Воровские гонки - Игорь Христофоров 32 стр.


- Можешь не называть. Я его сам найду. Было не очень хорошо видно, но я заметил: у него нет пальца на одной руке. Точно? Нет?

- Я не знаю...

- Врешь! Знаешь!

- Олег, скажи честно: ты не крал? - с детской наивностью в голосе спросил Рыков.

- А ты еще не понял? Думаешь, я бы появился у тебя после того, как еле сбежал от твоего садиста-наемника? Если бы я был вором, ты не увидел бы меня никогда! Слышишь - никогда!

- Ну,ты это...

- Мне надоели ваши свинские рожи. Вы забыли обо всем в жизни, кроме одного: что нужно хапать, хапать, хапать! Любой ценой! Любым способом! Я так не могу... Я вышел из игры. Я не хочу дикого леса. Душа просит цивилизации. Я уезжаю в Европу...

- Ну конечно! Ты же не рисковый парень. Тебе нужны гарантии в бизнесе. А какие могут быть гарантии в начале того, что мы строим!

- Назови его имя!

- Олег, я верю тебе... Знаешь, я не поверил, когда сыскарь

сказал , что украл ты.

- Имя!

- Я хочу тебе добра... Уезжай, если уезжаешь. Если ты свяжешься

с ним, он убьет тебя. Не обязательно своими руками. Но точно убьет. Уйди с его пути. Я уже сам временами жалею, что нанял его...

- Так выгони! Избавься от него!

- Контракт, - еле выговорил Рыков.

- Порви его!

- Не выгодно. Слишком большие потери...

- Этого, значит, ты боишься. А того, что вы затеяли с Барташевским? Думаешь, я не знаю о продаже одних и тех же метров по второму разу?

Рыков первым поднялся с пола, обмотал живот простыней и на время превратился в древнегреческого философа. На его лице читались удивление и страх. Он будто бы первым из философов на земле сумел только что осознать, что жизнь - это наказание, а не поощрение.

- Ты... знаешь?

- Потому я и уволился! А не по семейному... Нет у меня семьи! И ты сам это знаешь!

- А эта... Наташа... Она хорошая девушка. Ты был бы счастлив с ней...

- Она отказала мне, - ответил Марченко и ощутил невероятное бессилие.

Три слова выжали из него больше, чем пытки в гараже, нудные часы

в плену и драка с десятипудовым Рыковым. Почудилось, что он даже

не сможет встать.

Но он встал.

Залитая светом спальня Рыкова выглядела чернее гаража. На высоченном резном шкафу с зеркалами, на комоде с коваными ручками ящиков, на кровати, на шелковых обоях лежала грязь, грязь, грязь. Но ее не видел никто, кроме Марченко. И он вдруг понял, что сыщик - такая же грязь, и он только замажется об него.

А ототрется ли - еще неизвестно.

- Где у тебя выход? - раздраженно спросил Марченко и отвернулся

от Рыкова.

Глава сорок девятая

ДЕНЬГИ ВСЕ-ТАКИ ПАХНУТ

Куча денег, настоящая, на стол сваленная куча денег - это нечто живое.

Жора Прокудин сидел в волшебном кресле зама по материально-техническому обеспечению, смотрел на кучу и ему казалось, что она что-то шепчет ему. Легкий ветерок, дующий в распахнутое окошко, шевелил мятыми купюрами, а иногда, осмелев, мог даже сдвинуть парочку банкнот, и тогда они с шорохом осенних листьев сползали к основанию цветного холма.

- Сколько же вас, родные мои? - уперевшись локтями в стол,

уткнул Жора Прокудин подбородок в ладони. - Сколько?

И в шорохе ему почудилось, что куча ответила:

- Ма-ало. Очень ма-ало...

- Почему же? - удивился он. - Тысяч двадцать - двадцать пять "зеленых" по курсу...

- Нас не бывает слишком много, - ответили деньги.

- Серьезно?

Купюры шептали ему о том, о чем он и без того уже сто раз думал. Куча будто бы высасывала эти мысли из глубины мозга и с шипением и шорохом озвучивала их.

- А если заиметь все деньги мира? - спросил он.

