- А что он рассказал? - полюбопытствовал водитель.
- Есть один парень, его знакомый по тюряге, ну, его партнер. Говорит, полный козел, но этот тип такой трус, что привязался к нему - крутой, понимаешь, парень! Достает для него какую-то дурь. Говорит, её можно смешать с тем, чем торгуешь. И этому парню нравится - дурь эта вроде той, которую используют дантисты. От которой во рту холодит.
- Новокаин, - подсказал водитель.
- Я тоже так думал, - продолжал Коган. - Но не новокаин. Я забыл название. Ну вот, парень попросил достать ему пару фунтов, а потом четыре. А этот тип все рассказал мне. И если это тот самый парень, значит, он дважды наркоман.
- И значит, у него вдвое больше денег, чем было, - заметил водитель.
- Правильно. Не знаю, где он их достал, но хочу выяснить. И найти этого парня, я даже фамилии толком не знаю. Нельзя надеяться на того типа, он мало что скажет.
- Ну вот, а другого парня я знаю, - продолжал Коган. - Он работал с нашим Крысенком, и оба вышли одновременно. Я узнал об этом, пошел к Китайцу - правда, что это тот самый парень? А Китаец говорит: может быть. Так что в том я уверен. Теперь меня волнует только первый.
- Поехали? - спросил водитель. - Или будешь ждать?
- Я говорил с Диллоном, - сказал Коган. - Мы оба думаем - сейчас игру никто не держит, верно?
- "Могила Гранта", - кивнул водитель.
- Люди теряют деньги, - заметил Коган. - А им это не нравится.
- Все, кроме "Тесты", - сказал водитель. - Он не закрылся.
- Так вот, - сказал Коган, - мы с Диллоном подумали и решили, что надо разобраться с Трэтменом, и пусть люди снова займутся делом.
- С Трэтменом? - удивился водитель. - А он при чем? Ты сам сказал, что это Амато с дружками.
- Да. Трэтмен ни при чем, я уверен.
- Твои ребята перестарались, - заметил водитель. - Они его чуть не убили.
- Когда я говорил со Стивом, - ответил Коган, - я этого не знал. Он сказал, что с ним разобрались, и больше ничего не знает.
- Я порядком вспотел, пока его понял, - сказал водитель. - Первый раз он позвонил - меня не было, и с ним разговаривала секретарша. Она и половины не поняла. Я перезвонил и тоже ничего не понял. Она не могла понять, какой номер он продиктовал, но я в конце концов дозвонился. Мне сначала позвонил Кангелизи и дал его номер - Трэтмен тоже звонил ему. "Слушай, - сказал он, - Это не мои ребята поработали. Если это и не твои, то ты знаешь, чьи. Позаботься о нем." Потом я ему дозвонился и понял, почему все невнятно. У него сломана челюсть.
- Слышал, - кивнул Коган.
- А также ребра и нос, и выбиты три-четыре зуба. Еще проблемы с диафрагмой и селезенкой. Он звонил из больницы.
- Но сейчас он уже вышел, - заметил Коган. - Мне жаль его.
- Шефу не понравится, если я ему расскажу, а я должен рассказать, заметил водитель.
- Говори что хочешь. Ты его поверенный и все такое.
- Трэтмен обвиняет его, - сказал водитель. - Я ничего ему не сказал, но мы с тобой знаем, что тебя не просили заходить так далеко.
- Ну, ты же знаешь этих парней, - вздохнул Коган. - Начинают что-то делать и входят в раж. Я узнал и тут же позвонил Стиву. А он говорит: "Ну, Барри - крутой парень! Потому я его и использую." И ещё говорит: вероятно, они уже собрались закругляться, и тут у Барри поехала крыша на почве его жены. С ним нельзя об этом говорить. Не знаю, может, она ангел, по крайней мере, он так считает. И вот Барри решил, что Трэтмен спал с его женой, когда та гостила у матери. Барри вбил себе это в голову и сломал Трэтмену челюсть и ребра. "Я бы и сам это сделал, - сказал Стив, - я стоял рядом, так этот козел заблевал мне все штаны."
- Так что мне рассказать шефу? - спросил водитель. - Я же тебе передавал его слова про Трэтмене: попугать, но не калечить.
