– Экзаменом на вашу профессиональную пригодность будет два рейса на остров Ла Пальма. Если сработаете нормально, то у алькальда на Тенерифе за собственные средства выпишу вам шкиперские патенты. Там же зарегистрирую суда на компанию «Новый мир». Это моя компания, ее штаб-квартира находится в Малаге, через нее будете доставлять товары, там же выдадут лицензии на право перевозки. Записку к управляющему каждый из вас получит при подписании контракта. Так что отныне, господа, ваше счастье и финансовое благополучие находятся в ваших руках. И еще, – сказал напоследок, – настоятельно рекомендую со мной не шутить. Работайте честно.
– Господин, – откликнулся грек Константинос Папандреу, – с адмиралом (простите, что смею так вас называть, несмотря на вашу молодость!), который захватил одну из самых богатых и сильных пиратских крепостей Магриба и грабит ее с такой изысканностью, никто шутить не будет, с вами лучше дружить. Я собираюсь остаться в вашей команде, господин.
– И я, сеньор! Я с вами, сэр! Я тоже с вами, лорд! И я, мсьё! – зашумели мои новые шкиперы.
До наступления темноты мы успели расковать команды и передать им все семь призовых шхун и четыре шебеки. На прочие восемь шебек сформировали собственные команды, а на четыре оставшиеся в порту торговые шхуны их будущие капитаны направили ремонтные бригады.
Так завершился первый день оккупации Агадира. Как только город окутала тьма, во всех присутственных местах зажгли факелы и масляные лампы, а мы с Антоном сидели в кабинете наместника султана (с ним, кстати, я еще и не виделся) и перечитывали списки с перечнем денежных сумм и ценностей, изъятых из домов, которые мы подвергли штурму. А еще забрали оттуда сто девяносто пять девушек и молодых женщин.
Больше всего золота и серебра нашли в сокровищницах и тайниках четырнадцати домов, принадлежавших ранее покойным пиратским главарям. Сумма получилась грандиозная – два миллиона сто восемьдесят тысяч серебром. Между тем в десяти прочих богатых домах поисковые команды «наскребли» всего триста двенадцать тысяч. И еще триста десять тысяч нашли в доме казначея, но, судя по тому, что рыдал он не очень громко, отдал не все. Ну и ладно, пусть немного останется на развод.
Ночь прошла тоже не без приключений. Постель мне грела белокурая красавица, несколько полноватая, но весьма и весьма искушенная в сексуальных играх. Вообще-то таких женщин я боюсь, но в данном случае проверил ее лично – ни гонореи, ни сифилиса не наблюдалось.
Дважды среди ночи просыпался. Один раз от взрыва гранаты и пулеметной стрельбы в районе казарм городской стражи, а второй, уже перед утром, от винтовочной стрельбы в нижнем городе. Как выяснилось, стражники предприняли попытку прорыва, но в результате положили еще два десятка убитыми и непонятно сколько ранеными, но ничего не добились и вернулись на матрасы. А рядом с портом ночью мародерничали рабы, пятеро из них сразу разменяли свою жизнь на свинец, а еще троих раненых дорезали.
В шесть утра одалиска уже обмывала меня в ванной, а к семи наконец смог от нее оторваться. В кабинете ожидали офицеры, тоже неслабо повеселившиеся. Приказал не разводить особых церемоний, уселся в кресло правителя и нашел глазами Ангелова.
– Данко, пусть ведут сюда начальника стражи, двух купцов и трех вельмож.
Минут через десять под охраной отделения бойцов в зал ввели толпу перепуганных людей. Только один из них, судя по внешности, воин, выглядел невозмутимо.
– Господа! Есть здесь такие, которые меня не понимают? – обратился к ним по-турецки и, выждав минуту, продолжил: – Тогда не говорите, что не услышали или не поняли. Мое имя Микаэль де Картенара. Ваши пираты напали на мою землю и убили моих людей. Мы, конечно, их прогнали, но оставить такое без ответа мне не позволила дворянская честь. Поэтому я здесь, и люди мои будут здесь еще ровно десять дней. Но мой ультиматум следующий: во внутреннем городе находится шестьсот девяносто восемь домов, в которых живут богатые горожане, в том числе три сотни мастеров и купцов, полсотни знатных моряков, три сотни воинов и четыре десятка дворян. Каждый дом мастера, купца и воина обкладывается контрибуцией в сумме трех тысяч талеров плюс две молодые девушки-рабыни, с каждого дома моряка и дворянина надлежит выплатить десять тысяч талеров плюс доставить четырех молодых девушек-рабынь. Срок выплаты – ровно в полдень.