- Одному человеку?

- Да. Мне одному! Все какие есть! Доллары, франки, фунты,

динары, леви, рупии... Все, абсолютно все!

- А не жирно будет?

- А если прикинуть, что можно? А? Все "бабки" мира у меня

одного! Тогда вас тоже будет мало?

- Конечно! Тебе же придется содержать все остальное

человечество, то есть платить зарплату, пособия, премии, вкладывать деньги в заводы, фабрики, фермы, содержать армию и полицию. Да ты уже на второй день поймешь, что денег не хватает и включишь печатный станок!

- Странно... Почему деньги - такая непонятная вещь? - горько вздохнул Жора Прокудин. - К ним никто не равнодушен. Для одних они - счастье. Для других - горе. Но безразличных нет. Ни одного человека на земле...

- А дикари?

- Какие? Курортники, что ли?

- Нет. К примеру, индейцы Амозонки. Они живут без денег. И не испытывают желания их заиметь.

- Это им только кажется. Ведь у них есть хоть что-то из

предметов цивилизации?

- Есть. Кастрюли.

- Ну вот! Они же их за что-то купили!

- Индейцы выменивают их у торговцев на лодках за обезьян и змей.

- Бартер, значит?

- В чистом виде.

- А торговцы потом продают обезьян и змей?

- Естественно. Скупщикам диких зверей.

- Вот видишь! Все равно без вас не прожить! - воскликнул Жора Прокудин и окунул лицо в кучу.

Приятно прошуршав, деньги впустили его лицо вовнутрь. Жора втянул ноздрями странный, никогда прежде не испробованный запах. До этой минуты он никогда не был так близок лицом к деньгам. Считал купюры миллионы раз. Но не менее чем в двадцати сантиметрах от носа. Он даже буквально верил в образное выражение одного американского миллионера, что деньги не пахнут.

Втянул воздух - и понял: пахнут. Еще как пахнут!

Точнее - воняют. Старые купюры, прошедшие по тысячам пальцев шахтеров, шоферов, торговок, домохозяек, воров и пацанов, воняли пыльной изношенной одеждой. Новые - свежей краской. Смешиваясь, два запаха создавали странный дурманящий коктейль. Такого Прокудин не встречал нигде и никогда.

- А если вас дезодорантиком... того... Вы тоже, господа

банкноты, будете так вонять? - спросил он у кучи.

Жорик, тебя там требуют, - ответила она голосом Топора.

- Чего?

Вырвав голову, уже по уши погруженную в деньги, Жора Прокудин с неприятным удивлением увидел физиономию Топора в дверном проеме. Не хватало еще, чтоб он услышал его разговор с кучей.

- Чего тебе? - как можно величественнее сел он в кресле.

- Я ж сказал, зовут тебя.

- Кто?

- Ну, этот... здоровый как тюрьма...

- Софрон?

- Он не сказал, как его зовут. Он так в дверь долбанул, что я открыл... А что, неправильно сделал?

- Мент ушел? - догадался Жора Прокудин.

- Как обычно. Пятнадцать минут назад... Ты "бабки" пересчитал?

- За полчаса? Ты думаешь, у меня в башке калькулятор?

- Этот... как его? Зовет тебя...

- Софрон.

- Ага!.. Софрон! - после повтора имени Топору стало значительно легче. - Он это... сидит и на Жанетку зенки пялит... Вот... И мешает этим ей, значит, отчетность в книге подбить...

- Мешает, говоришь?

- Однозначно.

- Значит, судьба, - вздохнул Жора Прокудин. - Пойду с другом Софроном поговорю...

- Ты скажи, чтоб он того... на Жанетку не зырил!

Жора нехотя выбрался из обжитого кресла. Свежий порыв ветра взъерошил деньги, и они будто бы зашептали: "Штой... штой... Не ух-ходи-и-и...

- Жди меня здесь, - приказал он топору. - Из кабинета ни на шаг!

- Что ж я? Совсем, что ли? Не понимаю - деньги!..

