Мое второе я - Татьяна Полякова


Татьяна Полякова Мое второе я

Я таращилась в окно и занималась самовнушением, повторяя, точно мантру: «Я прекрасно обхожусь без него», и загибала для верности пальцы, боясь сбиться со счета. Чтобы самовнушение подействовало, повторить одну и ту же фразу следовало сто восемь раз, об этом я вычитала в книжке с впечатляющим названием «Как стать счастливой за тридцать дней». С начала моих упорных трудов прошло уже двадцать семь, а счастьем пока не пахло. Так и подмывало сесть в машину и оказаться через два часа в соседнем областном центре. Но я даже думать себе об этом запретила.

Год назад я твердо решила: с авантюрами пора завязывать, потому что, ясное дело, добром они не кончатся, а вновь встретиться с объектом моих вожделений — это значит оказаться в очередной раз замешанной в историю. Не могу сказать, что в два десятка предыдущих втравил меня он. Тут как посмотреть… Но я точно знала: стоит нам встретиться… в общем, не стоит нам встречаться. Хотя очень хотелось. Если не встретиться, то, по крайней мере, узнать, чем он сейчас занят.

— Нет и еще раз нет, — твердо произнесла я и даже хлопнула по столу ладонью. — В моей новой жизни ему нет места.

Я удовлетворенно кивнула, поражаясь собственной твердости. Новую жизнь я начала с открытия галереи. Меня всегда тянуло к искусству. Здание под галерею я приглядела в самом центре города, туристы бродили здесь толпами. Помимо галереи, я держала магазинчик с сувенирами. Торговля шла неплохо. Впрочем, денег мне и без того хватало, но я не относила себя к категории бездельниц и точно знала: у человека должно быть дело, желательно с большой буквы. Иначе дурные гены и скука сведут на нет мой порыв, и я вернусь к прежним привычкам. Теперь, перечитывая на досуге Уголовный кодекс, я тихо вздыхала, радуясь, что господь долгое время проявлял завидное терпение в отношении моей особы, но впредь испытывать его доброту было бы весьма неосторожно. Чему мой папа яркий пример.

Папа был карточным шулером. Кем была моя мама — неизвестно, папа говорил об этом крайне осторожно и как-то неубедительно. Рассказ обычно заканчивался фразой: «Я был недостоин твоей мамы, и она меня оставила». Может, мама и поступила мудро, но могла бы и меня с собой прихватить. И то, что она этого не сделала, рождало в моей душе наихудшие подозрения.

Папины друзья были сплошь колоритными личностями, но не являлись подходящей компанией для несмышленой девчушки. В результате воспитание я получила своеобразное. С куклами и сказками про Золушку и добрых гномов мы разминулись, а вот о том, как сделать так, чтобы средства граждан перекочевывали из их карманов в мой, я знала не понаслышке.

Несмотря на свою бурную жизнь, папа не забывал о моем образовании, и с сентября по июнь я жила у его тетки, доброй, трудолюбивой и набожной. Она внушала мне, что жить надо честно, и неустанно молилась за отца, у которого понятия о честности было свое и весьма неординарное. Летом папа брал меня на каникулы, и тетушкины наставления тут же мною забывались. Жизнь отца, суматошная, веселая и полная приключений, не шла ни в какое сравнение с тихим, размеренным существованием тетки. Папу очень беспокоило мое будущее, и он часто повторял:

— Слушай тетю…

Я кивала в ответ, не собираясь следовать его совету.

Когда я поступила в институт, он вздохнул с облегчением, но радовался недолго. Тетя умерла в бытность мою студенткой второго курса. Папа вынужден был перебраться в квартиру, где мы с ней жили до этого, потому что считал неправильным оставлять меня «в таком опасном возрасте» без внимания. Уверена, папа хотел как лучше… А получилось… впрочем, сейчас не об этом. Папина карьера прервалась внезапно и довольно драматично. Чтобы избежать близкого знакомства с прокуратурой, он спешно покинул Родину и теперь обретался на Французской Ривьере, где, должно быть, испытывал терпение тамошней полиции. Мне он звонил дважды в месяц, уверяя, что нашел отличную работу, и даже звал к себе отдохнуть, но просил сообщить об этом заранее, чтоб он смог договориться об отпуске. Хорошо зная папу, я была уверена: половина из того, что он мне рассказывал, — фантазия, а вторая половина — благие намерения, которым не суждено осуществиться, потому что папа из тех, о ком обычно говорят: «горбатого могила исправит».

В общем, пример отца заставил задуматься, и я решила стать законопослушной гражданкой, чтобы в пятьдесят лет не оказаться, подобно ему, в чужой стране с перспективой одинокой старости.

