– Рундер не просто поднимается, он идёт на сближение с эскадрой, – вздохнул капитан. – И это неспроста.
– Возможно, капитан бублика блефует, – медленно произнесла Сада, про себя признав Фарипитетчика правым по всем пунктам. – Пытается испугать Рубена.
– Скоро узнаем, – ровно ответил Якта.
И вновь уставился в окно.
Закончив работы на месте крушения «Горького», «Доброта» пошла к Карузо, но, заметив маневр крейсеров, Фарипитетчик распорядился замедлить ход, а теперь и вовсе взял к северо-востоку, что позволило галанитам наблюдать за происходящим сбоку и с безопасного расстояния. Они видели «Розу Халисии», приземляющуюся в том самом месте, которое только что покинул «Пророк Вуучик», но не обращали на яхту внимания, полностью увлечённые столкновением лекрийской эскадры и двух мритских цеппелей.
Увлечённые сражением.
Понимая, что обладает колоссальным преимуществом, Рубен выстроил эскадру классической линией, расстреливая обречённый рундер с убойной дистанции, и не завалил его только потому, что на помощь неуклюжему «бублику» поспешил «Повелитель неба».
Чтобы в одиночку встать против пяти врагов.
Ни один здравомыслящий цеповод не рискнул бы на такое противостояние, но Вениамин распорядился прикрыть подъём рундера, и капитан «Повелителя» не посмел ослушаться. Пошёл в самоубийственную атаку, имея лишь одно эфемерное преимущество – высоту, – позволяющее обстреливать лекрийскую эскадру сверху. Победить «Повелитель» не мог при всём желании, однако его вмешательство отвлекло лекрийцев от уничтожения беззащитного «Исследователя».
– На что они рассчитывают? – спросила Сада, разглядывая флагман Мритского.
– Умереть с честью? – предположил Якта.
– На Менсале так не принято.
– Значит, они собираются бежать…
И в следующий миг слова капитана подтвердились: над рундером появилось «окно».
* * *Флагман Мритского не закрыл собой «Исследователь», как грезилось насмерть перепуганному капитану, флагман поступил как военный: принял бой. Меткий артиллерийский огонь, да ещё с позиции «сверху», что практически исключало ответ, заставил лекрийцев маневрировать, их доминаторы принялись подниматься, стремясь поскорее покончить с наглым крейсером, огонь по рундеру продолжали вести только импакто, и можно сказать, что «Исследователь» получил передышку.
Короткую, поскольку жить «Повелителю неба» оставалось недолго, но очень важную передышку, которая позволит совершить задуманное.
Тогледо сидит в кресле, но не напряжённо, а спокойно, немного расслабленно: правая рука лежит на рычагах, пальцы левой руки выстукивают по подлокотнику немузыкальную дробь. Тогледо слушает приходящие донесения и смотрит в огромное окно, из которого открывается потрясающий вид на вражеские корабли.
Три доминатора по центру, но чуть выше рундера, два импакто на флангах… Вспышки выстрелов, вспышки разрывов… Медлительные повороты рулей… Захлёбывающиеся от скорости пропеллеры в мотогондолах… Грандиозных размеров «сигары», то и дело окутывающиеся пороховым дымом… И пусть сейчас лекрийские крейсеры повернуты к рундеру носом, то есть представали далеко не во всей красе, от их сурового вида захватывает дух… А от орудийных залпов становится холодно внутри.
И плевать на то, что большая часть снарядов летит в «Повелителя»: покончив с ним, эскадра вернётся к избиению «Исследователя».
– Пожар в пятом отсеке потушен!
– Пожар в первом отсеке потушен!
– Второй двигатель вышел из строя!
Тогледо слышит все доклады, идущие на капитанский мостик, понимает, что «Исследователь-2» изрядно потрёпан, но искренне надеется, что это не помешает эксперименту.
– Мужере! Мне нужно «окно»!
– Есть «окно»! – отзывается астролог.
Приборы вокруг оживают, подтверждая слова Мужере, и Тогледо запускает хронометр.
Тридцать секунд.
* * *– Чтоб меня три раза изнасиловали…
– Ипатая многоножка…
– Хня…
На верхней палубе бронекорды стоят три человека, получившие классическое академическое образование, однако для выражения охвативших чувств они неспособны отыскать иные слова, кроме нецензурных.
