Капрал сделала шаг к ближайшей лестнице, словно к виселице.
Паран бросил взгляд к подножию пандуса. Там маячили смутно видимые фигуры. Слишком далеко для прицельного огня. Похоже, не горят желанием карабкаться вверх. Капитан не удивился. Полез наверх, борясь с уколами боли.
Крыша здания походила на небольшой лагерь беженцев. Навесы, палатки, курящиеся костерки, разожженные в щитах. Пакеты с едой, фляги с водой и вином. Ряд завернутых в покрывала — павшие, всего семеро. Паран видел в палатках и других лежащих людей, вероятно, раненых.
У ведущего на крышу люка реял флаг — ничто иное, как желтая детская туника, покрытая темными полосами.
Воины молча наблюдали, как Ходунок расставил часовых по углам крыши, чтобы наблюдать за соседними домами и обстановкой внизу.
Предводитель внезапно повернулся — текучее, ужасающе грациозное движение — и взглянул в лицо капралу Хватке. — У тебя есть кое-что для меня, — громыхнул он.
Ее глаза широко раскрылись: — Что?
Он вложил в ножны одну из сабель и подошел к ней. Паран и остальные смотрели, как этот человек схватил правую руку Хватки. Сжал закованный в кольчугу бицепс. Что-то тихо щелкнуло.
Хватка зашипела.
Через миг она бросила меч, звякнувший о просмоленную крышу, и начала резкими, торопливыми движениями срывать кольчугу. Ее речь походила на поток облегчения: — Хвала Беру! Не знаю, кто вы, господин, но клянусь Худом, они меня убивали. Все туже и туже. Боги, какая боль! Сказал, они никогда не снимутся. Сказал, это мне во благо. Даже Быстрый Бен сказал, не может иметь дел с Тричем. Летний Тигр безумен, болен…
— Мертв, — прервал ее дарудж.
Наполовину стащившая кольчугу Хватка замерла. — Что? — прошептала она. — Мертв? Трич мертв?
— Женщина, Летний Тигр возвысился. Трич — Трейк — теперь идет среди богов. Я возьму их, и благодарю за доставку на руки.
Она вытянула руку из кольчужного рукава. Костяные браслеты загремели, спускаясь на предплечье. — Вот! Ура! Прошу! Рада служить…
— Худ возьми твой язык, Хватка, — буркнул Дергунчик. — Ты всех удивляешь! Просто дай ему клятую штуку!
Капрал огляделась. — Дымка! Где, во имя Бездны, ты прячешься?
— Я здесь, — пробурчал голос позади Парана.
Он дернулся. Черт ее дери!
— Ха! — каркнула Хватка. — Слышишь меня, Дымка? Ха!
Дарудж закатал рваный рукав. Толстые, великолепно прорисованные мускулы покрывали полосы. Он надел три браслета на запястье, продвинул за локоть. Слоновая кость звякнула. Нечто сверкнуло янтарем в темноте под ободком его шлема.
Паран смотрел на него. В человеке жил зверь, древний, пробужденный дух. Вокруг даруджа бурлила сила, но капитан чувствовал, что она рождена не только зверем внутри него — зверем, предпочитающим одиночество — но и прирожденным даром повелевать людьми. Звериная сила была каким-то образом подчинена этим лидерским качествам. Единение, замечательный союз. Этот человек очень важен, тут не может быть ошибки. Здесь нечто готовится, и мое присутствие не случайно. — Я капитан Паран из Войска Однорукого.
— Вы как раз вовремя. Точно, малазанин?
Паран моргнул. — Господин, мы спешили как могли. В любом случае ваше освобождение произойдет ночью и утром при помощи кланов Белых Лиц.
— Отец Хетан и Кафала, Хамбралл Тавр. Хорошо. Пришло время повернуть прилив.
— Повернуть прилив? — взвился Дергунчик. — Звучит, словно тебе не нужна помощь в этом повороте!
— Ходунок! — крикнул Еж. — Мне не по себе от того, что внизу. Трещины. Вся крыша сплошная трещина.