В моих ближайших планах значилось создание семьи, и с этой целью я приглядывалась к молодым людям из своего окружения, которых, кстати сказать, было немало. Обеспеченных и весьма достойных. Но никто из них не заставил мое сердце дрогнуть или, на худой конец, забиться чуть быстрее обычного. Я начала хитрить и убеждать себя, что для счастливого брака любовь вовсе не является такой уж необходимостью. Ее вполне могут заменить уважение, доверие… Тут на меня, как правило, накатывала тоска, и являлись непрошеные мысли о некоем молодом человеке, который моей любви абсолютно не заслуживал, и вместе с тем… в общем, оставалось таращиться в окно и повторять: «Я прекрасно обхожусь без него».

Со счета я все-таки сбилась, чертыхнулась досадливо и решила выпить кофе. И в этот момент услышала знакомый голос за дверью:

— Здорово, девки. Хозяйка здесь?

Адресовалось это менеджеру по продажам и бухгалтеру, находившимся в смежной комнате, а зычный голос принадлежал Раисе. Она когда-то была любовницей моего отца. Несмотря на то что сбежал он от нее буквально через месяц после знакомства, она до сих пор испытывала к нему добрые чувства и даже намеревалась посетить его во Франции, от чего мне удалось отговорить ее с большим трудом. Я подозревала, что папа вовсе не придет в восторг, обнаружив ее на своем пороге. Он называл Раису не иначе как клофелинщицей и умолял меня держаться от нее подальше.

На нашу дружбу папины слова никак не повлияли, хотя они были недалеки от истины. Раиса действительно некоторое время промышляла тем, что, сведя знакомство с несмышлеными и охочими до приключений представителями мужского пола, обчищала их карманы, опоив за ужином снотворным. Однако и ей в голову приходили вполне здравые мысли о том, что добром это не кончится, она оставила дурные привычки и вышла замуж. Трижды. С первыми двумя супругами я была незнакома, третьим ее избранником стал состоятельный вдовец. Поначалу она уверяла, что жизнь с «папулей» просто сказка, но очень скоро заскучала и в один прекрасный день его покинула, при этом совершенно не претендуя на половину его собственности, тем самым введя в смущение многочисленных злопыхателей. Супруг не мог взять в толк, чем не угодил Раисе, и умолял ее вернуться, в благом порыве переписав на нее все свое имущество. Раиса осталась непреклонной, но «папулю» время от времени навещала и обращалась с ним так, точно не он ей в отцы годится, а она ему в матери. Пару лет назад она помогла мне выпутаться из передряги, которая могла закончиться печально, и с тех пор неутомимо этим пользовалась. И сейчас, заслышав ее голос, я вздохнула, пытаясь угадать, что ей понадобилось на этот раз. Дверь распахнулась, Раиса вошла и с неодобрением огляделась. Мой роскошный кабинет, выдержанный в серо-голубых тонах, по непонятной причине навевал на нее тоску.

— Привет, — сказала Раиса, прошла к столу и устроилась в кресле с сиротским видом. Подозрение, что моя спокойная жизнь дала трещину, лишь окрепло.

Особой красотой подруга похвастаться не могла: среднего роста, крепкая, с широкими бедрами и небольшой грудью, она была полной противоположностью красоток, фотографии которых встретишь в любом глянцевом журнале. Лицо круглое, курносое, с веселыми карими глазами, а волосы, темные, довольно длинные, она собирала в хвост на затылке. По моим прикидкам, ей было тридцать три — тридцать четыре года, примерно на столько она и выглядела. Одевалась кое-как, а косметикой не пользовалась. Оставалось лишь гадать, что такого в ней находили мужчины, от которых отбоя не было. Как-то я, набравшись отваги, задала ей этот вопрос. Раиса надолго задумалась, а ответила вполне серьезно: «Я добрая». В свете ее дурных привычек это выглядело издевательством, но я сочла за благо промолчать. И правильно. Разозлиться подруге ничего не стоило, а в гневе она страшна. Просто удивительно, сколько в ней было силы, физической я имею в виду. Однажды некий тип сделал в ее адрес оскорбительное замечание, Раиса подошла к нему и подхватила опешившего мужика на руки. Бедняга так обалдел, что позволил пронести себя от столика до окна (эта памятная сцена разыгралась в ресторане). В абсолютной тишине подруга швырнула успевшего прикорнуть на ее груди мужика в это самое окно, вместе с осколками которого он вскоре и оказался на асфальте.

— Приличные люди женщинам не хамят, — заявила она, оставила на столе деньги за ужин, который мы так и не успели закончить, а также за разбитое стекло и кивнула мне: — Идем, Маруся.

— Приличные люди женщинам не хамят, — заявила она, оставила на столе деньги за ужин, который мы так и не успели закончить, а также за разбитое стекло и кивнула мне: — Идем, Маруся.

После этого случая я зареклась ее нервировать.