Потому что зрелище потрясает, завораживает настолько, что рты раскрываются сами собой. Потому что учёные понимают: они наблюдают событие, способное изменить историю Герметикона… уже изменившее историю Герметикона самим фактом происходящего. Потому что они видят удивительный сплав теории и практики, потрясены смелостью мысли и отточенным исполнением. Они знают, что видят финал многолетнего труда, неожиданных озарений и долгих ночных размышлений, проб и ошибок, возможно – смертей, и потому:
– Мать твою спорки…
– Чтоб его толстым мулем накрыло…
– Хня…
«Окно» над рундером исходит голубым сиянием, потоки чистой энергии падают внутрь «бублика», который таинственным, совершенно невозможным образом до сих пор не втянут в Пустоту и постепенно окутывается энергетическим облаком. Что именно происходит внутри гигантского тороида, учёным не видно, однако они замечают последствия: сияние «стекает» к торчащему под рундером «штырю», и на его кончике фокусируется тонкий пронзительно-голубой луч.
– Там зеркала! – орёт Павел. – Я сразу понял, что там зеркала!
И сейчас они посылают пришедшую из Пустоты энергию в лекрийскую эскадру, в стоящий на левом фланге импакто.
– Холь! Мерзавец ипатый! Как же ты это делаешь? Гений! Гений!! – Гатов приплясывает от восторга. – Гений!!
– Что… э-э… сейчас будет?
Мерса знает… нет, Мерса догадывается, что случится дальше, но всё равно спрашивает. Хочет убедиться, что не спит.
– Сейчас мы увидим страшное чудо, – бормочет Бааламестре, снимая солнцезащитные очки. Каронимо знает, что будет ярко, но собирается наблюдать за происходящим без помех.
Огромный доминатор, пытавшийся защитить рундер, затянуло в «окно», он исчезает, дав напоследок залп из тяжёлых орудий, но доминатор больше не нужен. Он сыграл свою роль, отвлёк лекрийцев, позволив рундеру подготовиться к страшной атаке, и теперь спасён. Ушёл, но «окно» не захлопывается, потому что открывший его астринг всё ещё на Менсале.
– Холь оседлал энергию Пустоты! – надрывается Павел. – Гений!
– Энергию перехода, – уточняет Бааламестре.
– Неважно!
Действительно – неважно. Потому что тонкий луч медленно ползёт по «Бурному», оставляя после себя обугленную полоску, и там, где прочерчена эта страшная отметка, цеппель начинает разваливаться.
Неспешно.
Неотвратимо.
Как будто сама Пустота коснулась его и повелела умереть.
Нижняя, более тяжёлая часть уходит вниз и рвёт цеппель напополам, убивая и утягивая к земле, а острый луч уже впивается в следующую цель. Точнее, в жертву, потому что никто не знает, никто не может представить, как защищаться от страшного голубого луча.
– Алоиз, ты – гений! – Восхищённый Гатов потрясает руками и топает ногой по бронированной палубе корды. – Гений!!
* * *Двадцать секунд из тридцати.
Двадцать ударов сердца.
Двадцать безжалостных щелчков тонкой часовой стрелки.
Импакто и один доминатор на земле горят и плавятся, взрываются алхимическими снарядами, что заготовили для Карузо, плачут кровью, умирают… Две пылающие глыбы на твёрдой земле Камнегрядки… Лекрийский флагман как раз собирается к ним, медленно разрушаясь под беспощадным давлением ярко-голубой молнии и распахиваясь, подобно рту деревянной куклы. Лекрийский флагман – покойник, когда ещё увидишь гибель столь большого корабля, но Тогледо некогда таращиться на величественное зрелище – всё его внимание сосредоточено на движении луча, и лишь краем глаза он видит выпрыгивающих людей, парашюты, языки пламени, и слышит… Нет, не слышит, но знает, что они есть – крики ужаса. Тогледо видит, Тогледо почти слышит, но не обращает внимания, потому что замечательный лингийский хронометр отсчитал кучу времени, а перед рундером висят ещё два корабля… Целых два…
Тогледо двигает рычаги, приводя в движение зеркала, бросает взгляд на хронометр и мысленно стонет: «Как же медленно…»
Зеркала едва перемещаются, меняют положение с осторожной неспешностью, чтобы не потерять фокус, чтобы узкий, смертельно опасный луч не превратился в голубой поток, способный обжечь, но не убить. Чтобы смерть продолжила свой сладкий пир.
Двадцать пять секунд.
«Пророк Вуучик» вонзается в скалу, превращается в третью груду горящих обломков имени гения Холя и умения Тогледо, хоронит под собой всех, кому довелось служить на лекрийском флагмане, а луч впивается в нос «Пророка Бочика», и скорость смещения зеркал снова падает, потому что луч пронзает обшивку и внутренности цеппелей далеко не сразу, лучу нужно время…
Которого становится всё меньше…
Тик-так…
Времени так мало, что Тогледо пробивает холодный пот. У него стучат зубы и дрожат руки, но он не уходит, не приказывает уходить. Он дрожит, потеет, но продолжает резать доминатор, потому что знает: эскадру следует уничтожить полностью, ибо даже один корабль изменит ход сражения.
