Луны еще не взошла, и ночь за границами оранжевого светового круга, отбрасываемого костром, казалась непроглядно черной. Я, во всяком случае, не видела ничего; весь окружающий мир словно исчез, остались только звуки – кваканье лягушек, далекий крик совы, журчание воды в реке, которое днем казалось успокаивающим, а теперь напоминало потустороннее бормотание каких-то таинственных бесплотных существ.
«Предскажи мне будущее», – попросила я, от нечего делать выщипывая вокруг себя травинки.
Тетя покачала головой и с улыбкой потянулась, словно большая кошка.
«В другой раз. Сегодня неподходящий день для таких вещей».
«Ну, пожалуйста!» – стала упрашивать я, нетерпеливо дергая ее за рукав куртки, как я делала, когда была совсем маленькой. Мне очень нравилась эта куртка или, точнее, длинная рубашка из мягкой коричневой замши. Вдоль подола были вышиты яркие, причудливые цветы, плечи и лиф украшали узоры из ярких бусин и раскрашенных иголок дикобраза.
«Ладно, так и быть», – нехотя согласилась Тетя и, швырнув в костер рыбьи кости, вытерла пальцы о подол. Сунув руку в небольшой мешочек, который она носила подвешенным к поясу, она достала щепотку какого-то порошка.
«Что это?»
«Т-с-с!» – шикнула на меня Тетя и, наклонившись вперед, шепотом произнесла несколько фраз, которых я не разобрала. Наверное, это была еще одна молитва, а может, какое-то заклинание. Как бы там ни было, некоторое время ничего не происходило, потом Тетя вдруг выпрямилась и бросила порошок в костер. В костре сразу затрещало и зашипело, а вверх взлетел сноп искр необычного синего и зеленого оттенков. На мгновение мне показалось, что нависавшие над нашими головами ветви ивы тоже вспыхнули странным огнем и потянулись к нам словно живые, а со стороны реки донесся громкий всплеск. Не сразу я сообразила, что это просто села на воду утка или цапля.
Тетя пристально вглядывалась в огонь, словно пытаясь прочитать в его отблесках мою судьбу.
Внезапно она чуть заметно вздрогнула (или мне это показалось) и, отпрянув от костра, отвернулась. Я даже услышала как она коротко и резко вздохнула, как человек, который получил сильный удар под дых.
«Что там, Тетя? Что там было? – спросила я, наклоняясь к ней. – Что ты увидела?»
«Ничего», – Тетя продолжала смотреть в сторону, и я догадалась, что она лжет. Должно быть, Тетя увидела в моем будущем что-то ужасное, но не хотела заранее меня пугать.
«Ну, расскажи, что там было! – снова попросила я, хватая ее за руку и пытаясь развернуть лицом к себе. – Пожалуйста!»
Тетя отмахнулась от меня как от надоедливого насекомого.
«Нечего там рассказывать», – отрезала она.
«Нет, есть! – не сдавалась я, снова хватая ее за рукав. – Я знаю, ты что-то увидела!»
Тетя насупилась и пребольно ущипнула меня за руку. От неожиданности я вскрикнула и отдернулась.
«Как я уже сказала, сегодня неподходящий день для гадания, – проговорила она холодно. – Быть может, в следующий раз ты будешь слушать меня внимательнее».
И она снова стала смотреть в огонь, который уже успокоился: синие и зеленые языки пламени исчезли, и костер выглядел как обычно. Я отодвинулась от Тети подальше и сидела, обняв колени. Рука, которую она ущипнула, здорово ныла. Я даже подумала, что Тетя ногтями расцарапала мне кожу, но посмотреть не решилась. Лучше потерпеть, думала я. Лучше сделать вид, будто ничего не случилось, чем лишний раз раздражать Тетю.
Несколько минут прошли в неловком молчании, наконец, Тетя снова взглянула на меня.