– О-о-о! У-у-у! – запричитали в толпе, а два купца упали на колени: – Пожалей, великий паша, это огромные деньги! Негде такие взять! И девушек у нас нет.
– Не прибедняйтесь! Мы только в двадцати четырех домах, которые штурмовали, изъяли два с половиной миллиона серебром и две сотни молодых девчонок. Поэтому! Ровно к полудню! На площади! Должны стоять сундуки с двумя миллионами талеров либо в золоте, либо в серебре! И рядом – полторы тысячи молодых рабынь! Если мои люди недосчитаются хотя бы одного талера, хотя бы одной рабыни, или если кто-то приведет вместо молодой красивой девки страхолюдину или старуху, разбираться не буду, прикажу уничтожить весь город. Начну громить дом за домом, вырезать всех мужчин, включая младенцев, всех ваших жен, наложниц и служанок продам в рабство. Все! Идите! А чтобы вы поняли, что с вами не шутят, вас сейчас проведут по домам ваших бывших пиратских предводителей. Бузько, уведи! А ты, воин, останься, – указал пальцем на начальника стражи.
Крепкий воин с бледным лицом тихо скрипел зубами и с ненавистью смотрел мне в глаза.
– Если в течение десяти дней твои люди будут вести себя тихо, я разрешу лечить раненых и передавать в казарму хлеб и воду. Даже оружие забирать не стану. Мы уйдем, а вы все останетесь живыми, и служба твоя будет идти, как и шла. Через два часа ты должен сказать свое слово, если нет, мы вас уничтожим. К казарме тебя проводят. Иди, решение за тобой.
Почему-то эти два часа мне запомнились как одни из самых напряженных в моей жизни.
Да, казарму пришлось штурмовать. К сожалению, положили там двух ребят убитыми, а шестерых ранили. Впрочем, этого храброго араба можно понять: не было у него жизненной перспективы, а следовательно, не было и выхода.
Однако нет худа без добра. Именно с этого момента площадь резко оживилась: послышались плач молодых девчат, звон серебра и золота.
Глава 6
Этим утром проснулся от странного чувства, будто вокруг меня что-то изменилось, будто что-то не так… Раскрыв глаза, окинул взглядом тускло освещенную, занавешенную от утреннего солнца тяжелыми портьерами просторную спальню, в которой проводил уже четвертую ночь. Все находилось на месте, ничего постороннего и непривычного не наблюдалось, а входная дверь, обе двери в кабинет и в туалетную комнату были закрыты.
За задней спинкой широкой, как аэродром, кровати у дальней стены высились два огромных платяных шкафа, между которыми мерцало венецианское зеркало в полный человеческий рост. Посреди противоположной от окон стены скромно пристроилось изысканное трюмо с небольшим зеркальцем на подставке и стоящим рядом мягким стульчиком, а по краям, у изголовья кровати, покоились две монументальные тумбы. И подсвечники, подсвечники, подсвечники – всюду виднелись подсвечники, на тумбах и трюмо, на стенах. Мебель была изготовлена из белой африканской древесины, а спинки кровати, дверцы шкафов, тумб и трюмо отделали резьбой из красного дерева.
С левой и правой стороны на полу лежали прикроватные коврики, а посреди комнаты, от входной двери до окон – большой ворсистый коврище цвета спелой соломы с оранжево-бело-красными орнаментами в восточном стиле. У нас в семье такого большого даже в Каширах не было. Доморощенные дизайнеры хотели еще и стены коврами завесить, но я категорически запретил. В помещении, в котором человек ежедневно проводит шесть – восемь часов жизни, лишние пылесборники совершенно ни к чему.
Это мне ребята после похода в Агадир надарили. Роскошные вещи и ценности из богатых домов поменяли своих хозяев, и почему-то каждое подразделение посчитало необходимым преподнести мне в подарок ковер, дорогое оружие и посуду из серебра или золота. Вот и возникли во дворце в одночасье арсенал и ковровая выставка, шедевральные экземпляры из которых могли украсить самые изысканные мировые музеи XXI века.
И все же что не так?
Выбравшись из приятного шелка постели, сунул ноги в домашние башмаки, подошел к высокому окну и отдернул шторы. Солнечный зайчик прыгнул в глаза, помещение спальни сразу же наполнилось ярким светом, а свежий воздух дохнул запахом хвои. Это строители специально не срезали группку сосен, которые сейчас росли внутри дворцового подворья. А створки окна были широко распахнуты, их вчера вечером открыла по моему повелению Луиза, так они и остались открытыми на всю ночь. Кстати, горничных Марфушу и Глашку отсюда нужно будет убрать, моя управляющая их обеих терпеть не может. Правда, любовь у них взаимная, поэтому… да, убрать, иначе еще поубивают друг дружку.
И все же что не так?
