Вместо трех социально опасных юношей на земле образовался хрипящий, брызжущий страхом клубок. Секундой раньше я позатыкал им рты — чтобы не нарушали сон честных граждан; ставень купеческого окна был теперь накрепко затворен, и можно было подумать, что три пары глаз за окошком мне привиделись.
На спасенную даму я из деликатности не смотрел. Следовало дать ей время опомниться — и привести в порядок гардероб; обереги, прежде развешенные на ее поясе, теперь валялись на мостовой. У самых моих сапог лежал притопленный в пыли желтый камушек с тигриной мордой.
Женщина громко, прерывисто вздохнула. Я сосчитал до десяти — и посмотрел на нее.
Она больше не производила впечатления стервы. Мокрая курица — вот на кого была похожа высокомерная посетительница Клуба Кары. Белые волосы выбились из-под капюшона свалявшимися перьями. Нос был расцарапан и заметно опух. Губы прыгали.
— А вот не надо ходить в одиночку по темным переулкам, — сказал я наставительно.
Ждать, что она кинется мне на шею, было бессмысленно.
Но и совсем удержаться она не смогла — разревелась…
Храбрая, но баба.
* * *— …Вас зовут Хорт зи Табор, вы недавно выиграли заклинание Кары… Меня зовут Ора зи Шанталья.
— Не понял, — честно признался я. — Ора «зи»?
— Что в этом удивительного? Мой отец был наследственный маг, сыновей у него не было. Да, он не смог передать мне магических способностей — по наследству. Но фамилию он имел право передать мне, вы не находите?
Я решил не спорить. На самом деле мою собеседницу звали просто Ора Шанталья, и ее попытки присоединить к своему имени частицу «зи» свидетельствовали только о неуемном самолюбии.
— Я не люблю быть обязанной, — сказала Ора Шанталья. — А я очень вам обязана, это глупо отрицать… Посему, милостивый государь, позаботьтесь придумать, каким образом я могла бы возвратить вам долг. Не деньгами, не надо делать удивленное лицо… Делом. Отработать, если хотите. Каким образом я могу быть вам полезной?
— Уважаемая госпожа, — сказал я вкрадчиво. — А почему именно я должен заботиться, как вы выразились, о вашей «отработке»?
Мы сидели в маленькой мансарде, которую, как выяснилось, Шанталья снимала вот уже несколько недель. У входа я еще мог стоять в полный рост, но по мере продвижения к окну мне пришлось бы сперва горбиться, а потом становиться на четвереньки — так резко кренился потолок.
— Хорошо… — сказала она тоном ниже. — Простите, я перенервничала. Я, возможно, не права. Давайте встретимся сегодня вечером в клубе, около восьми… Обо всем спокойно переговорим…
Я пожал плечами:
— Решительно не вижу, о чем здесь говорить.
Она сжала зубы, сдерживая раздражение:
— Видите ли… Семья Шанталья придерживается Закона Весов, этой традиции много веков, и я, как последняя наследница…
Я вспомнил короля: «Добрую традицию так легко спутать с предрассудком…»
Закон Весов. Спасенный от смерти идет чуть ли не в рабство к спасителю — пока не удастся вернуть долг той же монетой.
— Помилуйте, — сказал я мягко. — Речь не шла о спасении вашей жизни. Мерзавцы ограбили бы вас и изнасиловали, только и всего…
Глаза Оры по-змеиному сузились. Я развел руками:
— Циничен, признаю… Ой, а что это за камушек у меня в кармане? Это ваше, не так ли?
И я положил на скатерть желтый камушек в виде тигриной морды.
Никакой особенной реакции не последовало. Так, радость женщины, которой вернули потерянную безделушку:
— А-а-а… спасибо. Я думала, что он потерялся.
— Он вам дорог? — спросил я небрежно. — Подарок, приз?
— Я выиграла его в карты, — в ее голосе обнаружилось бахвальство. — Это магическая вещь, вы, наверное, заметили…
— А правда, что ваш инициирующий предмет — зуб во рту? — ляпнул я и тут же пожалел о своем длинном языке.
Некоторое время она сумрачно меня разглядывала. Потом приоткрыла рот; зубы были великолепные. Ровные, белые, один в один.
— Вот, — тонкий палец с розовым ногтем показал на один из клыков. — Это действительно мой инициирующий предмет… Что вам еще интересно?
— Извините, — я действительно смутился. — Госпожа Ора зи Шанталья… Я принимаю ваше предложение. Жду вас сегодня, только не в клубе, а в гостинице «Северная Столица», номер двести шесть, в половине восьмого вечера… Вы не пойдете, надеюсь, на попятный?