«Я могу сказать тебе только одно, Сара Харрисон. Ты – очень необычная девочка, но ты и без меня это знаешь. У тебя внутри есть что-то такое, что делает тебя особенной, не похожей на других… – Она посмотрела на меня, и взгляд у нее был такой, что мне стало не по себе. – У тебя есть Дар, – продолжала Тетя. – Я ясно вижу его свет в твоих глазах. Ты чувствуешь волшебство и способна видеть много такого, что не видят другие… И знаешь, что я тебе скажу, Сара Харрисон?.. – Она улыбнулась и, наклонившись вперед, подбросила в костер еще несколько сухих веток, которые сразу же занялись огнем. – Если у тебя когда-нибудь будет дочь, твой Дар не просто перейдет к ней, но станет вдвое сильнее. Твоя дочь сможет перемещаться между мирами и будет такой же могущественной, как я… может быть даже еще могущественнее. Вот о чем рассказал мне огонь».
Сейчас мне очень хочется, чтобы Тетя снова оказалась рядом. У меня накопилось к ней немало вопросов, но если бы произошло чудо, и Тетя вернулась, в первую очередь я сказала бы ей, что тогда, много лет назад, она не ошиблась. Моя Герти была особенной. Она видела вещи, недоступные другим – ту же голубую собаку и Людей зимы, а это значит, что Герти действительно умела перемещаться между мирами.
Уже поздно, и я лежу в постели. Некоторое время назад в спальню заходил Лусиус, который принес мне стаканчик рома на ночь. В другой руке он держал коробку разноцветных рождественских леденцов.
«Это от Эйба Кашинга», – пояснил он. Я кивнула, и Лусиус поставил коробку на ночной столик рядом с кроватью.
Эйба я знаю – он управляет единственным в Уэст-Холле универсальным магазинам. Человек он суровый и немногословный, но он любил мою Герти. Каждый раз, когда мы приезжали в город за сахаром и мукой, Эйб незаметно совал девочке пакетик ирисок или лимонных леденцов, а на последний день рождения даже подарил ей отрез ткани на новое платье и несколько катушек с нитками.
Лусиус тем временем внимательно смотрел на меня. Ясный, спокойный взгляд, белоснежная сорочка накрахмалена, на брюках ни морщинки… Хотела бы я знать, как ему это удается – при любых обстоятельствах выглядеть таким ухоженным и аккуратным?
«Где Амелия?» – спросила я.
«Она внизу, – ответил он. – Сегодня я решил сам тебя проведать». – С этими словами Лусиус положил мне на лоб прохладную, чистую руку, потом взял двумя пальцами за запястье, проверяя пульс.
«Как ты себя чувствуешь?»
Я не ответила. Интересно, какого ответа он ожидал?
«Мартин очень за тебя волнуется, – продолжал Лусиус. – А с преподобным Эйерсом ты обошлась… совершенно непростительно».
В ответ я только прикусила губу.
«Сара… – Лусиус наклонился так низко, что его лицо оказалось прямо надо мной. – Я понимаю, у тебя большое горе… Мы все очень переживаем, и все-таки я прошу тебя немного постараться…»
«Постараться?..» – переспросила я.
«Постараться держать себя в руках. Герти уже не вернуть, а вам с Мартином нужно жить дальше».
После этого он ушел, а я одним глотком допила ром и откинулась на подушку. Одеяло, которым я была укрыта, казалось невероятно тяжелым. Еще немного, и оно бы меня просто расплющило.
«Герти уже не вернуть», – звучат у меня в ушах слова Лусиуса.
Потом я вспоминаю, как Амелия сказала, что на самом деле мертвые нас вовсе не покидают. Вспоминаю и думаю о том, как когда-то давно Тетя учила меня, что смерть – это не конец, а начало. Те, кто умер, просто переходят в мир духов, но остаются рядом с нами.
«Герти!.. – произношу я вслух. – Если ты здесь, пожалуйста, дай мне знак!»
