– Я тебя на самом деле люблю, – подал голос Олег. – Очень сильно. Мне больше никто не нужен.
– А мне не нужен ты! Даже за мешок пряников в голодный год я не стала бы с тобой трахаться, понял?
– Да мне не этого надо. Я жениться на тебе хочу.
– Вот даун! – зло процедила Катя. – Размечтался!
– Но ведь ты хочешь семью, детей… Сама говорила…
– Детей от тебя? Да не смешите!
И тут Олег не выдержал, сорвался на крик:
– А чем я хуже того же Петьки, за которого ты мечтала выскочить? Тем, что денег у меня меньше? Так ты зря думаешь, что я бедный. У меня есть бабло.
– Ага, пара штук баксов в носке спрятаны на черный день.
– А вот и нет! У меня лимон есть! Хочешь, твоим будет, если за меня выйдешь?
– Миллион рублей – сумма неплохая, конечно, но на него даже квартиру не купишь.
– Я про доллары, Катя!
– Ой, Яшин, какое же ты трепло, – уничижительно фыркнула та. – Но знаешь… Тебя даже миллион не спасет! Не могу я рожу твою видеть, понимаешь? Меня стошнит прямо на брачном ложе…
– А от Радугина не тошнило, от этого старого козла? Только не говори, что ты спала с ним не из-за денег, а по большой любви!
– Какая любовь, Яшин? Ее в природе не существует! А вот физическое влечение, да. И меня влекло к Виктору! Он был необыкновенным мужиком. Самцом, если хочешь. Да мне все бабы завидовали! И не потому, что Радугин был мэром. Просто в нем такой мощный заряд мужского магнетизма, что даже в старости он оставался завидным самцом. – И она, смерив его презрительным взглядом, добавила: – Не то что ты…
– Это я не мужчина? – вскипел Олег. – Да я на войне кровь проливал за Родину! Да я со всякой преступной мразью боролся! – Он выставил вперед сжатые кулаки. – Вот своими руками обезвреживал вооруженных бандюков…
– Ну, если головой работать не умеешь, что еще остается, – съязвила Катя и сползла с дерева. Судя по всему, она уже немного протрезвела. – В общем, заткнись и вали отсюда. Устала я от тебя…
Но Яшин и не подумал «валить». Более того, он приблизился к Кате и попытался ее обнять.
– Ты с дуба, что ли, рухнул? – рявкнула на него Старкова. – Лапы убери!
– Катя, пожалуйста… – залепетал Яшин, – прошу тебя… Умоляю! – И вновь попытался прижать ее к своей груди. – Не могу я без тебя, понимаешь?
– Да мне плевать!
– Я ж ради тебя на все готов, – не слушал ее Олег. – Хочешь, звезду с неба достану?
– Слышу подобное уже лет пятнадцать, и если раньше эта чушь казалась забавной, то теперь – откровенно смешной. – Она с силой его оттолкнула. – Ты смешон, Яшин! Какие, на хрен, звезды с неба? Что за детский лепет?
– А что, что ты хочешь? – И Олег с надрывом выкрикнул: – Я ведь и убью за тебя!
– Как в песне? – продолжала насмешничать Катя. – Тех соседей грохнешь, что мешали спать?
– Вот ты все смеешься, а я ведь и правда убить могу. Да я уже, если хочешь знать…
Перед тем как продолжить фразу, он набрал в легкие воздуха, но тут в кармане у Веры сначала завибрировал, а затем разразился треньканьем сотовый телефон. Услышав сигнал, Олег резко обернулся на звук, а Катя отпрыгнула от него, как от чумного, – не хотела, чтобы ее видели с Яшиным.
Вера сбросила звонок (звонил водитель), схватила Шуру за руку и потащила ее прочь. Когда они отбежали на приличное от реки расстояние, Чайка остановилась, чтобы перевести дух. Бегать она не привыкла: за общественным транспортом было без надобности, а для поддержания формы Вера занималась пилатесом.
