— Когда похищают детей, то, как правило, имеют в виду последующий выкуп. Вам еще не звонили?
— Нет…
— Значит, надо ждать звонка. И пожалуйста, сохраняйте спокойствие. Любая паника мешает принимать правильные решения, а это преступнику только на руку. К сожалению, я не могу остаться с вами надолго, а похитители могут позвонить и через несколько часов, и даже через сутки. Поэтому советую не отходить от телефона до моего возвращения, а если вам позвонят раньше, то сразу же свяжитесь со мной.
— Евгения Максимовна! — старички вцепились в меня с двух сторон. — Евгения Максимовна, но как вы думаете, наш Юрочка сейчас жив?
— Да — на сто процентов! — с уверенностью сказала я. — Мы спасем вашего мальчика, не сомневайтесь.
(Господи боже мой, что это со мной? Какой бес толкает меня на то, чтобы раздавать такие опрометчивые обещания?!)
— И звоните, сразу звоните! Я буду здесь недалеко.
План у меня был такой: отогнать слишком заметный «Фольксваген» подальше (ведь за домом наверняка следят!), а затем незаметно, через крышу или чердачное окно, проникнуть в квартиру Гонопольских. Так, чтобы тот, кто следит за домом, не заметил, что я сюда вернулась.
Так я и поступила. «Тому, кто наблюдал за домом», было видно, как я села в машину и уехала в неизвестном направлении. Но вряд ли он заметил, как через несколько минут я бесшумно залезла на большой карагач, а с него перебралась на пожарную лестницу. На секунду переведя дыхание, я стала карабкаться вверх.
«И опять дежавю, — подумала я невольно. — С пожарной лестницы все началось и ею же, похоже, закончится».
Оказавшись на крыше, я, пригнувшись, побежала вперед, стараясь, чтобы кровельное железо не слишком громыхало у меня под ногами. Добежав до края, сделала глубокий выдох, сконцентрировалась и, не останавливаясь в беге, оттолкнулась ногой, перевернулась и приземлилась уже на руки на соседней крыше. Приземление прошло не очень удачно: пятки и живот обожгла острая боль, и, кажется, я сильно отбила ладони.
Чердачное окно, через которое я планировала спуститься обратно в квартиру Гонопольских, оказалось открытым. Не будь этого, кто знает, как бы я ломала замок!
— Ну что? — спросила я, появляясь на пороге. — Звонили?
Вместо ответа Ия как-то механически помотала головой.
— И все равно ничего страшного. Будем ждать…
Вскоре зазвонил телефон.
Все мы вздрогнули, как от удара.
— Возьми трубку, — тихо, словно тот, кто звонил, мог нас сейчас услышать, шепнула я Ие.
Она подчинилась.
— Але. Да. Да. Да, — автоматически, через равные промежутки, отвечала Ия тому, кто с ней говорил. Потом схватила валявшийся рядом с телефоном блокнот, ручку и с размахом вывела на бумаге несколько строк.
— Все сделаем, — сказала она напоследок упавшим, бесцветным голосом. И осторожно, словно трубка была хрустальной, опустила ее на место.
— Это «они» звонили? — в один голос спросили старики Гонопольские.
Ия кивнула, глядя на нас расширенными от страха глазами.
— А что же ты не спросила, что с Юрочкой? Почему же не узнала, где он, как он?
— Они… Они сами все сказали. Они сказали, что мальчик здоров. И будет здоров, если… если мы выполним все их условия.
— Какие?
— Вот, — она пододвинула ко мне бумажку со своими записями.
Я прочла:
…
«Сегодня, в десять вечера, на пустыре за городской свалкой, возле сгоревшей машины — все деньги, какие есть в доме. Упаковать в пакет, пакет положить в сумку. Сумку пусть держит в руках старуха. Ей стоять неподвижно. Кроме нее — только старик. Пусть тоже не двигается. Если сообщите в милицию или сделаете попытку проследить — получите свого мальчишку частями. По почте».
— Все деньги, какие есть в доме? Боже мой, но у нас же совсем немного! Мы, конечно, отдадим все, что есть! Но как доказать, что это действительно все?! — вскричали старики, заламывая руки.
— Да, это очень странное требование, — согласилась я, напряженно обдумывая ситуацию. — Я еще не встречала такого требования: «все деньги, какие есть в доме» — без указания конкретной суммы. Значит, им нужны не деньги.
— А что же? — воскликнули старички.
Ия сидела в кресле, закрыв лицо руками. Я даже сомневаюсь, слышала ли она что-нибудь из того, что мы говорим.