— То же и в стенах, — отозвался второй сапер. — Везде.
— Дом заполнен телами, — сказал тощий воин в лестарийских доспехах, стоявший рядом с даруджем. — Похоже, они вспучились.
Не сводивший глаз с громадного даруджа Паран спросил: — У вас есть имя?
— Грантл.
— Вы секта или что-то в этом роде? Воины храма?
Грантл медленно оглядел его. Забрало шлема скрывало выражение его лица. — Нет. Мы никто. Ни один из нас. Все это из-за женщины. И она умирает…
— В какой палатке? — прервал его высокий, тонкий голос Колотуна.
— Садок Денал отравлен…
— Вы чувствуете это, Грантл? Интересно. — Целитель помедлил, затем спросил снова: — Какая палатка?
Лестари — компаньон Грантла показал: — Там. Ее крепко ранило. Кровь в легких. Она может уже… — Он замолчал.
Паран пошел вслед за Колотуном к рваной палатке.
Лежащая внутри женщина была бледна, юное лицо заострилось и пошло пятнами. На губах пенилась кровь.
Тут что-то еще…
Капитан смотрел, как целитель встает около нее на колени, простирает руки.
— Стоп, — пробурчал Паран. — Последний раз тебя чуть не убил…
— Не мой дар, капитан. Вокруг меня духи Баргастов. Снова. Не знаю, почему. Возможно, кто-то имеет личный интерес. Все равно может быть поздно. Посмотрим… ладно?
Паран с сомнением кивнул.
Колотун положил руки на бывшую без сознания женщину, сомкнул веки. Минула дюжина ударов сердца. Ааа, — наконец зашептал он. — Здесь слои. Раненая плоть… раненый дух. Придется чинить и то, и то. Так… вы поможете мне?
Капитан не отвечал, сообразив, что вопрос задан не ему.
Колотун вздохнул, не раскрывая глаз: — Вы принесете в жертву столь многое ради этой женщины? — Он помолчал, нахмурился. — Я не могу видеть эти нити, о которых вы толкуете. Ни ее, ни Грантла, ни человека рядом со мной…
Рядом с тобой? Мои? Нити? Боги, почему вы не оставите меня одного?
— … но я верю вам на слово. Начнем?
Проходили минуты. Коленопреклоненный Целитель застыл рядом с женщиной. Потом она зашевелилась на тюфяке, тихо забормотала.
— Что? — задохнулся дарудж. — Что… — Он отступил на шаг и был пойман за плечи твердыми руками Ходунка. — Нет такой вещи, — пробурчал Баргаст, — как 'слишком поздно'.
Приблизившийся Дергунчик заухмылялся. — Привет, Капустан. Сжигатели Мостов прибыли.
* * *Утро встало под аккомпанемент сражений на севере и востоке. Кланы Белолицых наконец-то встретились с врагом. Хватка и остальные позже узнали о внезапной и очень кровавой битве, произошедшей у причалов и на берегах Нож-реки. Кланы Барахн и Акрата столкнулись с вновь прибывшими отрядами бетаклитов и кавалеристами — бетруллидами. Командир паннионцев предпочел контратаку обороне плохо подготовленных позиций, и очень долго самим Баргастам приходилось окапываться, сдерживая врага со всех сторон.
Барахн поддались первыми. Зрелище кровавой резни сородичей укрепило решимость воинов Акрата, и они держались до полудня, когда Тавр приказал одетым в черепаховые панцири бойцам клана Гилк покинуть город и идти тем на подмогу. Гилк, племя равнин, ведущее бесконечные войны с врагами — горцами, столкнулось лбами с бетруллидами и стало рычагом для вновь усиливших натиск Акрата, отогнавшими бетаклитов и захватившими наплавные мосты. Остатки паннионской средней пехоты были сброшены на речное мелководье, и вода покраснела. Выжившие кавалеристы оторвались от Гилк и стали отступать к северным болотам вдоль морского берега — фатальная ошибка, ибо их лошади завязли в соленой жиже. Преследовавшие их воины Гилк возобновили резню, продолжавшуюся до прихода ночи. Резервы септарха Кульпата перестали существовать.