– Ой, я, кажется, ключи обронила… – выпалила Шура, схватившись за карман. Она тоже запыхалась, но не так сильно. – Не слышала, когда бежала, чтоб звякало?
Вера покачала головой.
– Придется возвращаться, – с досадой проговорила Шура. – Связку обязательно найти надо, там же ключи от всех кабинетов, и если заказывать дубликаты, мне ползарплаты придется отдать.
– Что ж, пошли поищем…
– Нет, ты посиди, отдохни, а то как загнанная лошадь дышишь…
Она усадила подругу на сломанную липу и, включив фонарик на своем стареньком сотовом, скрылась в зарослях.
Вера достала телефон и набрала номер водителя.
– Саша, ты где? – спросила она. – А, хорошо. Подъезжай к мосту через реку. Помнишь его? Передашь мне сумки, а сам можешь ехать в гостиницу. Если завтра понадобишься, позвоню. Нет, подвозить меня никуда не надо, ножками дойду. Все, Саша, буду на мосту через десять минут.
Когда разговор был закончен, Вера вышла с телефона в Интернет и отправила электронное письмо своему заму. Едва оно «улетело», из кустов показалась Шура.
– Нашла! – воскликнула она радостно и потрясла в воздухе увесистой связкой. – Теперь можно домой топать. Надеюсь, твой водила уже успел вернуться?
– Да, – ответила Вера, поднимаясь. – Пошли к мосту, я велела ему ждать нас там.
Шура кивнула, и они двинулись по тропке в сторону Большого моста (мост через реку называли Большим, а через ручей – Маленьким). Шли молча, каждая думая о своем. Вера вспоминала подслушанный разговор Олега и Кати, а Шура…
Шура, как всегда, думала о Стасе!
Глава 6 1989–1992 годы
Шура ушла из школы после восьмого класса и подала документы в ПТУ, решив учиться на продавца. Профессия казалась ей очень достойной, но главное – прибыльной. Никогда голодной не останешься.
Но получить профессию не удалось. Шуру невзлюбила одна из преподавательниц и на каждом занятии придиралась. Да ладно бы к учебе, а то ведь к ее внешнему виду. «Во что ты вырядилась, Одинец? – насмешливо вопрошала она при всей группе. – В эдаком тряпье только огород полоть! Нет, я, конечно, понимаю, не у всех есть средства на хорошую одежду, но хотя бы постирать ее ты могла?» На самом деле Шурины вещи были не грязными (она тщательно следила за чистотой), просто очень изношенными, из-за чего белое казалось серым, а единственные джинсы на коленях лоснились. Но как это докажешь? Да и зачем? Все равно противная преподавательница найдет, к чему придраться. Поэтому Шура терпела. Но характер ее был не настолько непробиваемым, чтобы терпения хватило надолго, и уже в ноябре девушка вышла из себя и послала мучительницу далеко и надолго. А так как словарный запас ненормативной лексики благодаря отцу у Шуры был огромный, то от ее «посыла» училка впала в шок, а потом побежала к директору и потребовала отчислить Одинец из училища, чтоб та не оказывала на остальных девочек дурного влияния. Но карательные меры не понадобились – Шура ушла сама. Она решила заработать себе на новый гардероб, чтобы в следующем учебном заведении никому даже в голову не пришло придираться к ее вещам.
Найти место несовершеннолетней девушке оказалось трудно. Но Шура смогла пристроиться уборщицей в ЖЭК. И началась ее трудовая жизнь. Подъем в пять утра, пробежка от дома до автобусной остановки, езда в переполненной маршрутке, мытье полов, окон, стен, ругань с завхозом из-за мыла и тряпок, с посетителями из-за их неуважения к труду других людей («Куда прешь? Не видишь, помыто!»), скудный обед в чуланчике (на посещение в столовой денег не хватало), возвращение домой на своих двоих, чтобы сэкономить на проезде…
В общем, жизнь Шуры была нелегкой. Особенно если учесть, что дома никакого отдыха, ни морального, ни физического: отец орет, мать плачет, сестра внимания требует, и никто из них не хочет хотя бы посуду помыть.