- Ну конечно. Вы, ребята, вечно так! Сами даже яйца разбить не можете. Хотите, чтобы все сделали за вас, и когда получаете то, что хотели, говорите, что хотели не этого. Хватит мне пудрить мозги! Все знают, кто такой Стив и чем они с Барри занимаются. И все этим пользуются.
- Но шеф не одобрил...
- Одобрил. Я ведь передал через тебя, кого собираюсь использовать. И он это знал. Стив - такой тип... ты ему говоришь, что тебе нужно, он слушает, идет и делает то, что, по его мнению, тебе нужно. И шеф одобрил, он велел тебе позвонить Диллону и встретиться со мной. А теперь с Трэтменом предстоит разораться нам.
- Не понимаю, - сказал водитель. - Мне казалось, вы ему поверили.
- Поверили. Но это ничего не меняет. Однажды Трэтмен уже выкинул подобную штуку, соврал и запудрил всем мозги.
- Да, правильно, - кивнул водитель.
- А на этот раз, - продолжал Коган, - он мозги не пудрил.
- И ему досталось, - заметил водитель, - здорово досталось.
- Но на этот раз мы уверены, - сказал Коган. - В тот раз мы тоже думали, что уверены - и ошиблись. На этот раз мы точно уверены.
- Правильно, - поддержал водитель.
- А теперь, - продолжал Коган, - ребята, что ходят в салоны, тоже уверены. Ведь Трэтмену никто ничего не сделал. И ты думаешь, они будут продолжать ходить играть?
- Даже если не обращать внимание на этих ребят, - сказал Коган, - есть ещё те, что на улицах. Как по-твоему, что они должны думать?
- Понятия не имею, - ответил водитель.
- Они думают, - сказал Коган, - что виноват Трэтмен. Он делал это раньше и повторил опять. Он соврал в прошлый раз, и ему ничего не было, он сделал это сейчас, и его побили.
- Он мог умереть, - заметил водитель.
- Потому что высунулся снова, - сказал Коган. - Они так думают: это его второй раз. В первый раз, если тебя не поймали, ладно. Во второй раз ты это делаешь, и кто-нибудь превращает тебя в отбивную.
- Так вот что они думают, - протянул водитель.
- Адвокат, - сказал Коган, - поверь моему слову: вот что они думают.
- Ага, - сказал водитель. - Но ведь он на самом деле ни при чем.
- Его проблема, - пожал плечами Коган. - Он однажды замарался и соврал, так я сказал Диллону. Я сказал: "Следовало разобраться с ним ещё раньше." И он со мной согласился. И вот снова! Это его вина, что ребята так думают. Трэтмен, и только Трэтмен. В этот раз он получил около пятидесяти тысяч, ну там, поделился с кем, но все равно столько же, сколько и в прошлый раз. И вот ему ломают челюсть. Он побит, он нагрел доверяющих ему людей на восемьдесят тысяч, и он все равно ходит по улицам, и все знают, что это сделал он.
- Но он не делал, - возразил водитель. - Не в этот раз.
- А вот это знают не все, - возразил Коган. - Ты представляешь, сколько вокруг безумных наркоманов, которые так и ждут, когда вновь откроется игра, чтобы повторить этот налет? Если ему сойдет с рук, мы можем спокойно закрыться и свернуть бизнес.
- Ну, не знаю, - засомневался водитель. - Я понимаю твою точку зрения. Но не знаю, как на это посмотрит шеф - ведь человек ничего не сделал, а все думают, что сделал.
- Скажи ему, - посоветовал Коган, - нет, спроси его, откуда ребята приходят в салоны. Ведь не с улицы. Им наплевать, что Трэтмена побили, они просто больше не придут. Трэтмен сделал это тогда, Трэтмен сделал это снова. Его накрыли, вот и все.
- А ещё скажи ему, - продолжал Коган, - про ребят с улицы. Они думают точно так же, и остальные салоны теперь тоже под угрозой. Трэтмена избили? Отлично. Ты грабанешь салон, и самом худшем случае тебе набьют морду. Вот как они подумают. И тогда примутся врываться в каждый салон, почище копов, и вскоре мы все закроемся. Идешь играть? Хорошо. Расслабься и не спеши! Зайди в комнату, подними руки вверх, выложи наличность на кровать и возвращайся домой пораньше! Жена будет очень рада. Вот как все будет.