Вторжение Хамбралла Тавра в город вызвало панический исход. Подразделения сирдоминов, урдоменов, беклитов, скаланди и бетаклитов были разметаны тысячами тенескоури, бежавшими от вида баргастских крюкастых мечей и копий. Главные улицы стали сплошной человеческой массой, бурлящим водоворотом, стремившимся к западу, сочившимся через все бреши стен на равнину.
Тавр не ослаблял натиска своих кланов, вытесняя паннионцев все дальше к западу.
Скорчившись на крыше, Хватка смотрела на визжащую, паникующую толпу внизу. Этот прилив уткнулся в здешний пандус, пробивая в нем узкие ходы, извиваясь между рядов холодных тел. Каждая лазейка задыхалась от людей, другие карабкались по верху, иной раз едва на расстоянии копья от позиции малазанки.
Несмотря на весь происходивший перед глазами ужас, она чувствовала, что с плеч свалилось тяжкое бремя. Проклятые браслеты больше не сжимали ее руку. Чем ближе они подходили к городу, тем они делались туже и горячее — кольцевые ожоги все еще 'украшали' ее плечо, кости ныли от тупой боли. Все произошедшее вызывало вопросы, но она еще не была готова раздумывать над ними.
В нескольких улицах восточнее послышались знакомые звуки резни, с подкладкой в виде нестройного боевого пения Баргастов. Паннион сформировал арьергард — потрепанные отряды беклитов, урдоменов и сирдоминов, старающихся замедлить продвижение Белых Лиц. Этот арьергард быстро рассыпался, одолеваемый числом.
Не было и речи о уходе с крыши до полного изгнания врагов, хотя Еж все жаловался на треск и трещины.
Не было и речи о уходе с крыши до полного изгнания врагов, хотя Еж все жаловался на треск и трещины.
Хватка была этим довольна. Сжигатели в городе; под стенами пришлось туговато, но внутри дела пошли легко — легче, чем она ожидала. Морантские припасы позволили сравнять счет, даже подарили полное имущество.
Пока ни одного звона меча. Отлично. Мы не так круты, как думают, что бы там не болтал Дергунчик.
Она гадала, как далеко находятся Даджек и Каладан Бруд. Капитан Паран послал Закрута к ним сразу, как стало ясно — Хамбралл Тавр объединил племена и готов принять командование походом на Капустан. С вышедшим из строя Быстрым Беном и Штырем, слишком боящимся собственного садка, не было способа узнать, долетел ли он.
Кто знает, что с ними стало. Эти рассказы Баргастов о демонических неупокоенных рептилиях на равнине… эти порченые садки — кто может сказать, что яд не испоганил и их дорогу? Штырь говорит, садки больны. Что, если их захватили? Может, как раз сейчас их используют против нас. Кто-то может пройти по ним и крепко ударить. На равнинах сейчас могут гнить тридцать тысяч трупов. Вдруг мы — все, что осталось от Войска Однорукого?
Казалось, Баргасты не заинтересованы в продолжении войны после освобождения Капустана. Они желали найти кости своих богов. Они почти обрели их, и после этого, наверное, вернутся домой.
Если мы останемся одни… что решит Паран? У клятого аристократа жуткий вид. Мужик болен. Его мысли — колючие гвозди, а это нехорошо. Совсем нехорошо.
Рядом зашуршали сапоги — кто-то подошел к краю крыши. Она посмотрела вверх, обнаружила рыжеволосую девицу, которую Колотун вытащил почти из смерти. В ее руке была рапира, обломанная на треть. Кожаные доспехи порваны, у многочисленных разрезов пятна крови. В лице некая хрупкость, словно бы она… поражена чудом.