В холле дворца культуры рядом с Жанеткой и Бенедиктиновым сидел не только Софрон. На подоконнике грачами шумели пацаны, пришедшие явно вместе с ним. Самому младшему из грачей было лет четырнадцать, у старшего на лысине читалось сорок с гаком. Ничего, кроме черных джинсовых рубашек и таких же черных джинсов, на них не было. Из-за этого они все казались матросами.

- Короче, мы за вшивками причапали, хозяин, - негромко объявил Софрон.

В ноздри Прокудину ударил густой винный запах и он чуть не чихнул.

- Я не понял, - изобразил дурачка Жора.

- Ну ты красавчик!.. За "бабками" мы. Как договорились. У народа трубы горят. Пора остудить...

Народ загыгыкал и тремя одновременными плевками добил до Жорика. Два попали на левую кроссовку, один, самый густой и тягучий, зацепился за низ джинсов. Они у Прокудина были синие с подваром. В эту секунду он навсегда решил для себя, что больше не станет покупать синих с подваром джинсов, как будто эти, опозоренные, отвечали за всех своих остальных собратьев.

- Короче, кидай леща и мы линяем...

Теперь уже Софрон не смотрел на Жору. Улыбаясь, он действительно, как заметил Топор, пялился на Жанетку. Прокудину стало холодно от мысли, что такой лакомый кусочек Софрон точно не упустит. Он еще хотел подумать что-то плохое о госте-гиганте, но не успел.

Бешеный удар вышиб дверь. Шпингалет, удержавший ее, перелетел через холл и ткнулся Софрону в шею. Скорее всего, он его даже не ощутил. Иначе бы хоть на пол посмотрел, куда упал шпингалет. А так только на дверь.

А в ней стоял коротышка с землистым лицом. Клетчатая рубашка на его груди и армейские брюки цвета хаки да еще и с сними офицерским летчицким кантом смотрелись на нем смешно. Мужичок воспринимался слесарем местного домоуправления. как он сумел вышибить дверь, Жора Прокудин даже не мог представить, но на всякий случай посмотрел на кулачки гостя.

На левом из них синие буквы татуировки образовывали имя Вова.

- Здо-орово, Со-офрон, - с легким заиканием сказал он.

- А-а, это ты... Хрипатый, - нехотя встал Софрон.

Гость и без того смотрелся метром с кепкой, а когда Софрон встал, то вообще превратился в карлика.

- Ба-анкуешь? - все так же тихо спросил Хрипатый и наконец-то шагнул в холл.

И сразу у двери стало тесно. Сопровождающие его татуированные парни со стандартными землистыми лицами выстроились вдоль стены. Казалось, что они появлялись из воздуха и, если бы Хрипатый сделал еще пару шагов в холл, то свободное место за его спиной тут же заполнили бы другие татуированные люди с землистыми лицами.

Он не шагнул. Он сел на угол стола, за которым онемевшей статуей возвышался бледнолицый поэт Бенедиктинов. Хрипатый, впрочем, его даже не замечал.

- Куражным ре-ешил за-аделаться, Софрон? - спросил он и посмотрел на свои ногтики.

- Эту контору я застолбил, - от потолка пробасил гигант. - В натуре...

- Мы город с то-обой ра-азве не на-арезали?

- Ну, нарезали...

- Мо-ои в те-ебе в базар ны-ыряют?

- Не видел

- А чего ж тогда?

Он мягко опустил ручку. Ногти, видимо, ему понравились. А может,

и не понравились. Никогда не знаешь, что ощущает другой человек. И ощущает ли он хоть что-то в данный конкретный момент?

- Они - наши, - упрямо сказал Софрон.

- С ка-акой стати?

- Они, короче, контору на адрес в центре города

зарегистрировали. А тут на время застолбились. Они завтра ко мне переезжают...

Софрон соврал про переезд так ловко, что Жора даже не успел придумать, чем же ответить. Он просто чувствовал, что голос сейчас подавать нельзя. Все равно не заметят. Два дерущихся слона не думают о муравье у них под ногами. Это муравью нужно думать, как бы не затоптали.

- Вот переедет, то-огда и будешь ба-азар с ним вести. А се-ейчас он мо-ой. Въехал?

- Он мне должен, - просипел Софрон.