А тем временем все было понятно и без вопросов. Преступнику, похитившему мальчика, не нужны были деньги. Ему нужны были именно старики Гонопольские, вернее — их жизнь. Поэтому он и формулировал свое требование таким странным образом: «все деньги, какие есть в доме». Он не назвал конкретной суммы, чтобы старики не тратили время на поиски и сборы. Ему нужно было лишь выманить их из дома в определенный час и в определенное место!
Но зачем?
Кажется, я начинала понимать.
Мозаика стала складываться.
— Вот что, — обратилась я к Гонопольскому. — У вас сейчас начнется сердечный приступ.
— Что?!
— Сердечный приступ, или инсульт. Вы же врач! У вас сорок лет практики!
— Сорок пять…
— Тем более! Достаточно для того, чтобы умело симулировать сердечный приступ! Сейчас мы вызовем «Скорую», и вас госпитализируют на ней в любую больницу по вашему выбору. Главное, чтобы там была надежная охрана и хорошо знакомые вам врачи…
— Но у меня нет никакого сердечного приступа!
— Я уже сказала: вы его симулируете!
Вообще-то Гонопольскому и притворяться бы не пришлось — он стоял передо мной с посиневшими губами и держался за правый бок. Еще бы! В такой ситуации сердце заболит у кого угодно!
— Слушайте меня внимательно, — втолковывала я испуганному старику. — Вам надо лечь в больницу, к вашим знакомым врачам, и обязательно, чтобы это были надежные и неболтливые люди. Вы скажете им, что вне зависимости от вашего действительного физического состояния вам крайне необходимо два дня пролежать в больничной палате с каким-нибудь устрашающим диагнозом. Преступник не должен заподозрить в этом ничего необычного — кому, как не ему, знать, отчего у вас случился приступ — ведь это он украл у вас единственного внука! Главное — чтобы врачи, или кто там, дежурные на сестринском посту, когда им будут звонить и осведомляться о вашем состоянии, отвечали только одно: «Положение серьезное, практически отчаянное, счет идет на часы». И никакой обнадеживающей информации!
— А зачем?
— Затем, что преступника это успокоит! Он решит, что, учитывая ваш возраст, вам не выкарабкаться, и охотиться за вами не станет. Таким образом, мы спасем вашу жизнь. Неужели вы не понимаете, преступник не намерен отдавать вам мальчика — он намерен вас убить!
— Господи, да за что же?!
— Потом, все потом! Немедленно вызывайте «Скорую»! Если преступник наблюдает за домом, а это наверняка так, то пусть он убедится в том, что вас действительно увезли на «Скорой»! Тогда у него не возникнет никаких подозрений, и мы сможем действовать дальше.
Старушка, которая, кажется, соображала немножко быстрее, схватила трубку и принялась набирать номер «Скорой».
— А Маша? — очнулся старик.
— Какая Маша?
Рука, придерживающая сердце, на секунду выпрямилась и указала на старушку.
— Ваша жена? С ней все будет в порядке. На встречу с похитителями вместо нее пойду я.
Трюк со «Скорой» удался на славу — старичка положили на носилки, задвинули в реанимобиль и увезли. Выглянув в окно, я с удовлетворением заметила, что госпитализация Гонопольского не осталась незамечена жителями двора: старичка, до половины накрытого простыней, закатывали в машину в присутствии десяти-двенадцати жильцов преклонного возраста. Суета во дворе неизбежно должна была привлечь внимание нашего врага. Чего мы и добивались.
Теперь второе — за оставшиеся до встречи два часа требовалось превратить меня в совершенно другое существо.
Это было не так-то просто — загримироваться под старушку на седьмом десятке лет.
Но все было решаемо. Голову я накрыла плотной, но легкой косынкой, лицо скрыла за очками с толстыми линзами (я смотрела поверх стекол, но со стороны это было незаметно). На ноги я надела Иины сапоги на плоской подошве, в руку взяла хозяйственную сумку. Из одежды натянула толстый вязаный свитер, светлые брюки и длинный пиджак. Если учесть, что к месту «стрелки» я явлюсь на полусогнутых, имитируя старческую походку, и буду опираться на трость — то в темноте меня вполне можно будет принять за старушку.
— Евгения Максимовна… Женечка… — всхлипывала старушка. — Если вам, дай бог, удастся освободить нашего Юрочку… Я для вас ничего не пожалею! Я вам… я… хотите, я вам свое обручальное кольцо подарю?! Это очень хорошее колечко, дорогое, с бриллиантом, его еще моя бабушка носила! Это наша семейная реликвия! Сейчас…
Мария Федоровна быстро скрылась в одной из комнат и вскоре вернулась с маленькой шкатулочкой.
— Евгения Максимовна… Женечка… — всхлипывала старушка. — Если вам, дай бог, удастся освободить нашего Юрочку… Я для вас ничего не пожалею! Я вам… я… хотите, я вам свое обручальное кольцо подарю?! Это очень хорошее колечко, дорогое, с бриллиантом, его еще моя бабушка носила! Это наша семейная реликвия! Сейчас…
Мария Федоровна быстро скрылась в одной из комнат и вскоре вернулась с маленькой шкатулочкой.