Я жду. Лежу под одеялом и жду, пока от напряжения у меня не начинает ломить виски. Я надеюсь услышать тихий шепот или просто стук по столу, о котором упоминала Амелия, ощутить легкое прикосновение детских пальцев, которые напишут у меня на ладони слова.
Но ответа нет.
Я по-прежнему одна.
Гости с другой стороныСекретные дневники Сары Харрисон Ши23 января 1908 г.Мы похоронили Герти шесть дней назад. Накануне похорон Мартин весь день жег огромный костер, отогревая землю на кладбище, чтобы в ней можно было выкопать яму для ее маленького гробика. Я следила за костром из кухонного окна и видела, как языки пламени бросают багровые отблески на лицо Мартина, а пепел сыплется на его непокрытую голову и плечи. Костер нагонял на меня ужас, ибо означал конец всего, что было мне дорого, сигнализировал о беде, которую я была не в силах предотвратить. Да и предотвращать, в общем-то, было уже нечего: Герти умерла, и мы собирались закопать ее тело. И все равно Мартин, озаренный пламенем костра, казался мне похожим на дьявола, который, злорадно ухмыляясь, бросает в огонь не поленья, а мои мечты и надежды. Он был небрит, щеки его ввалились, глаза запали, но мне его почти не было жалко. Впрочем, и отвернуться от окна я не могла – так я и простояла в кухне весь день, глядя, как огонь пожирает все, что осталось от моей жизни.
На похороны явился чуть не весь город – всем было охота посмотреть, как мы будем хоронить нашу маленькую девочку. Преподобный Эйерс устроил для них настоящее шоу, с умным видом рассуждая о Боге, о Его маленьких, невинных агнцах и неизъяснимой красоте и величии Его Царствия. Я его почти не слушала и даже не смотрела в его сторону. Мой взгляд был прикован к простому сосновому гробу, в который положили мою Герти. День выдался ясным, но на редкость холодным, с пронзительным ветром, и я непрерывно дрожала, но вовсе не оттого, что замерзла. Мартин попытался обнять меня за плечи, но я его оттолкнула, потом сорвала с себя куртку и накрыла ею гроб, чтобы Герти было хоть немного теплее.
На похороны явился чуть не весь город – всем было охота посмотреть, как мы будем хоронить нашу маленькую девочку. Преподобный Эйерс устроил для них настоящее шоу, с умным видом рассуждая о Боге, о Его маленьких, невинных агнцах и неизъяснимой красоте и величии Его Царствия. Я его почти не слушала и даже не смотрела в его сторону. Мой взгляд был прикован к простому сосновому гробу, в который положили мою Герти. День выдался ясным, но на редкость холодным, с пронзительным ветром, и я непрерывно дрожала, но вовсе не оттого, что замерзла. Мартин попытался обнять меня за плечи, но я его оттолкнула, потом сорвала с себя куртку и накрыла ею гроб, чтобы Герти было хоть немного теплее.
Похороны стали последней каплей. Вместе с Герти в могилу ушло все, ради чего я жила. С тех пор я утратила надежду. Опустила руки. Откровенно говоря, я не видела смысла жить дальше. Если бы у меня хватило сил встать с постели, я бы сошла вниз, взяла ружье мужа, засунула в рот ствол и спустила курок. Несколько раз мне снилось, как я это делаю. Наяву я часто представляла себе это во всех деталях. Я мечтала об этом. Привкус сгоревшего пороха во рту преследует меня уже несколько дней, но мне он кажется сладким.
Каждую ночь во сне я убиваю себя…
…И просыпаюсь со слезами разочарования, потому что мне это опять не удалось, потому что я осталась жива – пленница в своем собственном слабом теле, заложница своей искалеченной жизни.
