Анатоль Франс Комм Атребат
IАтребаты населяли туманную область, тянувшуюся вдоль побережья, где билось вечно волнующееся море, и где пески от порывов морского ветра вздымались, подобно валам океана. Племена их обитали на изменчивых берегах широкой реки, в засеках, образованных сваленными деревьями, среди озер, в глубине дубовых и березовых лесов. Они выводили коней с большими головами, короткими шеями, широкой грудью, крепким задом и сухими ногами, из которых получались прекрасные запряжки. На лесных опушках они откармливали огромных свиней, таких же диких, как вепри. Они травили догами хищных зверей, головы которых прибивали к стенам своих деревянных домов. Эти звери, равно как морские и речные рыбы, составляли их пищу. Они жарили их и приправляли солью, уксусом и тмином. Они пили вино и, за своими львиными трапезами, напивались, сидя у круглых столов. Среди них были женщины, знавшие свойства трав, и они собирали шалфей, вербену и целебное растение, именуемое селагинелла, которое водится по сырым впадинам скал. Они готовили яд из сока тиса. Атребаты имели также священников и плотов, которым было ведомо то, чего не знают другие люди.
Эти обитатели лесов, болот и побережий были высокого роста, не стригли своих белокурых волос, а свои крупные белые тела покрывали шерстяными плащами, имевшими цвет виноградной листвы, очервленной осенью. Они подчинялись вождям, стоявшим во главе племен.
Атребаты знали, что римляне явились воевать с народами Галлии, и что целые народности были уже проданы в рабство со всем добром по праву войны. Им очень скоро становилось известно, что делалось на берегах Роны и Луары. Слова и знаки летят, как птицы. И то, что на восходе солнца было сказано в карнаутском Генабуме, на океанских песках было слышно в первую стражу ночи. Но участь собратий не беспокоила их, или, вернее, завидуя своим собратьям, они радовались тем страданиям, которые Цезарь им причинял. Римлян они не ненавидели, потому что не знали их, и не боялись их потому, что казалось невозможным для войска проникнуть сквозь леса и болота, окружавшие их обиталища. У них не было городов, хотя они и называли городом Неметоцену, обширную площадь, обнесенную частоколом, служившую убежищем для воинов, женщин и стад на случай нападения. Мы сейчас говорили, что на всем протяжении своей земли они располагали еще многими подобными же убежищами, — эти также назывались городами.
На случай сопротивления римлянам они не полагались на эти засеки, так как знали, что римляне искусны в овладении городами, защищенными каменными стенами и деревянными башнями. Они больше верили в то, что на всей их земле не имелось ни единой дороги. Но римские солдаты сами делали дороги, по которым проходили. Они копали землю с силой и скоростью, непостижимой для галлов, живших в глубине лесов и у которых железо было реже золота. Но, однажды, атребаты узнали, не без глубокого изумления, что длинная римская дорога со своей прекрасной мостовой и погонными камнями расставленными от мили до мили, приближалась к их зарослям и трясинам. Тогда они вступили в союз с народами леса, называвшегося Глубоким, и противоставили Цезарю целое объединение многочисленных племен. Атребатские вожди кликнули боевой клич, повязали золотые с кораллами перевязи, надели шлемы, украшенные оленьими, буйволовыми или лосиными рогами и, обнажили свои палаши, которые не стоили римского меча. Они были побеждены и, будучи людьми мужественными, дали разбить себя дважды.
Был среди них очень богатый вождь, по имени Комм. В его сундуках было спрятано много ожерелий, запястий и колец. Там же хранил он и человечьи головы, вымоченные в кедровом масле. Это были головы неприятельских вождей, убитых им самим или отцом его отца. Комм наслаждался жизнью, как наслаждается ею сильный, свободный и могущественный человек.
В сопровождении своих доспехов, коней, телег, бретонских догов, толпы воинов и своих жен, он, как хотел, перемещался по всей площади своих неограниченных владений, в лесу, вдоль реки и делал привал в одном из лесных убежищ, в тех дикарских скотных дворах, которых у него было множество. Там, спокойно, окруженный толпою верных — он охотился за дикими зверями, ловил рыбу, выращивал лошадей и вспоминал свои боевые приключения. Он шел дальше, когда только хотел. Это был человек порывистый, хитрый, умный, умевший отлично действовать и говорить. Когда атребаты кликнули боевой клич, он не надел шлема с зубровыми рогами, но спокойно отсиживался в одном из своих деревянных домов, полном золота, воинов, коней, женщин, диких свиней и копченой рыбы. После разгрома своих соотечественников, он отправился к Цезарю и предоставил к услугам римлян свой ум и авторитет. Ему был оказан благоприятный прием. Здраво рассудив, что этот искусный и могущественный галл сумеет замирить страну и держать ее в повиновении римлянам, Цезарь предоставил ему обширные полномочия и объявил его царем атребатов. Так вождь Комм стал Коммиус Рекс. Он стал носить порфиру и чеканить монеты, на которых изображался профиль его головы, увенчанной той острозубчатой диадемой, которая была присвоена эллинским царям, а равно и царям варварским, обязанным своим царствованием дружбе римского народа.
