— Ладно, — легко согласилась клиентка. — А сколько мне так придется сидеть? Надо, чтобы недолго, у меня ведь даже зубной щетки нет.
— Куплю я тебе зубную щетку. Ни шагу за порог без моей команды!
Итак, я снова села за руль и понеслась выяснять тайну подброшенной в почтовый ящик Гонопольских записки. «Хвоста» по-прежнему не было; либо киллер, карауливший нас возле дома Марины, оказался безлошадным, либо нам и в самом деле удалось от него оторваться. И то и другое было одинаково хорошо.
Я ехала и думала.
Рассказ Марины, а у меня не было оснований сомневаться в ее правдивости, вроде бы впрямую указывал на заказчика убийства Максима Гонопольского — его ближайшего партнера по бизнесу Егора Попова. Когда смерть видного банкира еще была свежа в памяти и занимала первые полосы газет параллельно с первыми выпусками новостей, мне удалось пару раз увидеть этого человека по телевизору. Невысокого роста, но очень плотный и лысоватый, он вещал с экрана о невосполнимой потере для российского бизнеса и о том, что смерть Гонопольского явилась для него личной трагедией; «Я потерял настоящего и большого друга, главного человека в моей жизни, единственного, кому по-настоящему доверял…» При этом он сурово смотрел на зрителей поверх больших очков в роговой оправе и в самом деле немного походил на змею — но не на кобру, а скорее на плотно пообедавшего питона…
Итак, если принять версию Марины о том, что именно этот человек устранил Максима и нанял киллера, чтобы убрать с дороги мою клиентку, то получается следующее. Егор Попов — враг. Он знает, что в наших с Мариной руках находится папка, содержание которой тянет для него на несколько лет тюрьмы. Это автоматически означает, что банкир Попов не успокоится не только до тех пор, пока не получит эту папку в собственные руки, но и пока будет жив главный свидетель обвинения, то есть моя клиентка.
Марина сейчас представляет для него огромную опасность: раньше Попов не знал, слышала ли жена его бывшего друга о существовании папки с компроматом, теперь убедился, слышала. Более того — папка находится у нее в руках. А раз так, значит, девушка не постеснялась в нее заглянуть. И заглянув, подписала себе смертный приговор.
На стороне Попова — огромные деньги, возможности, которые есть у крупного бизнес-воротилы, связи и власть. На нашей стороне — практически ничего, кроме моего умения быстро реагировать и хорошей Марининой выдержки. Есть ли у двух одиноких женщин при такой расстановке сил возможность выпутаться из ситуации с минимальными потерями?
Есть. Марина представляет для банкира интерес ровно до тех пор, пока о содержимом папки с компроматом известно только ей одной. Если передать документы «куда следует», то секрет перестанет быть секретом, а идея устранения Марины потеряет для Гоги всякий смысл. Вывод: компрометирующие бумаги необходимо как можно скорее предать гласности.
— И лучше всего отдать их не в милицию или прокуратуру, откуда за определенную мзду они могут быстро испариться: сгореть при пожаре, провалиться под землю при землетрясении, улетучиться при испарении или исчезнуть еще каким-нибудь, известным только милиционерам, образом, — сказала я вслух. — Мы передадим эти бумаги журналистам, вот что! А уж эти охочие до сенсаций коршуны пера и бумаги раздуют такой скандал, после которого господину Попову только и останется, что собрать в фирменный чемоданчик смену белья и мешочек с сухарями.
Решение было принято. Оставалось только получить одобрение клиентки, хотя я не сомневалась, что Марина меня поддержит. Завтра же мы напустим на Егора Попова целую свору журналистов. Ну что же, отложим до возвращения.
Подъехав к Северному вокзалу, я оставила машину у ворот и пересекла вокзальную площадь. Смуглолицые носильщики шныряли сквозь толпы встречающих-отъезжающих, через кучки невнятных личностей и сытых милиционеров. Последние, не обращая внимания ни на «лохотронщиков», ни на продавцов паленой водки, прищуривая глазки, выискивали очередную добычу в толпе приезжих.
Вместе с сумраком сентябрьского вечера из всех щелей, как тараканы, повылазили бомжи и вокзальные проститутки. Они приставали к прохожим, искали, чего бы стырить. Запах стоял ужасный, толчея была невообразимая.
Всех снующих здесь людей объединяло одинаково равнодушно-отстраненное выражение на серых лицах. В отражениях витрин и стеклянных дверей ларьков с шаурмой я старалась разглядеть возможную слежку; но прохожие смотрели прямо сквозь меня, как будто значила сама по себе я не больше, чем пустая сигаретная пачка, которую гонял по перрону ветер. Кто-то особенно торопливый пребольно толкнул в спину и выругался. А кто-то вся время дергал за рукав и гнусавым, испитым голосом просил милостыни…
Нет, похоже, что и в этот раз за мной никто не следит.
