Здесь есть кто–нибудь? — спросил он.
— ДА.
Голос прозвучал совсем рядом с его ухом. Даже правитель демонов может вздрогнуть.
— В смысле, не считая тебя, — поправился Астфгл. — Ты кого–нибудь тут видел?
— ДА.
— Кого?
— ВСЕХ.
Астфгл вздохнул.
— Хорошо, выразимся точнее. В последнее время тут никто не объявлялся?
— НЕТ, ЗДЕСЬ ТЕПЕРЬ ОЧЕНЬ ТИХО, — ответил Смерть.
— Проклятье!
— ТЫ КОГО–ТО ИЩЕШЬ?
— Я думал, здесь может появится некий тип по имени Ринсвинд, но… — начал Астфгл. Глазницы Смерти полыхнули алым светом.
— ВОЛШЕБНИК? — переспросил он.
— Да нет, он дем…
Астфгл умолк. На промежуток, который, если бы время еще существовало, был бы несколькими секундами, его обуяли жуткие подозрения.
— Человек? — прорычал он.
— НАЗВАТЬ ЕГО ТАК ОЗНАЧАЛО БЫ ДОПУСТИТЬ НЕКОТОРУЮ НАТЯЖКУ, НО В ШИРОКОМ СМЫСЛЕ ТЫ ПРАВ.
— Будь я проклят! — воскликнул Астфгл.
— МНЕ КАЖЕТСЯ, ТЫ УЖЕ ПРОКЛЯТ.
Правитель демонов вытянул перед собой трясущуюся лапу. Нарастающая ярость восторжествовала над чувством стиля; его алые шелковые перчатки лопнули под натиском разворачивающихся когтей.
А потом (не стоит гневаться рядом с типом, у которого в руках острая коса, — вдруг он примет твои слова на свой счет) Астфгл буркнул: «Прости, что потревожил тебя» — и исчез. И только оказавшись вне пределов крайне острого слуха Смерти, правитель демонов излил свою ярость в жутком вопле.
На самом краю времени в наполненном сквозняками пространстве ничто развернулось во всем своем великолепии.
Смерть ждал. Его пальцы легонько барабанили по рукоятке косы.
Вокруг плескалась темнота. Даже бесконечность больше не существовала.
Он попробовал просвистеть сквозь зубы несколько тактов непопулярных песенок, но свист его был тут же поглощен пустотой.
Вечность закончилась. Весь песок ссыпался вниз. Великая гонка между энтропией и энергией завершилась, и фаворит все–таки вышел из нее победителем.
Может, подточить косу?
Нет.
По правде говоря, незачем.
Огромные разводы абсолютной пустоты простирались в то, что можно было бы назвать далью, — если бы существовала пространственно–временная система отсчета, которая могла бы придать словам типа «даль» разумный смысл.
Похоже, делать было больше нечего.
«МОЖЕТ, НА СЕГОДНЯ ХВАТИТ?» — подумал он.
Смерть повернулся и хотел уже направиться прочь, но в этот самый миг до него донесся едва уловимый звук. По отношению к звуку в общем он являлся тем же, чем фотон является по отношению к свету, — он был столь слаб, что за гулом работающей вселенной его бы никто и не услышал.
Это был хлопок, сопровождающий возникновение крохотного сгустка материи.
Смерть подошел к точке, в которой появился этот сгусток, и внимательно пригляделся.
И увидел обычную скрепку. <Многие считают, что первой должна появиться молекула водорода, но это противоречит наблюдаемым фактам. Каждый, кто находил дотоле незнакомую сбивалку для яиц, заклинивающую вдруг невинный кухонный ящик, знает, что сырая материя постоянно изливается во вселенную, принимая при этом довольно сложные формы и, как правило, появляясь на свет в пепельницах, вазах и бардачках. Материя выбирает такой вид, чтобы отвести от себя подозрении, и ее обычными формами воплощения являются скрепки, булавки от рубашечных упаковок, ключи для радиаторов центрального отопления, игральные шарики, огрызки карандашей, таинственные детали от газонокосилок и старые альбомы Кейт Буш. Почему материя так поступает, неизвесно, но у нее явно есть какой–то План. Очевидно также, что иногда создатели используют для постройки вселенных метод Большого Взрыва, а иногда — несколько более щадящий метод Непрерывного Созидания. Это полностью согласуется с изысканиями космотера центов, открывших, что неистовство Большого Взрыва может причинить вселенной, когда та станет постарше, серьезные психологические травмы.>
Что ж, какое–никакое, а начало.