Атребаты не стали его ненавидеть. Его осторожное и своекорыстное поведение не повредило ему во мнении народа, который относился к родине и обязанностям гражданина не по правилам греков и латинян, народа, который был дик, неславолюбив, чужд какой бы то ни было общественной жизни, уважал хитрость, уступал силе и восхищался царской властью, как великолепной новинкой. К тому же, у большой части этих галлов, бедных рыбаков туманного побережья, грубых лесных звероловов, имелось еще большее основание не судить дурно о поведении и успехах вождя Комма: не подозревая даже, что они — атребаты и что вообще существуют атребаты, они мало заботились о царе атребатов. Так что Комм ничуть не потерял народного расположения, и если дружба римлян и подвергла его опасности, опасность эта явилась не со стороны его подданных.
На четвертый год войны, в конце лета, Цезарь снарядил флот для высадки у британцев. Стараясь подготовить себе сочувствие на Великом острове, он решил отправить Комма послом к кельтам, жившим по Темзе, дабы предложить им дружбу римского народа. Комм, обладавший изобретательным умом и ловким языком, был как бы предназначен для такого посольства и по своему характеру и по своему происхождению, ставившему его в прямое родство с британцами, так как атребатские племена держались тогда по обоим берегам реки Темзы.
Комм был горд дружбой Цезаря, но не спешил с выполнением посольства, опасности которого он предвидел. Чтобы побудить его к действию, пришлось даровать ему большие преимущества. Цезарь снял подати, платимые галльскими городами, с Неметоцены, становившейся уже крупным населенным пунктом и столицей, настолько быстро повышалась римлянами ценность завоеванных земель. Он вернул Неметоцене ее права и ее законы, то есть немного смягчил суровый режим завоеванной страны. Сверх того он пожаловал Комма царем морэнов, проживавших вдоль океана, рядом с атребатами.
Комм поднял паруса вместе с Кайем Волузением Квадратом, префектом конницы, посланным Цезарем на разведку Великого острова. Но когда корабль причалил к песчаной отмели у подножия белых скал, усеянных птицами, римлянин наотрез отказался сойти на берег, опасаясь непредвиденных опасностей и неминучей смерти. Комм вышел на землю со своими приближенными и своими конями и вступил в разговор с британскими вождями, вышедшими ему навстречу. Он произнес им речь, в которой советовал предпочесть плодотворную дружбу римлян их беспощадному гневу. Но эти вожди, ведшие свой род от Гю Могущественного и его дружинников, были горды и вспыльчивы. Они нетерпеливо слушали такие речи. Гнев запылал на их лицах, размалеванных цветным мелом. Они поклялись защищать свой остров от римлян.
— Пусть только попробуют здесь высадиться, — кричали вожди, — и они исчезнут, как исчезает на песке прибрежном снег под дыханием южного ветра.
Считая предложения Цезаря оскорблением, они уже вытаскивали из перевязей свои палаши и собирались предать смерти вестника позора.
Стоя, склонившись на щит, в положении умоляющего, Комм взывал к ним во имя братства, на что имел право: они были детьми одних и тех же отцов.
Вот почему британцы не убили его. В цепях они отвели его в одно большое село, недалеко от берега. Пересекая площадь, простиравшуюся среди соломенных изб, он заметил высокие и плоские камни, поставленные на землю торчком на неровных расстояниях, но покрытые знаками, которые он счел священными, так как понять смысл их было нелегко. Перед хижинами вождей торчали шесты с кабаньими мордами, оленьими рогами и лохматыми головами белокурых людей. Комм был отведен в хижину, где не было ничего, кроме очага, еще покрытого пеплом, постели из сухих листьев и подобия некоего бога, вырезанного в липовом чурбаке. Привязанный к столбу, подпиравшему соломенную крышу, атребат размышлял о своей горькой участи и старался припомнить либо какое-нибудь могущественное колдовское слово, либо какую-нибудь ловкую хитрость, которая должна была избавить его от гнева британских вождей.