И я по-прежнему одна – одна в своей спальне с белыми стенами, покрывшимися от времени желтыми пятнами пыли, дыма и жира из кухни. В комнате больше ничего нет – только моя деревянная кровать, ветхая перина, стенной шкаф, где висит потрепанная одежда, небольшой комод с нижним бельем, да еще стул, на который Мартин садится, чтобы снять башмаки. Пока Герти была жива, эта комната – да и весь дом тоже – была приветливой и радостной. Теперь она напоминает склеп, такая она холодная, грубая и мрачная.
Да, теперь я точно знаю, что не могу и не хочу жить дальше без Герти, без моей девочки, без моего маленького головастика. Каждый раз, когда я закрываю глаза, я вижу, как она проваливается в этот проклятый колодец, только в моем воображении падение длится и длится без конца. Словно наяву я вижу, как Герти уносится все дальше в темноту, превращается в крошечную искорку, в пылинку света, которая в конце концов гаснет во мраке. И – ничего. Ее больше нет, и я в страхе открываю глаза, но вижу только эту пустую комнату, вижу пустую кровать и чувствую пустоту в своем сердце, которое когда-то было целиком заполнено моей дочерью.
Всю эту неделю я ничего не ела – мне просто не хотелось. Мне вообще ничего не хотелось, даже вставать с кровати. Я лежала, то задремывая, то снова просыпаясь, чувствуя, как уходят силы и мечтая умереть, чтобы оказаться рядом с Герти.
Сначала Мартин пытался кормить меня с ложечки. Он уговаривал меня мягко, но настойчиво, ворковал надо мной, как над больным птенцом, но я так и не позволила ему себя накормить. Тогда он попробовал орать, полагая, очевидно, что от крика и угроз я быстрее приду в себя. «Черт побери, женщина! Это Герти умерла – Герти, а не ты! Нам с тобой нужно жить дальше, так какого дьявола ты решила уморить себя голодом?!» – Вопил он так, что тряслись стекла, но и это не помогало.
Несколько раз меня навещал Лусиус. С собой он привозил какие-то лекарства, которые должны были укрепить мое тело и разбудить аппетит. Лекарства оказались густыми, как сироп, и очень горькими, и я сумела проглотить их, только представив, что это – смертельный яд.
Амелия тоже пыталась меня растормошить. Однажды она приехала к нам в новом, ярком платье и с новой прической – ее волосы были заплетены в косу и уложены вокруг головы короной. Она принесла мне чай и песочное печенье в красивой жестяной коробке. По ее словам, печенье прибыло морем из самой Англии.
«Я попросила Эйба Кашинга заказать его специально для тебя», – сообщила она, открывая коробку и протягивая мне печенье. Мне не хотелось обижать племянницу, поэтому я откусила кусочек и даже сумела его проглотить. Румяное печенье в сахарной пудре показалось мне безвкусным, как прессованные опилки.
Пока Мартин находился с нами в комнате, Амелия болтала о всякой ерунде – о пожаре в доме Уилсонов, о том, что Теодора Гранта уволили с лесопилки за то, что он явился на работу пьяным и едва не угодил рукой под пилу, что Минни Абар носит своего пятого ребенка и надеется, что это будет девочка, поскольку четыре мальчика у нее уже есть. В конце концов, Мартину, видимо, надоело слушать всю эту чушь, поэтому минут через десять он под каким-то предлогом вышел, оставив нас одних.
«Мертвые не покидают нас, – шепнула Амелия мне на ухо и погладила меня по волосам. – На днях я ездила к тем леди, о которых я тебе рассказывала, и мы пытались говорить с духами. Мы вызвали Герти, и она пришла! Я сама слышала, как она стучала по столу. Герти говорит, что ей хорошо там, где она находится, только она очень скучает по тебе. Главная леди-медиум сказала, что ты обязательно должна к нам присоединиться. Если хочешь, они могут даже сами приехать в Уэст-Холл. Мы соберемся у меня, и ты сама все увидишь. А главное, ты сможешь поговорить с Герти!»