- Так что иди поговори с шефом. Трэтмена надо убрать, скажи это шефу, и он со мной согласится. Попробуй. Не хочешь? Тогда забудь про деньги. Он ошибся.
- Давно ошибся, - согласился водитель.
- Дважды ошибся, - поправил Коган. - Вторая ошибка - это то, что он совершил первую. Так ему и скажи.
- А если он согласится, - спросил водитель, - ты сможешь убрать Трэтмена?
- Ага.
- А этого типа, Амато? По мне, он тут главный зачинщик.
- Пока ещё нет, - ответил Коган. - Подожди, пока мы не разберемся с Трэтменом.
- Ты сможешь? - спросил водитель.
- Прямо сейчас? Нет.
- Кого ты предлагаешь? - спросил водитель. - Шеф, конечно, знает людей, но он всегда интересуется, кого предлагает собеседник.
- У меня есть на примете пара имен, - ответил Коган. - Надо подумать и проверить. Нам может понадобится Митч.
- Разве он этим занимается?
- Подумаем лучше о Трэтмене. А потом о том, кто чем занимается. Ну, а Митч - он давно по этой части. Один из лучших.
Глава 9
- Ох, и здорово было! - заметил Рассел. Он сидел на бампере машины, а Фрэнк облокотился на счетчик парковки. Машина стояла возле "Цыпленка в коробке", что на Кэмбридж-стрит в Бостоне.
- Зачем мы смылись посреди ночи? - спросил Рассел. - Я сказал ему: слушай, рано или поздно нам придется ехать днем, и мы не собираемся останавливаться. Так зачем вставать среди ночи, если можно поспать? А он мне: "Так надо. Хочу добраться до Джерки Пайк ещё до рассвета, здесь слишком много копов, и они ищут пропавших собак. Увидят пару ребят, а в машине полно собак, остановят нас - что мы скажем?" Но копы-то не все и не везде знают о пропаже собак. "А еще, говорит мне он, я уже так делал, и лучше уехать затемно."
- Я не мог заснуть, - продолжал Рассел. - Он мне говорит: днем поспишь. Нам ехать 1600 миль, и в прошлый раз на это ушло три дня. Так что поспишь днем.
- Ну вот, я попробовал. Встал, поел, выпустил собак, загнал их обратно. А он мне говорит: "Когда ты их кормишь? Ночью?" Я говорю - ну да, перед отъездом, даю им конину и собачий корм. И они сидят тихо. "Нет, говорит он, завтра покормишь их утром. Они не знают разницы. Пусть они прогуляются перед тем, как залезть в машину. А сейчас дай им что-нибудь."
- Я думал, - продолжал он, - парень говорит о снотворном. Накормишь их - и всю дорогу будут дрыхнуть. А он имел в виду минеральное масло! Четыре галлона. "Налей им в еду. Купи двадцать банок томатного супа, перемешай с маслом и подогрей. Сделай, как для себя." "Но я всегда ем томатный суп с рисом, а здесь его нет, - говорю я. - Положить рис?" Он молчит. Никакого чувства юмора.
- Странно, - заметил Фрэнк.
- Мало у кого оно есть, - хмыкнулРассел. - "Подогрей и влей масло, говорит он. Потом дай им - сожрут в два счета. И тогда их как следует пронесет."
- Ну, я так и сделал, они все сожрали, а потом как начали скулить! А потом... ну и вонь! Мать идет домой, учуяла за квартал! Так она на меня напустилась! "Ма, говорю я, не оскорбляй мои чувства. Не надо было приезжать." Ты представь - единственный сын в тюрьме, и знаешь, сколько раз она меня навестила? Три. За три года. Принесла какой-то пирог, а его не пустили. "Ма, говорю я, не надо было вкладывать туда ножовку, у них есть детектор металла." "Там ничего не было, отвечает она." Ну вот, я ей говорю: "Ты оскорбляешь мои чувства. Я увезу собак, но убирать не буду." "Да, отвечает она, я так и думала, правильно о тебе говорят. Сделай одолжение не возвращайся." "Ну и не надо", - говорю я.