С первой зарплаты что-нибудь из одежды Шуре купить не удалось. Захотелось отметить ее чем-то вкусненьким. И девушка отправилась на рынок, где на половину имеющейся суммы накупила еды. Плюс сестре новый бант, плюс матери мазь от ушибов (та когда сама падала, когда отец «ушибал»), плюс чистящие средства для дома. Совсем мало от зарплаты осталось, но и те крохи отец ночью выкрал.
Подобная ситуация повторялась из месяца в месяц – на одежду Шуре постоянно не хватало, а если и удавалось порадовать себя, то лишь мелочью. Поэтому следующей осенью она не стала подавать документы в училище, решила еще годик подождать.
С личной жизнью тоже не ладилось. Шура, естественно, по-прежнему любила Стаса и мечтала выйти за него замуж (понимала уже, что этого не будет никогда – они разного поля ягоды, но ведь мечтать не вредно!). Однако он целый год не появлялся в городе, и она не отказалась бы закрутить роман с кем-нибудь менее блестящим, но более к ней расположенным. Шуре так хотелось, чтоб наконец полюбили ее! Но желающих что-то не находилось. Правда, от этого она страдала гораздо меньше, чем от разлуки со Стасом…
Когда в школьные годы его семья переехала в другой район города, это была еще не беда. Шура каждый день видела своего принца на уроках, а во время долгих летних каникул садилась на старый-престарый велосипед и гнала на нем в коттеджный поселок. Заставала Стаса редко, но если выпадало такое счастье, они проводили вместе почти весь день. Катались на тех же велосипедах или с тарзанки прыгали, купались, в бадминтон играли. Стас относился к Шуре как к другу, причем бесполому. Он не видел в ней девушку и частенько рассказывал о своих пассиях (знал бы он, какие страдания причиняет!), но Шура была согласна и на такие отношения. Главное, что они были вместе, она видела его, касалась, разговаривала с ним, а после, в разлуке, смаковала воспоминания о проведенном со Стасом дне, и одно это наполняло ее сердце покоем.
Но по окончании восьмого класса все изменилось. Стас ушел из их школы. Когда Шура узнала об этом от одноклассницы, села на велик и помчалась в поселок, чтобы все разузнать, но своего принца не застала. Его мама сказала, что Стас уехал в спортивный лагерь, оттуда поедет сразу к бабушке, а потом они всей семьей отправляются в Сочи. «Ты, девочка, больше не приезжай, – сказала тетя Оля на прощание, и во взгляде ее читалась неприязнь. – Осенью Стасик в другую школу пойдет, у него там новые друзья появятся… – И, многозначительно помолчав, закончила свою речь обидной репликой: – И вообще, не пристало девушке навязываться!»
После этого Шура забрала документы из школы и подала их в ПТУ. Но к коттеджу Стаса все равно несколько раз ездила. И летом, и осенью. А зимой пешком ходила по заметенным снегом тротуарам. Но Стаса застать ей так и не удалось.
Потекли тоскливые дни без него. Шура жила лишь мечтами. А когда ей исполнилось шестнадцать, захотелось полноценных отношений с мужчиной. Пусть бесстрастных с ее стороны, но восторженных с его. Шура представляла, как парень, который ее полюбит, будет дарить ей цветы, обнимать, шептать на ушко комплименты, как они будут гулять, взявшись за руки. А лучше – пусть он носит ее на руках, это так романтично!