— Мария Федоровна, голубушка, прошу вас, не надо… Ничего, ничего не надо. Ну пожалуйста, я прошу вас, успокойтесь… Сядьте… не нужно, не нужно ничего…
Гонопольская села на диван, она едва сдерживала рыдания.
— Ну, я пойду, — сказала я после паузы. — Пожалуйста, не выглядывайте ни в коем случае в окна. Если позвонят, к телефону должна подходить только Ия. А вам, Мария Федоровна, я бы порекомендовала вообще не вставать с дивана до моего или Юрочкиного возвращения.
— А как же вы доедете? Туда, на пустырь? Просто пешком? Но ведь вас же могут… — она проглотила слово «убить», — вас же могут… по дороге?
— Не беспокойтесь. Вызову такси.
Машина и в самом деле уже ждала меня у подъезда.
Глава 9
Свалка.
Огромное — сколько захватывает глаз — пестрое поле, над которым кое-где поднимается седоватый дымок… Воздух здесь настолько загустел от зловонных испарений, что его можно резать на куски.
В беспорядке, который трудно назвать живописным, там и сям по полю разбросаны коробки, мешки и сетки с отходами; но большая часть этих отходов была свалена безо всякой тары — просто кучами.
Я медленно приблизилась к горе мусора, наваленной с одной стороны пустыря. Вонь буквально сшибала с ног. Я закрыла нос воротником свитера, но толк от этого был небольшой. Меня в любую минуту могло стошнить. Я уже пересекла свалку и вышла на полностью открытое пространство пустыря, в центре которого чернел остов сгоревшего и наполовину вросшего в землю грузовика.
Было тихо. И темно — хоть глаз выколи.
Прислонившись к груде ржавого железа, я пыталась понять, каким образом меня будут убивать. Винтовки с оптическим прицелом у убийцы нет — осталась на чердаке напротив нашего с тетей Милой дома. Применение яда тоже маловероятно — хотела бы я посмотреть, как это он заставит меня за здорово живешь выпить коньячку с цианистым калием!
Тогда что же?
Прошло не менее часа. Взошла луна, и нежный молочный свет высветил дорогу и бесформенные кучи по обе стороны от нее. Пока что ничего не происходило.
Я уже готова была признать, что моя затея с переодеванием не удалась, как откуда-то слева послышался едва различимый шорох. Звук быстро нарастал, неясный шорох перерос в шуршание шин, и в залитом лунным светом пространстве я увидела, как по направлению к пустырю, на встречу ко мне едет человек на велосипеде.
Сделав шаг назад, я почти впечаталась в грузовик, положила руку на револьвер и напряглась. В свете луны я не могла рассмотреть человека на велосипеде. Расстояние между нами стремительно сокращалось. Но, поравнявшись со мной, велосипедист не остановился. Не сбавляя скорости, он на всем ходу метнул в меня большой финский нож!
За секунду до того, как лезвие просвистело в сантиметре от меня, я нырнула вниз и, два раза перевернувшись, выстрелила, целясь, конечно, не в велосипедиста, а в колеса. Человека нужно было взять живым — это я понимала лучше, чем кто-либо другой!
Велосипед вильнул в сторону, противник на миг перестал контролировать ситуацию. Рывком поднявшись на ноги и распрямившись, я оказалась от него на расстоянии вытянутой руки. Теперь мне оставалось резко выбросить вперед руку с клюкой-тростью и быстро сунуть ее конец между спицами заднего колеса. Другой рукой я обхватила врага за горло и, приставив к виску пистолет, стащила с велосипеда на землю. Короткая борьба не оставила противнику никаких шансов — очень скоро стало ясно, что я и сильнее, и ловчее его.
Он лежал, уткнувшись носом в землю, тяжело дышал. Я сидела верхом и скручивала ему за спиной руки, фиксируя ремнем от джинсов. Оба мы здорово вывалялись в грязи, и несло от нас похлеще, чем от вокзальных бомжей.
— Повернись, — приказала я, поднимаясь на ноги.
Человек поднялся. Сначала встал на колени, постоял так, удерживая равновесие, а потом медленно выпрямился.
Теперь я могла его разглядеть.
Мужчина, которого я так долго искала, был грязен, изрядно избит и страшно зол, но даже в столь незавидном положении он все-таки умудрялся сохранять достоинство! По крайней мере, жалким его назвать было нельзя.