Наблюдать за ее лицом было — одно удовольствие.
Я даже испытал разочарование, когда она наконец совладала с чувствами, проглотила слюну и коротко кивнула.
* * *«О побратимах-посовниках, могучих, как ураган, легенду послушайте. Были два друга, и поклялись друг другу совой, и была у них одна сова на двоих; слилась их сила и возросла стократ, и вместе творили они дела неслыханные и невиданные в наши дни — такие дела, о которых и в песне не стыдно пропеть… Одни посовник хотел, чтобы люди жили в мире, чтобы все были как равные камни на морском берегу, от короля до последнего землепашца… А другой посовник не согласен был и научил людей желать для себя лучшего. Тут бы и хорошо, но завистливы люди, рознь меж ними завелась, а где рознь, там и кровь… Увидел старший посовник, что его брат натворил, схватил вилы, которыми сено кидают, и поддел посовника своего на вилы… Так клятва посовничества нарушена была, и отмстила страшно — говорят, что и по сей день пьяница, в полнолуние из корчмы возвращаясь, ежели в колодец заглянет — на дне увидит застывшие тени их, как один поддел на вилы другого…»
* * *Днем мне удалось немного поспать. Часа в четыре я вышел из гостиницы и, не снимая личины, отправился в ремесленные кварталы.
Гончары работали прямо на улице; некоторое время я поболтался по рядам, любопытствуя, спрашивая цены и придирчиво перебирая готовый товар. Потом мне приглянулся кувшин — обыкновенный кувшин с узким горлышком; громко, чтобы слышала вся улица, я договорился с мастером, что именно сейчас мне сделают точно такой же, но в полтора раза меньше и без ручки.
Подмастерье, смышленый парнишка лет пятнадцати, молча удивился прихоти богатого толстяка — однако за работу взялся без лишних слов. Каморка подмастерья помещалась в глубине двора, за высокой стенкой-плетнем. Я пожелал своими глазами наблюдать, как будет делаться мой кувшин; парню это не понравилось, но мастер получил монетку, и подмастерье смирился.
Я дождался, пока парень замесит глину.
Потом тихонько окликнул его — и поймал его глаза.
Ввести подростка в состояние покорности — не очень простая, но и не очень сложная задача. Дети подчиняются хуже, взрослые — лучше; руки у парня были что надо, и глаз наметан, и уже через полчаса на подносе передо мной была уродливая фигурка из глины — почти точная копия муляжа Кары.
Обжигать уродца пришлось в общей печи — я постарался, чтобы все, присутствовавшие в мастерской, видели на ее месте маленький кувшин без ручки. Наконец, работа была закончена; я оставил парня с серебряной монетой в кармане и в полной уверенности, что кувшин получился на славу.
День заканчивался; мне пришлось поспешить, чтобы застать кожевенников за работой. К счастью, среди готовых мешков и кошельков обнаружился один, очень похожий на футляр от моего муляжа. Я расплатился.
Часы на городской башне пробили семь. Следовало торопиться — через полчаса прибудет гостья.
* * *Ора пришла минута в минуту. По очереди просигналили мои защитные заклинания; убедившись, что за дверью стоит действительно нужная мне визитерша, я отодвинул засов.
— Прошу прощения за некоторую скромность обстановки… Живу под личиной — в противном случае мне проходу не дали бы просители…
Она была бледна и сосредоточена. И благоухала нежным парфумом, чего в прежние наши встречи я за ней не замечал; что ж, Закон Весов — дело святое.
— Вы прекрасно выглядите, Ора, — сказал я искренне.
— Зато вы выглядите неважно, — отозвалась она без улыбки.
— Провинциальному жителю нелегко сносить столичную сутолоку, все эти многочисленные увеселения…
Дама молчала. Под выбеленными магией волосами ее карие глаза казались много темнее, чем были на самом деле; серьезность с некоторым оттенком жертвенности делали ее лицо интересней и значительнее и уж конечно ни в какое сравнение не шли с прежней высокомерной гримаской.
— А по-моему, вы ни разу не увеселялись, — сказала она наконец. — Вы маялись необходимостью карать. И искали достойный объект. Для Кары с большой буквы. Нашли?
— Всех злодеев не перекараешь, — сказал я, и неожиданно для меня самого в голосе обнаружилась горечь. — Мне исписали жалобами толстенную тетрадь, целую амбарную книгу… Я сжег ее. В камине.
— Теперь пришло время увеселений? — спросила она с вынужденной усмешкой.
— Вы действительно так серьезно относитесь к этому вашему закону Весов? — ответил я вопросом на вопрос.
— Вы действительно так серьезно относитесь к этому вашему закону Весов? — ответил я вопросом на вопрос.