И, чтобы скрасить свое горе, он слагал, по образу предков, песню, полную угроз и жалоб, сплошь изукрашенную образами родных гор и лесов, память о которых вызывал в сердце своем.
Женщины с младенцами у грудей приходили посмотреть на него из любопытства и задавали ему вопросы о его стране, племени, жизненных приключениях. Он отвечал им с кротостью. Но душа его была печально и смущена жестокой тревогой.
IIЦезарь, задержанный до конца лета на побережье морэнов, однажды ночью на третьей страже, подняв паруса, явился в виду острова в четвертом часу дня. Британцы ждали его на берегу. Но ни их стрелы, из твердого дерева, ни их вооруженные косами колесницы, ни их длинношерстные кони, привыкшие плавать между скал океана, ни лица их, покрытые устрашающими рисунками, не смогли остановить римлян. Орел, окруженный легионерами, вышел на сушу варварского острова. Британцы обратились в бегство под градом камней и свинца, извергаемых машинами, которые островитянам казались чудовищами. Пораженные ужасом, они бежали, как стадо ланей перед рогатиной охотника.
Достигнув к вечеру большого села, прилегавшего к побережью, вожди уселись на камни, лежавшие кругом площади, и открыли совет. Обсуждение продолжалось всю ночь, а когда рассвет забрезжил на горизонте, они под пенье жаворонка, звеневшее в сером небе, направились в хижину, где Комм Атребат был прикован тридцать дней назад. Благодаря римлянам они смотрели на него с почтением, развязали его, предложили ему напиток из перебродившего сока воробьиной вишни, вернули ему вооружение, коней, спутников и, обратившись к нему с льстивыми словами, умоляли его сопровождать их в римский лагерь и выпросить им прощение у Цезаря Могучего.
— Ты убедишь его быть нашим другом, — сказали они ему, — так как ты мудр, слова твои ловки и проникают, как стрелы. Из всех предков, память которых нам сохранили былины, нет ни одного, превосходящего тебя житейскою мудростью.
Комм Атребат с радостью слушал такие речи. Но скрыл удовольствие, которое он испытывал, и, скривив губы в горькой усмешке, сказал британским, вождям, указывая пальцем на опавшие березовые листья, кружившиеся по ветру:
— Мысли спесивых людей носятся, как эти листья, и непрерывно перевертываются на все стороны. Вчера они считали меня безрассудным и говорили, что я наелся эринской травы, от которой чумеет скот. Сегодня они считают, что мудрость предков живет во мне. Я же в любой день одинаково добрый советник, потому что слова мои зависят не от солнца и не от луны, а единственно от собственного моего разумения. Надо бы мне, в наказание за ваше зло, предоставить вас гневу Цезаря, который велит отрубить вам руки и выколоть глаза, чтобы, выпрашивая в милостыню хлеб и пиво по знаменитым селам, вы разнесли бы по всему британскому острову доказательство его силы и суда. Все же я забуду нанесенную мне вами обиду, памятуя, что мы братья, что британцы и атребаты — плоды одного дерева. Я буду действовать ко благу братьев моих, пьющих воду из Темзы. Ту дружбу Цезаря, которую я принес им на их остров, я теперь верну, когда они ее утратили из-за своего безумства. Цезарь, который любит вождя Комма и поставил его царем над атребатами и морэнами, носящими ожерелья из раковин, полюбит вождей британских, расписанных яркими красками, и утвердит их в их богатствах и власти, за то, что они друзья вождя Комма, который пьет воду Соммы.
И еще сказал Комм Атребат:
— Узнайте от меня то, что вам скажет Цезарь, когда вы склонитесь на ваши щиты у подножья его судилища, и то, что вам следует хитроумно ответить. Он вам скажет: «Даю вам мир. Выдайте мне в заложники благородных детей». А вы ему отвечайте: «Мы выдадим тебе наших благородных детей. И некоторых из них доставим даже сегодня. Но благородные дети по большей части находятся в отдаленных местах нашего острова, и понадобиться несколько дней, чтобы их привести».
Вожди подивились тонкости разума Комма Атребата. Один из них молвил ему:
— Комм, ты одарен великим разумом, и мне кажется, сердце твое полно дружбы к твоим британским братьям, пьющим воду из Темзы. Будь только Цезарь человеком — у нас хватило бы храбрости воевать с ним, но мы убедились, что он бог, потому что его корабли и боевые машины — живые существа, одаренные разумом. Пойдем и станем просить его, чтобы он простил нас за то, что мы с ним сражались, и сохранил бы нам нашу власть и наши богатства.