Шура начала присматриваться к окружающим ее парням, но была разочарована: среди них не было ни одного достойного. Что, собственно, неудивительно, поскольку выбор был очень ограничен: она больше контактировала со взрослыми мужиками (слесарями из ЖЭКа или водителями), а с молодыми людьми общалась мало, если только с соседями или бывшими одноклассниками. Один из последних, Олежка Яшин, попытался с Шурой заигрывать, но представить его в качестве своего кавалера она решительно не могла. И дело было не только в том, что он был из породы как называемых «чуханов», но еще и в его безнадежной влюбленности в Катю Старкову. Нет, ей был нужен парень, сердце которого свободно – до той поры, пока его не займет она, Шура.
Федора Пронькина, с которым они частенько трепались в автобусе, возвращаясь с работы, она также не брала в расчет. Хотя тот был гораздо интереснее Олега. С возрастом он, правда, стал однозначным шатеном, но это не очень его портило, лицо оставалось таким же приятным, и поговорить с Федей было о чем, но не чувствовала Шура в нем мужественности. Как был он для нее чем-то вроде подружки в штанах, так и остался. Ко всему прочему она не любила парней, которые не умеют пить. А Пронькин был как раз из их числа – на грудь принимал редко, но когда случалось, быстро хмелел, становился совершеннейшим идиотом, и его почти сразу начинало рвать. Ну, разве это по-мужски?
А вот другого одноклассника, Петьку Кочетова, она не отказалась бы иметь в кавалерах. Он, как и Шура, ушел после восьмого класса в ПТУ, которое, едва получив автомобильные права, бросил. Со старшими товарищами он угонял мотоциклы и мопеды и разбирал их на запчасти, поэтому деньги у парня имелись, что позволяло ему одеваться в настоящую «варенку» и курить сигареты «Кэмел». А еще Кочет ходил в качалку и был сложен, как Аполлон. Лицом вот только не вышел, но репутация «плохого парня» с лихвой это компенсировала. В общем, многие девушки на Петю заглядывались, и Шура не была исключением, да беда в том, что Кочетов своими ровесницами не интересовался. Он связывался исключительно с женщинами на семь-десять лет старше себя, предпочитая их ломакам-малолеткам, с которыми мало того, что замучаешься ухаживать, чтоб уложить в постель, так еще и в койке со скуки помрешь. То ли дело разведенки – они и выпендриваться долго не будут и в сексе класс покажут.
Однако именно благодаря Петьке Шура познакомилась со своим первым ухажером. Звали его Андрюхой. Они вместе с Кочетом учились в ПТУ. Когда парня поколотили ребята из соседнего поселка, Петя привел его к Шуре, чтоб она смыла ему кровь и рубашку порванную зашила. Та сделала все, о чем просили. На следующий день Андрюха явился ее отблагодарить. В качестве благодарности были преподнесены бутылка «Алиготе», шоколадка и пачка «Родопи». Совместными усилиями подарки они употребили, после чего Андрюха стал к Шуре приставать. И ладно бы просто с поцелуями лез, против них она ничего не имела, так ведь лифчик взялся расстегивать и юбку задирать. Шура дала ему от ворот поворот и объяснила, что ЭТО сделает только с тем, кто ее полюбит. Андрюха намотал ее слова на ус и в следующую встречу стал твердить о своих нежданно вспыхнувших к Шуре чувствах. Она, естественно, поверила не сразу. Но спустя месяц, когда Андрюха доказал свою искренность (погулял с ней при луне и перенес ее через лужу), Шура позволила ему лишить ее девственности, после чего любовный пыл кавалера несколько поостыл, но не угас. Андрюха не перестал к Шуре захаживать, но уже крайне редко, пока ей самой его визиты не надоели и она не изгнала его из своей постели навсегда.