- Все. Ба-азар окончен. Этот ба-азар и так во-ода. Иди,

Со-офрон. Или ты не трекаешь?

Одним только шагом навстречу к Хрипатому Софрон сбросил своих грачей с подоконника. Кулаки в карманах их джинсов сжимали кастеты и финки с вылетающими лезвиями. Центровые угрюмо молчали и не могли понять, почему Софрон испугался такого шкета. Требовалось сложить в одно место шестеро Хрипатых, чтобы получить одного Софрона. Но он, кажется, не видел разницы в размерах.

Он считал головы. И когда оказалось, что пролетарских на пять человек больше, Софрон зло процедил зубы:

- Ну ты меня укусил!

- Все. Не ищи у та-атарина кобылу, - тихо произнес Хрипатый. - Базар за-акончен. Иди к своим тачкам. Мы даже ко-олеса не про-окололи. Мы до-обрые.

Обернувшись, Софрон чуть сгорбился и посмотрел на Жору Прокудина так, что у того волосы на ногах зашевелились. Астрологи для предсказания будущего фирме "Резиновые гвозди" уже не требовались. Оно и так было яснее ясного.

Молча Софрон вышел из холла. Грачи - за ним.

- Какой он хам! - неожиданно выкрикнула Жанетка, и Хриплый покровительственно улыбнулся.

- Жорик, я уезжаю! - уже в сотый раз за эти дни объявила она и вскочила из-за стола.

- Не на-адо, - положил на ее руку свою бледную ладонь Хрипатый. - У нас кру-утой го-ородишко. Здесь тебе понра-авится.

Она вырвала свои пальчики из-под ненавистного пресса и выбежала из холла в туалет.

- Люблю не-ервных, - опять улыбнулся Хрипатый.

Только теперь Жора Прокудин заметил, что в улыбке его лицо становилось точной копией черепа с пиратского флага. Не хватало только двух перекрещивающихся костей. И они появились.

Странным сложением рук у шеи крест-накрест Хрипатый оправил воротничок рубашки и бесцветным голосом спросил Жору:

- Где ты тут ква-артируешь?

- Что? - не понял Прокудин.

- Ка-абинет у тебя где? На-аверху? У ди-иректора?

- У... у зама...

- При-иглашаешь?

- Да-да, пожалуйста!

Согнувшись в пояснице, как половой в русских кабаках, Жора рукой показал на лестницу, и рука у него в этот момент располагалась так, будто на ней и вправду как у полового висело полотенце.

- Про-оверь улицу, - отрывисто скомандовал кому-то Хрипатый. - Что-о там центровые? Сва-алили?

- Тачки уехали, батя, - доложил кто-то безликий.

- А ты про-оверь. Софрон - го-овнюк. Он за-аконов наших не при-инимает. Ему еще на зо-оне ставили на пра-авило. Для него умат - это все-о...

- Ладно, батя...

Следом за прихрамывающим главарем Жора Прокудин прошел к кабинету, угодливо толкнул перед ним входную дверь. Со стола спрыгнул Топор и посмотрел на шкета с землистым лицом, как на последнего бомжа.

- Ты это... того, - то ли спросил он его, то ли решил прогнать.

- Познакомься, Толик, - предложил Жора. - Это Владимир Калистратыч... Хозяин, можно сказать, поселка шахты имени Пролетариата Донбасса...

- Сразу видно, что ты не ме-естный, - сказал Хрипатый.

Не-ету такого по-оселка. Ша-ахта есть. А поселков во-округ нее - целых три... На-ахаловка, Ры-ыгаловка и Го-олодаловка...

- Надо же! А вы в каком живете?

- На Го-олодаловке...

И замер от вида денежной кучи. В его мертвых маленьких глазках появилось что-то похожее на пропеллеры. Они завращались с такой скоростью, что показалось, будто ветер от этих пропеллеров зашевелил деньгами еще сильнее, чем ветер с улицы до этого.

- А почему такое странное название? - Жора очень хотел отвлечь Хрипатого от лицезрения кучи. - Это с древности?

- Что?

- Я про название... Откуда такое?.. С до нашей эры?