Выбравшись из приятного шелка постели, сунул ноги в домашние башмаки, подошел к высокому окну и отдернул шторы. Солнечный зайчик прыгнул в глаза, помещение спальни сразу же наполнилось ярким светом, а свежий воздух дохнул запахом хвои. Это строители специально не срезали группку сосен, которые сейчас росли внутри дворцового подворья. А створки окна были широко распахнуты, их вчера вечером открыла по моему повелению Луиза, так они и остались открытыми на всю ночь. Кстати, горничных Марфушу и Глашку отсюда нужно будет убрать, моя управляющая их обеих терпеть не может. Правда, любовь у них взаимная, поэтому… да, убрать, иначе еще поубивают друг дружку.
Однако что-то было не так, даже проснулся от этого непонятного чувства…
Ах, вот в чем дело! Вдруг заметил в кронах сосен мельтешение каких-то клубочков. Ими оказались маленькие птички-корольки с желтыми пятнышками на лбу, порхавшие с ветки на ветку и изредка тоненько певшие с посвистыванием на высокой ноте: «при-тюи… си-си-си». Вот он, непонятный раздражитель, который меня разбудил, а ведь еще вчера-позавчера ничего подобного слышно не было. Раздвинул шторы на втором окне, вышел из спальни и направился в конец коридора, к лестнице, ведущей в центральную башню.
Поднявшись на четыре пролета вверх, встретил бдящего караульного.
– Сир! За время моего дежурства никаких происшествий не случилось! Караульный поста номер два, капрал Мигуля! – гаркнул он.
– Никаких происшествий, Андрей, это хорошо, – сказал ему и вышел на площадку, на едва заметный свежий ветерок, который дул мне прямо в лицо… В лицо! Вот оно! Ветер поменял направление на вест-зюйд-вест! Глянул вверх, под навес крыши, и увидел сияющее голубизной небо, на коем перышки белых, высоких тучек почти полностью исчезли и проплывали редко-редко. Вдали, за лесом мачт моих кораблей, раскинулись вчера еще темные, а ныне посветлевшие воды океана, пенные буруны исчезли, а легкий бриз накатывал на берег невысокую гладкую волну.
Теперь все ясно, теперь все так. Просто весна вступила в свои законные права! Время ожидания кончилось, и от этой мысли на душе стало легко.
С момента, прошедшего после возвращения второго каравана кораблей из набега, прошло четыре дня. Четыре дня непрерывных гулянок, свадеб и венчаний. Или наоборот – венчаний и свадеб? Среди освобожденных из рабства людей половина оказалась братьями-православными из Австрийской империи, Греции, Московии, Польши, а также с болгарских, бессарабских и сербских территорий Османской империи. Они-то фактически все и переженились. В первый день было пятнадцать венчаний, во второй сто восемьдесят, а вчера и позавчера – лавина. Все наши батюшки кадилом отмахали и отработали, как положено, а вчера к вечеру многие из них даже голос потеряли и уже не говорили, а сипели.
Католики и протестанты тоже перезнакомились с девчонками, но с официальным бракосочетанием не спешили, надеялись, что на новых землях к ним пожалуют их собственные пастыри. Ну и ладно, надежда умирает последней.
Вчера наконец сочетались браком и обвенчались наш новоявленный генерал-губернатор, господин Бульба Иван Тимофеевич, и заведующая кафедрой алхимии будущего Южно-Африканского университета, а также по совместительству директор химкомбината, госпожа Ангелова Рита. На фоне общего веселья этот кутеж был не очень заметен, но все равно, народ гулял до третьих петухов (да-да, петухи у нас тоже имелись). Лично я за четыре дня от подобного отдыха ужасно устал и около полуночи сбежал. Был обмыт горничными и бережно препровожден на кровать, после чего усердным трудом в постели выгнал все остаточные алкогольные пары и в результате утром оказался свеж, как огурчик.
Сейчас демографическая ситуация почти выровнялась, хотя сорока пяти девчонок все равно не хватило. Даже вдовы погибших тут же получили предложения и покровительство наших неженатых воинов. Но с этим ничего уже не поделаешь, на моих новых землях бродят миллионы девок, выберут себе на любой вкус, запах и цвет. Ну и что, если славяне ассимилируют другие народности, а детки будут бело-черно-красно-желтыми? Никаких национальностей, никаких синдромов старшего брата, а также национальных меньшинств, бездельников и алкоголиков, живущих за счет материальных дотаций государства, у меня точно не будет, их ожидает судьба мамонтов. Если народ мой окажется разноцветным, это не беда, главное, чтобы говорили на едином языке, ходили в единую церковь, а в раннем детстве сразу же после «Отче наш» выучили гимн державы и пели его с гордостью до самой смерти. Тогда мы будем едины, богаты и непобедимы.