По проторенной Андрюхой дорожке пошли другие, не менее охочие до секса. Теперь от поклонников у Шуры отбоя не было. Одно плохо – их любви хватало ненадолго. Получив свое, парни устранялись, оставляя Шуру в недоумении. Она не понимала, как такое возможно: еще вчера говорил, что без ума от нее, а сегодня даже не замечает…
* * *В их городе открылся бар. Событие было столь занимательным, что его осветили в местной газете. В заведение, не имеющее названия (одно слово «бар» на всех действовало магически), сразу потекли посетители. Особенно популярен он был среди «золотой» молодежи города. «Серебряная» тоже туда захаживала, но редко. А все из-за высокой стоимости входного билета и дороговизны напитков, там продаваемых.
Шура, не относящаяся даже к «бронзовой» молодежи, ни разу в баре не была, но мечтала туда попасть. И для этого копила деньги. Только копились они медленно Та немногая наличность, которая у нее появлялась, была честно заработанной – Шура сдавала родительские бутылки и мыла полы в подъездах соседних домов. Наконец достаточная сумма набралась, и Шура стала готовиться к походу в бар.
Первым делом она осветлила волосы. Вообще-то они у нее и так были светлыми, но ей не нравился их оттенок: как прелое сено. После обработки гидроперитом волосы стали белыми (правда, частично отвалились, но Шура особенно не расстроилась, потому что придумала их зачесывать и полученный пучок цементировать сладкой водой). Потом Одинец сварила модную перламутровую помаду: взяла обычную, растопила в ложке, добавила туда серебрянки и – вуаля! – перламутровая готова. А губы обвести можно не косметическим, а самым обычным художественным карандашом…
С одеждой дела обстояли хуже. Сшить из старья актуальный наряд не представлялось возможным. Тем более джинсы «Пирамиды», в которых щеголяли все модники города. Пришлось ограничиться ношеными штанами. Она расшила их яркими шнурками и пуговицами, чтоб немного освежить, а затертую попу прикрыла длинным, вручную связанным свитером. Шура взяла образец в журнале «Бурда» и была уверена, что не опозорится, надев эту вещь, а может, еще и модницей прослывет. Тем более что на ногах у нее были не какие-нибудь паршивые сандалии, а китайские кроссовки с длинными языками, за которыми она не поленилась съездить в областной центр. И плевать, что за них пришлось отвалить чуть ли не ее месячную зарплату. Главное – она теперь не хуже других!
Как жалки были ее потуги, Шура поняла сразу, как попала в бар. За столиками сидели девушки, по сравнению с которыми она была просто пугалом. Среди посетительниц, естественно, была и Катюша. Шура знала, что ее воспитывает одна мать, работающая лаборанткой, и достатком семья Старковых похвастаться не может, но бывшая одноклассница всегда выглядела не просто не хуже, а лучше остальных. И дело было не только в яркой красоте Кати, но еще и в вещах, которые она носила. Это такие, как Шура, сами себе что-то шили, а Катерина одевалась только в импортное и красилась исключительно польской, а то и итальянской косметикой. Чего это стоило ее маме, оставалось только гадать, поскольку ежемесячной зарплаты лаборантки могло хватить лишь на две помады, но Катя имела не только полную косметичку всевозможных тюбиков, но и обширный гардероб. В тот день на ней были роскошная кожаная куртка, майка и джинсовая мини-юбка. Довершали образ высокие белые сапоги. Одинец за такие отдала бы свою бессмертную душу, да не предлагал никто…
– Шурка, привет! – вскричала Катя, завидев бывшую одноклассницу. – Топай к нам, у нас как раз девочки не хватает…
За столиком, где сидела Старкова, на самом деле для комплекта не хватало одной представительницы слабого пола, ибо парней было трое, а девушек всего две. Шура подошла, робко поздоровалась.
– Падай! – скомандовала ей Катя. – Что пить будешь?
Вообще-то Шура, собираясь в бар, планировала пить пепси или фанту, но, увидев, что эти пятеро употребляют коктейли, замялась.
– «Хамер» нравится? – спросил у нее парень, сидящий рядом с Катей.