Которого становится всё меньше…
Тик-так…
Времени так мало, что Тогледо пробивает холодный пот. У него стучат зубы и дрожат руки, но он не уходит, не приказывает уходить. Он дрожит, потеет, но продолжает резать доминатор, потому что знает: эскадру следует уничтожить полностью, ибо даже один корабль изменит ход сражения.
Тридцать пять секунд.
«Ещё чуть-чуть!» – кричит астрологу Тогледо и радуется, что Мужере понятия не имеет о «правиле тридцати секунд». Кричит, отодвигает в сторону переговорную трубу и шепчет:
– Вы исполнили мою мечту, синьор инженер, и я вас не подведу. Я сделаю всё, что нужно, чего бы мне это ни стоило…
Сорок пять секунд с начала эксперимента.
«Пророк Бочик» идёт к земле. Зеркала перемещают луч смерти к пытающемуся развернуться «Резкому». На глазах Тогледо слёзы, но он не приказывает уходить.
Пятьдесят секунд.
* * *Саймон смотрит на то, как падают на землю горящие обломки его будущего.
Он знает, что нужно идти, что дорога каждая секунда и лишнего времени нет… то есть теперь его совсем нет, потому что ход сражения изменился на сто восемьдесят градусов и банкуют мриты. Знает, что нужно срочно решать, что делать дальше… Знает. Но не может заставить себя пошевелиться. Стоит и смотрит, понимая, что вряд ли когда-нибудь ещё увидит нечто подобное.
– Теперь, Рубен, ты знаешь, что придумал Холь. Ты доволен?
Впервые в жизни Саймон называет губернатора на «ты», при этом – неожиданно для себя – вслух, и стоящий рядом Ядге немедленно интересуется:
– Полагаете, Его превосходительство погиб?
– Уверен, – коротко режет одноглазый.
Святое имя не помогло «Пророку Вуучику» удержаться в небе, не защитило от страшного изобретения Холя, и рухнувшая туша доминатора давит не только скалы Камнегрядки, но и надежды десанта.
– Что же делать?
Ядге, как все остальные гвардейцы, опытен и умел, смел, решителен, находчив, но он – военный, привык получать приказы и сейчас машинально обращается к старшему по званию, который – это военным вдалбливают с первых дней в армии – в любой ситуации обязан знать ответ на вопрос.
– Что же делать?
Они ворвались в форт, проявив отчаянную смелость и решительность, но сейчас растеряны, сгрудились толпой, ошеломлённо наблюдая за гибелью эскадры, а потом развернулись к одноглазому.
– Уходить? – предполагает кто-то из задних рядов, и поэтому Фил не успевает различить лицо труса.
Но на вопрос реагирует уверенно:
– Догонят.
– У Вени достаточно проблем.
Форт наполовину разрушен, наверняка есть жертвы среди солдат, доминатор ушёл в переход, и вряд ли Мритский соберётся преследовать отступивший десант. Саймон ещё не придумал, что делать дальше, но точно знает, что уходить прямо сейчас нельзя ни в коем случае.
– Веня – мстительный ублюдок, он обязательно отправит за нами погоню.
– Что же делать?
Далеко в небе начинает разваливаться «Пророк Бочик».
Что же делать? До сих пор всё шло по плану: через разрушенные Южные ворота гвардейцы проникли в форт, перебили стражников, попытавшихся им помешать, лихим наскоком пробились в Западный сектор – авангард уже вошёл внутрь, но теперь… теперь всё это ничего не значит, потому что эскадра погибла, и думать нужно не о приказе мёртвого Рубена, а об элементарном выживании.
– Бросим бомбомёты и быстрым маршем дойдём до Сочности! – продолжил тот же голос. – Мриты не успеют за нами!
– Нужно взять бронетяги! – рычит Саймон, положив руку на торчащий из кобуры пистолет, и всем становится ясно, что одноглазый готов пристрелить любого усомнившегося в его приказе. – В Восточном секторе есть гараж, и если бронетяги на ходу, они – наша единственная возможность эвакуироваться.
Твёрдый голос вкупе с разумным предложением дает эффект.
– Всё верно!
– Правильно!
– Берём бронетяги!
Гвардейцы снова знают, что делать, окрылены, обрели почву под ногами, некоторые уже разворачиваются в сторону Восточного сектора, а Фил берёт Ядге за плечо:
– Разделимся. Ты с тремя десятками парней должен кровь из носу взять все наличные бронетяги и захватить Северные ворота. А самое главное – подождать меня.
Последнее предложение не кажется разумным, и Ядге поднимает брови:
– А вы?
– Я попробую взять Холя или Веню.
– Зачем? – удивляется гвардеец.
– Ты представляешь, сколько заплатят галаниты за этот луч? – Фил резким движением указывает в сторону сражения. Точнее, в сторону избиения эскадры, последний корабль которой – импакто «Резкий» – уже целится носом в землю. – Если добудем информацию – утонем в золоте.
