Маневры заставляли «Бёллер» нервничать, прятаться за строения, торопиться с огнем, и потому его снаряды шли в «молоко». Пока.
– Пятьдесят на пятьдесят, – неохотно признал Фарипитетчик. – Скорость против артиллерии… Шансы пополам.
– Уже нет…
Удачно пущенная бомба сносит «Бёллеру» ведущий каток, и бронетяг начинает жалко крутиться на месте.
– Повезло, – комментирует капитан, поворачивается к Саде и продолжает: – Думаю, Гатову и компании невероятно везёт: не располагая должной огневой мощью, они ухитрились последовательно разобраться с «Горьким», «Ядратом» и «Бёллером», а поскольку никто не знает, когда их везение закончится, я предлагаю не становиться следующими.
– Просто отступим? – улыбается Нульчик.
– Если у тебя есть план, то самое время его озвучить, – недовольно произносит Якта. Ему не нравится выглядеть трусом.
Учёные, вопреки ожиданиям, не уходят, продолжают обстреливать потерявший ход и ставший удобной мишенью «Бёллер»: очередная бомба взрывается у основания башни, поворотный механизм клинит, окончательно лишая бронетяг возможности сопротивляться, два следующих снаряда оказываются зажигательными, едва погасший на броне огонь разгорается с новой силой, и это становится последней каплей: экипаж бежит.
– Показательно, – комментирует Фарипитетчик.
– Якта, Якта, – смеётся Нульчик. – Как ты не понял, что мой план уже выполняется?
– Каким образом?
– «Горький», «Ядрат», теперь «Бёллер»… Как думаешь, много боеприпасов осталось у Гатова?
На мгновение разговор прерывается – «Бёллер» взрывается, видимо, огонь добрался до снарядов, – а когда грохот стихает, Фарипитетчик стонет:
– Демоны Свиглы… – Он чувствует себя дураком.
– Мы возьмём их голыми руками, – самодовольно заканчивает Сада. – Кстати, можно приступать к делу. Малый вперёд!
– Малый вперёд, – машинально повторяет ещё не пришедший в себя капитан, и «Доброта» послушно начинает движение.
* * *– Мерса, ты, наконец, протёр очки? – заржал Каронимо, с удовольствием разглядывая погибший «Бёллер». – Три попадания подряд!
– Э-э…
– Или перестал стесняться?
– Он перестал мельтешить, – проворчал алхимик, пытаясь подстроиться под безбашенный тон Бааламестре.
Но не получилось. Перепачканный смазкой, пороховой гарью, камнегрядской пылью, в общем, перепачканный всем, чем только можно, Каронимо не мог остановить поток рвущихся острот – такой была его реакция на только что закончившийся бой.
– Так и знал, что тебе по зубам лишь стоячие цели.
– Думай, что говоришь. – Андреас покачал головой, в очередной, тысячный или десятитысячный раз за последние месяцы продемонстрировав своё отношение к пошлым шуткам толстяка. После чего наклонился, аккуратно перенёс пустой ящик к остальным, выпрямился и сообщил: – У меня осталось восемь бомб. И ни одной зажигательной.
– А у меня – всего две ленты.
«Гаттас» всем хорош, но патроны он жрал, как электрическая свинья.
– Плохо, – поджал губы алхимик.
– Плевать, всё кончено, – беззаботно выдал Каронимо, облокачиваясь на пулемёт. – Видишь, Алоиз руками машет? – И зевнул: – Красивая у него подружка, чтоб меня пинком через колено, от такой не стыдно завести ребенка.
К счастью, Холь не потерял хладнокровия, во время боя не трясся от страха, забившись в какую-нибудь мастерскую, а двигался в сторону машин, оказался неподалёку и был сразу же замечен Гатовым. Павел развернул бронекорду, аккуратно снеся массивным бампером угол механической мастерской, и остановился, давая Холю и его спутнице возможность подняться в кабину.
– А это видел? – Мерса указал рукой на ворота, из которых выкатывал ещё один «Бёллер».
Но поскольку от бронекорды до форта было не менее половины лиги, этот враг не произвёл на Каронимо должного впечатления.
– Далеко, успеем удрать, – заявил он. И ткнул пальцем в небо: – А вот эта дрянь способна попортить нам нервы.
Андреас поднял голову и вздрогнул: на них неспешно надвигался массивный цеппель с большим красным крестом на округлом носу.
И с открытыми пулемётными портами.
* * *– Что они собираются делать? – растерянно спросил Руди. Сглупил, конечно, поскольку маневр «Доброты» можно было истолковать одним-единственным способом, но ничего не смог с собой поделать – растерялся.
– Вы сами говорили, что Саде нужен Гатов, – напомнил капитан Сварчик. – Она идёт за ним, а заодно заберёт Холя.
– Забыла о «Горьком»?