- И вот мне надо дать собакам снотворное. "Это трудновато, говорит мне мой напарник. Убери от них всю воду часам к пяти, потому что после масла они захотят пить, и мы будем по колено в моче. В прошлый раз мы дали им снотворное в пять часов и убрали воду, и они заснули в машине, но потом устроили такое! Покупатель от них отказался. Больше мне такого не надо, не хочу, чтобы они проснулись и стали тыкаться куда попало. Маленьким надо давать поменьше, пол-грана или гран. Большим - пару гран. Скатай хлебные шарики и положи туда ещё по пол-грана, если не подействует, и дай им часов в одиннадцать И порядок."
- Я сказал ему: "Кенни, я думал, что просплю весь день. А как мне спать, если я должен все время с ними возиться?" Он мне: "Ну вздремни чуток". Я говорю: "Как бабки, так тебе, а как в дерьме возиться - мне?" Он говорит: мне кое-что надо сделать.
- Он хуже Крысы, - продолжал Рассел. - Среди ночи вдруг приводит ещё трех собак. Я тут вожусь с целой сворой , а он других приводит. "Кенни, говорю, мы уже продали собак тому типу с Норт сайда, помнишь, трех пуделей. Получили по полтора доллара за каждого. Неплохо - у нас шестнадцать собак." А у него "Кадиллак", сняли заднее сиденье и положили старые одеяла. "Нельзя запихнуть сюда шестнадцать штук." А он говорит: "Это маленькие собачки." Пара спаниелей и терьер. Ну, мы их погрузили. Все в отключке - он тащит за передние лапы, я за задние. А мать смотрит из окна. Вот мы их уложили в машину, она открывает окно. "Это все?" "Да". "Отлично, и помни, что я сказала." И захлопнула окно. Да, теперь я понимаю отца.
- Тебе ещё повезло, - сказал Фрэнк. - Моя мать приезжала каждую неделю и промывала мне мозги. Однажды вместо неё приехала Сэнди. "Фрэнк, говорит, - могу я для тебя что-нибудь сделать?" "Да, Сэнди, прикуй маму цепью к кровати." "Но она же из лучших побуждений, - говорит Сэнди. Хочешь, чтобы я сказала, что ты велел ей больше не приезжать?" "Ну конечно". Так она и сделала, и на следующей неделе мать опять приехала. Ты бы её видел. "Фрэнки, - говорит она мне, - Сэнди сказала, ты не хочешь больше меня видеть. "И начинает плакать, а все вокруг осуждающе смотрят на меня. Что мне было делать? Я сказал: "Конечно, мам, приезжай". Вот так. В следующий раз, если я снова сяду, постараюсь, чтобы об этом никто не узнал.
- А я туда снова не собираюсь.
- Это ты так решил? Ха-ха.
- Делаю все возможное.
- Вот это тебя туда и приведет, - сказал Фрэнк. - Сядешь за кражу собак.
- Ни за что. Собаки тупые, ты даешь им снотворное, на следующий день они хотят есть, ты их кормишь - и все, ты им хозяин. Все такие, кроме той черной сволочи.
- Овчарка тебя хватила? - спросил Фрэнки.
- В первый раз такую зверюгу вижу, - вздохнул Рассел. - Проснулась, увидела меня - и давай рычать. Ну, я дал ей поголодать ещё день. И опять то же самое. Четыре дня голодала! И что? Рычит и рычит. Пришлось накормить, не могу же я тоговать скелетами.
- А теперь, - продолжал Рассел, - она меня достает. Ходит по пятам. Я вышвырнул её из гаража, а она и на улице рычит. В Мэриленде разразилась гроза, а там ещё баржа врезалась в мост, и пришлось искать объезд или ехать в туннель. Кенни предложил поехать в объезд. А собаки начали гадить прямо в машине, но окна открыть мы не могли из-за дождя! Ужасно. Раньше я думал, что собаки - легкий заработок. Но прав был лишь наполовину. Знаешь, сколько получил я за этого черного гада? Не двадцать миллионов, а семьдесят пять баксов! Я продаю их парню, который только покупает, но не заботится о них, даже не кормит. У него старая ферма на Коко-бич. Ну вот, сидим мы там где-то с полчаса, радуемся, и тут я слышу, как его жена говорит: "А этот выглядит так, будто его переехала машина. Что с ним, мистер? Нам больные собаки не нужны, я не за него больше двадцатки."