Я вошла внутрь здания, прошла по направлению к автоматической камере хранения и скучающей походкой приблизилась к выставленным вдоль стен металлическим ящикам. Ячейка № 312, очень хорошо. Я набрала указанный в записке код, дверца выдала легкий щелчок и открылась.
Сияя радужными узорами подарочной упаковки, внутри стояла большая картонная коробка. Поверх цветной фольги ее перевязали широкой атласной лентой, концы которой были собраны в пышный желто-розовый бант. Ни дать ни взять — подарок на день рождения, оформленный старательно и с любовью. Лишь бы только в нем не оказалось бомбы, иначе все эти ленточки-банты через минуту взметнутся к потолку вместе с моими кишками!
Спокойно, Склифосовский! Бомба не взорвется, пока я не захочу вскрыть коробку, сказала я себе. А делать это здесь, у камеры хранения, я, конечно, не собиралась. Чуть тронула «посылочку» за уголки; коробка поддалась с легкостью. Значит, не тяжелая. Теперь уже смело можно вынимать из ячейки.
Вынула. Действительно легкая, хотя и объемная коробка, внутри что-то шуршит и как будто перекатывается. Нет, взрывным устройством это оказаться не может.
Чувствуя во всем теле необыкновенную легкость, с коробкой под мышкой я направилась обратно к машине.
Но не успела я выйти из здания и пройти половину дороги, как ко мне подскочила долговязая, до самых глаз укутанная в цветастый платок, цыганка. Не обращая внимания на опасливо обходивших ее прохожих, она высунула из-под своего тряпья грязную руку с обломанными ногтями, уцепила меня за рукав и загудела гнусавым голосом, как в плохом спектакле «Живой труп»:
— Милая моя, красавица яхонтовая, не откажи в просьбе, не сочти за труд, помоги в несчастье…
— Что надо? — устало спросила я после трех или четырех тщетных попыток пройти мимо.
Дочь вольного племени вцепилась в меня мертвой хваткой и слегка повысила голос, привлекая к нам внимание все большего количества прохожих:
— Вечно буду за тебя бога молить, чертей отваживать, сама на кладбище схожу, порчу отведу, доброго молодца приворожу…
— Не надо мне ничего.
— Ручку позолоти, в беде не брось… Дай сто рублей — ребенку булочку завернуть!
Я на миг оторопела от такой хамской просьбы. А цыганка, как видно, только этого и ждала: в одну секунду вздернув грязные юбки чуть ли не до головы, она выкинула вперед ногу в кроссовке обычного мужского размера и ударом носка попыталась выбить у меня из рук коробку.
— Караул! Грабют!!! — истошно закричала какая-то женщина.
От удара я увернулась и, отскочив в сторону, увидела, что «цыганка» готовится нанести мне следующий. В рукопашном бою мы с ней могли бы еще посоревноваться, но коробка! Мне мешала коробка!
— Держи! — крикнула я какому-то мальчишке лет пяти, что стоял неподалеку и, засунув палец в рот, наблюдал за дракой.
Коробка заскользила по мокрому асфальту в его сторону, пацан с жадностью схватил ее и прижал к себе. А я тем временем занялась лжецыганкой.
Парочка проверенных приемчиков, и «красавица» в цветастых юбках корчится от боли у моих ног.
Я сдернула шаль с поверженного противника; передо мной, извиваясь в грязи, стонет незнакомый худущий мужчина неопределенного возраста.
— Ты кто? — спросила я, нагнувшись. — Тебе чего надо?
— Пошла вон, бл… — прохрипел он. — Убью!
Я хмыкнула. Однако! В его положении сыпать такими угрозами — по меньшей мере неосмотрительно. У «цыганки» не было при себе никакого оружия (иначе бы он применил его сразу), даже кухонного ножа. И чем же он собирался меня убить? Взглядом?
Кто-то из прохожих успел позвать милиционера. Толстенький колобок в сизой форме с погонами старшего лейтенанта спешил к нам с другого конца привокзальной площади.
— Вставай, ты! — сказала я ряженому. — Предлагаю на выбор: поедешь со мной и облегчишь душу чистосердечным признанием, зачем и с какой стати тебе понадобилось нападать на беззащитную женщину, или вон, — я указала рукой на милиционера, — предам тебя в руки родной милиции. Ну?