Она медленно кивнула:
— Безусловно. Это повод для насмешек?
— Нет… Знаете, Ора, мне кажется, что вы очень несчастны.
Ее бледные щеки чуть порозовели — тем не менее глаза оставались ясными, а голос ровным:
— Вы намерены меня осчастливить, Хорт?
— Нет… — сказал я с сожалением. — Речь идет всего лишь о сделке.
— Тем лучше, — она кивнула. — Приятно иметь дело с честным человеком, — на слове «честный» ее голос чуть заметно дрогнул.
Моя гостья огляделась — номер, снятый мною под видом толстого торговца, не был изысканен, но не был и беден; кровать казалась кораблем под парчовым парусом полога, посуда для умывания, ровно как и ночная ваза под ложем, была выдержана в едином стиле — фарфор, расписанный большими синими цветами.
— У вас не найдется вина? — спросила Ора, и голос ее дрогнул снова.
— Сам я не пью, но могу заказать для вас…
— Пожалуйста, — сказала она почти жалобно.
Пока я отдавал распоряжение прислуге, она сидела у стола, прямая, черно-белая и совершенно подавленная.
Нравилась ли она мне?
Еще полчаса назад я твердо ответил бы — «нет». Я не люблю женщин с выбеленными волосами, властных, капризных, желчных.
Но неужели меня способна привлечь женщина-жертва? Вот такая покорная, связанная Законом Весов, с прямой спиной и вздернутым подбородком, с большими печальными глазами?
Или дурную шутку сыграло заклинание Кары? Я еще не использовал его, а оно уже «использовало» меня, иначе откуда эта привычка — любить жертву в ближнем своем?
В дверь постучался слуга с вином — я велел ему поставить поднос перед дверью номера.
— Ора, не в службу, а в дружбу… Я живу здесь под личиной, слуга наверняка подглядывает. Сделайте милость — возьмите под дверью ваше вино…
Она легко поднялась. Закон Весов есть Закон Весов; попроси я ее стянуть с меня сапоги — стянет? Или воспротивится?
Интересно.
— Я совсем вам не нравлюсь, Ора? — спросил я с фальшивой улыбкой.
Она смерила меня сухим, неприятным взглядом. Залпом осушила свой бокал; я уже готов был подкинуть ей эту идею, насчет сапог, но все-таки одумался. В данном случае дама нужна мне не для развлечения — для дела…
Дама тем временем промокнула губы салфеткой. Глубоко вздохнула, поднялась и царственным шагом двинулась к кровати; и пока она шла, крохотные крючочки на спинке ее платья взялись выскакивать из столь же крохотных петелек, сами собой и один за другим: тресь-тресь-тресь…
Презираю женскую магию и успешно ей сопротивляюсь — но Ора не применила ни единого прямого воздействия. Воля ее направлена была на жалкие стальные крючочки, которых в любой галантерейной лавке хоть горстями греби; а что крючки вылетали из петелек столь причудливо, и платье обнажало спину так небрежно и удивительно, будто женщина меняла кожу, и что показавшиеся из-под шелков плечи были безукоризненной белизны и формы — так магического воздействия тут не было не на грош, а было уважение к Закону Весов, предписывающему с кредитором расплачиваться по полной программе…
И вот я поднимаюсь, в два шага настигаю жертву, нежно хватаю за волосы и разворачиваю лицом к лицу, и столь же нежно, зубами, берусь за теплые, пахнущие парфумом губы…
Нет. Я сижу за столом, всеми десятью пальцами вцепившись в край столешницы. Собственному порыву — можно иногда поддаться. Но поступить так, как ждет от тебя провокатор…
— Ора! — глухо сказал я в обнаженную уже спину. — Дело, о котором я хочу вас просить, ничего общего не имеет с плотскими утехами.
* * *— Все? — переспросила она недоверчиво.
— Потом мы вернемся обратно. Если меня что-либо задержит — вы возвратитесь одна… Карету я оплачу.
— Вы используете меня в качестве пешки, — сказала она задумчиво.
— Никто не сказал, что я обязан использовать вас в качестве козырного туза. Во всяком случае, после приема ваши обязательства передо мной признаются выполненными. А вам ведь того и надо?
Она неожиданно улыбнулась:
— Вы никогда не замечали, как ваши глаза меняются ролями? Когда светится синий глаз, вы становитесь неотразимо привлекательны. Зато когда загорается желтый — на вас страшно смотреть… Как странно.
И она рассмеялась. Некоторое время я смотрел, как она смеется, потом улыбнулся тоже:
— Интересно, а вы специально подкрашиваете веки немножко разными красками? Чтобы создавалась иллюзия разных глаз, как у наследственных магов?