— Как идут дела? — продолжая оглядываться, спросила подруга.

— Прекрасно, — пожала я плечами, беспокойно хмурясь.

— Да? А папа как?

— Уверяет, что отлично.

— Папа не пропадет… А чего хмурая?

— Не вижу повода веселиться.

— И я не вижу, — вздохнула Раиса. — У меня неприятности, — добавила она и поджала губы. Мои худшие опасения начали сбываться.

— Что случилось? — понизив голос до шепота, спросила я.

— У тебя выпить есть? Лучше коньяк… или виски… водка, на худой конец.

— Есть мартини.

— Что за скверная привычка пить всякую дрянь?

— Что случилось? — повторила я.

— Ладно, давай мартини.

Я поднялась и дрожащей рукой налила мартини в два бокала, в один добавила апельсиновый сок, а второй протянула Раисе. Та залпом его выпила, точно водку, и сказала:

— Дрянь, да еще сладкая… Ты пей, Маруся, пей.

— Не вздумай называть меня так при подчиненных.

— Что я, дура, я ж понимаю…

— Рассказывай, — поторопила я. — Опять взялась за старое? Ты же обещала…

— Я слово держу, уж можешь мне поверить. Живу себе тихо-мирно, даже салон красоты открыла… вот, думаю, Маруся обрадуется, когда узнает…

— Уже порадовалась. Дальше что?

— Дальше? А коньяка точно нет? Может, пошлешь кого-нибудь…

— Я тебя сейчас пошлю, — зашипела я.

— Не нервничай, нам сейчас как никогда надо сохранять спокойствие. Особенно тебе. Я-то так переволновалась, что от меня никакого толку, а проблему надо решать. Срочно. Не знаю, как до тебя доехала…

— Раиса! — рявкнула я. Тут она закатила глаза, по всем признакам намереваясь хлопнуться в обморок. Я быстро налила еще мартини и сунула бокал ей в руку. Раиса покорно выпила.

— Маруся, это божье наказание. Вот уж не думала, не гадала…

Я поняла, что запросто сама могу свалиться в обморок, так и не дождавшись ее объяснений, и тоже выпила.

— Что ты натворила? — дважды глубоко вздохнув, спросила я.

— Ничего я не натворила. С какой стати? Успокойся и послушай…

— Я спокойна, — ответила я и забормотала: — Я спокойна, я спокойна…

— У меня в багажнике труп, — сказала Раиса, нерешительно улыбнувшись.

— Что? — охнула я.

— Так и знала, что ты расстроишься. Говорила: коньяк нужен, а не эта сладкая дрянь…

— Какой труп, несчастная, то есть чей?

— Дядечки одного… хороший такой дядечка, интеллигентный…

— Что интеллигентный дядечка делает в твоем багажнике?

— Ну, не дома же его оставлять? Я покойников боюсь…

— Где машина?! — завопила я.

— На парковке перед офисом.

— Ты что, проехала двести километров с трупом в багажнике? — Такое у меня в голове не укладывалось.

— Я хотела его пристроить где-нибудь в лесочке, но как-то боязно одной, Маруся… вот я и решила к тебе.

— Чокнутая. — Я бросилась к двери, Раиса припустилась за мной.

Прав был папа: ее дурные наклонности до добра не доведут. Опоила дядечку… тьфу ты… опоила мужика какой-то дрянью, а он взял да и умер. И что теперь делать?

Сказать по чести, я и сама не знала, какая нужда гнала меня к машине, ведь не желание же увидеть труп? Не могу сказать, что покойников я до смерти боялась, но зрелище это, безусловно, малоприятное. Как видно, теплилась в моей душе надежда, что это глупая шутка.

Я выскочила на парковку, вертя головой в поисках Раисиной машины.

— «БМВ», — кивнула она на черный джип, стоявший чуть в стороне.

— У тебя новая машина? — Вот уж нашла время задать подобный вопрос…

— Ага. «Папуля» подарил. Назад сманивает.

— Открой багажник, — сказала я, хмуро оглядываясь.

— Маруся, должна тебя предупредить, он там не один.

— В каком смысле?

— Ну… их там двое.

— Два трупа? — Я решила, что моя жизнь вступила в новую фазу, которая закончится психиатрической больницей.

— Нет, второй вовсе не труп. Я его просто малость оглушила, потом связала и скотчем залепила рот, чтоб не орал.

— Раиса, а зачем тебе понадобилось все это делать? — с неизвестно откуда взявшимся спокойствием спросила я.

— А что мне еще оставалось? Он велел багажник открыть, а в багажнике был труп. Я уж и так и эдак, а он пристал, точно репей, пришлось открыть. Я дядечку-то покрывалом прикрыла, вот и подумала, может, он и внимания не обратит… а он первым делом: «А что у вас здесь?» — и руку тянет, пришлось дать в ухо, пока не опомнился…

— Кому в ухо дать? — ошалело спросила я.