- Почему эры?.. Это как ша-ахту за-акладывали. В том ве-еке. Го-олытьба ж одна сюда при-иплелась. С го-олыми, считай, за-адницами...

Сделав усилие над собой, Хрипатый остановил вращение вентиляторов, прочапал к креслу и залез в него безо всякого предложения. Жора Прокудин с удивлением обнаружил, что в кресле гость выглядит уродливо. Так, наверное, смотрится соленый огурец на норковой шубке.

- Ты откуда, га-астролер? С ю-уга? - небрежно спросил Хрипатый.

- Нет, с севера, - не стал врать Жорик.

Все равно точного адреса гость не спрашивал.

- А я ду-умал, с юга... За-акопченый ты... Не-е наш за-агар,

не-е местный...

Топор и Прокудин одновременно обернулись на скрип двери. В ней возник безликий парень.

- Все хоккей, батя, - радостно сообщил он. - Срыгнули. С концами.

- При-инеси пакет... С ру-учками... Покрепше...

- Ща, батя...

- С севера, значит, - вспомнил Хрипатый. - Я тоже на се-еверах бывал... Ох, бы-ывал... А почему - "Резиновые гвозди"?

- Что? - не услышал вопроса Жора Прокудин.

Денежная куча все еще шевелилась, шелестела, шипела. Она будто бы хотела что-то подсказать Жорику, но слуху у того явно не хватало. Или куча не знала, что же именно хотела сказать и оттого лишь шипела.

- Чего та-акое резиновые гвозди? За-ачем они?

- Через неделю из Франции первая партия прийдет, - соврал Жора Прокудин. - Я покажу...

- Они это... че-орные?

- В основном. Но есть и цветные.

Если бы Хрипатый взглянул на вытянувшееся лицо Топора, он бы все понял, но зонами и братвой он был навеки приучен к тому, что когда говорят главари, остальные превращаются в мебель. Они есть рядом, но их уже нет. Потому и Топор был для него частью воздуха в кабинете, но только не человеком. Даже свернутый вбок нос, на который он по приходу бросил беглый взгляд, больше не интересовал его. Нос тоже был частью воздуха.

- А для че-его они это... ну, и-используются? - не унимался Хрипатый.

- Во многих отраслях, - не моргнув, сказал Жора Прокудин.

- На-адо же... Отстал я от жи-изни... О-отстал... Не-е слышал та-акого... Во-от те-елефон-мобилу с ви-идеопередачей ку-упил... Из пе-ервой па-артии что я-апонцы у се-ебя выкинули. Не-е видел?

- Нет, - на время стал честным Жорик.

- Сма-атри...

Приподнявшись на кресле, он достал из заднего кармана армейских

брюк черную пластиковую коробочку, размером с деревянный школьный

пенал времен социализма, развернул ее, сделав раза в полтора

длиннее, и протянул Прокудину:

- Секи... Во-от это - кно-опки... Как на-а обычном

те-елефоне... А во-от это серое - э-экран. На нем мо-орда того будет, с кем ба-азарю...

Он тоненько вздохнул. Как пискнул. И добавил:

- Токо ба-азарить не с кем... Ни-и у кого в го-ороде второй та-акой штуки не-ету...

Защелкнув японскую реликвию, он спрятал ее под задницу и снова напомнил о гвоздях:

- А твои шту-уки... ну-у, резиновые... Они за-ачем?

- Я ж говорил, в разных отраслях применяются... К примеру,

мебель собирать...

- В на-атуре? - скомкал тоненькие морщинки на лбу Хрипатый.

А ка-ак это?

- Ну, к примеру, нужно диван, значит...

- Вот пакет, батя! - протрубил безликий.

Плечи Жоры Прокудина вздрогнули, будто его со всей силы трахнули по спине.

- Ссыпай! - забыв обо всем сразу, ткнул пальчиком в направлении денежной кучи Хрипатый.

Купюры сразу перестали шуршать. То ли ветер спал, то ли испугались они насилия.

Татуированная лапища лопатой смахнула край цветного холма в черный целлофановый пакет, и холм сразу осел, с легким стоном завалился на бок.

Назад Дальше