Он не выбрал ни первого, ни второго. А избрал третий вариант. На удивление ловко, одним прыжком, поднявшись на корточки и затем распрямившись, он сбросил перед собой на землю всю цыганскую амуницию и, оставшись в черной куртке и черных же тренировочных штанах, бросился прямо в толпу. Народ с визгом расступился перед странным человеком и снова сомкнулся за ним плотной стеной.
Я и не думала кидаться следом. Да, по описанию этот тип был похож на того, кто устроил погром в квартире Гонопольских и затем подбросил в почтовый ящик записку, где указал номер ячейки и код камеры хранения. Но может быть, это был и другой человек! Мало ли людей в черных куртках разгуливает по городу?
Как бы то ни было, главным сейчас было — не играть в догоняшки с ряженой цыганкой, а вернуть себе коробку, из-за которой и разгорелся весь сыр-бор.
— Ну, спасибо, что подержал. Давай теперь ее сюда, — обратилась я к мальчику, который по-прежнему держал посылку обеими руками.
Пацан оказался не дурак: одарив меня взглядом «А ну-ка, отними!», он поудобнее обхватил коробку и заявил:
— Ниче не отдам! Ты сама мне ее подарила!
— Павлик! Не груби тете! — всполошилась одна из женщин, видно, его мамаша. Она сделала попытку вырвать из рук мальчика коробку, но только того и добилась, что сын подпер ее подбородком и сквасил рожицу в полной готовности зареветь.
— Я не подарила, а только дала подержать, — заметила я.
— Нет.
— Зачем она тебе? Ты даже не знаешь, что внутри!
— Знаю. Там танк.
— Какой еще танк?
— Какой вон там, — он лягнул ножкой в направлении одного из ларьков. — Я ее, — кивок на мамашу, — просил-просил мне такой танк купить, а она говорит — денег нету. А там другая тетка стояла, такой же танк покупала и в такую коробку ложила, вот! Поэтому здесь тоже танк!
— Нет, милый, ты ошибаешься, — вздохнула я. — Здесь не танк, а… (что бы такое соврать?) а кукла, обыкновенная девчачья кукла. Зачем она тебе? Отдай!
— Нет, танк!
— Нет, кукла!
— Павлик! Я все расскажу дедушке, и он тебя накажет! Отдай немедленно коробку! — кудахтала мамаша.
Павлик опять собрался зареветь (на этот раз наверняка). Мордочка его перекосилась, рот пополз в сторону… Я поспешно полезла в карман и вынула пятисотрублевую купюру.
— Тихо! Не плачь! Давай лучше меняться, а? Вот тебе денежка, купи себе танк. А куклу отдай мне. Ну, скорей беги покупай, пока в том магазине все танки не расхватали!
— Спасибо вам, — начала женщина. — Он правда ну просто заболел этим дурацким танком, а у меня копеечки лишней нету, без отца бандита ращу… Павлик! Отдай тете коробочку, а то она передумает!
Мальчик соображал не по-детски — коробка была мне возвращена не раньше, чем я засунула купюру в карман его курточки.
Довольная тем, что еще легко отделалась и мальчишка не вытребовал с меня, скажем, живого слона из зоопарка, в нагрузку с ночным сторожем, я вновь направилась к машине с коробкой под мышкой.
У «Фольксвагена» меня ждало новое препятствие. Милиционер-колобок, до поры до времени благоразумно выжидавший в сторонке, решил предстать передо мной во всей полноте власти:
— Лейтенант Блаблаблаблаев! Ваши документы? — потребовал он грозно и подбоченился.
Ну уж с тобой-то, заяц трусливый, я вообще разделаюсь в два счета.
— Здравствуйте, товарищ лейтенант! А не могли бы вы чуть более внятно произнести вашу фамилию? И что-то я не вижу вашего жетона… Вообще, покажите мне служебное удостоверение, так будет проще.
— Зачем оно тебе?
Я развела руками, призывая окружающих, которые пока и не думали расходиться, в свидетели своей правоты:
— Товарищ лейтенант, мы с вами вроде еще на «ты» не переходили! Обратите внимание, что перед вами — женщина, и постарайтесь вести себя чуть-чуть повежливее, прошу вас. Что же касается вашего вопроса, то, согласно Закону о милиции, мне не нужны причины, чтобы попросить вас первого предъявить документы. Итак — жетон и служебное удостоверение, пожалуйста.
Колобок разозлился не на шутку. Он засопел, как растревоженный бизон, и неуклюже полез в задний карман форменных брюк.
— Вот мой жетон! И удостоверение — вот! А теперь предъявите ваши документы!