- А раньше обещала полсотни! Я ей говорю - у него есть документы, это ценный экземпляр. "Для меня это просто собака, - отвечает она. - И мне надо её продать, а для этого - кормить и следить за ним. И это займет время. Мне не нужна эта собака, а если вам не нравится цена, можете забрать её с собой. Этот пес мне не нравится, и никому он не понравится."
- А муж её молчит. Ну, она меня и достала. Я не собирался брать этого пса назад, я мечтал от него избавиться и больше никогда не видеть. Всю дорогу эта зверюга наблюдала за мной со спины, и вцепился бы в меня, если бы мог. Но там он преобразился - сидел смирно, давал лапу, и этот парень спокойно чесал его за ухом. Наверно, пес думал, что парень теперь - его новый хозяин, и будет получать за него медали. Потом парень встал, а пес положил лапы ему на плечи и облизал лицо. "Эй, леди, - говорю я, - разве это злая собака?"
- Мистер, - говорит она, - с моим мужем все собаки такие. Потому он их держит, а я веду дело. Пятьдесят.
- Тут парень вроде очнулся и говорит: "Дай семьдесят пять, Имельда." "Сколько? - вопит она. - Кто тут ведет дела? Либо я назначаю цену, либо вы, мистер, забираете собак и сваливаете." И знаешь, Фрэнк, хотел бы я, чтобы она встретилась с моей матерью - они быстро нашли бы общий язык.
- Но ты все же выбрался оттуда, - заметил Фрэнк.
- Ага. Поехали с Кенни в Орландо и сожгли машину. Кенни взял тряпку, намочил в бензобаке и поджег. Машина сгорела дотла. И при этом бензобак взорваля, Кенни чуть сам не сгорел. Обгорели брови и почти все волосы. Машиня вся провоняла, ведь собаки там торчали два дня. А она была записана на имя его сестры, вот она и заявила в полицию о пропаже. Видел бы ты лица придурков в аэропорту, когда они разглядели меня и Кенни! Четыре раза пропускали нас через детектор. А один, новенький, наверное, он нас обыскивал, так я думаю, остаток дня ему дали как выходной. "Так вы нас пустите в самолет или нет?" спросил Кенни. "Мистер, - отвечает один, - если при вас нет оружия, летите. Лучше, конечно, в багажном отделении, да уж ладно." Рядом с нами никто не сел. Мы сидели в хвосте, и там была одна стюардесса, каждый раз, когда она проходила мимо, то смотрела на нас, как на пришельцев. "Ребята, вы летите до Бостона? - спрашивает. - Может, сойдете в Вашингтоне или где-нибудь еще?" И Кенни на это запал! "А что, есть посадка в Вашингтоне? Всегда мечтал там побывать." "Нет, - отвечает, но если хотите, я поговорю с командиром." А потом автобус в Нью-Йорке - я думал, водитель заставит нас ехать на крыше.
- Ты паршиво выглядишь, - заметил Фрэнк.
- Да, я устал, - сознался Рассел. - А мне надо ещё повидать напарника насчет остальных денег.
- А ты разве их не переправил?
- Конечно нет. Не могу же я перевозить их, не повидавшись с ним. Я знаю, где они, могу достать, но с собой у меня ничего нет.
- На автобусной станции, - сказал Фрэнки.
- Знаю.
- Ты козел, - сказал Фрэнки. - Тебя сцапают не за деньги, а за то, что ты ведешь себя, как придурок.
- Поговори со мной об этом, когда я получу товар, - ответил Рассел.
- Расс, - продолжал Фрэнки, - весь город на мели уже четыре недели. Каждый день в аптеки врываются парни с оружием. Все сходят с ума, здесь пахнет жареным не хуже, чем в ФБР. Притормози, Расс. Пусть кто-нибудь другой получит свои сто лет.
- Ты не понимаешь, - вздохнул Рассел. - Я хочу оставить деньги, а Крысенок обойдется. Я больше не дурак.
- А ведь здорово было сработано, - заметил Фрэнки.
- Точно. Хотя у нас с тобой на этот счет взгляды разные.