Несколько секунд Ядге обдумывает услышанное, после чего кивает:
– Я объясню парням ситуацию. Уверен, они согласятся.
– Договорились…
Последние слова Саймона заглушает чудовищной силы взрыв, который затмил даже грохот погибающих крейсеров.
* * *– Хня…
Они не знали о «правиле тридцати секунд», понятия не имели, на что пошёл Тогледо ради человека, которым восхищался. Не видели, как бурлящий энергетический поток в клочья разрывал тяжёлые Уловители и взрывы разносили цеппель изнутри. Они были слишком далеко, и для них катастрофа началась в тот миг, когда окутанный сиянием рундер стал рассыпаться на части.
А голубое стало белым и горячим.
Молнии из «штыря» теперь добивали до самой земли, возвращались и вспыхивали ослепительными шарами, делая белое всё более и более плотным. Несколько секунд отдельные молнии ещё можно было различить, но потом в Пустоте прорвало какую-то плотину, и из «окна» устремился смертоносный дождь невиданной мощи. И гигантский рундер полностью растворился в тумане ослепительного сияния, разрушился, словно разбитый ударом гигантского молота, обломки его втянулись ввысь, и небо захлопнулось, словно ничего не было. Словно всё это привиделось.
И лишь пять горящих горбов указывало на то, что несколько секунд назад в лазурной высоте кипела страшная битва.
– Что это было? – прошептал Мерса. – Вы видели? – Вопрос прозвучал глупо, но Андреас пребывал не в том состоянии, чтобы искать умные. – Видели?
– Что-то пошло не так, – ошарашенно протянул Бааламестре.
– Сначала – так, – напомнил Гатов.
– Сначала – вообще фантастика.
Смертоносный луч поразил учёных. Не как смертоносный, а как торжество разума, очередное подтверждение величия человеческого гения. И они не стеснялись на сильные эпитеты.
– Из-за чего случилась катастрофа? – осведомился Мерса. – Почему погиб рундер?
– Перегрузка цепей? – предположил Павел, но себе, а не отвечая на вопрос – алхимика он не слышал. – Надо прикинуть мощность, которую Алоиз вытащил из Пустоты, узнать, что за материалы он применял для передачи энергии…
Гатов увлёкся, вытащил из кармана карандаш и огрызок бумаги и был готов погрузиться в расчёты, но Бааламестре не позволил:
– Спросишь у Холя, – громко произнёс толстяк, бесцеремонно вырывая из рук Павла карандаш и бумагу. – Мы, кстати, опаздываем.
– Ах да… Алоиз… – Гатов с улыбкой посмотрел на дымящийся форт и топнул ногой по такой надёжной палубе бронекорды: – По местам, братья, пришло время показать воякам, на что способны кадровые университетские работники!
* * *– Я знал, что он сумеет! Знал! Знал!! Лживый пёс! Ипатый гений! – Вениамин ввалился… Нет! – Вениамин ворвался в комнату отдыха, довольный, как будто захватил весь валериций Герметикона, и принялся счастливо кричать, пугая и жену, и горничную. – Я чуял, что он замышляет! Чуял! Чуял!!
– Что замышляет? Кто? – Агафрена догадывалась, что произошло, но не собиралась выдавать себя. – Объясни!
– Сукин сын!
– О чём ты?
– Только что… – Мритский замер, пару секунд таращился на жену, параллельно выделывая некие странные, рваные, незаконченные жесты, характерные для ошарашенного человека, и взахлёб продолжил: – Только что Холь распылил лекрийскую эскадру, поняла? На молекулы, чтоб ее хнявая манявка сожрала! На ипатые атомы! В ничто! В ничто!!
– Алоиз уничтожил эскадру? – Агафрена отреагировала именно так, как следовало: приоткрыла рот, широко распахнула глаза, прижала руки к груди… Может быть, чуточку наигранно, но взволнованный губернатор не почувствовал фальши.
– Угробил в пыль ипатым энергетическим лучом! – Вениамин топнул ногой. – Я знал, что этот гад меня обманывает! Знал, что его изобретение можно использовать в качестве оружия. Знал!
– И поэтому оставил меня здесь.
– И остался сам, – уточнил Мритский. – Рискнул – и выиграл.
Холь раскрыл карты, показал, на что способно его изобретение, но одновременно продемонстрировал своё слабое место – Агафрену. Ради Агафрены Холь сделает всё, что угодно. Согласится с чем угодно. Отдаст что угодно.
– Хочешь присвоить открытие? – тоскливо спросила женщина.
– Холь показал, что по-настоящему тебя любит, – произнёс Мритский, наклонившись к её лицу. – И теперь он мой раб.