— Поздравляю, — насмешливо прохрипел он, поднимая на меня глаза. — Все-таки решились, суки. Не ожидал…
— Заткнись, — мирно, даже где-то дружелюбно, посоветовала я ему и ткнула тростью в спину — Иди-ка вперед. И без выкрутасов! Руки у тебя связаны, а оружием я владею очень профессионально и, чтобы совсем все стало понятно — с обеих рук, которые у меня, кстати, свободны!
Не говоря ни слова, он послушно пошел, с трудом переставляя ноги. Мы долго брели по свалке, минуя «сугробы» и завалы, пока не вышли к трассе.
Тут я вскинула руку, останавливая машину.
Это был единственный недочет в моем плане — я не подумала о том, как мы с пленником будем отсюда выбираться. Ни один из редких автомобилей не хотел останавливаться возле грязных, оборванных людей, у одного из которых к тому же были связаны руки. Мы могли бы простоять так до утра, если бы в конце концов рядом с нами не притормозил огромный мусоровоз…
— Здорово, ребята! — гаркнул зычный голос. Дверца гигантской машины распахнулась, и оттуда, с вершины мусоровоза, как Хозяйка медной горы, выглянула женщина в брезентовых брюках, на голове у нее была круглая вязаная шапка. Я была слишком утомлена, чтобы удивляться (женщина — за рулем мусоровоза?), но объясняться все же пришлось.
— Подруга, помоги, а? — обратилась я к ней как могла интимно. — Добрось до города. Вот, мужа поймала… связать даже пришлось. По бабам, сволочь, ходил.
— Здесь? На помойке? — удивилась водитель.
— Ага. Он у меня такой. Ему все равно, где и с кем.
— Малой, да ты что?! Ты хоть знаешь, какие тут на свалке бабы? Их же перед этим самым, как к делу применять, надо как минимум в ванне с марганцовкой час держать!
— А я гурман, — огрызнулся мой пленник. — И марганцовки у меня дома целое ведро.
— Ты смотри! Яйца такому оторвать и коту скормить! — присвистнула женщина. — Как минимум!
— Спасибо за совет. Вот добросишь до города — сразу же и займусь, — пообещала я.
— Садитесь, — пригласила водитель.
К счастью, двор был пуст. Ничего удивительного — ночь. Так что в квартиру Гонопольских я и мой подконвойный поднялись практически незамеченными.
— Кто это? — взвизгнула старушка.
— Это ваш несостоявшийся убийца, Мария Федоровна. И еще — похититель мальчика Юры. И еще — бывший муж вашей невестки, Иосиф Наумович Френкель.
Поставив посреди комнаты стул, я подтолкнула к нему преступника — и тот грузно упал на сиденье. Затем я обшарила карманы Френкеля, вынула бумажник, паспорт, деньги, документы и принялась изучать их.
Ия вскочила с места. Рядом с крепким мужчиной она смотрелась тонкой тростинкой, но силы в ней, как оказалось, было хоть отбавляй.
— Где мой ребенок?! — Схватив Френкеля за грязные лацканы пиджака, Ия затрясла Иосифа изо всех сил — так, что зубы у него застучали. — Отвечай, ты, слышишь, отвечай! Где мой сын?!
— В хорошем месте, — сквозь зубы сказал мужчина, глядя ей в глаза. — Смотри-ка, как ты изменилась, дорогая… Не узнал!
— Где он? Я не собираюсь выяснять с тобой отношения!
— А я и не предлагал.
Он был совершенно спокоен и нисколько не боялся. Выпустив его лацканы, Ия чуть не закричала от бессилия и осознания того, что и в самом деле ничего не может сделать с этим подонком.
— Ты…
Я положила ей руку на плечо и легонько отодвинула. Я не собиралась утешать или поддерживать Ию — я вообще в тот момент мало о ней думала. Меня поражало то, как спокоен был Френкель. Он смотрел на меня с ненавистью, а старушку Гонопольскую словно бы и вовсе не замечал!
— Послушай, ты, подонок! — сказала я тихо. — Я даю тебе ровно тридцать секунд на то, чтобы ты ясно, четко, как тебя учили в армии — если такие ублюдки, как ты, когда-нибудь служили в армии, — сказал мне, что ты сделал с мальчиком и куда ты его отвез! Можешь считать, что время пошло. Если считаешь, что я выразилась недостаточно убедительно, пеняй на себя.
— Я предпочитаю держать вас в неведении. Этот мальчик мне нужен.
Ия вскрикнула — я остановила ее, вытянув руку.
— Что ты собрался с ним сделать?
— Ну мало ли что. Пригодится в хозяйстве молодой здоровый ребенок! У него же все органы на месте. Я не ошибаюсь, Ия, дорогая моя?
В глазах у меня потемнело, и я так и не смогла понять, каким образом Френкель оказался на полу. Я услышала только глухой удар и почувствовала боль в кулаке, потом треск сломанного стула.