Хватка встала. Крики снизу становились тише. Она подошла ближе к женщине, говоря: — Долго это не продлится. Ты можешь увидеть отсюда передние ряды Баргастов. — Она ткнула пальцем.
Женщина кивнула. — Мое имя Стонни Менакис.
— Капрал Хватка.
— Я поговорила с Дымкой.
— Вот сюрприз. Она не разговорчива.
— Рассказала мне о браслетах.
— Точно? Гм…
Стонни неуверенно качнула плечами и спросила: — Вы… вы дали клятву Трейку или что-то в этом роде? Думаю, многие солдаты такие. Летний Тигр, Повелитель Битв…
— Нет, — буркнула Хватка. — Не я. Я просто думала, что в этих браслетах чары.
— Так что вы не знали, что избраны доставить их… Грантлу…
Капрал искоса поглядела на нее. — Вот что тебя смущает? Твой дружок Грантл. Никогда не думала, что он такой… чем он станет?
Стонни поморщилась. — Кто угодно, кроме него. Это циничный ублюдок, склонный к пьянству. О, он умен для мужчины. Но сейчас, гляжу на него…
— И не узнаешь.
— Это не только его странные отметины. Глаза. Теперь это кошачьи глаза, чертового тигра. Холодные, нечеловеческие.
— Он сказал, что бился за тебя. Так-то, подруга.
— То есть это его оправдание.
— Не могу сказать, что вижу разницу.
— Но она есть, капрал.
— Как скажешь. По всякому, истина прям перед тобой. В клятом вздутом строении под ногами. Возьми нас Худ, в этих сторонниках Грантла — не он один здесь в полоску, а? Этот человек стоял между Паннионом и тобой — и этого было вполне достаточно, даже не говоря об остальных. Все это придумал Трич? Может и так, и может, я играла в этом свою роль, доставив эти браслеты прям у себя на руке. Но теперь я вне игры, и мне это нравится. И больше не хочу об этом и думать.
Стонни качала головой. — Я не поклонюсь Трейку. Во имя Бездны, я уже обрела себя перед алтарем иного бога — я уже сделала выбор, и это не Трейк.
— Хм. Может быть, твой бог находит все случившееся с Грантлом полезным. Ведь не только люди плетут сети и играют в игры? Не только мы идем шаг в шаг или работаем вместе ради взаимного барыша — и другим это не объясняем. Не завидую тебе, Стонни Менакис. Внимание бога гибельно. Но такое случается… — Хватка замолкла.
Шаг в шаг. Ее глаза сузились. И держит всех нас в темноте.
Она обернулась, всмотрелась в группу у палатки, пока не обнаружила Парана. Капрал крикнула: — Эй, капитан!
Он посмотрел на нее.
Как насчет тебя, капитан? Может, тоже таишь секреты? Вот тебе толчок. — Есть вести от Серебряной Лисы?
Все Сжигатели сосредоточили внимание на благороднорожденном офицере.
Паран дернулся, словно его ударили. Одна рука схватилась за живот — его снова пронзил приступ боли. Стиснув челюсти, он постарался поднять голову и встретить взгляд Хватки. — Она жива, — бросил он.
Похоже на то. Ты слишком легко с этим обращаешься, капитан. То есть, таишься от нас. Плохое решение. Когда последний раз Сжигателей держали в темноте, эта темнота поглотила почти всех нас. — Как близко? Сколько до нее, капитан?
Она видела действие своих слов, но какая-то часть ее была в гневе и потому безжалостной. Офицеры всегда в стороне. Вот чему выучили Сжигателей мостов: презрению ко всем командирам. Забыл об этом — погиб.
Паран медленно и с усилием выпрямился. Глубоко вздохнул раз, и еще раз, очевидно побеждаемый болью. — Хамбралл Тавр гонит паннионцев в их объятия. Даджек и Бруд, наверное, лигах в трех отсюда…
Дергунчик взволнованно спросил: — И они знают, что к ним идет?
— Да, сержант.
— Откуда?