С этими словами вожди Туманного острова вскочили на коней и поехали к тому океанскому берегу, который заняли римляне, к бухте, где они поставили на якоря свои либурны, и к отмели, на которую вытянули свои галеры. Комм ехал с ними. Когда они завидели римский лагерь, обнесенный рвами и частоколом, пересеченный широкими и прямыми улицами и весь покрытый флагами, над которыми возвышались золотые орлы и венчики значков, они остановились в изумлении и стали спрашивать себя, каким искусством сумели римляне в одни сутки построить город, больше и прекраснее всех городов Туманного острова.
— Что это? — воскликнул один из них.
— Это Рим, — ответил Атребат. — Римляне всюду носят с собой Рим.
Когда их ввели в лагерь, они явились к подножию трибунала, где сидел проконсул, окруженный ликторами со связками. В порфире своей он казался бледным, но глаза были орлиные.
Комм Атребат принял умоляющий вид и стал просить Цезаря простить британских вождей.
— Сражаясь с тобой, — сказал он, — эти вожди действовали не по воле сердца своего, которое всегда великодушно, если оно ими руководит. Когда они двинули на твоих солдат боевые колесницы, — они повиновались, а не повелевали, они уступали воле бедных и ничтожных людей из племени, которые, собравшись в большом числе, противились тебе, будучи слишком неразумными, чтобы понять твою силу. Ты знаешь, что бедные во всем хуже богатых. Не откажи в дружбе вот этим людям, у которых большие владения и которые способны платить дань.
Цезарь даровал прощение, которого просили вожди, и сказал им.
— Дайте мне в залог сыновей ваших государей.
Старейший из вождей ответил:
— Мы выдадим тебе наших благородных детей. И приведем нескольких сегодня же. Но благородные дети по большей части находятся в отдаленных местах нашего острова, и понадобится несколько дней, чтобы их доставить сюда.
Цезарь наклонил голову в знак согласия. Так, благодаря совету Атребата, вожди выдали только очень малое количество мальчиков, и не самых знатных.
Комм остался в лагере. Ночью он не мог заснуть, перелез через скалы и взглянул на море. Волна разбивалась о камни. Зловещий вой морского ветра смешивался с ревом валов. Рыжая луна в своем недвижном беге сквозь тучи бросала на океан колеблющиеся отблески. Атребат, своим взглядом дикаря пронизывая и тьму и туман, увидел застигнутые бурей корабли, которые трепал морской ветер. Одни из них, потерявшие паруса и способность управляться, неслись туда, куда гнали их волны, белая пена которых сверкала на их бортах, другие выбирались в открытое море. Их паруса задевали за волны, как крыло птицы-рыбалки. Это были корабли, перевозившие конницу Цезаря, и теперь буря разгоняла их. Радостно вдыхая морской воздух, галл еще некоторое время шел вдоль обрыва скалы, и взгляд его скоро обнаружил береговую излучину, в которой римские галеры, так сильно перепугавшие британцев, были вытащены на песок. Он увидел, как волна мало помалу подходила к ним, дошла, подняла, стукнула друг о друга и разбила, а глубокосидящие либурны, стоявшие там же на якоре, мотались на привязи по воле дикого ветра, сносившего их паруса и оснастку, подобно соломинкам. Он различал беспорядочные движения легионеров, в смятение прибежавших на отмель. Их крики достигли его слуха сквозь шум бури. Тогда он возвел глаза к божественной луне, которую почитают атребаты, обитатели берегов и глубоких лесов. Она была здесь, на этом бурном британском небе, и казалось щитом. Он знал, что никто, как эта медная луна, во всей своей полноте, навела такой большой прилив и развела бурю, которая теперь истребляет римский флот. И на бледной скале, среди царственной точи, перед яростным морем, Комму Атребату открылась тайная сила, непобедимее силы римской.
Узнав о бедствии, постигшем флот, британцы с великой радостью поняли, что Цезарь не повелевает ни океаном, ни луной, покровительницей пустынных отмелей и глубоких лесов, и что римские галеры вовсе не непобедимые драконы, потому что волна их разбила и выкинула с проломанными боками на прибрежный песок. К ним вернулись надежда уничтожить римлян, и они задумали перебить их в возможно большем числе стрелой и мечом, а прочих сбросить в море. Поэтому они ежедневно выказывали свое усердие в лагере у Цезаря. Они приносили легионерам копченое мясо и лосиную кожу. Они делали дружелюбные лица, расточали медоточивые речи и с восхищением щупали твердые предплечья центурионов.