После гибели импакто осторожный Йорчик счёл нападение на зубастый бронетяг Гатова делом опасным, вычеркнул эту возможность из планов и изо всех сил пытался придумать другой способ захватить Павла. И даже маневр «Доброты» не подтолкнул его к правильной мысли.
– Возможно, Сада считает, что у Гатова закончились боеприпасы, – со всей отмеренной ему природой корректностью произнёс капитан «Розы».
И тут же услышал громкое:
– Точно! – Руди хлопнул себя по лбу, совсем другим взглядом оглядел обнаглевший госпиталь и выдал: – У Гатова боеприпасы закончились, а у нас их полно.
Несколько секунд Сварчик молчал, уверяя себя, что ослышался, после чего осторожно напомнил:
– Вы хотите поссориться с Компанией? – И, прежде чем услышал ответ, напомнил: – «Доброта» принадлежит Департаменту секретных исследований…
– Я об этом не знаю, – жёстко отрезал Руди. – И никто на борту не знает. И вы мне ничего не говорили, понятно? Ничего!
И посмотрел с таким бешенством, что Сварчик вздрогнул.
Капитан, разумеется, не горел желанием ссориться со всемогущей Компанией, однако хорошо знал хозяина и понял, что Йорчик закусил удила. Руди видел вожделенную цель и ради неё был готов пойти на что угодно. Он мог отстранить Сварчика, приказать его арестовать и даже выбросить за борт, сейчас Руди себя не контролировал, и капитан поспешил подчиниться:
– Я вас понял, господин Йорчик.
Но во время смиренного поклона пообещал себе написать подробнейший донос в Департамент.
– Вот и отлично… – Руди хрустнул пальцами. – Сделаем так…
Роскошная яхта была далеко не так беззащитна, как любил показывать Йорчик. В носовой части цеппеля предусмотрительный учёный распорядился установить восьмидесятимиллиметровое орудие и позаботился о том, чтобы среди членов экипажа присутствовали опытные артиллеристы.
– Объявите тревогу, – приказал Йорчик, напряжённо глядя на «Доброту». – Орудийному расчёту занять места согласно боевому расписанию.
* * *– Он спятил?! Или… – В следующий миг до Фарипитетчика дошло: – Он тоже хочет заполучить Гатова!
– Именно! – крикнула в ответ Сада. И пошатнулась. И выругалась.
И всё потому, что перед носом «Доброты» разорвался уже второй снаряд, недвусмысленно намекающий, что им следует сменить курс. Или лечь в дрейф. Другими словами – отстать от удирающего Гатова.
– Я его убью! – Сада непроизвольно скривила длинные пальцы, и её кисти стали похожи на когтистые птичьи лапы. – Убью!
В голове шумело, перед глазами плыло, и хотелось одного – крови Йорчика! Но все понимали, что в ближайшее время это желание не осуществится – мешало восьмидесятимиллиметровое орудие.
– Все козыри у Руди, – угрюмо напомнил Фарипитетчик. – Припас в рукаве, урод.
До сих пор всё шло по плану: «Доброта» нависла над мчащимся по Камнегрядке бронетягом и дважды перерезала его курс очередями «Шурхакена». Учёные не среагировали, но Сада знала, что её появление не осталось без внимания, и мысленно согласилась чуть подождать. Она чувствовала себя абсолютно уверенно.
Картина происходящего полностью копировала трагическую атаку «Горького», но с бронетяга до сих пор не раздалось ни выстрела, и это обстоятельство косвенно – а с каждой секундой всё более и более прямо – подтверждало выводы Нульчик об отсутствии у Гатова боеприпасов. Команда ощутимо расслабилась. Подлый Горовучик процедил поздравления и сбежал с мостика, не желая присутствовать при триумфе Сады. Капитан Фарипитетчик был по-прежнему сосредоточен, громко требовал отчёта у командиров служб, то и дело подходил к лобовому окну, цокал языком, возвращался к рулевому, вновь требовал отчётов, но в действительности радовался и уже дважды показывал Саде поднятый вверх большой палец.
Всё шло как надо. Всё шло настолько хорошо, что Нульчик – впервые в жизни! – начала заранее составлять хвастливый отчёт начальству…
А потом появилась «Роза Халисии».
Встала слева и чуть выше, уравняла скорость и жахнула из пушки – как оказалось, в носу дорогостоящей игрушки Руди пряталось отнюдь не игрушечное орудие.
Третий взрыв. На сей раз настолько близко, что осколки забарабанили по усиленным стёклам гондолы, и два окна пошли трещинами. А тряхнуло так, что, не подготовься Нульчик заранее, не ухватись за стену, обязательно оказалась бы на полу.