Хороший вопрос. Так насколько крепок твой контакт с возрожденной Порван-Парус? И почему ты нам не сказал? Мы твои солдаты. Вроде должны драться за тебя. Чертовски хороший вопрос.
Паран скривился и не ответил.
Сержант не собирался прекращать — теперь он словно перехватил инициативу у Хватки и спрашивал от имени всех Сжигателей. — Так нам то Белолицые чуть башки не сносят, то Тенескоури чуть не жарит, и все это время мы почитай что одни. Совсем одни. Не знаем, есть ли еще союз или Даджек с Брудом покромсали друг дружку и на западе только косточки лежат. А вот вы знаете. Так что, если бы вы были мертвым… прямо счас, командир…
Мы ничего знать не будем, черт все побери.
— Если я был бы мертв, мы бы с вами не беседовали, — ответил Паран. — Так что вы уже не сомневаетесь, сержант?
— Может, мы все уже не сомневаемся, — сказал Дергунчик, хватаясь за меч.
Стоявший неподалеку Грантл медленно повернулся и выпрямился.
Постой — ка. — Сержант! — крикнула Хватка. — Ты думаешь, Порван-Парус в следующий раз тебе улыбнется? Если ты пойдешь и сделаешь, что задумал?
— Спокойно, капрал, — приказал Паран, не сводя глаз с Дергунчика. — Давайте кончим с этим. Я даже облегчу вашу задачу. — Он повернулся к сержанту спиной.
Так болен, что хочет конца. Дерьмо. И хуже… все это в присутствии…
— Даже не думай, Дергунчик, — предостерег Колотун. — Все не так, как кажется…
Хватка повернулась к целителю. — Ну вот наконец — то мы пришли! Ты перед уходом много болтал с Вискиджеком. Ты и Быстрый Бен. Хватит! У нас капитан, такой больной, что хочет, чтоб мы его убили, и никто ничего нам не говорит. Что во имя Худа происходит!?
Целитель поморщился. — Да, Лиса достает до капитана — но он вытесняет ее, так что нет никакого постоянного обмена информацией. Он знает, что она жива, и говорит об этом. Думаю, он как-то может узнать, где она, но не больше. Черт тебя дери, Хватка. Думала, ты и все Сжигатели стали жертвами нового предательства, только потому, что капитан с вами не разговаривает! Он ни с кем не разговаривает! Будь у тебя столько дыр в кишках, как у него, сама язык бы прикусила! А теперь все заткнитесь! Посмотрите на ебя, и если увидите позор — он вами заслужен!
Хватка уставилась в спину капитана. Он не повернулся. Не хочет видеть нашу компанию. Не может — не сейчас. Колотун все верно рассказал. Паран больной человек, а больные думают странно. Боги, я сама носила браслеты на руке, и быстро от них избавилась. Ох, я будто ступила в кучу дерьма. Куда мне проклинать других. Похоже, ожоги Крепи еще не зажили. Черт. Прошу, Худ, ткни меня пяткой в гнилую душу. Дважды да с проворотом.
Паран едва слышал разговор за спиной. Его осадило присутствие Серебряной Лисы, рождавшее черное желание скорее пасть бездыханным — если это вообще возможно — нежели сдаться.
Меч между лопаток — и чтобы бог не вмешивался. Или последнее, жестокое кровотечение из желудка, когда его стенки наконец сдадутся — болезненно, но тем не менее все-таки смертельно. Или прыжок вниз, в ту толпу, чтобы порвали на куски, растоптали. Напрасное моление о свободе.
Она была действительно близко, словно скала по мосту из костей, протянутому от нее к нему. Нет, не она. Ее сила, она гораздо больше, чем просто Порван-Парус. Неукротимое желание пробить его защиту, гораздо сильнее, чем просто симпатия любовницы. Его не объяснить даже тактической необходимостью. Разве что армии Даджека и Бруда под атакой… а это не так. Боги, не знаю как, но я знаю это. Без сомнений. Это… это вовсе не Парус. Ночная Стужа. Беллурдан. Или оба вместе. Чего им нужно?