— Квиты, — сказала она, сгоняя с лица улыбку. — Кстати… почему вы не одернули этих мерзавцев сразу? Я ведь заметила, вы стояли в тени минуты три, прежде чем…
Я пожал плечами:
— Три минуты? Вы преувеличиваете…
— Нет, Хорт. Вы не находите ничего постыдного в том, чтобы слегка поиздеваться над женщиной, верно?
— Еще немного, — сказал я желчно, — и окажется, что этих… предприимчивых молодых людей натравил на вас я. Чтобы позлорадствовать. Верно?
Она улыбнулась снова. С переменой настроений на ее лице могла поспорить разве что весенняя погода.
— Я не хочу с вами ссориться, Хорт.
— Я тоже не хочу с вами ссориться, — сказал я примирительно. — Кстати… вы действительно выиграли этот камушек, этот желтенький такой… в карты?
— Что значит «действительно»? По-вашему, я солгала?!
Раздражение ее было как песок в глаза; я едва сдержался, чтобы не прикрыть лицо ладонью.
* * *Тот, кто наблюдал за мной, ни разу больше не опустился до прямого следящего заклинания. Правда, и я был начеку; по несколько раз на день мне случалось ощущать пристальное к себе внимание, и наблюдающий был маг, а уж кому он служил — префекту, королю или кому-то еще — выяснить не представлялось возможным.
Частая смена личин уже не приносила должных результатов; после того, как под окнами «Северной Столицы» обнаружились просители — очередные соискатели заклинания Кары — мне пришлось съехать из гостиницы и снять комнату неподалеку от клуба.
Маг-шпион, служащий префекту, больше не показывался в клубе. Зато однажды, за день до королевского приема, я нос к носу столкнулся с торговцем зельями, тем самым, у которого трагически погибла дочь, который знал преступника, жаждал Кары — и одним из первых получил мой отказ.
Мне была неприятна эта встреча. Мы раскланялись, как полузнакомые вежливые люди; я прятал взгляд. Захудалый, но гордый маг водрузил на голову потертую клубную шляпу, попрощался со старичком-гардеробщиком — и ушел; глядя ему вслед, я подумал, что этот имеет больше прав шантажировать меня, нежели пекущийся о государственном благе король.
Оба муляжа Кары — настоящий и фальшивый — лежали в футлярах, ожидая королевского приема.
* * *Я прекрасно помнил, что мой дорожный сундук был заговорен от моли, блох и прочих паразитов. Еще весной.
Теперь я стоял посреди комнаты, близоруко щурясь, хотя дыра на парадном камзоле находилась перед самым моим носом и рассмотреть ее не составляло труда.
До хозяйственной магии я опускался только в крайних случаях. Возможно, как раз теперь такой случай настал, и мне предстоит уподобиться портняжке, подмастерью, с тупым усердием корпящему над прорехой.
Пользуется ли моль человеческой логикой? И если нет, то почему все дыры появляются обычно на самом видном месте? Вот как теперь — с левой стороны груди, напротив сердца, там, где принято носить ордена… Орденов у меня не водилось. Некому было жаловать — зи Таборы никогда никому не служили. Разве что почетная медаль?..
Я недолго колебался. Отыскал в кошельке серебряную монету покрупнее, сосредоточившись, сотворил себе медаль — черный хорек на серебряном поле. Шутка показалась мне остроумной; более того, когда Ора Шанталья изволила проявить любопытство, я не без удовольствия рассказал ей и про моль, и про хорька.
— Вы сноб? — вкрадчиво спросила она. — Вы действительно считаете хозяйственную магию уделом назначенных, таких, как я?
— Я этого не говорил, — сообщил я мягко.
— Можно посмотреть? — она протянула руку к моей импровизированной «медали», поколебавшись, я отцепил украшение и положил ей в ладонь.
Ладонь оказалась сухой и теплой.
— Занятно, — Шанталья повертела «медаль» перед глазами. — Теперь можете приколоть обратно… А можете не прикалывать…
Я проследил за ее взглядом.
Изъеденное молью место было гладким и чистым. Ни следа не осталось от уродливой прорехи.
— Хозяйственная магия, — она усмехнулась. — Просто и эффективно…
— Предпочитаю услуги портных, — сказал я суховато и приколол медаль на прежнее место.
Она усмехнулась:
— Стало быть, любимое ваше развлечение — давить кур? Это тревожный симптом, дорогой зи Табор. Это означает, что в человеческом обличье вы не в состоянии совладать с собственной агрессией… Так, прикройте-ка ваш желтый глаз, нечего на меня зыркать.