Третий взрыв. На сей раз настолько близко, что осколки забарабанили по усиленным стёклам гондолы, и два окна пошли трещинами. А тряхнуло так, что, не подготовься Нульчик заранее, не ухватись за стену, обязательно оказалась бы на полу.
– Мерзавец!
– Третий – последний, – процедил Фарипитетчик. – В следующий раз они выстрелят в нас.
– Не посмеют, – резко ответила Сада, поворачиваясь к радисту: – Мне нужна связь с «Розой»!
– Они требуют, чтобы мы прекратили преследование бронетяга!
– Я хочу говорить с Йорчиком!
– Он отказывается говорить лично. – Радист был одним из самых старых членов команды, служил в Департаменте больше двадцати лет и знал, что требуется делать в данных обстоятельствах. – А его помощники как заведённые повторяют одно и то же: требуют, чтобы мы сменили курс, иначе они откроют огонь. Ничего не слушают.
– Не посмеют, – с уверенностью, которой на самом деле не чувствовала, произнесла Нульчик.
Радист промолчал, Фарипитетчик – тоже, и лишь проклятый Йорчик не оставил её слова без внимания: через несколько секунд во вторую мотогондолу левого борта влетел артиллерийский снаряд.
– Мы потеряли двигатель, – ровно произнёс капитан, приняв доклад шифбетрибсмейстера.
И ни слова о том, что они якобы не посмеют.
Поражение. Бешенство Арбедалочика. Вечная ссылка на провинциальную Менсалу. Крушение надежд.
– Прикажите сменить курс, – тихо проронила Сада.
– Он хочет, чтобы мы отошли на пять лиг к северу, – едва слышно сообщил радист.
– Исполняйте…
Фарипитетчик отвернулся.
* * *– Проклятье!
В третий раз за день Фил переживал крушение надежд. Первый – во время гибели эскадры. Второй – когда, выехав из ворот форта, увидел подбитый «Бёллер» и удирающую машину Гатова. Вторая неприятность поначалу не тянула на столь сильное звание, но едва Фил заприметил бронекорду, как в корму «Бёллера» влетело по меньшей мере пять снарядов из ручных бомбомётов – прощальный подарок мритских вояк. Машину тряхнуло, Саймона, который сидел на башне, швырнуло на открытый люк – два зуба прочь, один сломан, во рту полно крови, – но в целом одноглазый пережил атаку без особых потерь. В отличие от основного водяного бака, который словил осколок и стремительно спустил под себя почти всю драгоценную жидкость. Оставшегося запаса хватит на два-три часа хода, не больше, а значит, с мечтой добраться до Лекровотска на бронетяге можно распрощаться.
– Проклятье!
Двадцать пять человек, шестеро ранены – всё, что осталось от десанта, – вряд ли доберутся до дома без помощи, и Саймон приказал догонять «Доброту», в надежде, что галаниты не бросят верных союзников в беде, почти добрался, но теперь его планы спутала «Роза Халисии». Яхта проклятого пьяницы оказалась вооружена, отогнала «Доброту» от добычи, и бронетягу вновь предстояло догонять.
А если Сада разозлится и уйдёт? А если ей прикажут уйти?
Фил знал, что является лучшим кандидатом на роль преемника Рубена, и только эта мысль не позволяла ему опустить руки. Ну и жажда жить, конечно, поскольку мритские кавалеристы с удовольствием догонят и с ещё большим удовольствием порубят в капусту потерявших бронетяг лекрийцев.
– Какие планы? – осведомился вылезший из чрева «Бёллера» Ядге.
Саймон почесал ноющий подбородок, сплюнул кровь и вздохнул:
– Попробуем снова догнать «Доброту».
Ничего другого не оставалось.
* * *– Им не уйти, – спокойно произнёс капитан Сварчик, наблюдая за пылящей бронекордой. – И они об этом знают.
– Но не останавливаются, – заметил Йорчик.
– Рано или поздно мы их достанем.
Ухнул ещё один выстрел, и снова – чуть в стороне, одновременно предупреждая беглецов о заканчивающемся у артиллеристов терпении и пытаясь перекрыть им дорогу обрушившейся скалой или крупным валуном.
– Постарайтесь не попасть в машину, – с тревогой произнёс Руди. И приложился к фляге с ликёром. – Иначе все наши усилия окажутся напрасными.
– На вас работают настоящие профессионалы, господин Йорчик, они сделают как надо.
– Надеюсь.
Ещё один глоток. Широкая улыбка. И даже едва слышное мурлыканье популярного в Бей-Гатаре мотивчика. Руди уже праздновал победу, пребывал в прекрасном расположении духа, и Сварчик не отказал себе в удовольствии поинтересоваться:
– Оно того стоило?
Хороший донос должен содержать не только порочащие жертву факты, но по возможности описывать мотивы преступления. С фактами – угрозами в адрес принадлежащего Галане цеппеля – всё было в порядке, их подтвердит множество людей, многие из которых также напишут на Йорчика донос. Но никто из них не сможет взять интервью у «виновника торжества».