Операция по восстановлению справедливости после прошлогоднего нападения на мой феод прошла вполне успешно. Гора принесенной на площадь Агадира контрибуции выглядела в несколько раз более впечатляюще, чем взятая под предводительством пана кошевого атамана Ивана Серко с богатого Бахчисарая. Конечно, до Генри Моргана, основателя клана мультимиллиардеров, который десять лет назад разграбил Панаму, а ныне от британской короны получил дворянское достоинство, звание адмирала и должность вице-губернатора Ямайки, немного недотянул. Но самую малость. Зато английским пиратам не уподобился и мертвого, разрушенного и сожженного города после себя не оставил. И рабов не поволок в новое рабство, а освободил и сделал им довольно заманчивое предложение. Нет! Все-таки одно насилие произвел: переселенцев и новых моряков остригли, женщинам провели профилактику от вшей, а затем всех принудительно привили от оспы.
К сожалению, в радужную перспективу нового бытия поверили только три с половиной сотни специалистов и мастеровых, а большинство освобожденных отказалось воспользоваться предоставленными возможностями. За многие годы неволи, а иногда и с рождения, они привыкли к рабскому существованию и менять что-нибудь в жизни не желали совершенно. Ну а бывшие кандальники покинули Агадир с радостью и абсолютно все до единого.
После выплаты подъемных трем тысячам двумстам двадцати новым переселенцам оставшиеся четыре миллиона триста семнадцать тысяч в золотых, серебряных и медных монетах семь телег возили на мой корабль до самого вечера. И это не считая трофейного оружия, драгоценностей, предметов роскоши и прочих товаров.
Масштабы акции осознал только вечером, после полной загрузки отправляющихся в первый рейс двадцати восьми кораблей. Вообще-то не привык на ходу менять первоначальное решение, но в данном случае пришлось. Ну зачем гонять по морю туда-сюда такую кучу денег, ценностей и товаров? Решил, что четыре шебеки Власьева, батальон Ангелова и две сотни казаков, как и планировалось ранее, останутся контролировать город и принимать гостей, а эскадра Дуги в составе четырнадцати вымпелов со всеми переселенцами на борту отправится на Канары. С оставшимися четырнадцатью кораблями, в том числе одиннадцатью призами под командой новых шкиперов и бывшими рабами, пожелавшими вернуться домой, решил идти в Малагу.
Так и поступили. Уже в сумерках на корабль доставили гостей, бывших заложников – наследника герцога Леона графа Марко де Вальядо с окружением. Их поселили в каюте, предназначенной для священников. С отливом мы покинули бухту порта, а уже на рассвете вышли из залива в открытый океан. Эскадра Дуги, не меняя курса, так и поковыляла галсами на зюйд-зюйд-вест, а мы с попутным ветром отправились строго на норд, в сторону Европы.
Все три дня плавания прошли совершенно спокойно, без каких-либо приключений, впрочем, точно так же как и четыре дня плавания эскадры, ушедшей на Канары. В Португалию, чтобы высадить братьев Мотинью, заворачивать не стали, о чем их сразу предупредил, но они и так были счастливы, тем более что первоначально собирался высадить их вообще на Тенерифе.
В порт Малаги вошли перед закатом, шокировав администрацию плывущими вместе с нашими судами безошибочно узнанными издали четырьмя берберийскими шебеками. Но настоящий фурор мы произвели на следующее утро, когда информация о наших приключениях стала достоянием всего города и толпы обывателей сбежались посмотреть на разгрузку кораблей.
В общем-то корректно продуманную историю о первопричинах этого дела, а также о захвате Агадира довелось рассказывать лично на специально организованном приеме у графа Малаги. Как это ни странно, но о нападении на мой феод и о результатах боя здесь уже ходили самые невероятные слухи. Кроме того, муссировались различные нелепицы о моем происхождении и грабежах магнатов московских и польских земель. И это мне категорически не понравилось, такие домыслы могли очень серьезно ударить по репутации и бросить тень на подконтрольные предприятия. А там и до разборок с негативными последствиями со стороны светской и духовной власти было недалеко.
Оба графа, группа священников и весь высший свет города слушали мои сказки до полуночи. Главным их лейтмотивом оказалась правдивая история о моем княжеском достоинстве в царстве Московском, о гибели отца и близких людей, о жажде мести своим обидчикам и о довольно солидном наследстве. А также почти правдивая история про наем тысячной армии охочих запорожских казаков, о воинском духе и умении которых в Европе знали не понаслышке; о взятии замка обидчиков, их наказании и восстановлении чести рода; о выигранном пари с князем Вишневецким, племянником бывшего польского короля.