— Благодарю вас. Вот мои права, вот свидетельство о регистрации, вот талон технического осмотра, вот полис обязательного страхования. Что-нибудь еще?
Колобок долго рассматривал мои документы, «обнюхивал», исследовал и чуть не пробовал на вкус. Потом разродился вопросом:
— На каком основании вы, гражданка Охотникова, устроили драку в общественном месте?
— Я не устраивала драку, а защищалась от грабителя. Вы это прекрасно видели, потому что стояли в сторонке и наблюдали, вместо того чтобы вмешаться. Кстати говоря, о вашем поведении я, пожалуй, незамедлительно сообщу вашему начальству.
— Вы пьяны?
— А как вы думаете?
— Дыхните!
— Куда? На вас? Товарищ инспектор, а вдруг я страдаю целым рядом заболеваний, передающихся не только половым, но и воздушно-капельным путем? — спросила я задумчиво.
— А вы в трубку дыхните. Я вам трубку дам!
— Знаете, вот именно сегодня у меня нет желания дышать в трубки.
— Вы что, отказываетесь от освидетельствования на состояние опьянения? — в голосе Колобка зазвенела искренняя радость хищника, который сам видит, как жертва идет на заклание.
— Разве я это сказала? Что вы, напротив! В трубку дышать я не хочу, а пройти освидетельствование в специализированном медучреждении — пожалуйста! Кстати, давно хотела получить справку о состоянии моего здоровья, а тут сразу такая возможность, да еще за государственный счет. Только вы, товарищ лейтенант, протокол составьте.
— Какой протокол? — вылупил на меня глаза Колобок.
Я пожала плечами:
— Ну что вы, в самом деле, дорогой мой, вы же взрослый человек, да и я тоже большая девочка! И оба мы знаем: чтоб направить меня на освидетельствование, вам нужно составить по всей форме протокол-направление, в котором вы укажете в том числе и причины, по которым вы меня туда отправили.
— Хорошо, по дороге составим. Садись к нам в машину, — он махнул рукой в направлении припаркованной неподалеку милицейской машины.
— С удовольствием воспользуюсь вашим гостеприимством, но только после того, как вы составите еще один протокол — а именно протокол об отстранении меня от управления, а мой личный автомобиль поставите на охраняемую стоянку. Согласно процедуре, которая опять-таки предусмотрена законом.
Мне повезло — в этот день я смогла насладиться зрелищем озверевшего Колобка, а такую картинку простому смертному не найти ни в одной из детских или взрослых книжек. Инспектор последовательно становился желтым, синим, зеленым, красным и малиново-фиолетовым. Я невольно залюбовалась этой игрой красок на его лице. Законность предъявленных мною требований, помноженная на полную невозможность их исполнения (из-за неграмотности или в силу того, что Колобку впервые довелось столкнуться с таким «подкованным» нарушителем), довела его до исступления.
— Ну так что же?
— Пошла к черту! — процедил он, швырнув мои документы на переднее сиденье «Фольксвагена». — Мотай отсюда в пять минут! И только попробуй еще раз попадись… дрянь!
— Товарищ лейтенант, попрошу и эти ваши слова занести в протокол! — прокричала я ему в спину. — Это оскорбление при исполнении!
Колобок никак не откликнулся и не повернулся, а я, чувствуя, как ко мне снова возвращается хорошее настроение, бросила коробку в багажник и выехала с привокзальной площади.
Глава 4
До дома, где сейчас отсиживалась моя клиентка, я доехала без приключений. Но у подъезда меня ждала необычная картина. Человек пятнадцать молодых людей, одетых в фирменные майки различных торговых марок, гомоня и препираясь друг с другом, стояли у двери и что-то по очереди кричали в домофон. У каждого из них в руках было по нескольку больших бумажных пакетов, в какие обычно упаковывают покупки в дорогих бутиках.
Я подошла на несколько шагов и прислушалась.
— Послушайте! Но вы же делали заказ в магазине «Мадам Брошкина»? — подпрыгивая вместе со своими свертками, волновался молодой человек в кепке и футболке с эмблемой магазина. — Сегодня. По Интернету. С условием доставки в течение двух часов.
— Да, делала я такой заказ, — к своему удивлению, услышала я спокойный, слегка искаженный динамиком голос Марины.
— Так почему же не открываете? Не могу же я стоять на улице с эксклюзивными вещами! Я материально ответственное лицо!
— Вам откроют, только не сейчас. Подождите минуточку, пока подъедет мой телохранитель! Без него я не имею права никого пускать в квартиру.
— А когда он подъедет? — спрашивала девочка в кепке от другого магазина.