– Оно того стоило?
– Стоило, – самодовольно ответил Руди. – Если я правильно понял, то Павел взял на борт Холя, и я получу два приза по цене одного.
– Вы поссорились с Компанией.
Йорчик сделал нарочито большой глоток из фляжки, посмотрел на Сварчика и менторским тоном произнёс:
– Если ты не расслышал, повторю: на борту этого бронетяга, – Руди ткнул пальцем в машину беглецов, – находятся два человека, знания которых являются самым большим сокровищем Герметикона. Тот, кто завладеет этими знаниями, будет диктовать условия всем: правительствам, адигенам, промышленникам и даже Компании. Это большая ставка, но я её сделал. – Йорчик помолчал, пристально наблюдая за скорчившимися в кузове бронетяга мужчинами, и неожиданно продолжил: – Я всегда изумлялся, откуда они берут идеи? Сын рыбака. Сын финансиста с заштатной Луегары. Нищий с Бахора, которого дер Даген Тур вдруг назначает своим алхимиком… Куча других ублюдков из мест, о которых не всякое Географическое общество знает… Откуда они берутся? Откуда они берут идеи? Они ходят в драных штанах, голодают во время учёбы, перебиваются случайными заработками, а потом совершают невероятные открытия и обретают статус гениев. Откуда?
– Нельзя придумать всё на свете, – заметил Сварчик.
– Значит, нужно отнять то, что придумали они, – твёрдо произнёс Йорчик. – Всё честно: я предложил купить – он отказался, значит, нужно забрать.
Так мог сказать только галанит.
Капитан кивнул, мысленно соглашаясь с Йорчиком, тоже перевёл взгляд вниз и тут же крикнул:
– Стоп-машина!
Бронекорда остановилась.
* * *Снова скалы, валуны, пыль и снова скалы. Чёрные, острые, обломанные, целые… Проносится перед глазами дурацкий пейзаж Камнегрядки, ослепительно красивый на закате и отвратительный в непритязательной унылости сейчас, при свете солнца.
И тень цеппеля над кормой – снова.
Пулемётные очереди по курсу. Маленькие гейзеры пыли – «плюх-плюх-плюх…» и несколько по броне – «цок-цок-цок…». Пока безопасно, но нервы дёргает.
Шумное дыхание Холя. Испуганные междометия его женщины…
Рвущиеся снаряды…
И Павел вдруг осознаёт, что теперь так будет всегда: он бежит, в него стреляют, он умнее преследователей, но их больше. Их нескончаемый поток, и они не остановятся, не прекратят погоню. Он – приз. Он – цель. Злые люди хотят усыновить его злого ребёнка и натворить злых дел.
Он умный, он понимает. Он бежит, но погоня только началась и не закончится до тех пор, пока ему не перестанет везти. Как долго? Неизвестно. Но отныне мир и миры станут проноситься мимо, как сейчас Камнегрядка: мельтеша, не откладываясь в памяти, то и дело разрываясь пулями и снарядами.
Друзей мало.
И слово «предательство» сделает тебя параноиком. Или не успеет сделать, потому что случится. Или уже сделало.
Холь шумно дышит, он думает, что главное – удрать от нависающего над кормой цеппеля, а там всё образуется… Холь и его женщина надеются удрать… Они ещё не поняли, что жизнь непоправимо изменилась.
Взрыв.
Взрыв впереди и справа разбрасывает кучу камней. Сорванный валун влетает в подвеску, и переднее колесо клинит в положении «только прямо». Перед Гатовым встаёт дилемма: давить на тормоз или таранить приличных размеров скалу, что как раз поднимается впереди. Несколько секунд он борется с искушением покончить с этим прямо сейчас, а затем жмёт на педаль, аккуратно останавливая бронекорду посреди мёртвой Камнегрядки, смотрит на удивлённого Холя и говорит:
– Пойдём подышим воздухом. – И первым покидает кабину. Не спеша.
Проходит мимо кузельной башни, ласково проводя рукой по тёплому металлу – корда честно билась до конца, но обстоятельства… – спрыгивает в кузов, с улыбкой смотрит на потрёпанных друзей, усаживается на пустой ящик и достаёт трубку.
Он не сдался. Он устал.
– Двигатель? – спрашивает Каронимо.
– Колесо, – равнодушно отвечает Гатов.
А Мерса поднимает голову и молча смотрит на рули проскочившего вперёд цеппеля. Левая линза очков пошла трещинами, и алхимик жмурит этот глаз, смотрит на корабль только правым.
– Я правильно понимаю, что цеппель, который мы видим, – не наше такси? – негромко осведомляется Холь, помогая Агафрене спуститься в кузов.