Раздался еще один хлопок, оставивший после себя небольшую белую рубашечную пуговицу, которая потихоньку вращалась в вакууме.
Смерть слегка расслабился. Разумеется, потребуется некоторое время. Сначала — некая интерлюдия, а потом все будет усложняться и усложняться, пока не образуются газовые облака, галактики, планеты и континенты, не говоря уже о крошечных, похожих на штопор существах, извивающихся в затянутых слизью прудах и гадающих, стоит ли ради какой–то там чокнутой эволюции затевать возню с отращиванием плавников, ног и так далее. Но все уже началось, и ничто не могло остановить неумолимый процесс развития.
От Смерти требовалось лишь немного терпения, но терпение было его коньком. Довольно скоро на свет появятся живые существа, которые будут развиваться как безумные, бегать, прыгать и веселиться под лучами новорожденного солнца. А также они будут уставать. Стареть.
Смерть устроился поудобнее. Ничего, он подождет.
Он им еще понадобится.
Вселенная возникла.
Любой космогонист скажет вам, что все самое интересное случается в первую пару минут, когда ничто сбивается в кучу и образует пространство и время, а потом появляется масса поистине крохотных черных дыр и так далее. А дальше — дело, ну, в общем… отделки. В принципе, все основное уже готово, если не считать микроволновок.
В рождении вселенной есть какая–то дешевая привлекательность.
— Слишком показушно, — фыркнул человечек. — Весь этот шум вовсе не обязателен. С тем же успехом это могло быть Большое Шипение. Ну, скажем, затрубили бы фанфары…
— Гм? — отозвался Ринсвинд.
— Да, а кроме того, если ты внимательно приглядывался, то мог заметить, что через две пикосекунды после начала все чуть было не пошло прахом. Тяп–ляп, набили тем, что под руку попалось, и можно выкидывать товар. Заработает — хорошо, а не заработает — ну и ладно. В наши дни все так делается. Никакого тебе мастерства. Вот когда я был пацаном, на создание вселенной уходили дни. Ею можно было гордиться. А сейчас ее собирают кое–как, закидывают в грузовик и увозят. И представляешь…
— Нет, — слабо откликнулся Ринсвинд.
— Материалы так и тащат! Находят поблизости кого–нибудь, кто был бы не прочь слегка расширить свою вселенную, и не успеешь оглянуться, как с твоей стройплощадки уже утянули кусок тверди и толкнули его где–нибудь в качестве пристройки.
Ринсвинд таращился на человечка во все глаза.
— Кстати… а кто ты такой?
Человечек вытащил из–за уха карандаш и окинул задумчивым взглядом пространство вокруг волшебника.
— Ну, я создаю всякие разные штуки, — ответил он.
— Какие штуки?
— Какие захочешь.
— Ты — тот самый Создатель?
Человечек жутко смутился.
— Гм, и вовсе я не тот. Не тот самый. Просто создатель. Но крупных контрактов я не заключаю — ну, на звезды, газовые гиганты, пульсары и все прочее. Я, скорее, специализируюсь на, так сказать, заказной работе. — Он бросил взгляд, в котором читалась гордость вперемешку с вызовом, и признался: — Не хочу хвастаться, но даже деревья я делаю собственными руками. Вот оно, мастерство. На то, чтобы научиться делать деревья, нужны годы. Даже обычную елку ты просто так не вылепишь.
— О–о, — произнес Ринсвинд.
— И никого не приглашаю для окончательной доводки. Никаких субподрядчиков — вот мой девиз. Эти паршивцы вечно тянут, мол, подождите, мы очень заняты, нам еще звезды там–то и там–то устанавливать… — Человечек вздохнул. — А вообще, люди думают, будто создать что–то — плевое дело. Достаточно пройти по воде и немножко помахать руками. Но все совершенно не так.