«Все ты врешь!», – подумала я. Мне хотелось закричать, но вместо этого я закрыла глаза и незаметно для себя уснула.
Проснулась я от того, что Герти снова была рядом. Я чувствовала ее присутствие, чувствовала ее запах, но когда я открыла глаза, она уже исчезла.
Разочарование, которое я испытала, было слишком горьким. После того как ушла моя девочка, жизнь стала казаться мне особенно жестокой. Жестокой и грубой. И пустой.
В конце концов, я стала молиться. Я молилась Богу, от которого отреклась при всех несколько дней назад, я просила Его забрать и меня, чтобы мы с Герти снова были вместе. Когда из этого ничего не получилось, я начала молиться дьяволу, чтобы он пришел и забрал мою душу. Но и на эту мою молитву никто не отозвался.
И вот вчера утром Мартин вошел ко мне в спальню и, нежно поцеловав меня в лоб, сказал:
«Я собираюсь в лес, чтобы немного поохотиться. Вчера я ходил на разведку и видел следы. Это олень и довольно крупный; быть может, мне повезет, и я сумею его подстрелить. Извини, что бросаю тебя, но без запасов мы до весны не протянем. Впрочем, после обеда к нам снова приедет Амелия; она приготовит тебе поесть и посидит с тобой, пока я не вернусь. Я постараюсь управиться до темноты, хорошо?»
Я ничего не ответила, даже не кивнула в ответ. Повернувшись на другой бок, я снова задремала.
Мне снилось, что Мартин преследует в лесу огромного оленя. Потом этот олень каким-то образом оказался у нас в доме: он стоял у моей кровати и смотрел на меня. Я подняла голову и вдруг увидела, что это Тетя.
Она постарела, ее лицо высохло и покрылось густой сетью морщин, но на ней была все та же хорошо мне знакомая длинная рубашка из оленьей замши, расшитая бусами и иглами дикобраза. От Тети знакомо пахло кожей, табаком и лесом, и я с облегчением вздохнула. Я знала, что теперь все будет хорошо. Тетя вернулась, Тетя все поправит.
И тут она со мной заговорила. Сначала я не могла понять ни слова и даже решила, что Тетя разговаривает на оленьем языке. С моей стороны это было глупо, потому что я отлично знала, что олени говорить не умеют. Потом я обратила внимание, что в спальне довольно темно, хотя утро уже наступило, и вокруг колышутся, движутся в хороводе странные, изогнутые тени. Моя кровать тоже как будто стала выше; она словно парила над полом, поднимаясь к самому потолку, и только фигура Тети по-прежнему возвышалась в изножье, словно мачта на корабле.
«Откуда ты взялась?» – спросила я.
«Из твоего стенного шкафа», – ответила она, и я обрадовалась, что Тетя заговорила на человеческом языке.
«Моя Герти ушла, – сказала я, и мои глаза наполнились слезами. – Моя малышка – ее больше нет!»
Тетя кивнула и долго смотрела на меня черными как угольки глазами.
«А хотела ты бы увидеть ее еще раз? – спросила она. – Увидеть, чтобы попрощаться?»
«Да! – всхлипнула я. – Конечно. Я готова все отдать, лишь бы увидеть мою Герти хотя бы еще один разочек!»
«Тогда, ты готова… – медленно проговорила Тетя. – Ты слышишь меня, Сара Харрисон? Ты готова!»
И в тот же миг моя кровать плавно опустилась обратно на пол, а в комнате сразу посветлело. Тетя повернулась и, войдя в шкаф, плотно закрыла за собой дверь. Я зажмурила глаза, снова открыла – и обнаружила, что не сплю. В комнате стоял странный запах – так пахнет после сильной грозы. Судя по вливающемуся в окна свету, снаружи все еще было утро, а значит, Мартин не успел уйти далеко.
Еще несколько минут я лежала в постели, вспоминая свой сон, и вдруг мне на память пришли слова, которые Тетя сказала мне давным-давно: