Первым моим побуждением было выгнать их вон, запереть двери и ждать. Они должны понять, что ошиблись, думала я. Поиски не закончены. Отправляйтесь обратно в лес, хотела крикнуть я, и не возвращайтесь, пока не найдете Герти живой и здоровой.
Но в глубине души я понимала, что это не ошибка. Я молча смотрела на вошедших мужчин и ненавидела всех троих. Кларенса я ненавидела за излишне длинные, растрепанные волосы и резкий запах виски; Лусиуса – за его серьезное лицо записного ханжи, за аккуратно подстриженные усики и дорогие сапоги, а Мартина – за его дурацкую хромоту, за бессильно опущенные плечи и печать поражения во взгляде.
«Прочь! – хотелось мне сказать. – Ступайте прочь из моего дома!»
Ах, если бы только я могла повернуть время вспять! Я бы ни за что не выпустила Герти из своих объятий, и тогда ничего плохого не случилось бы. Разве может произойти что-то плохое с девочкой, которая лежит в постели рядом с мамой, с головой укрывшись одеялом?
Мартин взял меня за руку и попросил сесть.
«Мы нашли ее», – сказал он, и я невольно зажала рот рукой, чтобы не закричать. Все трое стояли передо мной, держа шляпы в руках. Их печальные взгляды были устремлены на меня, словно это я была мужчиной, который в состоянии все исправить и вернуть время вспять.
На самом дальнем краю участка Бемисов есть старый колодец, который пересох много лет назад. Я хорошо помню, как однажды, когда я была не старше Герти, мы с Тетей ходили к нему. Мы бросали в колодец камни, а потом слушали, как они ударялись о дно через довольно долгий промежуток времени. Я даже перегнулась через сложенный из грубого камня бортик и заглянула внутрь, надеясь рассмотреть дно, но не увидела ничего, кроме темноты. Из колодца пахло сыростью, а еще мне показалось, что моего лица коснулся ледяной сквозняк, который дул как будто из самого сердца земли.
«Как ты думаешь, Тетя, – спросила я, – этот колодец очень глубокий?»
Она улыбнулась.
«Не удивлюсь, если окажется, что он ведет на другую сторону нашей планеты – например, в Японию».
«Но это невозможно!» – возразила я.
«Тогда, быть может, он ведет в какой-то совсем другой мир», – сказала она, бросая в колодец еще один камешек.
Я еще сильнее перегнулась через бортик – уж больно мне хотелось рассмотреть этот другой мир, о котором говорила Тетя, но она крепко схватила меня сзади за платье и оттащила назад.
«Осторожнее, Сара! Куда бы ни вел этот колодец, я не думаю, что ты действительно хочешь там оказаться».
Кларенс сказал, что Герти лежала на дне, свернувшись калачиком, словно спала.
«Она совсем не страдала», – поддакнул Лусиус. Его голос звучал негромко, успокаивающе, и таким же успокаивающим был жест, каким он взял меня за руку. Его ладонь была теплой и сухой, словно он ее припудривал, и на ней не было ни шрамов, ни мозолей. Лусиус подъехал как раз тогда, когда Герти доставали из колодца, и мне показалось несправедливым и жестоким, что он там был, а я – нет. Еще Лусиус сказал, что Джереми Бемис спустился на дно на веревке и затянул Герти петлю на талии, а остальные тянули. Услышав об этом, я крепко закрыла глаза, пытаясь не думать о том, как маленькое тельце моей девочки раскачивалось из стороны в сторону, стукаясь о каменные стенки колодца, пока ее тащили из темноты на свет.
Вот только этого света она уже не увидела.
«Она умерла мгновенно», – добавил Лусиус, пытаясь меня утешить, но никакого облегчения я не испытала. Я слишком хорошо помнила, как бросала в колодец камни, и как долго мне приходилось ждать, прежде чем снизу доносился звук удара.
Я попыталась представить себе, каково это было – падать в колодец.
Падать и падать, бесконечно проваливаться в холодный, сырой мрак, не видя вокруг ничего, кроме грубых каменных стен с разводами плесени и ледяных кристаллов.
Наши дни 2 января
РутиСнежинки плясали в свете фар пикапа, описывая кривые, пьяные круги и затейливые спирали. Шипованная резина хорошо держала заснеженную дорогу, но на поворотах Базз почти не снижал скорость, и тогда машину заносило так сильно, что она оказывалась в опасной близости к обочине, на которой громоздились высокие, косматые сугробы, какие можно увидеть только в сельской местности вдоль проселочных дорог с одной полосой движения.
– Выключи фары, – сказала наконец Рути. Они подъехали уже достаточно близко к ее дому, а она не хотела, чтобы мать опять устроила скандал из-за того, что она возвращается так поздно. Черт!.. В конце концов, ей уже исполнилось девятнадцать, и она может возвращаться, когда захочет. Кто дал матери такое право – указывать ей, во сколько она должна быть дома?
Повернувшись к Баззу, Рути схватила бутылку мятного джина, которую он держал, зажав между бедрами, и сделала хороший глоток прямо из горлышка. Потом она отыскала в кармане теплой зимней парки флакончик «Визина» и, запрокинув голову, попыталась закапать в каждый глаз по одной капле, но на ходу это было сделать непросто. Рути облила себе лекарством все лицо, прежде чем в глазах защипало.
Рути и Базз возвращались с вечеринки, которую их друзья устроили в амбаре у Трейсеров. Сначала они прикончили десятигаллоновый бочонок пива, оставшийся от встречи Нового года, а потом забили по косяку из травы, которую принесла Эмили. Усевшись в кружок вокруг керосинового обогревателя, они долго толковали о том, какая мерзость эта зима, как она успела им надоесть, и как всё чудесным образом изменится, когда наступит весна. И Рути, и Базз, и Эмили, и остальные участники попойки закончили школу еще в прошлом июне, и вот – застряли в осточертевшем Уэст-Холле – в этой черной дыре на задворках Вселенной, вырваться из которой оказалось намного сложнее, чем представлялось когда-то каждому из них. А обиднее всего было то, что многим их одноклассникам и друзьям это удалось, и сейчас они блаженствовали в больших южных городах, где снега и холодов в глаза не видели – в Майами, в Санта-Круз и прочих центрах цивилизации.
Рути, разумеется, тоже мечтала уехать. Больше того, она сделала все, чтобы ее мечта осуществилась, подав документы сразу в несколько учебных заведений в Калифорнии и Нью-Мехико. Рути хотелось изучать деловое администрирование, которое она считала самой подходящей возможностью для карьерного роста, но мать сказала, что в этом году ничего не выйдет – у них просто нет столько денег, чтобы платить за учебу.
Да, они с матерью и сестрой всегда жили очень скромно – много ли выручишь, продавая на рынке свежие яйца и овощи? Кроме того, мать подрабатывала, продавая шерстяные носки, шапки и шарфы ручной вязки. Вещи ее работы расходились хорошо: их охотно брали и ремесленные лавки, и магазины, специализировавшиеся на продаже продукции фермерских хозяйств, но и это занятие приносило не слишком много, поэтому мать часто не продавала, а меняла продукты и вязаные вещи на что-то, что было им необходимо. Новой одежды они почти не покупали, а если в доме вдруг ломалась какая-то вещь, ее ремонтировали, а не заменяли. С раннего детства Рути привыкла не выпрашивать у матери ничего, что они не могли себе позволить. Если она все-таки заикалась о том, как хорошо было бы ей иметь такие же кроссовки или ветровку, в каких ходило большинство одноклассников, мать смотрела на нее с нескрываемым неодобрением и напоминала, что у нее хватает вполне приличной одежды (пусть даже эта одежда была приобретена в магазине ношеных вещей и иногда на ней еще сохранялись нашитые внутри метки с именами других детей).
И вот теперь мать решила, что будет лучше всего, если Рути останется в Уэст-Холле и отучится хотя бы год в местном муниципальном колледже. Она даже предложила платить дочери какие-то деньги, если та поможет ей с продажей яиц. Отныне Рути должна была вести учетные книги, кормить кур, собирать яйца и поддерживать чистоту в курятнике.
«Ты ведь хочешь изучать бизнес, – сказала ей мать. – Разве практическая работа не лучший способ чему-то научиться?»
«Знаешь, мама, – ответила на это Рути, – торговля яйцами на фермерском рынке – это не совсем то, о чем я мечтала всю жизнь».
«Но ведь это только для начала, – возразила мать. – Кроме того, когда умер твой отец, мне совершенно некому помочь, а помощь, – видит Бог! – мне очень нужна. Потерпи хотя бы год, – добавила она. – Будущей весной ты сможешь снова подать документы куда захочешь, а я постараюсь накопить денег, чтобы помочь тебе оплатить учебу».
Рути пыталась спорить. Она рассказывала матери о студенческих займах, грантах и стипендиях, которые получают лучшие студенты, но та решительно отказывалась заполнять соответствующие формы, считая, что бумажные документы – это только еще один способ, с помощью которого Большой брат осуществляет тотальную слежку за гражданами. Федеральной власти, твердила мать точно заклинание, нельзя доверять, даже когда она дает ссуды студентам университетам и колледжей. Ты и оглянуться не успеешь, как окажешься винтиком Системы. А Системы отец и мать Рути избегали всю свою сознательную жизнь.
Рути пыталась спорить. Она рассказывала матери о студенческих займах, грантах и стипендиях, которые получают лучшие студенты, но та решительно отказывалась заполнять соответствующие формы, считая, что бумажные документы – это только еще один способ, с помощью которого Большой брат осуществляет тотальную слежку за гражданами. Федеральной власти, твердила мать точно заклинание, нельзя доверять, даже когда она дает ссуды студентам университетам и колледжей. Ты и оглянуться не успеешь, как окажешься винтиком Системы. А Системы отец и мать Рути избегали всю свою сознательную жизнь.
«Если бы твой отец был сейчас с нами, все было бы иначе», – сказала она, и Рути подумала, что это похоже на правду, хотя ее всегда нервировало, когда мать говорила об отце так, словно он не скончался от сердечного приступа два года назад, а уехал куда-то далеко, бросив их без средств к существованию.
Да, если бы папа был жив, все было бы иначе! Он понимал Рути как никто другой, знал, как сильно ей хочется уехать подальше от Уэст-Холла. Уж наверное, он постарался бы сделать все, чтобы ее заветная мечта осуществилась.
«Разве это так плохо – прожить в родном доме еще один год?» – ласково спросила мать, погладив Рути по непокорным черным кудряшкам.
«Еще как плохо!» – хотела ответить Рути, но ей вдруг вспомнился Базз, который вообще не подавал никуда никаких документов. Вместо этого, сразу после школы он начал работать в мастерской своего дяди, которая занималась приемом и утилизацией металлолома. Работа была тяжелая и грязная, зато у Базза всегда водились деньги, к тому же сданные в лом древние автомобили, комбайны, сеялки и другое сельхозоборудование служило для него неисчерпаемым источником самых причудливых деталей, из которых Базз с помощью электросварки создавал свои «скульптуры»: чудовищ, роботов, пришельцев. Просторная площадка перед дядиным домом была вся уставлена творениями Базза, и, надо сказать, что большинство из них были по-своему интересны. Несколько скульптур Базз даже ухитрился продать заезжим туристам, заработав на каждой чуть ли не больше своей недельной зарплаты.
С Баззом Рути познакомилась, когда училась в выпускном классе – на пивной вечеринке, которая проходила в начале октября на Земляничном лугу. На вечеринку Рути пригласила ее одноклассница Эмили Смит, которая была влюблена в парня по имени Эдам. Эдам закончил школу годом раньше и поступил в технический колледж штата. Базз был его двоюродным братом, и в тот день Эдам привез его с собой.
Когда вечеринка была в самом разгаре, Рути, ее одноклассница, Эдам и Базз оставили друзей допивать пиво у костра, а сами отправились на старое городское кладбище, которое находилось поблизости. Пока Эдам и Эмили обжимались под покосившимся гранитным крестом, Рути, чувствовавшая себя в обществе малознакомого парня крайне неловко, попыталась завести с Баззом светский разговор. Тот, впрочем, отвечал на ее расспросы довольно охотно. Так Рути узнала, что хотя отец и дядя Базза были местными, сам он жил с матерью в Барре, ходил там в школу и посещал курсы автомехаников при Баррском техническом центре.
«Мне нравятся автомобили, – сказал он, пожимая плечами, пока они пили из пластиковых стаканчиков дешевое пиво, большую пластмассовую бутылку которого Базз захватил с собой на кладбище. – Но еще больше я люблю их чинить. Говорят, у меня талант – я что хочешь могу отремонтировать. Эдам участвует в автогонках на Громовой Тропе, в этом году он пригласил меня в свою команду в качестве механика. Ты когда-нибудь видела эти гонки?».
Рути отрицательно покачала головой и сделала несколько шагов по тропе. Насколько она могла судить, у Эмили и Эдама дело сладилось, и ей захотелось поскорее вернуться к костру. Неотесанный автомеханик, пусть и талантливый, мало ее интересовал.
«Я так и думал, – сказал Базз. – Слушай, а ты когда-нибудь слышала о Чертовых Пальцах? Здесь рядом с городом есть холм с таким названием, и он…»
Рути невольно замедлила шаг.
«Я там живу. Совсем рядом».
«Да ты что, правда? Говорят, это очень странное место – сами Чертовы Пальцы, я имею в виду. Ты никогда не думала, что эти скалы выглядят так, будто их там кто-то установил?» – Базз тоже остановился и прислонился плечом к поросшему лишайником могильному камню.
Рути пожала плечами. Она никогда не задумывалась о подобных вещах. Для нее Чертовы Пальцы были вещью вполне привычной, хотя и жутковатой, и она никогда не думала об их возможном происхождении.
«А ты веришь в пришельцев?» – спросил Базз, заговорщически понизив голос.
«Ты имеешь в виду – в пришельцев из космоса? – уточнила она и снова покачала головой. – Скорее, нет, чем да».
Базз задумчиво вертел в пальцах опустевший стаканчик.
«Это моя теория, – сказал он несколько смущенно, но тут же выпрямился и с вызовом взглянул на Рути. – Лично я абсолютно уверен, что эти пять камней поставили на вершине холма именно пришельцы! – заявил он. – Я несколько раз поднимался туда, и… По-моему, это должно быть очевидно. У дяди в мастерской я работаю над скульптурной композицией, которая так и называется – “Чертовы Пальцы”. Не хочешь как-нибудь на нее взглянуть?».
«Над скульптурной композицией? – Рути и удивилась, и заинтересовалась. Остановившись, она отступила назад и внимательно посмотрела на Базза. – Ты увлекаешься скульптурой?..»
Остаток ночи они проговорили об искусстве, о НЛО, о фильмах, которые они видели, о перспективах, которые открывает перед человеком диплом по специальности «деловое администрирование», о том, что́ они оба чувствовали, живя в семьях, где их никто не понимал и не мог понять. Разговаривая, они бродили по старому кладбищу, время от времени останавливаясь, чтобы прочесть высеченные на камнях имена и даты, и пытаясь представить, какую жизнь прожили лежавшие под ними люди, как и отчего они умерли.
«Посмотри-ка, – говорил Базз, проводя кончиками пальцами по полустершимся буквам на простом гранитном обелиске. – Ее звали Эстер Джемисон, и ей было только девять, когда она умерла. Как грустно, правда? Она же, по сути, была еще ребенком – и вот, оказалась в могиле!..»
«Да», – соглашалась Рути. Ей и в самом деле было жаль неведомую Эстер, умершую, по всей видимости, от какой-то болезни чуть не за век до ее собственного рождения.
После этой вечеринки они начали встречаться достаточно регулярно и вскоре стали настоящей «парочкой». Остаться дома еще на год, если это означало продолжать встречаться с Баззом – против этого Рути нисколько не возражала. Сидеть с ним рядом в теплой кабине пикапа и потягивать пиво или джин, пока машина мчится сквозь ночь и пургу – ради таких моментов она готова была пожертвовать многим. О том, что́ ждет ее дома, Рути думать не хотелось, и она не думала, наслаждаясь тем, что было здесь и сейчас.
Базз словно прочитал ее мысли.
– Как думаешь, твоя мама уже легла? – осторожно спросил он.
– Хорошо бы, – кивнула Рути. – Это решило бы половину проблем. – О том, что другая половина все равно настигнет ее утром, она предпочла не упоминать.
– Да, она у тебя ранняя пташка – ложится с курами, встает в петухами, – заметил Базз, и Рути засмеялась: сравнение ей понравилось. Базз, впрочем, был прав, причем его слова относились не только к ее матери, но и ко всему городу: не успевало на улицах по-настоящему стемнеть, а большинство жителей Уэст-Холла уже покрепче запирали двери и ложились спать. Детей укладывали еще раньше. Дело, однако, было вовсе не в том, что Уэст-Холл находился в сельскохозяйственном районе, и большинство его обитателей, хоть и величали себя горожанами, но продолжали придерживаться крестьянского уклада жизни. В последнее время город жил в постоянном напряжении, причиной которого стало таинственное исчезновение шестнадцатилетней Уиллы Люс.
Это случилось сравнительно недавно – в начале декабря. Уилла пропала, возвращаясь от подруги, жившей всего-то в полумиле от ее дома. Никаких следов девушки так и не нашли. А незадолго до этого кто-то перерезал глотки двум овцам и одной корове, остававшимся на ночь на одном из зимних пастбищ. Туши остались нетронутыми, значит, это сделал не зверь, но кто?.. Никаких следов на снегу пастухи не видели и объяснить происшедшее не могли.
Этого хватило, чтобы город встревожился. Старожилы, к тому же, сразу припомнили похожие случаи из прошлого, отчего владевшее всеми напряжение только усилилось. Насколько было известно Рути, таких случаев было несколько. Так, в 1952 году в окрестностях городка пропал десятилетний мальчишка, который на глазах приятелей забрался в какую-то пещеру, да так и не вернулся назад. Ни следов, ни тела так и не нашли, хотя пропавшего искала полиция с собаками.