— Менту.

— У тебя в багажнике мент?

— Не мент, гаишник. Или они тоже менты?

— Боже мой, — пробормотала я, ноги у меня подкосились, и я непременно оказалась бы на асфальте, не подхвати меня Раиса под локти.

— С этим надо что-то делать, — со вздохом заявила она. — У тебя есть идеи? У меня нет. Может, выпьем коньяка и идеи появятся?

— Он в самом деле там? — спросила я с сомнением.

— А куда ему деться? Хочешь, покажу. — И, не дождавшись моего ответа, Раиса приоткрыла багажник.

Я увидела цветастое покрывало и нахмурилась, втайне ожидая, что Раиса сейчас захохочет и скажет, что меня разыграла, но она его откинула совсем чуть-чуть, и этого хватило, чтобы увидеть буквы на ядовито-зеленом фоне: ДПС. Я перехватила ее руку, вернув покрывало на место. Оно внезапно пришло в движение, человек под ним завозился и даже замычал.

— Ужас, — сказала я, стекленея взглядом.

— Точно, — кивнула Раиса, захлопнув дверь, и на меня уставилась. — Ты о чем думаешь? — заботливо спросила она минут через пять.

— Пытаюсь вспомнить статью Уголовного кодекса…

— Лучше не надо. И так на душе кошки скребут.

— Заткнись.

— Молчу. Ты, главное, не нервничай.

Ноги меня не держали, и я устроилась на переднем сиденье, Раиса скользнула в водительское кресло и уставилась на меня. За спиной продолжали возиться и стонать.

— Если б не труп, могли бы выкинуть мента в лесочке за городом. Хотя… вдруг он номер тачки запомнил и мою физиономию тоже? Не отоврешься, что машину угнали… придется срываться в бега. А ну как найдут?

— Помолчи, — буркнула я.

— Маруся, я вся на нервах и долго не выдержу. Говори, что делать.

— Откуда я знаю, — заголосила я.

Раиса вздохнула и затихла.

Время шло, возня за спиной прекратилась, но лучше соображать я не стала.

— Ты не будешь кричать, если я скажу? — робко поинтересовалась подруга.

— Не буду…

— Придется обращаться за помощью к Арсению. Он мужчина, а в такой ситуации…

Я перевела на нее взгляд и кивнула:

— Звони ему.

— Пустое дело. Он не клюнет. Очень на тебя сердит… между нами, он грозился, что шею тебе свернет, если ты объявишься. Это он, конечно, погорячился, но разозлился всерьез. И на меня тоже. Хоть и непонятно, за что. Он с места не сдвинется, даже если я его задолбаю звонками.

— Что же делать?

— Ехать к нему, — пожала Раиса плечами. — Душа у него добрая, повыпендривается немного и поможет. Особенно если ты начнешь глаза мозолить. Как ни верти, а ежу понятно, что он в тебя давно и безнадежно влюблен.

— А не он грозился мне шею свернуть?

— Так то сгоряча. Вот что, позвони и скажи, что ты в беде. Так и скажи. Уверена, он через два часа примчится.

— А вот я не уверена.

— Ну, так попробуй.

— У меня нет его номера.

— У меня есть. — Она набрала номер и протянула мне мобильный. Я попыталась придумать душещипательную историю в рекордно короткий срок, но мои таланты не пригодились. Арсений ответить не пожелал. — Звони со своего телефона, — деловито посоветовала Раиса. — Он увидит номер и…

— Номер я сменила.

— Чтобы он не мог позвонить?

— До чего ты догадлива.

— Маруся, с моей стороны невежливо тебе напоминать, но у нас в машине…

— Знаю, что у нас в машине!

— Значит, выход один: ехать к Сенечке.

— Спятила? Двести километров с трупом и связанным ментом?

— Но сюда-то я доехала, может, повезет?

— Боже мой, — простонала я, призрак длительного тюремного заключения маячил на горизонте. — А если он выставит нас за дверь, да еще сообщит в милицию?

— Вряд ли. Он, конечно, здорово на тебя злится, но… сердцу-то не прикажешь.

— Сиди здесь.

Я вышла из машины и скоренько направилась в офис.

— У меня срочное дело, вернусь через пару дней, — сказала я своим сотрудницам, проходя в кабинет. Взяла сумку и припустилась к Раисиной машине. — Папа предупреждал: дружба с тобой до добра не доведет, — сказала я с печалью, устраиваясь рядом с подругой.

— Знаешь, я по нему скучаю, — кивнула Раиса, завела машину и не спеша выехала с парковки. — Твой папа необыкновенный человек. Как думаешь, он любил меня? Хоть немного?

Дальше